[102] Как только крымский хан Девлет-Гирей прислал грамоту с подтверждением мира, в Вильно сразу же обратились к ливонской проблеме.
Литовским политикам приходилось долгое время лицемерить, заверяя московитов в своей заинтересованности в союзе против крымских татар. Неудивительно, что посольству Р. Алферьева в Вильно был оказан очень хороший прием. Уже только это должно было давать надежду московским дипломатам на удачную реализацию их планов. По посольскому отчету Р. Алферьева хорошо прослеживаются положительные отзывы литвинов на московские предложения[103]. Против них выступал лишь один неназванный человек[104]. Позволим себе допустить, хотя большой вероятности в этом нет, что им являлся канцлер и виленский воевода Николай Радзивилл Черный, известный своим скептическим отношением к перспективам антикрымского союза.
Р. Алферьев сообщал о конфронтации этого политика с наивысшим гетманом ВКЛ Николаем Радзивиллом Рыжим и трокским воеводой Иеронимом Ходкевичем. По словам московского посла, Н. Радзивилл Черный не пользовался поддержкой общественного мнения. В ВКЛ бытовало мнение, что поход под Позволь в 1557 г. был бессмысленной затеей, корысть от которой получил лишь он.
Датский историк К. Расмуссен считает, что литовские политики умышленно показывали свое благожелательное отношение к московским предложениям, чтобы тем самым выиграть время для нормализации отношений с Бахчисараем[105]. С этим мнением нельзя не согласиться. Тяжело представить, чтобы в Вильно сразу отказались от своих планов относительно Ливонии и взялись за ликвидацию крымской угрозы. Однако до выяснения отношений с Крымским ханством предпринимать какие-либо активные действия на ливонском направлении было опасно, учитывая потенциальную возможность войны на два фронта.
Результаты посольства Р. Алферьева позволяли московскому руководству с уверенностью думать, что Литва пойдет на подписание антикрымского договора, а значит, не будет вмешиваться в московско-ливонские отношения. Ливонская проблема никак не была затронута даже в конфиденциальных разговорах. Казалось, в Вильно молчаливо согласились с тем, что кризис в отношениях Ливонии с Московией, дошедший до военной конфронтации, является их внутренним делом.
Р. Алферьев вернулся в Москву 3 мая 1558 г.[106] А уже 11 мая 1558 г. состоялся захват московской армией во главе с Алексеем Басмановым важного торгового города-порта Нарвы[107]. Возникает вопрос, не взаимосвязаны ли эти события? Вполне возможно, что да, поскольку литвины никак не среагировали на действия московских солдат в Ливонии зимой 1558 г. Москва как бы получила санкцию на продолжение действий, направленных на подчинение этого прибалтийского государства.
В то же время является очевидным, что резкой перемены московской политики в связи с событиями в Нарве в апреле — мае 1558 г. не состоялось. Переход к захвату замков на территории Ливонии имел достаточно прозрачные мотивы. Из поля исследовательского внимания обычно исчезает один существенный факт. В апреле 1558 г. после двухсторонних обстрелов между Ивангородом и Нарвой посланцы из этого ливонского города «били челом государю о том, чтобы их взял в свое имя»[108]. 3То означает, что московские власти получили обещание перехода Нарвы под свою юрисдикцию. Но жители города вели двойную игру, затеяв в то же самое время переговоры с магистром Ордена об оказании помощи. Вскоре нарвенцы отказались от своих обещаний, что в Москве было расценено не иначе как предательство. Московское руководство, таким образом, получило формальное обоснование своих принудительных действий по установлению контроля над Нарвой. Данное обстоятельство показывает, что в Москве не стремились к безоглядному захвату ливонской территории, стараясь подчинить ее, не выходя за рамки правового поля, по крайней мере в своем понимании. И только когда эти меры не срабатывали, дело доходило до военного давления.
Тем временем в Москву прибыли посланники из Литвы Ян Волкович (Волчек) и Лука Гарабурда. Они подтвердили намерения руководства ВКЛ заключить антикрымское соглашение с Московией и попросили дать «опасные грамоты» для великих послов из ВКЛ[109].
В середине 1558 г. в Вильно продолжали серьезно беспокоиться за состояние дел на южной границе. Н. Радзивилл Рыжий предупреждал об опасности, грозящей украинским землям, призывая обратить на нее первоочередное внимание. Приходили сообщения, согласно которым турецкая армия выступила в Молдавию и ждала объединения с армией крымского хана. Не переставали совершаться «шкоды» мирным жителям пограничья[110].
