Лицом к победе — страница 16 из 24

Соловьи, соловьи, не тревожьте

солдат

Пусть солдаты немного поспят!..

Ведь завтра снова будет бой.

Уж так назначено судьбой.

Чтоб нам уйти, недолюбив.

От наших жен, от наших нив.

Цо с каждым шагом в том бою

Нам ближе дом в родном краю.

Соловьи, соловьи, не тревожьте

солдат,

Пусть солдаты немного поспят!..

Немного пусть поспят..


ДАВНО МЫ ДОМА НЕ БЫЛИ

Горит свечи огарочек.

Гремит недальний бой.

Налей, дружок, по чарочке.

По нашей, фронтовой.

Не тратя время попусту,

По-дружески да попросту

Поговорим с тобой.

Давно мы дома не были.

Шумит над речкой ель.

Как будто в сказке-небыли.

За тридевять земель.

На ней иголки новые,

А шишки все еловые.

Медовые на ней.

Где елки осыпаются,

Где елочки стоят,—

Который год красавицы

Гуляют без ребят.

Без нас девчатам кажется,

Что месяц сажей мажется,

А звезды не горят.

Зачем им зорьки ранние,

Коль парни на войне,

В Германии, в Германии,

В далекой стороне.

Лети, мечта солдатская,

К дивчине самой ласковой.

Что помнит обо мне.

Горит свечи огарочек.

Гремит недальний бой,

Налей, дружок, по чарочке,

По нашей, фронтовой.


ГДЕ ЖЕ ВЫ ТЕПЕРЬ,
ДРУЗЬЯ-ОДНОПОЛЧАНЕ?..

Майскими короткими ночами.

Отгремев, закончились бои…

Где же вы теперь,

друзья-однополчане,

Боевые спутники мои?

Я хожу в хороший час заката

У тесовых новеньких ворот —

Может, к нам сюда знакомого

солдата

Ветерок попутный занесет?

Мы бы с ним припомнили, как жили,

Как теряли трудным верстам счет.

За победу б мы по полной осушили,

За друзей добавили б еще.

Если ты случайно неженатый,

Ты, дружок, нисколько не тужи:

Здесь у нас в районе, песнями

богатом,

Девушки уж больно хороши.

Мы тебе колхозом дом построим,

Чтобы было видно по всему —

Здесь живет семья советского

героя,

Грудью защитившего страну.

Майскими короткими ночами.

Отгремев, закончились бои…

Где же вы теперь,

друзья-однополчане.

Боевые спутники мои?..



ВАСИЛИЙ ФЕДОРОВ



ДВЕ СТАЛИ

Их взяли

Тронутыми гарью

На поле, выжженном дотла.

Одна была немецкой сталью,

Другая русскою была.

Но сталевары

С равной честью

Свою лишь взглядом отличив.

Две стали положили вместе

В огонь мартеновской печи.

Война!

Она и сталь калечит.

Мартен — как госпиталь, и в нем

Ее, изломанную, лечат.

Ей возвращают жизнь огнем.

Чужая сталь,

С ее виною,

С позорной метою креста,

Омытая целебным зноем,

Как наша,

Стала вдруг чиста.

Чиста.

Как первое плавленье,

Когда она перед войной

Еще ждала предназначенья

Стать трактором и бороной.

И потому

Не странно даже.

Что, становясь все горячей.

Она, чужая,

Вместе с нашей

Сливается в один ручей.



ИЛЬЯ ФРЕНКЕЛЬДАВАЙ ЗАКУРИМ



Дует теплый ветер. Развезло

дороги,

и на Южном фронте оттепель опять.

Тает снег в Ростове,

тает в Таганроге.

Эти дни когда-нибудь мы будем

вспоминать.

Об огнях-пожарищах,

о друзьях-товарищах

где нибудь,

когда-нибудь

мы будем говорить.

Вспомню я пехоту,

и родную роту,

и тебя

за то, что дал мне

закурить.

Давай закурим

по одной.

Давай закурим,

товарищ мой!

Снова нас Одесса встретит,

как хозяев,

звезды Черноморья будут нам

сиять,

славную Каховку, город Николаев —

эти дни когда-нибудь мы будем

вспоминать.

