Каково обучать чёрных студентов?
Вспоминаю глупый анекдот, грубо объясняющий взаимоотношения чёрных и белых в сегодняшней Америке:
— Как называется белый, окружённый двадцатью неграми?
— Тренер.
— Как называется белый, окружённый тысячью негров?
— Надзиратель.
Я бы добавил в этот анекдот ещё строчку:
— А как называется белый, окружённый тридцатью чёрными?
— Преподаватель.
До недавнего времени я преподавал в одном из юго-восточных штатов в средней школе с преимущественно чёрными учениками. Я пошёл на эту работу потому что не особо задумывался о расах, и школы для чёрных не особо требовательны. Мне предложили эту работу, и я оказался в «сердце тьмы». Только, с одним отличием, это сердце тьмы было не в Африке, а в Америке.
Чёрных было примерно раз в пять больше белых, латиносов не было вообще. В некоторых классах белых не было вообще, или почти не было, потому что белых учеников забрали в классы для одарённых детей или углубленного изучения предметов, а я преподавал обычный уровень. У нас были чёрные преподаватели, но в основном преподавательский состав был белым.
Большинство чёрных учеников было из местного района. Особо они не путешествовали, и я думаю, что у чёрных есть разница в диалектах и в образе действий в зависимости от региона. Впрочем, наверное, мои заключения в основном основывались на наблюдении негров-южан.
Масс-медиа даёт некоторое представление о том, что происходит в чёрных школах, но лишь некоторое. Используемые журналистами фразы, типа «хаотичное образование», «плохие условия обучения», «недостаточная дисциплина» не в полной мере описывают обстановку. Я же расскажу то, что я наблюдаю в каждодневном контакте с чёрными детьми.
Шум
Большинству белых не известно каково это, — находиться в месте, где много негров. Первое впечатление — шок. Мои студенты слишком шумные. Общепринятые приличия белого человека им знакомы очень отдалённо. Нет ничего особенного в том, что тебе в лицо одновременно кричат что-то пять человек. Вместо того, чтобы успокоиться и дождаться пока уляжется шум, и потом выразить свою мысль, — очевидное для самого бестолкового белого ученика, — да, ничего подобного! Чёрные ученики просто перекрикивают друг друга.
Попытки их успокоить обычно ничем не оканчиваются, для этого особо неподходящими являются белые женщины. Однажды я присутствовал на занятии одной такой женщины и наблюдал, как она попросила детей утихомириться. Они просто стали вопить ещё громче, так, чтобы своими голосами заглушить её.
Мои чёрные ученики повторяют множество раз одно и то же — всё громче и громче. Можно подумать, что у них всех синдром Туретта. Видимо, они просто не понимают, что нужно просто дождаться своей очереди говорить. Им что-то приходит в голову, и они должны тотчас этим громко поделиться. Я проводил обсуждение по теме правительства, и вдруг меня прервали: «Нам надо больше демократов! Клинтон хорошая!». Казалось бы, ученик был удовлетворён своим внезапным порывом, но, спустя пару минут, он опять упивался воплями: «Клинтон хорошая!».
Тот, кто оказывается в окружении молодых негров, никогда не отанется без регулярной порции рэпа. Чёрные часто придумывают собственные джинглы. Совершенно нормально видеть, как 15 негритят развязно расхаживают по классу, дёргая плечами и совершая тазом возвратно-поступательные движения, резко выкрикивая 15 совершенно разных куплетов на одном и том же грубом, скрежещущем диалекте. Слова почти неизменно содержали незрелое бахвальство: «У кого с блестящим ободком, у кого блестящие кроссовки, у кого во рту блестящий гриль (золотая или серебряная зубная бижутерия, — перев.)?» Обычно такие рэперы-любители заканчивают свои песни неистовым заявлением, — самыми грубыми и невообразимыми словами, — о том, что все женщины являются его сексуальными поклонницами. В месте, где требовалось произнесение непотребного слова, ученик просто заменял его стоном: «Она сосёт мой ы-ы-ы-м-м-м (продолжительный стон), она е*ёт мой ы-ы-ы-м-м-м, она облизывает мой ы-ы-ы-м-м-м».
Многие рэп-стихи грубы, но некоторые просто невозможно понять. Совсем недавно появился популярный рэп «Набей татуху». Несколько недель я слушал эту романтическую лирику, доносящуюся из сотен чёрных ртов. Ниже привожу избранное:
На-на-набей татуху.
По этой линии набей татуху.