Центральные власти ВКЛ делали необходимые шаги для обеспечения обороноспособности государства. В канцелярии Сигизмунда Августа летом 1558 г. были созданы некие «военные листы», наверняка касающиеся созыва посполитого рушенья против крымских татар. В пограничные крепости на Украине было послано продовольствие и выделены средства для вербовки наемных солдат (в частности, на «почт немалый» для киевского воеводы)[111]. Таким образом, в Литве всерьез были обеспокоены ситуацией на южной границе. Игнорирование московских предложений о союзе в данный момент было бы непростительной политической ошибкой.
Не будем утверждать категорически, но вполне возможно, что приезд литовских посланцев послужил сигналом для отправления большого московского войска в Ливонию[112]. В результате этой военной операции 18 июля 1558 г. был захвачен один из крупнейших ливонских городов Дерпт.
Захват московитами Дерпта встревожил руководство ВКЛ. Оккупация ливонской территории означала приближение угрозы для центральных земель княжества, особенно для его столицы Вильно. Не в меньшей степени вызывало тревогу состояние государственного скарба, оставшегося без средств после расходов на оборону южной границы. Для обсуждения этих проблем на 28 октября 1558 г. было назначено специальное совещание великого князя и радных панов ВКЛ[113]
Вероятно, по его результатам 28 ноября 1558 г. господарская канцелярия издала грамоты о возобновлении сбора серебщины (специального чрезвычайного налога на военные нужды) за 1556 и 1557 гг., которая не собиралась в эти годы в связи с продлением перемирия с Московским государством[114]. Одновременно были высланы специальные «листы» в Витебск, Полоцк и Браслав к местным воеводам и старостам. Им предписывалось оставаться на замках и в случае необходимости быть готовым созвать местное рушенье шляхты[115].
Таким образом, руководство ВКЛ уже в конце 1558 г. не исключало обострения отношений с Московией и решило заранее готовиться к возможной войне. При этом, как видно, к военной опасности относились со всей серьезностью. Вряд ли это была обыкновенная перестраховка.
Без сомнения, результаты октябрьского совещания повлияли на содержание посольской грамоты и высказываний посла Василия Тышкевича, отправленного в Москву 20 декабря 1558 г.[116] Такой поздний визит литовского посла (напомним, что «опасные грамоты» на его приезд были получены еще летом) можно объяснить тем, что в Вильно ожидали результата дипломатических миссий в Стамбуле и Бахчисарае.
Посольство В. Тышкевича, Н. Шимковича и Я. Гайко привезло предложение вечного мира между обоими государствами как необходимое условие для заключения антикрымского союза[117]. Московия должна была вернуть захваченный в начале XVI в. Смоленск и другие пограничные земли, а также отказаться от претензий на Киев и восточные земли ВКЛ. Коротко говоря, с помощью антимусульманского союза Вильно желало добиться от Москвы отказа от внешнеполитической программы «собирания русских земель». В пылу полемики В. Тышкевич заявил о перспективах совместной борьбы с Крымским ханством, что «и толко крымского избыв, и вам не на ком пасти, пасти вам на нас»[118]. Тем самым посол показал заинтересованность ВКЛ в существовании татарского государства как сдерживающего фактора экспансионистских устремлений Московии.
В Кремле явно не ожидали такого оборота событий. Реакция на литовские предложения была достаточно резкой. Их категорически отбросили, назвав «безлепицей». Литвины, в свою очередь, заявили, что без возврата захваченных земель заключение союза в виде «вечного мира» не имеет смысла. Разумеется, под подобной формулировкой скрывалось желание отказаться от московского предложения по совместной борьбе против Крыма.
11 марта 1559 г. литвины впервые в переговорах затронули ливонский вопрос. Обратим внимание на два момента. Поводом для упоминания ливонской проблемы послужили акты насилия, совершенные московскими солдатами во владениях дальнего родственника Сигизмунда Августа рижского архиепископа Вильгельма. Литовский господарь просил остановить военные действия, беспокоясь за безопасность родственника и мир среди всех христиан[119]. Это свидетельствовало о неравнодушии Вильно к происходящим событиям в Ливонии. Однако Сигизмунд Август не выступил в защиту Ливонского государства, а ограничился проявлением заботы о безопасности родственника. Очевидно, в Литве пока что не хотели выносить ливонский вопрос на официальный уровень.