Я — где крик петушиный
На заре по росе;
Я — где ваши машины
Воздух рвут на шоссе;
Где травинку к травинке
Речка травы прядет,—
Там, куда на поминки
Даже мать не придет.
Подсчитайте, живые.
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград.
Фронт горел не стихая.
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю:
Наш ли Ржев наконец?
Удержались ли наши
Там, на среднем Дону?..
Этот месяц был страшен,
Было все на кону.
Неужели до осени
Был за ним уже Дон,
И хотя бы колесами
К Волге вырвался он?
Нет, неправда. Задачи
Той не выиграл враг!
Нет же, нет! А иначе
Даже мертвому — как?
И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за Родину пали.
Но она — спасена.
Наши очи померкли,
Пламень сердца погас.
На земле на поверке
Выкликают не нас.
Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам — все это, живые.
Нам — отрада одна:
Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть не слышен наш голос,—
Вы должны его знать.
Вы должны были, братья,
Устоять, как стена.
Ибо мертвых проклятье —
Эта кара страшна.
Это грозное право
Нам навеки дано,—
И за нами оно —
Это горькое право.
Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила.
Всем, что, может, давно
Вам привычно и ясно,
Но да будет оно
С нашей верой согласно.
Братья, может быть, вы
И не Дон потеряли,
И в тылу у Москвы
За нее умирали.
И в заволжской дали
Спешно рыли окопы,
И с боями дошли
До предела Европы.
Нам достаточно знать,
Что была, несомненно,
Та последняя пядь
На дороге военной.
Та последняя пядь.
Что уж если оставить.
То, шагнувшую вспять,
Ногу некуда ставить.
Та черта глубины,
За которой вставало
Из-за вашей спины
Пламя кузниц Урала.
И врага обратили
Вы на запад, назад.
Может быть, побратимы,
И Смоленск уже взят?
И врага вы громите
На ином рубеже.
Может быть, вы к границе
Подступили уже!
Может быть… Да исполнится
Слово клятвы святой!—
Ведь Берлин, если помните.
Назван был под Москвой.
Братья, ныне поправшие
Крепость вражьей земли.
Если б мертвые, павшие.
Хоть бы плакать могли!
Если б залпы победные
Нас, немых и глухих.
Нас, что вечности преданы.
Воскрешали на миг,—
О, товарищи верные,
Лишь тогда б на войне
Ваше счастье безмерное
Вы постигли вполне.
В нем, том счастье, бесспорная
Наша кровная часть.
Наша, смертью оборванная,
Вера, ненависть, страсть.
Наше все! Не слукавили
Мы в суровой борьбе,
Все отдав, не оставили
Ничего при себе.
Все на вас перечислено
Навсегда, не на срок.
И живым не в упрек
Этот голос наш мыслимый.
Братья, в этой войне
Мы различья не знали:
Те, что живы, что пали,—
Были мы наравне.
И никто перед нами
Из живых не в долгу.
Кто из рук наших знамя
Подхватил на бегу.
Чтоб за дело святое,
За Советскую власть
Так же, может быть, точно
Шагом дальше упасть.
Я убит подо Ржевом,
Тот еще под Москвой.
Где-то воины, где вы.
Кто остался живой?
В городах миллионных,
В селах, дома в семье?
В боевых гарнизонах
На не нашей земле?
Ах, своя ли, чужая,
Вся в цветах иль в снегу…
Я вам жить завещаю,—
Что я больше могу?
Завещаю в той жизни
Вам счастливыми быть
И родимой Отчизне
С честью дальше служить.
Горевать — горделиво,
Не клонясь головой.
Ликовать — не хвастливо
В час победы самой.
И беречь ее свято.
Братья, счастье свое —
В память воина-брата,
Что погиб за нее.
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли
с войны.
В том, что они — кто старше,
кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел
сберечь, —
Речь не о том, но все же, все же,
все же…
НИКОЛАЙ ТИХОНОВ1919–1941
Я помню ту осень и стужу.
Во мраке бугры баррикад,
И отблеск пожарища в лужах,
И грозный, как ночь, Петроград!
И в ночь уходили мужчины
С коротким приказом: вперед!
Без песен, без слов, без кручины
Шел питерский славный народ.
И женщины рыли толпою
Окопы, о близких шепча.
Лопатой и ржавой киркою
В тяжелую землю стуча.
У них на ладонях темнели
Кровавых мозолей следы.
Но плакать они не умели —
Как были те люди горды!
И как говорили без дрожи:
«Умрем — не отступим назад.
Теперь он еще нам дороже,
Родной, боевой Петроград!
За каждый мы камень сразимся.
Свой город врагу не сдадим…»
И теми людьми мы гордимся —
Как лучшим наследьем своим!
Враг снова у города кружит.
И выстрелы снова звучат,
И снова сверкает оружье
В твоих августовских ночах.
И снова идут ленинградцы.
Как двадцать два года назад.
В смертельном сраженье сражаться
За свой боевой Ленинград.
Их жены, подруги и сестры
В полдневный, в полуночный час
Киркой и лопатою острой
В окопную землю стучат.
Друзья, земляки дорогие!
Боев наших праведный труд.
И рвы, для врага роковые,
В народную память войдут.
Так пусть от истока до устья
Невы пронесется, как гром:
«Умрем, но врага не пропустим
В наш город, в родимый наш дом!»
ВЛАДИМИР ТУРКИНВ ОКОПЕ
В песке лицо. Лопатка. Я.
И никого живого кроме.
Но вижу, как на муравья
С виска упала капля крови.
Солдаты мстят. А я — солдат.
И если я до мести дожил.
Мне нужно двигаться. Я должен.
За мной убитые следят.
ИОСИФ УТКИН
Если я не вернусь, дорогая,
Нежным письмам твоим не внемля.
Не подумай, что это — другая.
Это значит — сырая земля.
Это значит — дубы-нелюдимы
Надо мною грустят в тишине.
А такую разлуку с любимой
Ты простишь вместе с Родиной мне.
Только вам я всем сердцем
и внемлю.
Только вами я счастлив и был:
Лишь тебя и родимую землю
Я всем сердцем, ты знаешь, любил.
И доколе дубы-нелюдимы
Надо мной не склонятся, дремля.
Только ты мне и будешь любимой.
Только ты да родная земля!
Полей предвечерняя небыль,
Похода размеренный шаг,
Пыля, пробирается в небо
Войны бесконечный большак.
Белеет старинная церковь
Над тихой и мирной рекой.
На куполе медленно меркнет
Степного заката покой.
Но с мирной природою в споре,
Как грозного времени тень.
Чернеет народное горе
Спаленных войной деревень.
Чернеет и справа и слева…
И слышно, как там, впереди.
Огонь орудийного гнева
Гудит у России в груди!
АЛЕКСЕИ ФАТЬЯНОВ
Пришла и к нам на фронт весна,
Солдатам стало не до сна,—
Не потому, что пушки бьют,
А потому, что вновь поют.
Забыв, что здесь идут бои.
Поют шальные соловьи.
Соловьи, соловьи, не тревожьте
солдат.
Пусть солдаты немного поспят!..
Но что война для соловья —
У соловья ведь жизнь своя.
Не спит солдат, припомнив дом
И сад зеленый над прудом.
Где соловьи всю ночь поют.
А в доме том солдата ждут.