Спрашивается: за чем же дело стало?
Широко обводя рукой горизонт, г-н Краун показывал советским гостям достопримечательности, лежащие внизу: небоскребы, мосты, парк, снова небоскребы, гавань…
— Можно ли полюбоваться таким же интересным видом в Москве? — спросил он Н. С. Хрущева.
— А Вы были в Москве? Не были. Приезжайте посмотреть на нее. Нью-Йорк — красивый город, а Москва— лучше, — сказал Н. С. Хрущев.
Г-н Краун предложил подняться повыше, на 102-й этаж.
Ветер хлестал еще сильнее, соседние небоскребы уменьшились в размерах, но зато шире раздвинулся горизонт.
В заключение визита г-н Краун пригласил Никиту Сергеевича посетить кабинет номер 8009 на 80-м этаже — личную контору владельца небоскреба. Здесь полковник Краун преподнес своему гостю модель «Эмпайр стейт билдинг». После короткого приема Н. С. Хрущев, поблагодарив радушного хозяина за оказанную встречу, простился с ним.
Визит в Нью-Йорк близился к концу. Предстоял еще один прием: обед, который устраивал в честь главы Советского правительства генеральный секретарь Организации Объединенных Наций Даг Хаммаршельд.
На обеде присутствовали главы большинства делегаций стран, представленных в этой международной организации. Премьеры ряда стран, министры иностранных дел, видные политические деятели, дипломаты, ответственные сотрудники Организации Объединенных Наций приветствовали появление в зале Председателя Совета Министров СССР.
После краткого вступительного слова Д. Хаммаршельда, отметившего, что ему выпала большая честь принимать главу Советского правительства, к присутствовавшим обратился Н. С. Хрущев. Он поблагодарил за устроенную ему и его коллегам теплую встречу и затем коснулся роли, которую должна играть в современных условиях эта всемирная организация.
— Все мы, — сказал Н. С. Хрущев, — должны заботиться о том, чтобы Ассамблея нашла в себе достаточно сил и мужества для принятия правильных и мудрых решений. Было бы особенно отрадно, если бы удалось достигнуть если не немедленного, то, по крайней мере, достаточно быстрого решения кардинальных вопросов, стоящих перед Объединенными Нациями, таких, как разоружение, и других вопросов, существенно важных для создания условий стабильного мира.
Самые чиновные лица в зале оживились, когда Никита Сергеевич высказал мысль о том, как сделать работу Организации Объединенных Наций более продуктивной.
— Не имеет ли смысла рассмотреть вопрос о начислении жалованья для тех, кто участвует в заседаниях Объединенных Наций, в зависимости от темпов решения ими кардинальных проблем, стоящих на повестке дня этой организации?
Никита Сергеевич свою мысль не развивал, он, наоборот, предупредил, чтобы делегаты не обижались на эту реплику, сделанную в шутливом тоне, хотя и с серьезной подкладкой.
— Хрущев любит шутки, — сказали рядом с нами по-французски. Кто-то добавил: — А вам не кажется, что в конце концов потребуют, чтобы был заведен именно такой порядок? — Ответ был негромкий, и мы его не расслышали.
Так или иначе, коротенькая, но многозначительная реплика Никиты Сергеевича дала пищу для оживленных разговоров. А на следующий день в американской прессе появились комментарии и даже карикатуры на ту же тему.
Американцы любят остроумие, а в данном случае Никита Сергеевич коснулся вопроса, вызывающего среди американцев немалые страсти.
Так закончился еще один этап визита Н. С. Хрущева в Соединенные Штаты Америки. Через считанные часы, утром следующего дня, предстояло совершить немалый путь на западное побережье Америки, в Калифорнию.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯЗДЕСЬ ВСТРЕЧАЮТСЯ ТЕПЛЫЙ И ХОЛОДНЫЙ ВЕТРЫ
Перелет от Нью-Йорка до Лос-Анжелоса, от берегов Атлантического до берегов Тихого океана, занял шесть часов.
Реактивный самолет «Боинг-707» — новинка американской промышленности — только недавно начал свои регулярные рейсы. Когда было принято решение предоставить его в распоряжение Никиты Сергеевича Хрущева для полетов над территорией Соединенных Штатов, среди журналистов моментально распространились две или три невеселые истории, связанные с «Боингом». Рассказывали, что у самолета не всегда срабатывают шасси и ему уже приходилось садиться, как говорят, на «брюхо». Правда, успокаивали «опытные» путешественники американского происхождения, ни один «Боинг» не потерпел настоящей, сенсационной катастрофы. Тем из нас, кто слушал эти разговоры, начинало казаться, что эта катастрофа прямо-таки ожидается для очередной крикливой шапки на всю первую полосу газет.
Более «солидные» американские журналисты подходили к вопросу о шасси «Боинга» с иной точки зрения.
— Да, конечно, — взвешивали они все «за» и «против», — видимо, с шасси будут работать конструкторы, но для беспокойства о вашем Премьере нет ни малейших оснований. У нас в Америке все могут! Как только стало известно, что пошаливают шасси, мгновенно на помощь пришли фирмы, вырабатывающие маслянистую пену. В случае чего ею заливают всю бетонированную дорожку, и самолет садится как в масло…
И вот несколько «Боингов», на одном из которых находился Никита Сергеевич и сопровождавшие его лица, а на других — большая группа «спутников», репортеров газет, радио, телевидения, кинохроники, поднялись в воздух с нью-йоркского аэродрома «Айдл-уайлд».