Нью-Йорк, набей татуху.
На-на-набей татуху.
Рэп — одно из самых дегенеративных явлений, возникших в нашей стране. Очень прискорбно, что он инфицировал столь много белых в таких массовых масштабах.
Негритянки очень любят танцевать — белые назвали бы этот стиль вращательным. Танцуют они везде, — в коридоре, в классе, на стульях, рядом со стульями, под стульями, — везде. Как-то мне позвонили на сотовый и мне пришлось выйти из класса. Меня не было около двух минут. Когда я вернулся, чёрные девочки выстроившись в линию перед доской, бились в танцевальных конвульсиях к вящему удовольствию мальчиков.
Многие негры, особенно негритянки, чрезвычайно толстые. Некоторые из них настолько толсты, что мне пришлось устроить для них специальное размещение, чтобы приспособить их туши. Это не значит, что среди белых нет толстяков, — конечно, есть, — но не в таких количествах. Многих негритянок попросту не волнуют их габариты. Среди белых есть немало аноректиков, но, я даже не слышал, чтобы чёрные страдали анорексией.
— Чёрные женщины крупные, мистерДжексон, — объясняли мне мои студенты.
— В чёрном сообществе, наверное, нормально иметь лишнего веса? — спросил я.
Две толстые девушки начинают танцевать прямо напротив моего стола:
— Знаете, мальчикам не хватает сочных персиков, мистер Джексон.
Фразой «сочные персики» негры обозначают задницу.
Негры — самые прямолинейные люди, которых я встречал. «Эта майка страшная. Ты, парень, ублюдок. У тебя толстые губы». В отличие от белых, осторожно обходящих расовую тему, они могут высказываться по этому поводу беспощадно. Однажды мне понадобилось передать что-то в офис. Я спросил своих учеников кто желает сходить и, вдруг, в воздух взвились три десятка рук. Моим студентам нравилось выходить с занятий, расслабиться, погулять хотя бы несколько минут, вдали от глаз белого «надзирателя». Я выбрал одного светлокожего мальчика. Один очень темнокожий был вне себя от ярости: «Почему вы выбрали полукровку?». И тут же ещё с полдесятка ртов начали кричать «Он полукровка!».
В течение многих десятилетий страна сочувственно относилась к плохой успеваемости чёрных и есть отчего. Почему-то никто не задумывается над тем, что чёрные приходят в школу с серьёзным изъяном, который, впрочем, возник не по их вине. Негры осваивают дома особый диалект, эбоникс, который сейчас выделяется чуть ли не в особый язык. Негры не просто произносят слова не так; у них часто неанглийская грамматика. Если он спрашивает «Где ванная?» (Where is the bathroom?), то он говорит: «Где ванная?» (Whar da badroom be?), что грамматически является эквивалентом английской невопросительной фразы «Где ванная» (Where the bathroom is). (В английском языке фразы Where is the bathroom? и Where the bathroom is, — с другим порядком слов и без вопросительного знака, — являются двумя разными типами предложений; первое вопросительное, второе повествовательное, — перев.). И так они говорят в школе. А, как они говорят, так они и пишут, — в сочинениях, заданиях, изложениях.
Правда, у некоторых белых тоже имеется подобный изъян. Они говорят на особом, сложно воспроизводимом «сельском» диалекте. Например, если такому белому хочется выпить колы, он говорит «я собираюсь дай мне кока-колу». Чтобы правильно говорить и писать «селянам» приходится переучивать английский. Но, всё дело в том, что большинство белых избавляются от этого изъяна и выучиваются говорить правильно, а многие чёрные так и не достигают желаемого результата.
Большинству чёрных, которых мне довелось учить, просто нет дела до учёбы. Я преподавал историю, и очень часто ученики мне говорили, что им не хочется делать уроки, что им не нравится история, потому что это история белых людей. Конечно, по истории «многообразия» повар-негр у ковбоя внёс неоценимый вклад в освоении Запада, но чёрным детям это всё же казалось недостаточно достоверным. Я развёл руками и решил задать им проект о реальном историческом чёрном персонаже, Маркусе Гарви. Разумеется, о нём они никогда не слышали. Я им дал задание исследовать предмет, но результатов я так и не дождался. Им было всё равно, и делать они ничего не желали.
