невпроворот,
Сквозь века,
на века,
навсегда,
до конца:
— Коммунисты, вперед!
Коммунисты, вперед!
СЕРГЕЙ МИХАЛКОВСТОРОНКА РОДНАЯ
С неразлучным своим автоматом
Не в одной побывал я стране,
Но везде и повсюду, ребята,
Я скучал по родной стороне.
Сторонка, сторонка родная,
Ты солдатскому сердцу мила,
Эх, дорога моя фронтовая,
Далеко ты меня завела!
Батальон наш стоял в Бухаресте,
Бухарест — неплохой городок.
Но, признаться вам, братцы,
по чести —
Мне милее родимый Торжок.
В Будапеште сражались мы долго.
Будапешт на Дунае лежит.
Как мне вспомнится матушка Волга,
Так слеза на глаза набежит.
Нас цветами встречала София,
Обнимали у каждых ворот.
Но Болгария все ж не Россия,
Хоть и братский живет в ней
народ.
Бил я немцев на улицах Вены,
В ней сады и дворцы хороши.
Только Вена, скажу откровенно,
Дорога не для русской души.
Все с боями на запад шагая,
До берлинских ворот я дошел,
Но милее родимого края
Я нигде ничего не нашел.
Дождались мы великой победы.
И теперь с окончаньем войны
Я уж как-нибудь, братцы, доеду
До советской родной стороны.
Сторонка, сторонка родная,
Ты солдатскому сердцу мила.
Эх, дорога моя фронтовая.
Далеко ты меня завела!
СЕРГЕЙ НАРОВЧАТОВ
Я проходил, скрипя зубами, мимо
Сожженных сел, казненных городов,
По горестной, по русской,
по родимой.
Завещанной от дедов и отцов
Запоминал над деревнями пламя,
И ветер, разносивший жаркий прах,
И девушек, библейскими гвоздями
Распятых на райкомовских дверях.
И воронье кружилось без боязни,
И коршун рвал добычу на глазах,
И метил все бесчинства и все
казни
Паучий извивающийся знак.
В своей печали древним песням
равный,
Я села, словно летопись, листал
И в каждой бабе видел Ярославну,
Во всех ручьях Непрядву узнавал.
Крови своей, своим святыням
верный,
Слова старинные я повторял,
скорбя:
— Россия, мати! Свете мой
безмерный,
Которой местью мстить мне за
тебя?
Не будет этого тошнее,—
Живи еще хоть сотню лет,—
Чем эта мокрая траншея.
Чем этот серенький рассвет.
Стою в намокшей плащ-палатке,
Надвинув каску на глаза,
Ругая всласть и без оглядки
Все то, что можно и нельзя.
Сегодня лопнуло терпенье,
Осточертел проклятый дождь,—
Пока поднимут в наступленье,
До ручки, кажется, дойдешь.
Ведь как-никак мы в сорок пятом,
Победа — вот она! Видна!
Выходит срок служить солдатам,
И лишь окончится война.
Тогда — то, главное случится!..
И мне, мальчишке, невдомек,
Что ничего не приключится,
Чего б я лучше делать смог.
Что ни главнее, ни важнее
Я не увижу в сотню лет,
Чем эта мокрая траншея,
Чем этот серенький рассвет.
АЛЕКСЕЙ НЕДОГОНОВ
Я не помню детской колыбели.
Кажется:
я просто утром встал
и, накинув бурку из метели,
по большой дороге зашагал.
Как я мог пройти такие дали?
Увеличь стократно все пути!
Где я был?
В газетах не писали.
Где я шел?
По звездам не найти.
Только очень помнится.
что где-то
под Мадридом,
непогодь кляня,
у артиллерийского лафета
встал пушкарь, похожий на меня.
А потом на финском.
в штурмовые
ночи, под раскатами огня
(зимними глазами на Россию) —
пал стрелок, похожий на меня.
И еще я помню, помню внятно:
над бессмертьем друга своего
с ротою салютовал трикратно
я,
лицом похожий на него.
Ангелы спасенья не витали
надо мною на Большой войне:
силы Родины меня питали —
талисман возмездья
был при мне.
Где сейчас я?