Об огнях-пожарищах,

о друзьях-товарищах

где-нибудь,

когда-нибудь

мы будем говорить.

Вспомню я пехоту,

и родную роту,

и тебя

за то, что дал мне

закурить.

Давай закурим

по одной!

Давай закурим,

товарищ мой.

А когда не будет немцев тут

в помине

и к своим любимым мы придем

опять,

вспомним, как на запад шли

по Украине,—

эти дни когда-нибудь мы будем

вспоминать.



ВАДИМ ШЕФНЕР



ЗЕРКАЛО

Как бы ударом страшного тарана

Здесь половина дома снесена,

И в облаках морозного тумана

Обугленная высится стена.

Еще обои порванные помнят

О прежней жизни, мирной и

простой.

Но двери всех обрушившихся

комнат.

Раскрытые, висят над пустотой.

И пусть я все забуду остальное —

Мне не забыть, как, на ветру

дрожа.

Висит над бездной зеркало стенное

На высоте шестого этажа.

Оно каким-то чудом не разбилось.

Убиты люди, стены сметены,—

Оно висит, судьбы слепая милость.

Над пропастью печали и войны.

Свидетель довоенного уюта,

На сыростью изъеденной стене

Тепло дыханья и улыбку чью-то

Оно хранит в стеклянной глубине.

Куда ж она, неведомая, делась,

Иль по дорогам странствует каким

Та девушка, что в глубь его

гляделась

И косы заплетала перед ним?..

Быть может, это зеркало видало

Ее последний миг, когда ее

Хаос обломков камня и металла,

Обрушась вниз, швырнул в небытие.

Теперь в него и день и ночь

глядится

Лицо ожесточенное войны.

В нем орудийных выстрелов зарницы

И зарева тревожные видны.

Его теперь ночная душит сырость.

Слепят пожары дымом и огнем.

Но все пройдет. И, что бы

ни случилось,—

Враг никогда не отразится в нем.


22 ИЮНЯ

Не танцуйте сегодня, не пойте.

В предвечерний задумчивый час

Молчаливо у окон постойте.

Вспоминайте погибших за нас.

Там, в толпе, средь любимых,

влюбленных.

Средь веселых и крепких ребят.

Чьи-то тени в пилотках зеленых

На окраины молча спешат.

Им нельзя задержаться, остаться —

Их берет этот день навсегда.

На путях сортировочных станций

Им разлуку трубят поезда.

 Окликать их и звать их —

напрасно.

Не промолвят ни слова в ответ.

Но с улыбкою грустной и ясной

Поглядите им пристально вслед.



ПАВЕЛ ШУБИН



ПОЛМИГА

Нет.

Не до седин.

Не до славы

Я век свой хотел бы продлить.

Мне б только

До той вон канавы

Полмига,

Пол шага прожить:

Прижаться к земле

И в лазури

Июльского ясного дня

Увидеть оскал амбразуры

И острые вспышки огня.

Мне б только

Вот эту гранату.

Злорадно поставив на взвод…

Всадить ее.

Врезать, как надо.

В четырежды проклятый дзот.

Чтоб стало в нем пусто и тихо.

Чтоб пылью осел он в траву!

…Прожить бы мне эти полмига.

А там я сто лет проживу!


ПАКЕТ

Не подвигались стрелки «Мозера».

И ЗИС, казалось, в землю врос,

И лишь летело мимо озера

Шоссе с откоса на откос.

От напряжения, от страха ли

Шофер застыл, чугунным став,

А за спиной снаряды крякали.

На полсекунды опоздав.

Прижавшись к дверце липкой

прядкою,

Чтобы шоферу не мешать.

Фельдъегерь всхлипывал украдкою

И вновь переставал дышать.

И из виска, совсем беззвучная.

Темно-вишневая на цвет.

Текла, текла струя сургучная

На штампелеванный пакет.



СТЕПАН ЩИПАЧЕВПАВШИМ


Весь под ногами шар земной.

Живу. Дышу. Пою.

Но в памяти всегда со мной

Погибшие в бою.

Пусть всех имен не назову.

Нет кровнее родни.

Не потому ли я живу.

Что умерли они?

 Была б кощунственной моя

Тоскливая строка

О том, что вот старею я,

Что, может, смерть близка.

Я мог давно не жить уже: