Много перемен произошло и в душе Норбо. Ему стыдно, что отправил жену к родителям одну, не поехал с нею. Тяжело, что выпроводил, когда она приехала. Так тяжело, не хочется вспоминать…
Те, кто раньше говорил, что у Жаргалмы пестрый язык, забыли свои обидные слова. Теперь говорят, что вторую такую жену Норбо не найдет, хорошая была Жаргалма.
Когда вернулась мать, уезжавшая куда-то на несколько дней, Норбо не осмелился сказать, что без нее была Жаргалма и он не позволил ей сойти с седла. Мать узнала от соседей, впервые в жизни выругала сына.
Норбо решил весной привезти Жаргалму. Но он утром забывал то, что решал вечером.
Когда стало совсем тепло, Норбо подкатил телегу чуть не к самому крыльцу, долго ходил вокруг, осмотрел, смазал дегтем колеса. Взял уздечку и пошел за конем. Серый лениво жевал сено… Норбо прислонился к изгороди, постоял, вернулся домой.
- Ты куда собирался? - спросила мать, которая все знала, что делается в душе сына.
- Хотел березы нарубить для дуг, - соврал Норбо.
- За березой надо ездить на простой телеге, а не на легкой, - насмешливо проговорила мать.
Мать варила суп. Норбо хотел есть, поглядывал на очаг, откуда шел густой, пахучий дух. Скоро мать налила себе, села за стол. Сына не позвала.
- Суп, видно, уже готов? - робко проговорил Норбо. Мать сердито ответила:
- Наливай сам, у меня других дел много. Не надо было прогонять жену, когда она у твоего порога стояла. Она жила - ты всегда ел вкусный суп, пил горячий чай. Не маленький, чтобы мать за тобой ходила.
А в другой раз Норбо сказал матери, что у него порвались рукавицы. Мать неохотно починила и снова напомнила о Жаргалме.
Незаметно кончилась весна, настало лето. Как-то Норбо неуверенно проговорил, словно спрашивая одобрения:
- Не съездить ли мне за Жаргалмой? Она, пожалуй, согласится вернуться?
- Не знаю, - ответила мать, - запрыгает ли она от радости, когда увидит тебя. Она живой человек, а не тулун с зерном. Ты ее так обидел… Может сказать, поворачивай откуда приехал. А то отец с матерью скажут: «Хватит, поиздевался над нашей дочерью».
Прошло еще несколько дней. Норбо не находил себе места, все думал, вернется Жаргалма или нет. «Хорошо, дружно мы жили, - рассуждал про себя Норбо. - Я ее ни разу не ударил, другие мужики вон как колотят своих баб. Я ее тогда не звал, сама приехала, теперь увидит меня, от радости с ума сойдет. Только как ее отец и мать встретят, не знаю…»
Прошло еще не то пять, не то шесть дней. Мать спросила:
- Ты поедешь к своей Жаргалме?
- Не знаю…
- Кто же знает?
- Бог знает… Если мне жениться, за меня любая пойдет, - проговорил сын, стараясь казаться беззаботным.
- Что же ты тогда не женишься?
Норбо сделал вид, что не расслышал. У него и на уме не было жениться на другой.
Он не ехал, потому что надеялся: Жаргалма снова должна приехать сама. Он ждал ее мучительно, забывая про сон и еду. Подходя к своему дому, Норбо смотрел, нет ли где Саврасого… Он думал только о ней, готовился к встрече. «Не надо показывать вида, что я обрадовался ее приезду, - взволнованно рассуждал Норбо. - Иначе она хвост выше головы поднимет…» Иной раз сидит дома и вдруг ему почудится стук копыт, ржание коня, скрип телеги. Схватит шапку, выйдет на крыльцо. А кругом - ни живой души… Возвращаться домой не хочется, он идет в сарай, начинает работать. На память приходит ласковая улыбка Жаргалмы, слышится ее звонкий голос. «Милая, хорошая Жаргалма, - думает Норбо. - Ты была моим другом во всем».
Стояло душное, знойное лето. Завершалась стрижка овец. Стриженые овцы, будто раздетые догола, стыдливо прятались друг за друга, жались в углах, в дальних закоулках. Женщины расстелили на солнце остриженную шерсть с приторным запахом, жирную, грязную, с клещами, и словно приглашают солнце ярче светить, жарче прогревать шерсть: «Светлое солнышко, присядь на нашу белую шерсть… Потом она превратится в широкие войлоки, на них будут сидеть почтенные старики».
Люди поговаривают о сенокосе, о граблях, о вилах.
- Хотел сегодня сделать новую ручку к косе, да загляделся, как Радна у своей коновязи молодых табунных коней приручает.
- Бадма, дай мне на лето ту горбатенькую косу, которую в прошлом году давал. Выручи!
- Выручи тебя, а ты сделаешь из нее пилу Шойроба…
В один из жарких дней Очир сходил с улусными мальчишками в лес за ягодами. Вернулся голодный, уставший, потный, с полным туеском земляники.
- Во, не меньше бараньей почки каждая ягода, - хвастался он перед Жаргалмой.
В туеске ягоды, еловая хвоя, листочки брусники, трава… Руки, губы, щеки Очира в красном земляничном соке. На другой день Жаргалма не утерпела, пошла с детворой за земляникой.