Преподавая неграм, очень скоро узнаёшь, что и как именно они думают о правительстве белых. Однажды я дал им задание за 25 минут написать об одной мере, которую правительство, по их мнению, должно принять, чтобы улучшить Америку. Я давал это задание в трёх классах, всего приблизительно сотне учеников, из которых около 80 были неграми. Мои немногочисленные белые ученики склонялись в основном к «консервативным» взглядам. У них звучало лейтмотивом: «На неработающих членах общества нужно экономить». Почти каждый чёрный написал на тему: «Нам нужно больше услуг органов государственного обеспечения».
У моих учеников имелось самое отдалённое представление о том, кто оплачивает эти государственные службы. Им она виделась волшебной свинкойкопилкой, которая никогда не опустевает. Одна негритянка убеждала класс в том, что нужно увеличить масштабы социального обеспечения. Я пытаться объяснить, что для того, чтобы это обеспечение существовало, облагаются дополнительными налогами живые люди. «Да, пусть белые платят, — наконец сказала она, — Они такие жадные».
Я спросил: «Многие чёрные зарабатывают больше 50000 долларов в год, ты и у своих бы тоже забрала».
Ответом было: «Это полукровки». И весь класс согласился. Продолжать дискуссию было бессмысленно.
Многие чёрные девушки с немалым энтузиазмом относятся к жизни максимально на пособие. В день профориентации одна девочка рассказывала всему классу, что родит много детей и будет получать от государства «кругленькие суммы». Ни у кого в классе не возникло возражений по такому выбору профессии.
Во время классных дискуссий могут обнаружиться поразительные вещи. Мы обсуждали преступления, которые совершались вслед за ураганом «Катрина», и я вспомнил о случае изнасилования молодой девушки в ванной «Супердома». Большинство учеников согласилось с тем, что преступление было ужасным, но, некоторые, как оказалось, восприняли его достаточно легкомысленно. Чёрный мальчик, не подняв руки, выдал: «В этом ничего особенного нет. Они думали, что умрут, и решили позабавиться, ну, вы поняли что я имею в виду?». Несколько кудрявых чёрных голов вокруг понимающе закивали, соглашаясь с этим мнением.
Наш начальник отдела однажды попросил всех учителей провести письменный опрос учеников по следующей теме: «Думаешь ли ты, что можно нарушить закон ради получения значительной выгоды?». К тому времени я уже некоторое время преподавал и ответами удивлён не был, однако, моя молодая и очень либеральная белая коллега была ошеломлена. Самым распространённым ответом было «Да». Как сказал один ученик, «Чтобы получить зелень».
Есть среди чёрных поразительная одинаковость, которую с трудом сыщешь среди белых. Им нравится одна музыка, — рэп. Они одинаково голосуют за одну и ту же партию, — демократов. Танцуют они все одинаково, говорят одинаково, и одинаково громко разговаривают, и удивительно одинаково проваливают все экзамены. Встречаются, конечно, исключения, но редко.
Белые разные. Одним нравится музыка в стиле кантри, другим хэви-метал, третьим поп-музыка, а кому-то, упаси бог, нравится рэп. У белых есть различные ассоциации, группы, разные идеологии. Есть спортсмены, ботаны, стиляги и модники. А чёрные — все просто чёрные, и они очень быстро дают знать всем остальным чёрным о том, что кто-то из них отклонился от нормы.
Кто-то может возразить, что среди чёрных есть групповые различия, и белому просто сложно их обнаружить. Я приложил немало усилий, чтобы их отыскать, и, насколько я могу судить, одеваются, говорят и думают они совершенно одинаково. Конечно, у них есть соперничающие группировки, но особо эти группы между собой ничем не отличаются. У негров нет таких отчётливых различий, как белые «ботаны», «стиляги» или, например, «готы».
Как выглядит мир в глазах негров
Негры дружно сходятся на одном — все вокруг расисты и всё вокруг расистское. Этот посыл либерализма они впитали полностью. «Ты опять не сделал домашнюю работу? — Нет, она расистская». «Почему у тебя неуд по экзамену? — Экзамен расистский».
Мы изучали главу по британским философам, и первое, что отметили мои ученики по поводу Бентама, Хоббса и Локе было то, что они все белые. «А где чёрные философы?» — кричали они. Я пытался втолковать им, что в Британии в XVIII веке не было чёрных. Можно догадаться что они мне ответили:
«Это расизм!».
Один ученик обвинил меня в том, что я намеренно завалил его на экзамене из-за того, что я не люблю чёрных.
— Ты правда думаешь, что я ненавижу чёрных?
— Да.
