В войсках шевеление началось, отряды стали двигаться к новым позициям, и в это время в трубу, которую Боровой теперь не отводил от дальней кромки поля, какое-то мельтешение стало мерещиться. А ещё через минуту понятно стало, что и не мерещится, разведка гнала лошадей.
— Василий Семёнович, сигнал построения играйте. Разведчики скачут, — князь Серебряный стоял рядом, Юрий ему трубу протянул. Горнист тоже рядом. Кивок князя, и тот стал выводить на рожке фугу Паганини. Нет у Паганини фуг? Так и на рожке ничего кроме противного писка не издашь. Зато слышно далеко.
Поместное войско уже далеко от позиций своих разбрелось. Но рожок услышали, да и для надёжности Борой сам из пистоля в воздух шмальнул. Чёрные, красные и зелёные точки хаотически задёргались и устремились к опушке, к холму, где стоял Боровой с воеводами. Вскоре точки стали превращаться в чёрточки, теперича уже и разведку без трубы видно нормально. Несколько человек вырвалось вперёд и остановилось. Как и предполагал Юрий Васильевич, лошади не пошли по трупам.
— Что делать будут? — сам у себя спросил князь Углицкий. Серебряный что-то ответил, но Юрий остановил начавшего писать монаха. Зачем. Сейчас увидят, и вывод сделают, точно так же и татары поступят. Всадники помчались к реке. Ну, вот и ответ. Значит, нужно миномёты срочно перенастраивать. И сразу минус нарисовался, огромный такой. А чего будет, если мина через реку перелетит?
— Василий Семёнович, ты тут рули, я к миномётчикам. Пошли, брат Михаил.
Князь Серебряный преградил Боровому дорогу.
— Юрий Васильевич, тут оставайся. Меня же четвертуют, если тебя убьют. Меня не жалко, хоть детишек пожалей малых.
Событие двадцать четвёртое
Успели конники. Поместные добежали даже с самых дальних углов поля боя… поля бойни. Татары вылезли на тот дальний его конец и встали. Любовались, должно быть. Потом попытались вперёд поехать. Окарались. Опять постояли и, ну надо же, поступили неожиданно, разделились на два рукава и потекли вдоль реки и вдоль леса в сторону перекрывающих дорогу на юг поместных и миномётчиков.
С тем рукавом, что вдоль леса потек, хуже. Туда, только вот ближе к позициям, когда подъедут крымцы, смогут на самом пределе миномёты достать, придётся только ручным огнестрельным оружием пока Засадному полку и посланным Юрием на подмогу роте Кострова с пятью десятками потешных справляться. Пока ничего страшного. Преодолеть засеку будет татарам не просто. Так им ещё и мешать ведь будут.
— Ух, ты! Смотри, Василий Семёнович, такого я от них не ожидал, — Юрий опять протянул трубу князю Серебреному. Перед полем смерти несколько сот человек спешились и двигались теперь цепочкой в их сторону, но больно медленно.
Через пять примерно минут стало ясно, что это не атака. Они разыскивают кого-то.
— Кого-то важного мы убили, — поделился догадкой Боровой, — они трупы переворачивают. Ищут кого-то.
Между тем тот рукав крымских татар, что двинулся вдоль реки, добрался до ориентира и в него полетели, как и в первый раз, цельнометаллические ядра. Эффект был хуже. Эта чёрно-коричневая полоска была шириной не больше ста метров. И ехали они не плотным строем. Ядра теперь по несколько человек сразу уже не убивали. Тем не менее, удары напугали татары и приток новых желающих погибнуть иссяк, часть вообще назад повернула. Юрий Васильевич даже испугался, что вот сейчас крымцы одумаются, уберутся назад и двинутся к Оке, обходя препятствие. Не будут же они раз за разом терять тысячи человек в тупом желании именно по Изюмскому шляху покинуть русские земли.
И буквально через несколько минут татары князя Углицкого успокоили. Там в отдалении забурлило и всадники плотной массой на максимальной скорости бросились в очередную атаку.
Теперь уже навстречу им полетели гранаты. Те же семьсот гранат успели отправить Единороги, когда поредевшая, но не остановившаяся, конница достигла очередного рубежа в шестьсот метров. Пушки теперь зарядили крупной карьечью. И пушек прибавилось, впервые рыкнули за сегодняшний день статридцатимиллиметровые орудия. По людям они вообще первый раз стреляли. Увиденное, фанату артиллерии, Наполеону бы понравилось. Восемь десятков орудий с двух залпов просто выкосили всех до единого татар, вместе с лошадьми. Чистое поле. В смысле, грязное, всё в крови кишках и прочих частях тел. А ведь несколько сотен пёрло.
Татары не выдержали и развернулись, но поговорка про снайпера, от которого бегать не стоит, и тут сработала. Пушкари снова перешли сначала на гранаты и успели сделать три залпа, а потом совсем уж в хвост отступающим татаровьям отправили семьдесят цельных чугунных шариков.
— Не многие вернулись с поля.
