[680]. Нарушителей порядка ожидало строгое наказание.
Шляхта понимала, что отъезд может вызвать наказание. Оригинальную попытку его избежать предприняла шляхта Бельского повета. Она пообещала за разрешение уехать из военного лагеря выплатить в казну по одному польскому злотому с одного «дыма»[681]. Эта просьба была удовлетворена. На Городенском сейме 1568 г. господарь решил пойти таким путем в отношении к шляхте всей страны[682].
Роспуск земского ополчения не означал отказ от намерений воевать с противником. Почтам радных панов было приказано отправиться под командованием жемайтского старосты Я. Ходкевича добывать Улу[683]. Вместе с ним отправился и Р. Сангушко, а вскоре должен был также присоединиться Г. Горностай[684]. После нападения московитов на земли Браславщины некоторое количество солдат из посполитого рушенья во главе с мстиславским воеводой и браславским старостой Ю. Остиком было направлено под Браслав[685]. Ф. Кмита был послан «з некоторым рыцерством нашым» (по сведениям М. Бельского и М. Стрийковского — 4 тыс. человек[686]) воевать смоленские окрестности. Любопытно, что великий князь приказывал шляхте после проведения боевых мероприятий не разъезжаться по домам, а остаться в Орше для охраны пограничья[687].
Важнейшим результатом сбора посполитого рушенья в 1567 г. было то, что эта демонстрация военной силы вынудила московитов прекратить подготовку наступления на Ливонию и заняться обороной своих границ[688]. Однако переломить досадную традицию пассивных действий и реализовать широкомасштабную наступательную операцию снова не удалось.
Это был последний сбор шляхетского ополчения за время Ливонской войны 1558–1570 гг., что объясняется несколькими причинами. Во-первых, его мобилизационные ресурсы оказались на грани полного исчерпания. Во-вторых, противник начал проявлять меньшую активность, поэтому острой необходимости собирать посполитое рушенье не было.
На Городенском сейме 1568 г. было принято решение, согласно которому в случае чрезвычайной необходимости шляхтичи «не с почты повинными, але яко хто можеть, на отпор неприятелеви бечи и ку пану гетману ехати мають»[689]. Это фактически означало, что власти отказались от сбора посполитого рушенья по традиционным принципам. Стараясь добиться в первую очередь быстрой мобилизации и осознавая недостаток средств, руководство страны требовало выхода на земскую службу только самих шляхтичей.
Сбор земского войска должен был состояться лишь при самых тяжелых обстоятельствах. Одобрение новой серебщины сеймом 1568 г. показало, что руководство страны очередной раз признало неэффективность посполитого рушенья, больше рассчитывая на материальные ресурсы шляхты.
В начале ноября 1568 г. Г. Ходкевич, остерегаясь нападения московитов на Витебск, полагал, что вооруженные силы у ВКЛ отсутствовали: «Людей пенежныхь мало, поиска земьского вь готовности не будет». Наивысший гетман просил поддержки радных панов, рекомендуя в случае опасности собрать посполитое рушенье без рассылки господарских листов в поветы[690]. Великий князь, однако, не был склонен преувеличивать масштабы угрозы и отложил рассмотрение вопроса о созыве ополчения на ближайший съезд в Вогине[691].
Таким образом, посполитое рушенье в период Ливонской войны 1558–1570 гг. хотя и подтвердило статус основной военной силы в ВКЛ, однако так и не сумело обеспечить победу в военных действиях. Шляхетское ополчение являлось малоподвижной структурой, неспособной оперативно реагировать на ситуацию на фронте. Вызывала вопросы боеспособность шляхтичей, которые за длительное время «простоя» попросту разучились воевать. Сборам постоянно сопутствовали уклонение от службы, сокрытие действительных размеров почтов, насилие по отношению к мирному населению по пути к месту сбора.
Будет неправильным утверждать, что со стороны шляхты, мечтавшей о польских свободах и вольностях, имел место сознательный саботаж посполитого рушенья. Часто такое суждение можно встретить в литературе. Наоборот, рядовая шляхта, боясь наказания, стремилась выполнять распоряжения властей. Другое дело, что для многих выход в войско был невозможен из-за отсутствия материальных средств. А вот состоятельные магнаты нередко показывали пример недобросовестного поведения во время военной мобилизации.