— Я что-то сделал, чтобы ты так подумал? Как тебе это пришло в голову?
— Просто, я знаю.
— Зачем ты так говоришь?
Он ухмыльнулся, взглянул в сторону окна и всосал сквозь зубы воздух. Вероятно, это их местная привычка, но, я часто замечал, как чёрные всасывают сквозь зубы воздух, как бы демонстрируя презрение или враждебность.
Иначе, как сквозь стёкла собственного цвета кожи, мои студенты мир не воспринимают. У меня в одном классе был немецкий школьник по обмену. Однажды он показал несколько слайдов в презентации Пауэрпоинт», — достопримечательности Германии и несколько школьных и семейных фотографий. Во время просмотра чёрные ученики выкрикивали «А где чёрные?!». Слегка раздраженный немец несколько раз пытался объяснить, что в том месте, где он живёт в Германии, чёрных нет. Ученики ему не верили. Я рассказал им, что Германия — это Европа, там живут белые, а чёрные живут в Африке. Тем не менее, они сказали, что немецкий мальчик расист и умышленно не желает общаться с чёрными.
Свои собственные расовые особенности остро интересуют чёрных. Я узнал, например, что у некоторых чёрных «хорошие волосы». Хорошие волосы — это чёрный сленг, обозначающий волосы чёрно-белого гибрида. Такие волосы менее курчавы и, поэтому, их легче укладывать, и такие волосы считаются более привлекательными.
Если у чёрного кожа посветлее, то этот факт становится предметом его гордости. Как-то я услышал, как ругались два чёрных ученика, громко выкрикивая оскорбления друг другу из одногоуглакомнаты в другой. Один, очень чёрный и худой, другой посветлее и толстый.
Очень чёрный крикнул: «Ты жирный, Ридарио!».
Ридарио ухмыльнулся и, не удостоив своего обидчика взглядом, ответил: «Хочешь быть побелее?».
Они могут ругаться таким образом, — повторяя одно и то же оскорбление, — очень долго.
Мои чёрные ученики очень сильно презирают латиноамериканских иммигрантов. Они позволяют себе настолько грубые высказывания в их адрес, что нам даже настоятельно советуют не заводить в классе разговор об иммиграции, чтобы директор или кто-то со стороны не дай бог не услышал.
Белые, конечно, «расисты», но нас они, по крайней мере, воспринимают как американцев. Но, мексиканцев они таковыми не считают. У чёрных некое, не обязательно враждебное, отношение к белым людям. Они знают, как ведут себя белые, разумеется, им понятно, что белые умнее и имеют больше организаторских и творческих способностей. В то же время они, видимо, подозревают, что, говоря о равенстве, белые просто притворяются, что это всё обман, облегчающий им управление чёрными. Чёрные хотят кусок американского пирога побольше. Я убеждён, что, если бы от них это зависело, то они бы оставили белым намного меньше того, что белые добывают себе сейчас. Меньше, но что-то бы оставили. Но, мексиканцам они бы не дали ничего.
Насчёт чёрных мальчиков и белых девочек: никто, наверное, этого не замечает, и не говорит об этом, но ясно, как божий день — чёрные мальчики одержимы белыми девочками. Белые родители чувствовали бы себя намного лучше, если бы им удалось удержать своих дочерей подальше от чёрных школ. Неоднократно я был свидетелем следующей сцены. Чёрный мальчик не спеша подходит к белой девочке. Телодвижения нахальные, но не особо угрожающие, — это больше манера перемещаться, но не угроза. И вот, шаркая и перемещаясь из стороны в сторону, он спрашивает белую девочку: «Когда ты со мной пойдёшь гулять?»
Ответы обычно бывают двух типов. Более уверенная белая девочка вспыхивает, отворачивается от чёрного и громко говорит: «Я не хочу с тобой ходить!». Более скромная смотрит себе на ноги и что-то вежливо бормочет, но в итоге говорит «нет». В ответ чёрный мальчик говорит всегда одинаково: «Ты расистка». Многие белые девочки — слишком многие — фактически испытывают чувство вины из-за того, что они не хотят встречаться с чёрными. Большинство белых девочек в моей школе избегают чёрных, но есть такие, особенно уже пристрастившиеся к наркотикам, которые связываются с ними.
Есть ещё нечто поразительное у чёрных. У них нет романтизма, нет влюблённости. Мужчину и женщину сводит вместе секс, — простой чистый секс, — и в этом есть грубая правда. Конечно, и среди белых достаточно много дегенератов, но всё же у многих моих белых учеников я наблюдал способность к настоящей нежности и преданности. И как раз эти эмоции напрочь отсутствуют у чёрных, особенно у мальчиков.
Чёрные школы жестоки и безжалостны, и те немногочисленные белые, которые слишком бедны, чтобы выбрать себе учебное заведение получше, попадают в этот безжалостный шторм. Уровень насилия поражает, но, не тем, что оно происходит, а той атмосферой, в которой оно происходит. Чёрные могут улыбаться, выказывая совершенное удовольствие хорошо проводимым временем, но, в следующий момент они вдруг уже дерутся. Это очень странно. Совсем недавно я шёл по коридору, а передо мной шла группа чёрных мальчиков. Ни с того ни с сего они начали драться прямо в коридоре.
Обида у чёрных вспыхивает чрезвычайно быстро. Я случайно задел своим ботинком белую кроссовку чёрного ученика. Он немедленно подскочил ко мне, показывая всем своим видом, что готов на меня напасть. Я вышел из класса и вызвал охранника, чтобы тот отвёл его к директору. В общем-то, ученикам не свойственно физически угрожать преподавателю, но они весьма быстро вступают в драку между собой даже по менее значительным поводам.
Настоящими жертвами являются несчастные белые, попавшие в это. Они постоянно подвергаются опасности, при этом, страдает их успеваемость. Особо страдают физически слабые белые, главным образом от мелких проявлений насилия. Они получают тумаки в раздевалке. Но, серьёзное насилие белые приберегают друг для друга.
Среди моих учеников процветают беспорядочные половые связи, что тоже влечёт за собой насилие. Чёрные девочки жестоко дерутся из-за мальчиков. Нередко можно видеть двух девочек буквально выдирающих друг другу волосы, а между ними стоит полицейский и пытается их разнять. А чёрный мальчик, изза которого бьются девочки, стоит, в стороне и ухмыляясь наслаждается шоу, виновником которого он стал. Почему-то мальчики дрались из-за девочек крайне редко.
Также у чёрных не редкость незапланированная беременность, хотя по многим чёрным девушкам из-за их полноты нельзя сказать точно беременны ли они. Не могу сказать сколько из них делало аборты, но, когда у них рождался ребёнок, в школе они обычно оставались, а их родители заботились о ребёнке.
В школе детские ясли не предусмотрены.
Помимо постоянных полицейских патрулей, верным признаком чёрной школы являются аппараты по продаже напитков, закованные в металлическую клетку, — забор на цепи, — устанавливаемые в большинстве чёрных школ для защиты торговых автоматов. Клетка сооружается вокруг автомата и даже покрывает его сверху. Чтобы обслужить автомат, сервисным работникам приходится открывать калитку в передней части клетки. Компаниям невыгодно воздвигать такие защитные сооружения вокруг каждого автомата, потому что это дорого, некрасиво и это раздражает, но чёрные ученики так часто разбивают незащищённые аппараты, что строительство клеток выходит дешевле, чем постоянный ремонт аппаратов. Ходили слухи, что, до того, как появились клетки, чёрные переворачивали аппараты в надежде, что оттуда выпадут деньги.
В чёрных школах везде охранники — у нас было по одному в каждом коридоре. Они также присутствовали на занятиях наиболее неуправляемых классов и сопровождали учеников в офис. Они работали безоружными, но функционировали в непосредственном контакте с тремя полицейскими, находившимися на постоянном дежурстве.
В негородских чёрных школах тоже есть охрана, но, как правило, они безопаснее. Одна из причин состоит в том, что учеников в них меньше. Преимущественно чёрная школа с 300 учеников более безопасна, чем преимущественно чёрная школа с 2000 учеников. Кроме того, ученики в негородских районах, как чёрные, так и белые, растут вместе и знают друг друга, по крайней мере в лицо.
В школе, в которой я работал, активно торговали наркотиками. Наркотики приносили неплохие деньги и, кроме этого, это давало мальчикам власть над девочками, подсевшими на наркотики. Девочка-наркоманка, — чёрная или белая, — становится игрушкой в руках любого, кто может достать для неё наркотики.
Один из моих студентов был всем известным торговцем наркотиками. Ему было 19 лет и он учился в одиннадцатом классе. Однажды он получил на экзамене 3 балла из 100. С 13 лет его сажали четырежды, а в школе он сидел за партой рядом с хрупкой белой Кэролайн.
