Другой насущной задачей для шляхты было завершение войны, а вместе с ней и прекращение изнурительных сборов в посполитое рушенье и выплат непосильных налогов[1216]. Союз с Польшей виделся как выход из тяжелого материального положения. Такое понимание только укреплялось с течением Ливонской войны и четко проявилось после сбора посполитого рушенья в 1567 г.
Целенаправленное и последовательное стремление к унии можно увидеть только у подляшской шляхты. Показательными в этой связи являются события на Виленском сейме 1565/1566 гг. Известно, что на нем «некоторые земли и поветы» поставили вопрос о созыве совместного с Короной сейма[1217]. Кто был инициатором данной идеи, дают понять «ответы» Сигизмунда Августа подляшской шляхте. Именно она выдвинула «просьбу» о заключении унии[1218].
Подляшская шляхта на этом сейме выдвинула еще одно любопытнейшее предложение, обойденное вниманием ученых. Ряд подляшских урядников выступил с речью перед делегатами сейма[1219]. Согласно ее тексту, в ситуации, когда политические элиты обеих стран (т. е. сенаторы с польской стороны и радные паны — со стороны ВКЛ) не могут договориться по спорным вопросам (что затягивает заключение унии до бесконечности), разрешение споров и принятие окончательного решения должно принадлежать Сигизмунду Августу как «верховному и главному господину как Польского королевства, так и Великого княжества Литовского» («panu zwierchnemu а przedniejszemu tak Korony Polskiej jako Wielkiego Ksiestwa Litewskiego»). При этом подляшские послы особо подчеркивали, что «никто другой может и не будет приводить к согласию и выносить решение по вопросам, которые касаются отношений этого государства Великого княжества Литовского с гражданами и народами Польского королевства»[1220]. Таким образом, представители Подляшского воеводства высказывались за то, чтобы отодвинуть радных панов от решения актуальных политических проблем.
Политические инициативы подляшан всегда ставились как пример устремлений шляхты к эмансипации и унии (не разделяя, разумеется, этих процессов). Однако обязательно ли отправной точкой для проунийной позиции подляшских поветов являлись именно шляхетско-сословные интересы? Не играют ли здесь более значительную роль региональные интересы Подляшья как специфического приграничного района ВКЛ? Соседство с Короной способствовала не только заимствованию традиций реальной «шляхетской демократии», но и углублению экономических и культурных связей, что создавало дополнительную заинтересованность подляшан в унии.
Остальные воеводства и поветы не выдвигали подобных требований. Вряд ли им можно считать содержание первой статьи «просьбы» послов Витебского воеводства, датированную 27 августа 1566 г. О. Халецкий попытался представить ее как несомненное доказательство поддержки унии шляхтой восточных земель ВКЛ[1221]. На наш взгляд, витебские послы просто со скрупулезной точностью пошли вслед за содержанием мартовских сеймовых листов при определении цели приезда на вальный сейм. Напомним, что в них действительно говорилось о первостепенном значении вопроса унии.
Шляхте не были чужды общегосударственные интересы ВКЛ, которые вовсе не расходились с ее сословными интересами. Литвины характеризовались ясным пониманием собственного отличия от тех же поляков как особой «политической нации». Осознание специфики своего политического бытия смешивалось с этническими характеристиками, в результате чего возникало оригинальное «литвинское сознание», в дальнейшем ставшее источником для формирования феномена «литовского сепаратизма».
О сильном ощущении своей непохожести на «братский» народ свидетельствуют публицистические произведения того времени. Польские публицисты представляли литвинов неблагодарным варварским народом, который должен быть обязан Польше за вхождение в содружество христианских стран Европы. Литвины считали такой взгляд несправедливым и оскорбительным и боролись с ним. Ярким примером подобной полемики являются произведения Станислава Оржеховского и анонимная «Беседа поляка с литвином»[1222].
«Беседа» — прекрасный материал для изучения политической идеологии ВКЛ. Она представляет собой заявленную от имени всего общества ВКЛ точку зрения на характер отношений между Польшей и Литвой, где отстаивается право ВКЛ на независимое существование, критикуется характер власти и социально-политических отношений в Польше[1223].