В тот же день приехал в улус Гэрэлтэ. На нем была новая синяя рубаха, подпоясанная ремнем, пиджак. Он остановился у крайней юрты, в которой жила самая болтливая в улусе старуха, попробовал выспросить ее о Жаргалме, но это было не просто. Она никогда ничего не скажет, пока сама не проведает обо всем у приезжего. Злись не злись, а отвечай на ее вопросы… Гэрэлтэ сразу понял это и торопливо выпалил:
- Живу я в улусе Татуур, за русской деревней Михайловкой. Зовут Гэрэлтэ, сын охотника Халзана. Двадцать три года, комсомолец, не женат, не судился. Езжу верхом на собственном коне, отец выменял его на корову с теленком. А седло чужое, русского мужика Тимофея Потапова. Ну, что еще, бабушка? Пяти лет остался без матери. Вот и все. А теперь скажите, как живет семья Абиды, я их знакомый.
- А вы что родственником Абиде приходитесь? - живо спросила старуха. - Или Мэдэгме родственником будете? Не племянник ли Лхасарана Рандалова? Может, вы дальний родственник Хара Басагана?
- Нет. Не знаю ни Хара Басаган[13], ни Шара Хубуна[14].
- Я думала, вы с Ара Байсы… Может, вы Жаахан-ламе кем-нибудь приходитесь?
- Не знаю я такого ламы! - рассердился Гэрэлтэ. - Как живет Абида с семьей?
- Абида с семьей хорошо живет. Его дочка Жаргалма недавно ушла с ребятишками на гору Мангирта Майла собирать землянику, - сказала, наконец, старуха и приготовилась о чем-то снова спросить Гэрэлтэ, но он поспешно сказал, чтобы заходила, когда будет в его краях, и вскочил на коня.
Проскакав немного по дороге, он повернул коня к горе, на которой Жаргалма собирала землянику. «Как нескладно получилось, - с досадой подумал Гэрэлтэ. - Сколько времени прошло, я не съездил к Жаргалме. Не осмелился… С врагами готов биться, пока в жилах течет кровь, а приехать к Жаргалме не решился».
Вот и покатая седловина между двумя вершинами. Слышно, где-то неподалеку задорно хохочут ребятишки. Гэрэлтэ уже на самом хребте, под раскидистыми березами, насквозь пронизанными солнечными стрелами. Будто березы сплошь укутаны широкой зеленой далем-бой, солнечные стрелы пробили в ней золотистые, светлые дырочки, в них трепещут живые солнечные лучи. Привязал коня, разложил дымокур и пошел в тенистый березовый лесочек. Навстречу ему попалась маленькая девчурка. Она тащила такой большущий березовый туес, что сама смогла бы забраться в него. Увидела незнакомого, испугалась, не знала, что делать. Стоит, прижимает к животу берестяной туес.
- Ты не знаешь, девочка, где Жаргалма Абидыба-бая? - спросил Гэрэлтэ.
Девочка поставила на землю туес, прихлопнула на щеке комара, малюсенькой ручонкой показала куда-то вниз.
- Очира сестра, тетя Жаргалма? Вон там, ягоды собирает.
- А как тебя зовут?
- Адису.
- Сколько лет живешь на свете?
- Семь.
- А папа твой что делает?
- Папа - кузнец. Он коням подковы делает. Еще плуги делает. И топоры… И много, много гвоздей.
- А, понимаю… Хороший у тебя отец, - похвалил Гэрэлтэ.
Девчоночка немного осмелела: «Этот дядя ничего плохого не сделает. Спросил имя, сколько лет, сказал, что отец хороший…» Увидела под листком две ягодки, положила в своей туес, будто бросила камешек в бездонный колодец.
- Какой большой туес у тебя, - сочувственно сказал Гэрэлтэ. - За три дня полный не насобираешь…
- Хотите, я вас отведу к Очира сестре, тете Жаргалме? - вдруг спросила девочка.
- Собирай ягоды, я сам найду ее.
- Не заблудитесь, - с беспокойством проговорила Адису. - Далеко не заходите, а то заблудитесь.
Гэрэлтэ было забавно: о нем тревожится маленькая девочка. Он не боялся заблудиться на просторах жизни, а она предупреждает, чтобы не заходил далеко в лес. Гэрэлтэ подхватил ее вместе с туеском на руки, поднял высоко. «Легонькая какая, - подумал он. - А ведь станет настоящим человеком. С таких лет о других беспокоится… Она сумеет бороться за счастливую жизнь для всех».
- Вон растет зеленая шишка, - показал Гэрэлтэ. - Сорви. Вон она, на сосне.
- Туесок упадет…
Гэрэлтэ опустил ее, поставил туесок на землю и снова высоко поднял девочку. Она едва оторвала от ветки пахучую, тяжелую шишку.
- Сорви вторую, а то одной у тебя скучно станет. Пусть шишки вдвоем будут.
«Счастливый кузнец… - думает Гэрэлтэ про отца девочки. - Такая дочка… Как она об отце сказала? «Делает плуги и много-много гвоздей». Мне бы такую доченьку, поднимать ее над головой, к пахучим сосновым ветвям!» Он наказал Адису, чтобы собирала ягоды, посмотрел на своего коня, отдыхающего в прохладной тени, в густом, горьком дыму дымокура, и пошел искать Жаргалму.
Он скоро увидел ее, узнал ее голос - Жаргалма тихонько напевала. Она сидела на траве, кругом было красно от ягод. Гэрэлтэ притих, она не видела его… «Будто спешила куда-то, - волнуясь, думал Гэрэлтэ, - нечаянно разорвала нитку коралловых четок и вот собирает крупные бусинки…» Он взял сухую шишку, легонько бросил в Жаргалму. Она взглянула вверх, на высокую сосну, которая росла рядом. И снова стала собирать ягоды. Гэрэлтэ бросил вторую шишку. Жаргалма встала, повернулась к нему, увидела, растерянно улыбнулась.