Я спросил его однажды: «Зачем ты ходишь в школу?». Он не ответил. Он просто ухмыльнулся, взглянул в сторону окна и всосал сквозь зубы воздух. Его друг Йидариус объяснил: «Он получает зелень и получает девочек».
— Что такое зелень? — спросил я, — Деньги или наркота?
— И то, и то, — ответил Йидариус и улыбнулся.
Из другого конца класса раздался голос очень толстого негра: «Мы получаем обеды, мистер Джексон! Мы должны получать завтраки и обеды!». Он имел в виду бесплатную еду, которую ежедневно получали ученики из бедных семей.
— Ниггер, мы знаем, что тебе нравится получать эти завтраки! — ответил ему другой ученик.
Кому-то из читателей может показаться, что я изобразил здесь бессердечную карикатуру на чёрных студентов. В конце концов, согласно официальным данным около 85 процентов из них всё же оканчивают среднюю школу. Знали бы вы, скольким из этих окончивших просто натягивают оценки до удовлетворительного. Их переводят из класса в класс, им наконец выдают аттестаты, но только потому что на учителей оказывается давление. Такая практика экономична, школа и учителя не теряют реноме. Многих из таких учеников следовало бы проваливать на экзаменах и не давать аттестаты, но тогда, под весом всей этой массы рухнула бы вся общественная система.
Каково, после получения такого жизненного опыта, спросите вы, моё отношение к неграм? Я вконец утратил к ним всякое сочувствие. Они сами себе строят такую реальность.
Сбылись мечты интеграционистов — негры учатся в одном классе с белыми учениками, едят одинаковые с ними обеды, ходят в те же уборные и слушают тех же учителей. Но, при этом, чёрные массово проваливаются на тех экзаменах, которые белые сдают.
В отношении белых, слишком долго проработавших с неграми, рождается к ним ужасное чувство, — чувство, подобное отвращению. Один мой знакомый учитель бросил питаться в фаст-фуде, и вовсе не по медицинским соображениям. В районе, где он живёт, большинство работников фаст-фуда чёрные. Ему, как он сказал, хватает чёрных на работе. Это, конечно, крайний случай, но годы разочарований и безысходности берут своё. Многие из моих белых коллег с разным опытом работы имели схожее отношение.
Учителя никому не рассказывают одной своей профессиональной тайны — к чёрным нельзя применить традиционные методики обучения, применимые к белым. Не стоит ли усомниться в постулатах энвайронменталистской теории о решающей роли окружающей среды в формировании личности? Да, нисколько! Именно по этой причине внедряются бесчисленные и бессмысленные инновации, которые, как предполагается, доводят негров до уровня белых.
Решение проблемы — больше многообразия, или, если конкретнее, — больше реформ. Реформы — слово в образовании почти священное. Проводить реформы можно миллион раз и миллион раз можно их проваливать. И поэтому либералы продолжают пересматривать учебный план и методы преподавания. Например, учителям говорят, что чёрным нужны практические инструкции и больше работы в группах. Учителям говорят, что чёрные более успешны в устных заданиях, и учить их посредством чтения нельзя. При этом, имеется в виду то, что у них есть определённые характеристики, которые требуют иных методов преподавания.
Белые учились по определённым методикам в течение многих веков. Однако, такие методики просто не работают на чёрных. Разумеется, это ясно свидетельствует о значительных расовых отличиях между белыми и чёрными, но, стоит только завести об этом разговор, как самые оголтелые либеральные учителя парируют тем, что расово обусловленные методы преподавания происходят из неких уникальных и неопределимых культурных особенностей, свойственных чёрным. И именно поэтому должны измениться школы и должна измениться Америка. Но, во что они изменятся? Как превратить квантовую физику в практическую инструкцию или работу в группах? Этого не знает никто, но продолжать изменяться надо, пока не изыщется тот метод, который будет работать.
Конечно, государственная школа изменилась с тех пор, как вы, уважаемый читатель, сами были учеником. Моя знакомая преподаёт в начальной школе. Она рассказывает, что каждую неделю ученики получают очередной урок многообразия, спускаемый из кабинета какого-нибудь чиновника в Вашингтоне или в столице штата. Она показала мне материал на неделю: огромный плакат размером с сорокадвухдюймовый экран телевизора. На нём была изображена образцовомногообразная группа — инвалид, мусульманин, еврей, мальчик, похожий на девочку, бедный, богатый, смуглый, менее смуглый, жёлтый, и т. д. — сидят за столом, весело смеются и выполняют некое задание. К плакату прилагается список вопросов, которые учитель должен задавать детям. Один из вопросов звучит следующим образом: «Эти дети, конечно, выглядят по-разному, но они выглядят счастливыми. Можешь ли ты сказать, кто на картинке американец?»