В сборах посполитого рушенья в годы Ливонской войны можно выделить два периода. Первый продолжался до 1563 г.: оно созывалось без сеймовых постановлений, по принципам «старины». Для государственных структур обращение к рушенью являлось забытым и непривычным делом. Основные ожидания возлагались на добровольное желание шляхты защищать страну. Уже в начале Ливонской войны проявились кризисные явления в организации рушенья, стала очевидной недостаточность шляхетских ресурсов для регулярной мобилизации вооруженных сил.
Качественные изменения в организации посполитого рушенья наблюдаются в 1563 г., когда на Виленском сейме было определены правила выхода и нахождения в армии, а также приняты меры по его модернизации в новых условиях войны. Несмотря на проведенную регламентацию, превратить посполитое рушенье в эффективную военную силу не удалось. Для шляхты военные сборы оставались изнурительным мероприятием. Сокрытие реальных размеров владений отрицательно отражалось на численности войска. Господарь не спешил в военный лагерь, из-за чего престиж посполитого рушенья еще больше падал и приводило к массовому уклонению шляхты от земской службы. Только в 1567 г., когда Сигизмунд Август все-таки прибыл в войско, привилегированное сословие проявило необходимую активность. Численность солдат в посполитом рушенье достигла максимума. Однако вместо военного реванша эта безрезультатная военная мобилизация привела страну к углублению внутреннего кризиса и подтолкнула ВКЛ к унии с Польшей.
Обреченность властей на использование посполитого рушенья в качестве основной военной силы была главной причиной общего кризиса военно-оборонительной системы ВКЛ. Дефицит финансовых средств и постоянная военная угроза вынуждали руководство страны снова и снова обращаться к этому «бесплатному» источнику вооруженных сил. Земское ополчение собиралось почти каждый год. В 1561 и 1564 гг. его даже пытались созывать дважды.
Спорадические попытки его трансформации в оплачиваемую армию, привлечение в его ряды представителей непривилегированных сословий не завершились успехом. Стремлениям государственной власти заменить выход в земское войско чрезвычайными налогами для найма регулярных наемных рот было суждено закончиться неудачей из-за низкой платежеспособности шляхты.
Не надо забывать и о социально-идеологическом значении посполитого рушенья. Для шляхты оно служило знаком принадлежности к рыцарскому сословию и определяло ее привилегированный социальный статус. По этой причине даже мысль о коренной реформе военно-оборонительной системы ВКЛ являлась невозможной. Это приобретало еще большее значение в государстве, ставшем на путь построения «шляхетской демократии».
Вторым важнейшим составным элементом вооруженных сил ВКЛ являлось наемное войско, несшее службу за денежную плату. Эта служба, как правило, являлась основным родом занятий. Это определяло профессиональный характер наемного войска, позитивно отражаясь на боевых качествах. Наемная служба имела регулярный характер, что, правда не всегда, выдерживалось.
В XVI в. роль наемной армии постоянно росла. Это было связано в первую очередь со сменой характера военных действий, социальной трансформацией рыцарского сословия — шляхты, а также с общей тенденцией к профессионализации вооруженных сил. С течением времени в правящих кругах нарастало понимание необходимости формирования регулярной армии. Особое значение наемное войско приобретало еще потому, что в отличие от традиционного посполитого рушенья в него входили пешие солдаты — драбы.
По структуре наемное войско состояло из подразделений — рот, которыми командовали ротмистры. Рота делилась на несколько структурных единиц во главе с поручниками и «товарищами». Как правило, рота насчитывала 100–200 солдат. Существовали роты всадников и драбов, а также казаков. Более мобильное конное войско использовалось в наступательных операциях. Роты драбов чаще всего размещались в укрепленных пунктах, обеспечивая их защиту, а также участвовали в осадных мероприятиях.
Служба наемной роты начиналась с выдачи великим князем «приповедного листа». В этом документе оговаривались условия службы, ее срок и ставки оплаты («заслужоное»). Часто в дополнение выдавалась «устава», фиксировавшая цены на продукты и фураж. В приповедном листе, как правило, определялся порядок взаимоотношений наемников с местными властями и мирным населением в местах дислокации роты, что было важно при разрешении конфликтных ситуаций. Весь нанесенный наемниками ущерб должен был записываться в специальный реестр, который затем посылался гетману и местным властям[692].
Во время службы ротмистры и обычные солдаты должны были руководствоваться военными «артикулами», выдававшимися гетманами. Известно три списка подобных артикулов, выданных во время Ливонской войны Григорием и Яном Ходкевичами[693]