Не ищи на карте…
Только люди говорят, что я
в Греции,
в Чанду
и в Джокьякарте
в дьявола стреляю из ружья!
Если верить людям, в их святую
проповедь,
то на любом ветру
до ста лет, наверно, проживу я,
коль своею смертью не умру.
Георгию Нефедову
Когда ученик в «мессершмитте»
впервые взлетал в высоту —
веснушчатый Саша Матросов
играл беззаботно в лапту.
Когда от ефрейтора писем
из Ливии фрау ждала —
московская девочка Зоя
совсем незаметной была.
Когда молодые пруссаки
чеканили шаг строевой —
над формулой сопротивленья
склонялся Олег Кошевой.
Когда мы лозой придорожной
с рюкзаков сбивали пыльцу —
ландскнехты двадцатого века
гремели ружьем на плацу.
Когда у восточной ландкарты
юнгштурмовец бредил войной —
мы песней венчали мальчишник
на весях России родной.
Мы книги читали о счастье —
они их сжигали в огне;
мы ставили звезды на елке —
они на еврейской спине,
Мы ландыши рвали руками —
они их срезали ножом;
стрижей мы ловили силками —
они их сбивали ружьем.
Мы землю водой орошали —
они ее брали в штыки;
мы бронзой дворцы украшали —
они из нее воскрешали
для страшных орудий замки.
Но в праведный час испытаний
мы стали с оружием в строй;
мы девушку Зою назвали
своею народной сестрой.
Мы клятвою благословили
Матросова в правом бою,
мы дали Олегу упорство
и сильную дружбу свою.
И как бы нам ни было туго,
мы верили в дружбы накал:
никто из друзей в эти годы
ни пулей, ни сердцем не лгал.
Мы силу сломили такую,
что вправе гордиться собой:
и юностью нашей железной,
и нашей бессмертной судьбой,
И тем, что девятого мая
в Шенбрунне — в четыре руки —
баварец с лицом пивовара
надраивал нам башмаки.
ГАЛИНА НИКОЛАЕВАЗАВЕЩАНИЕ
Когда без меня пировали,
Меня вспоминали друзья,
На скатерть вино проливали,
Бросали бокалы, смеясь.
И тонкие скрипки звенели,
И пел кто-нибудь из ребят,
И мне телеграммы летели:
«Заздравную пьем за тебя».
Сюда не придут телеграммы,
И адрес у нас номерной,
И путь нам на запад не прямо
Проложен упорной войной.
Здесь смерть, как разлука,—
обычна,
За делом почти не страшна,
Да, всем нам известно отлично
Короткое слово «война».
И если с утра ль, на закате ль
Вам скажут — меня уже нет,
Вино не прольется на скатерть,
Не станут бокалы звенеть.
Из вас не один не заплачет,
И взор не померкнет ничей,
Меня помяните иначе:
Без слез, без вина, без речей.
Не надо ни скрипок, ни флейты,
Вы белую скатерть снегов
Залейте, залейте, залейте
Проклятою кровью врагов!
И пусть в мою память, ребята.
Поет над врагами шрапнель.
И вы не бокалы — гранаты
Бросайте без промаха в цель.
БУЛАТ ОКУДЖАВАДО СВИДАНИЯ, МАЛЬЧИКИ
Ах, война,
что ж ты сделала, подлая:
стали тихими наши дворы,
наши мальчики головы подняли —
повзрослели они до поры,
на пороге едва помаячили
и ушли,
за солдатом — солдат…
До свидания, мальчики!
Мальчики,
постарайтесь вернуться назад.
Нет, не прячьтесь вы,
будьте высокими,
не жалейте ни пуль, ни гранат
и себя не щадите.
и все-таки
постарайтесь вернуться назад.
Ах, война,
что ж ты, подлая, сделала!
Вместо свадеб —
разлуки и дым,
наши девочки платьица белые
раздарили сестренкам своим.
Сапоги —
ну куда от них денешься?
Да зеленые крылья погон…
Вы наплюйте на сплетников,
девочки.
Мы сведем с ними счеты потом.
Пусть болтают,
что верить вам не во что,
что идете войной
наугад…
До свидания, девочки!