Какой-нибудь восьмилетний карапуз, мозг которого ещё не выела мудрость многообразия, ткнёт пальцем в белого мальчика, похожего на него самого: «Вот этот!». Но, у учительницы есть ещё и список ответов, предусмотрительно напечатанный рядом с вопросами. «Нет, Билли, все эти дети американцы. Они все такие же американцы, как и ты».
Детям выдают завтраки, а плакат вешается на стену, а на следующей неделе рядом повесят новый. И так происходит в большинстве белых школ для детей из семей среднего класса.
Учителя начальной школы обожают книжку «Все цвета расы» лауреата всех премий Арнольда Адоффа. Оттуда они с особым удовольствием зачитывают малым детям следующие строчки:
«Мама шоколадная,
Папа мой ванильный,
А я даже ладнее, —
У меня цвет стильный.
Я пахну по-другому
Для любви большой.
Чёрный слишком чёрный,
Белый цвет плохой.
Я хочу, чтоб все на свете
Были цвета золотого.
Запомни, раньше, до того, как люди стали мигрировать и смешиваться, все они были одним народом одного цвета и одной расы. Из того, что было до меня, цвета сливаются в то, что будет после меня. Все цвета!».
Преподавание, как профессия
После всего написанного мною, может показаться странным, но мой опыт научил меня ценить мою профессию. С ней можно жить на уровне среднего класса, и она даёт возможность по-настоящему менять жизни детей. В нашем сегодняшнем раздробленном мире у детей зачастую очень мало возможности общаться со взрослыми, — даже с собственными родителями, — а моя профессия предоставляет возможность взаимодействия между учителем и учеником.
Возможность выстраивания продуктивных отношений между учителем и любознательным учеником — это тоже часть моей профессии. Мы допоздна оставались в классе с группойучеников для всевозможных обсуждений и просто для того, чтобы поиграть в шахматы. Мы уходили только тогда, когда приходил сторож и выгонял нас. Я, — пожилой учитель, передающий юному поколению историю и культуру, триумфы и поражения. Я иногда воображал себя Тиртеем, спартанским поэтом, учившим юношей чести и верности. Но, никогда у меня не было такой душевной близости с чёрными учениками, и я никогда не слышал о таковой у других учителей.
Преподавание может быть весёлым. Сколько радости может вызывать разыгрывание исторических битв на простой чёрной доске для мела. Как продуктивно можно обучать детей героизму и освобождать их от либеральных предвзятостей. На многих детях отпечатались эти уроки, но, то, что отлично получалось с белыми, то неизменно не удавалось с чёрными.
Есть такие дети, внешний вид которых отогревает сердце. Дети из рабочих семей, приёмные дети, часто избиваемые в семье, — почти ангелы. При виде таких детей, — отказников современного мира, — в сердце разливается нежность. Во многих белых учениках присутствует некий дух невинности. Они способны испытывать стыд и смущаться.
Сколько я ни пробовал, я не мог привить чёрным хотя бы малейшую симпатию ни к Бетховену, ни к «Маршу к морю» Шермана, ни к Тиртею, ни к Освальду Шпенглеру, ни даже к таким либералам, как Джон Роулз, ни даже к своей собственной истории. Ничего, из того, чему я их учил, не вызывало в них ни малейшего интереса. Когда такое длится из года в год, из учителя вытравливается душа, в нём умирает энтузиазм и он, опустив виновато голову, идёт искать гауссову кривую в Интернете.
С чёрными учениками никогда не удаётся установить душевной близости во время занятий. Такие неудачи убеждают в том, что душевная близость — форма родства, не могущая возникнуть у душ неродственных. Чёрные, даже не желая того, уничтожают самые возвышенные душевные переживания, — будь то вера в равенство всех людей, невинность твоей дочери или состояние подъездов.
В прошлом году я прочёл в уборной школы надпись «Е**ть белых!». В полуметре от надписи была намалёвана небольшая свастика. Эта надпись — символ бесплодности интеграции. Ни один ребёнок в таких условиях не обучится ничему светлому. Не расизм и не бедность создали такие условия. Такие условия создали дремучие белые либералы. Мне всё чаще вспоминается высказывание Ницше: «Я называю животное, — род, индивидуум, — испорченным, когда оно теряет свои инстинкты, когда оно выбирает, когда оно предпочитает то, что ему вредно».