Инициаторами создания «Беседы», по нашему мнению, являлись Радзивиллы. Это публицистическое произведение отражает магнатское видение политических процессов в обеих странах и проникнуто духом традиционалистского консерватизма. Через весь текст четко проходит мысль, что беды в государстве возникают тогда, когда «шляхтичи перестают слушать панов»[1224]. «Литвин» акцентирует внимание своего собеседника на пороках польского государственного строя — его анархичности, недееспособности власти, безразличия к нуждам государства со стороны шляхты, для которой вообще не существует никакого авторитета. Автор сетует, что из-за собственного безладия поляки не пришли на помощь взятому в осаду московской армией Полоцку. Что касается унии, представитель Литвы предлагает «поляку» сначала вместе победить противника в Ливонской войне, а потом заключать межгосударственный союз[1225]. При этом Сигизмунд Август представляется как нейтральный субъект политического процесса, который заботится об общем благе обоих народов. Все проблемы возникают из-за помех с польской стороны достойно завершить войну.
Для автора «Беседы» является нормальным существование двух государств со шляхетско-демократическим устройством, главное достоинство которых заключается в «свободе»[1226]. Он не видит необходимости соединения княжества с Короной для функционирования шляхетских вольностей. «Шляхетскую демократию» в ВКЛ вполне возможно построить на собственном фундаменте, и для этого вовсе не обязательно еще теснее объединяться с Польшей.
Как уже упоминалось, впервые совместное обсуждение вопроса унии состоялось на Варшавском сейме 1563/1564 гг. Обе стороны представили свои проекты будущего союза соседних государств. Проект посольской избы польского сейма, где доминировали экзекуционисты, заключался в фактической инкорпорации ВКЛ в состав Польши[1227]. Польские сенаторы также выступали за инкорпорационную унию, но их позиция была более склонна к компромиссам с литвинами[1228].
Подобный подход не мог быть воспринят литовской стороной положительно. Послы ВКЛ не раз заявляли, что стремятся заключить унию на условиях сохранения «прав и вольностей» Княжества[1229].
Литовский проект унии кардинально отличался в вопросе характера и роли общего сейма Речи Посполитой. Радные паны ВКЛ настаивали на присутствии в государственно-правовой системе объединенного государства особого вального (или «посполитого») сейма ВКЛ. Этот сейм, имея полноту законодательной власти на территории ВКЛ, должен был стать промежуточной инстанцией между Великим вальным сеймом Речи Посполитой (такой термин используется в дневнике Варшавского сейма 1563/1564 гг.) и литовскими поветовыми сеймиками. Только при решении общих для всего государства вопросов сейм ВКЛ не должен был собираться. Вместо этого радные паны определяли, кто из них едет на большой сейм Речи Посполитой[1230].
Н. Радзивилл Черный считал нужным проведение в ВКЛ реформ в сфере государственного управления и права и, в частности, образования поветовых сеймиков. Благодаря этим реформам в ВКЛ с формально-юридической точки зрения окончательно установились бы принципы «шляхетской демократии». Однако при этом магнатерия не потеряла бы своего реального влияния на внутриполитические процессы. Такой контроль обеспечивало бы в первую очередь наличие института вольного сейма ВКЛ.
В ВКЛ придерживались концепции «двух Речей Посполитых». Для функционирования в стране «шляхетской демократии» было необходимо введение новых должностей, а также пожалование разнообразных привилегий по польскому образцу. Однако объединение с Короной не являлось абсолютной необходимостью. На такой позиции стояла Рада. Судя по информации источников, она не встречала возражений со стороны шляхетского сословия. Поэтому нельзя рассматривать реформы 1564–1566 гг. как проигрыш магнатов и выигрыш шляхты[1231]. В свое время Ю. Бардах выразил мнение, что реформы 1564–1566 гг. представляли собой уступку со стороны магнатерии, которая хотела таким образом отвести шляхту от поддержки унии[1232].
Для характеристики литовского проекта важных сведений добавляет единственный в своем роде votum виленского епископа В. Протасевича, изложенный на Берестейском сейме 1566 г. Аргументационной основой для него являлся привилей Александра 1501 г. В. Протасевич считал, что любые соглашения о унии должны опираться на этот документ. Его позиция отличается безусловным консервативным подходом: «Теперь мы ничего нового не требуем, только чтобы все было сохранено по-старому»[1233]