Самолеты летят на высоте девяти-десяти километров. Под их крыльями распласталась живая карта Соединенных Штатов. Где-то там, внизу, подернутые сизо-серой туманной дымкой и не различимые простым глазом, проплывают заводы Кливленда, мелькают тоненькие голубые жилки великой Миссисипи и ее сестры Миссури. Раздольные степи Канзаса кажутся футбольными полями неправильной формы.
Самолеты прошли над «седьмым» чудом мира — знаменитым Гранд-Каньоном реки Колорадо. Некоторым из нас довелось во время предыдущих поездок в Америку увидеть Каньон с бреющего полета и «окунуться» на маленьком самолете в его расщелины. Картина действительно захватывает дух. Представьте себе ровную, как стол, степь, вы идете по ней. И вдруг — обрыв. Да что там обрыв — обрывище глубиной в сотни и шириной в тысячу метров. Дерзкая, своенравная река столетиями долбила, разворачивала, крушила берега, спускаясь все ниже и ниже. Она меняла русла, опрокидывала красновато-желтую податливую породу. И сейчас там перед взором путешественника нечто похожее, быть может, на лунный пейзаж. В хаотическом безмолвии замерли обрывки причудливых скал, кое-где берега напоминают амфитеатры циклопических цирков, а сферические расщелины— кратеры погасших вулканов.
Таков Гранд-Каньон вблизи, а сейчас мы слишком высоко над ним, и он представляется трещинкой вроде узенького ручейка.
Все ближе Лос-Анжелос, город, связанный для многих с историей и популярностью его крошечного собрата — Голливуда — центра и царства американской кинопромышленности. Но не только кинопроизводство определяет значение Лос-Анжелоса для Соединенных Штатов. С того сентябрьского дня 1781 года, когда на месте нынешнего города с населением в два миллиона четыреста тысяч человек было наспех поставлено несколько утлых домиков, в которых размещалось сорок четыре испанца — одиннадцать мужчин, одиннадцать женщин и двадцать два ребенка, прошло всего сто семьдесят восемь лет, но как много успели изменить эти годы в истории города Королевы Ангелов, как первоначально назывался Лос-Анжелос. И дело, конечно, не только в Голливуде.
В двенадцать часов девять минут дня по местному времени (в Москве было десять часов девять минут вечера) «Боинг» тяжело стукнулся о бетонную дорожку аэродрома.
По странному правилу, действовавшему во время всех перелетов Никиты Сергеевича Хрущева в Америке, самолет подрулил не к основному пассажирскому аэровокзалу, а куда-то в сторонку, где, как «доверительно» сказал один секьюрити-мэн (агент безопасности), «господину Хрущеву не надо будет утруждать себя приветствиями толпе любопытных».
Подали трап.
Навстречу высокому гостю спешили мэр города Норрис Поулсон, его супруга, президент Ассоциации по международным делам Роберт Миклер, президент Таунхолла (организации, занимающейся просветительной деятельностью) Фрэнсис Уилкокс и еще два-три десятка именитых горожан. Мэр изъяснялся цветисто: видимо, сказывалась южная манера.
— Я Вас приветствую, — сказал он, — в городе Ангелов, где свершается даже невероятное…
В те первые минуты пребывания на земле Лос-Анжелоса, естественно, трудно было понять, что имел в виду мэр, когда говорил о «невероятном». Впрочем, все выяснилось довольно скоро. Однако на этот раз не удалось совершить невероятного в том смысле, как его понимал г-н Поулсон. Для того чтобы было ясно, о чем идет речь, несколько слов предыстории.
Перелистывая и перечитывая сейчас кипы американских газет, отводивших визиту Н. С. Хрущева десятки страниц, легко заметить одну постоянную мысль большинства репортажей и политических обозрений. Кратко и достаточно ясно она сформулирована в известной фразе: «переспорить Хрущева или умереть». Переспорить или умереть, говоря яснее, значило продемонстрировать главе Советского правительства такую силу и мощь американской пропаганды, такое убедительное и категорическое «единство нации перед лицом коммунизма», чтобы Н. С. Хрущев вынужден был обороняться, оправдываться, сглаживать углы, обходить препятствия. В тот день, когда Никита Сергеевич прибыл в Лос-Анжелос, Р. Никсон во время посещения выставки восточных штатов в Уэст-Спрингфилде патетически обратился к двадцатитысячной толпе: «В наших интересах при всяком возможном случае демонстрировать народу Советского Союза наши убеждения».
Лос-Анжелос в этой системе «демонстраций» должен был занять, по мысли хозяев, особое место. Какое? Только поздно вечером, когда в отеле «Амбассадор» был дан большой прием в честь Никиты Сергеевича Хрущева, карты раскрылись и все стало ясно.
Пока же на аэродром подали, как всегда, закрытую черную машину (в Лос-Анжелосе щедро грело калифорнийское солнце, однако все тот же секьюрити-мэн сказал, что ехать в открытой машине небезопасно), три десятка автомобилей для журналистов и сопровождающих лиц. Вереница машин, вытянувшись на добрый километр, в сопровождении многочисленной полицейской свиты на мотоциклах двинулась в Голливуд. Через 50 минут после прилета в одном из ресторанов, расположенном на территории киностудии «XX век-Фокс», знаменитые американские режиссеры, актеры и музыканты Голливуд