Часто от поборников равенства можно слышать, что не имеет значения какой цвет кожи будет преобладать в будущей Америке, главное сохранить наши ценности, ведь мы «передовая нация». Даже если бы мы были готовы передать свою страну чужакам, которые бы «сохранили наши ценности», с чёрными бы этого не получилось.
Национальный совет по социологии, ведущий орган по социологическому образованию в Соединённых Штатах, заставляет учителей насаждать ученикам такие ценности, как равенство возможностей, прав собственности и демократическую форму правления.
Даже если бы учителя и смогли внушить белым эту бесхребетную идеологию, либерализм всё равно обречён, поскольку большинство цветных, кроме освоения элементарных основ, никак не восприимчиво к образованию любого вида. Многие мои ученики просто функционально неграмотны. Невозможно заставить их думать о таких абстракциях, как права собственности или демократическое государство. Они не видят чуть дальше того факта, что живут в большом доме и «их имеют в виду». Конечно, есть среди белых, такие, которые существуют от одного приёма пищи до другого, так же, как есть отдельные восприимчивые чёрные, которые могут самостоятельно достичь высот, но это исключения, а общество в основном не учитывает исключений внутри себя.
Однажды я спросил своих о том, что они думают о конституции.
— Она белая! — произнёс развалившийся на стуле чёрный. Класс взорвался хохотом. И я взорвался вместе с ними, — как кипящий помпейский вулкан на полчища варваров, рыскающих по дворцовым площадям Рима. Моя страна, которую я люблю, моя работа, которую я люблю, мой народ, который я люблю, — погружаются в темень невежества с каждым днём всё глубже.
Я читал книгу белой эмигрантки из Родезии, ездившей в Зимбабве несколько лет назад. Путешествуя с сопровождающим, она остановилась у магазина на шоссе. У окна автомобиля возник мужчина-негр.
— Работа, босс, (я) хороши работай, босс, — умолял он, — Ви давай работа?
— Что случилось с твоей прежней работой? — спросила белая эмигрантка.
Негр ответил с прямолинейностью, свойственной его расе:
— Ми вигнали белих. Работа болше нет. Ви давай работа.
На каком-то этапе мои ученики понимают то же самое. Однажды я задал вопрос чёрным скучающе пялившимся на меня:
— Что бы случилось, если бы все белые люди исчезли завтра из Америки?
— Мы бы всё сразу прое*али, — крикнул чёрный, как смоль парень. Остальные чёрные ученики прыснули со смеху.
У меня были ученики, затруднявшиеся при выполнении задания. Когда я к ним подходил, они говорили мне: «Я не могу справиться с этим заданием, мистер Джексон, я ведь чёрный».
Дело в том, что люди не всегда рациональны. В интересах негров, чтобы в Зимбабве жили белые, но они выгоняют их и в стране начинается голод. Большинство белых не задумывается о том, что чёрные американцы когда-нибудь сделают что-то подобное иррациональное. Они видят улыбающихся чёрных по телевизору, им показывают, как они борются с белыми злодеями за белые ценности. Но настоящий чёрный не в телевизоре. Вы подсознательно прижимаете кошелёк ближе к телу, когда видите чёрного на улице, запираете автомобиль как только завидите шатающегося вдоль тротуара в штанах, сползающих до колен.
Те, у кого есть дети, предпочтут домик поменьше, но в белом районе, роскошному дому рядом с чёрной школой. На старой машине в такую школу детей возить намного лучше, чем на отделанном драгоценностями новеньком автомобиле.
На одном собрании с родителями у меня едва не разбилось сердце: девочка умоляла родителей забрать её из нашей школы. Родители же её убеждали, что её страхи беспочвенны и не обоснованы. Если вы любите своего ребёнка, покажите ему, что вы к нему не безразличны. Не весёлыми каникулами и не машиной, — обеспечьте ей безопасное и счастливое детство.
Подарите ей белую школу.
Конечно, даже самые белые школы пронизаны либерализмом. Но, есть только один способ образовать ваших детей так, чтобы он не отравлял их ум. Если есть возможность, обучайте ваших детей дома. Обучите их сами.
Сейчас Мистер Джексон преподаёт в школе, в которой обучаются преимущественно белые дети. Эта статья была напечатана в июльском выпуске «Американского возрождения» за 2009 год.