Дела по правому флангу как-то после этого застопорились. Там в далёком далеке, за три версты, колыхалась чёрная волна, но накатывать на их позиции больше не спешила. Тут и нюансик появился. Теперь со стороны реки трупы лошадей и людей лежат даже плотнее чем в центре. Ни одна лошадь не пойдёт. Только пешочком, а какой из пастуха татарского пеший воин? Как из русских мореплаватели. (Если что, то Беллинсгаузен и Крузенштерн не совсем русские фамилии). Макаров и тот потонул. Самое время возвращаться командирам к Девлет Гераю и жаловаться. Русские мол — собаки трупами подход к своим позициям завалили. Анекдот вспомнил. Как, мол, дела? Не могу пожаловаться… Я пытался, но никто не слушает.
А вот по центру поля операция «найди три отличия» продолжалась. Цепочка из сотни как раз пеших воинов шла и вертела туда-сюда трупы своих менее везучих братьев. Точно кого-то ищут. Юрий Васильевич даже высказал окружающим его воеводам предположение, кого там нукеры шукают.
— Не иначе мы сына хана завалили или племянника его любимого. С одной стороны хорошо, на одного Герая меньше, а с другой — теперь они злые, отомстить захотят. Хотя, чего же тут плохого. Сами придут, не надо по степи за ними гоняться.
Событие двадцать пятое
Слева конная лава только подходила к лесу. Там татарам нужно было приличный путь преодолеть, чтобы до леса добраться. Это первой волне было просто… Неожиданно крымские татары доказали теорему Пифагора, что гипотенуза короче суммы двух катетов. Раньше напрямик через поле к лесу можно было проскакать, как те первые попавшие в засаду преследователи разведчиков и сделали. А теперь не сгипотенузешь, теперь поле нужно по краю огибать. По двум катетам. Оно — всё поле, трупами завалено. Опять же начало артподготовки застало колонну в движении и им безумно захотелось посмотреть, как красиво гранаты взрываются, выбрасывая вверх клубы дыма, огонь и землю.
Туда, на лево, Юрий Васильевич и перевёл подзорную трубу.
Егорка Коноплёв установил на алебарде, со всей силы богатырской воткнутой в податливую землю, свой испытанный карамультук, и глянул в прорезь прицела. Далековато. Пуля, возможно, уже долетит, но не туда, куда пошлёшь, и силу убойную уже потеряет. Подождём твою мать, как иногда непонятно бурчит себе под нос князь Юрий Васильевич. Егорка оглянулся. Все пять десятков потешных, которых он с собой привёл в лес, уже тоже воткнули алебарды в землю и зарядили мушкеты, которые Юрий Васильевич называет странным смешным словом — винтовка.
К ним как-то неспешно больно татары приближались, словно на прогулке. Не гнали коней с гиканьем, припав к гриве и вытянув вперёд копье, а высоко держались в седле, сжимая в руках толстые тяжёлые свои сабли кривые. Попасть в лес они теперь не могли, тот проход, что был оставлен для первых татар, теперь тоже завален. Но эти в лес и не стремились. Они ехали вдоль леса, чтобы выйти во фланг цепочке поместной конницы, спешенной и стоящей сейчас стеной невеликой с пищалями и арбалетами от реки до леса.
— Подпустим ближе, а то сбегут, — предупредил молодой сотник товарищей и выпрямился, чего стоять в неудобной позе, когда до врага далече ещё.
Татары ехали многоводной рекой. Между полем, заваленным трупами, и лесом саженей сто (213 метров) и чуть не на каждой сажени по воину. Потешные расположились в самом начале леса, дальше вдоль засеки стоят с мушкетами две сотни поместных Кострова, и ещё южнее поместные из Засадного полка. Воевода их — князь Шереметев Фёдор Васильевич приходил, дулся как мышь на крупу, что ему такое дело, как истребление татаровей, одному не доверили. Сейчас, увидев, сколько их едет, одумался, наверное. Тут на всех хватит, да ещё на завтра останется.
— Егор, смотри! — крикнул со счастливой улыбкой его брат меньшой Степан. Рядом свою алебарду воткнул. Меньшой-то меньшой, а если по-честному, то лучший стрелок среди потешных Степан. Он, такое чувство, что заговаривает пули. Никогда не промажет.
Понятно, чему радуется братик, жахнули залпом крупной картечи орудия из-за реки, и как метлой листья сухие, сдуло ряды татарской конницы. Страшное орудие, был он на испытаниях, когда по стаду коров выстрелили. Потом к ним и подходить боязно было. Некоторые коровы, которым особо много картечин в живот попало почти напополам разорваны.
— Приготовились! — чего на чужую победу смотреть, свою нужно добыть. Настало время.
Давно все готовы потешные. Ну, для порядка нужно крикнуть.
— Огонь!
Пятьдесят маленьких свинцовых пулек — это не картечины размером с маленькое яблоко. И количество не то. Там из одного ствола больше вылетает, чем из всех их пятидесяти винтовок.
А поганым и их маленькие пульки в радость, вон, как весело с коней в траву ныряют.
Егор поставил карамультук, прошёлся шомполом с ёршиком, вытаскивая из ствола недогоревшую бумагу от патрона, которая могла остаться в стволе, и сунул новый бумажный патрон. Потом аккуратно вставил пулю и шомполом забил её до отказа. Досыпал порох из скушенного следующего патрона на полку и брякнул винтовку снова на алебарду. Бабах. Тут и целиться не надо. Стеной татарские плечи и спины. Ускорились они, стараясь пролететь мимо опасного места. Несколько человек ломанулись к ним в кусты, но упёрлись в засеку, а пока раздумывали, чего делать, круглые головы свои чесали, получили пулю в эти головы. Больше