После того, как выяснилась невозможность достичь мира на выгодных для Русского государства условиях, было решено ограничиться переговорами о перемирии. При этом царь требовал заключения перемирия «лет на десять и болши»[25]. Главным пунктом разногласий явился вопрос о разделе Ливонии. Русская сторона готова была уступить Литве часть Ливонии по Западную Двину. В дальнейшем русские дипломаты согласились пойти еще на ряд мелких территориальных уступок литовцам, но настойчиво требовали отказа Литвы от Риги, Дюнамюнде (Даугавгриве), Вольмара (Валмиера), Вендена (Цесиса), Эрмеса (Эргеме) и др. городов, а также от Ревеля (Таллина) и Пернова (Пярну). Иными словами речь шла о том, чтобы закрепить за Русским государством права на основную часть Ливонии. Русское правительство все еще рассчитывало обеспечить за Русским государством почти всю Прибалтику.
Несмотря на то, что и переговоры о перемирии (в ходе которых поднимался вопрос об организации личного свидания Сигизмунда II Августа и Грозного) не дали желательных результатов, решено было не возобновлять военных действий. Переговоры должно было продолжить русское посольство к Сигизмунду II Августу.
Посольство в Литву было направлено только весной 1567 г. В состав посольства входили Ф. И. Умный-Колычев, И. Нагой и дьяк Василий Яковлев.
Посольству предстояло договориться с литовским правительством о перемирии на семь лет на условиях уступки литовцами Полоцкого повета и отказа от всей Ливонии до реки Западной Двины. Царь требовал также выдачи Курбского и предоставления свободы торговли и свободы сообщения для русских купцов и дипломатов в Литве и через Литву. Аналогичные обязательства брались русским правительством по отношению к литовским дипломатам и купцам. Тот факт, что в инструкциях Умному-Колычеву русское правительство отказывалось от ряда территориальных уступок, о которых шла речь в Москве, находился в прямой связи с тесным сближением между Русским государством и Швецией, происшедшим в начале 1567 г., хотя русским послам было поручено тщательно скрывать от литовских дипломатов русско-шведское соглашение. по-видимому, сближение с Швецией не означало еще окончательного согласия русского правительства на переход к шведским феодалам захваченной ими части Прибалтики. Во всяком случае, во врученном посольству русском проекте перемирной грамоты захваченные шведами города были отмечены как остающиеся под властью Русского государства.
Русские дипломаты понимали, что надежды на более или менее прочное соглашение с Литвой немного. Поэтому на случай срыва переговоров Умный-Колычев должен был добиваться сохранения перемирия до 15 августа 1567 г. Русскому правительству было крайне важно выиграть время. Внутренние и международные обстоятельства заставляли его воздерживаться от возобновления военных действий в широком масштабе. Внутри страны как раз в это время приходилось вести тяжелую борьбу с боярской оппозицией, устраивавшей заговоры и сносившейся с литовскими феодалами. Не случайно в обязанности отправлявшихся в Литву послов входило объяснить в выгодном для правительства духе те слухи о происходившей в Русском государстве (внутренней борьбе, которые могли распространяться за рубежом.
С внешнеполитической точки зрения было необходимо выждать результатов широкой дипломатической акции, предпринятой ^русской дипломатией в связи с неудачей переговоров о мире с Литвой. Дело в том, что параллельно с происходившими с 1565 г. русско-литовскими переговорами развивались сношения между Русским государством и Швецией. Последняя была не в силах вести тяжелую борьбу одновременно с Данией и Литвой и нуждалась в русской помощи. Скандинавская Семилетняя война явно не оправдала надежд Эрика XIV. И на суше, и на море военные действия между шведами и датчанами, несмотря на свой ожесточенный характер, шли с переменным успехом. Шведские армия и флот продемонстрировали, правда, свои хорошие боевые качества, но не смогли обеспечить решения основной задачи, поставленной правительством Эрика XIV, — доставить Швеции выход к Северному морю. Даже катастрофа у берегов Висби в 1566 г., когда бурей были потоплены основные силы датского и любекского флота и когда шведское преобладание на Балтике стало очевидным, не склонила решительно чаши весов войны в пользу Швеции.
При таких условиях для правительства Эрика XIV, которое, подобно правительству Грозного, вынуждено было бороться в своей стране с феодальной оппозицией, было вполне естественным искать соглашения с Русским государством, рассчитывая при его поддержке добиться успеха в борьбе с Данией и Сигизмундом II Августом. В свою очередь, занятое борьбой с боярской оппозицией и видевшее, что война с Литвой затягивается, русское правительство было не прочь пойти на временное соглашение с Швецией против Сигизмунда II Августа. Чем яснее становилась невозможность достичь мирного разрешения конфликта с Литвой, тем большее значение в глазах русских дипломатов должен был приобретать шведский союз. В ноябре 1566 г. Эрик XIV мог уже вести переговоры с царским посланником, который передал ему желание своего государя сохранить мир с Швецией. Царь готов был даже признать за Швецией все захваченные ею города в Ливонии. В феврале 1567 г. шведское посольство заключило в Москве союзный договор, по которому Эрик соглашался выдать Грозному Екатерину Ягеллон, супругу Юхана Финляндского. Ревель (Таллин), Пернова (Пярну), Вейссенштейн (Пайде), Каркус и другие города, захваченные уже шведскими войсками, сохранялись за Швецией. Шведский король получал право прямых сношений с русским государем. Обе стороны соглашались не заключать сепаратного мира. Швеция снимала блокаду Нарвы. Купцы и дипломаты получали свободу торговли и свободу проезда во владениях обоих государей. Договор был направлен против Литвы. Царь обещал помирить Швецию с Данией. В противном случае он должен был выступить на помощь шведам против датчан.
Несмотря на то, что договор этот предполагал отказ Русского государства от Ревеля (Таллина) и Пернова (Пярну), нельзя не признать, что заключение его было крупным успехом русской дипломатии. Помирив Швецию с Данией, она могла рассчитывать на то, что ей удастся с шведской помощью добиться от Литвы отказа от претензий на Ливонию и прочно закрепить за Русским государством не только Нарву, но и чрезвычайно важный для Прибалтики и для Русского государства водный путь по Западной Двине к Риге. Русско-шведский союз, по мысли царя, должен был быть скреплен союзом между Русским государством и Англией. Переговоры но этому поводу велись в Москве с агентом английской торговой компании Дженкинсоном, который выехал в Англию осенью 1567 г. Царь предлагал королеве Англии союз против всех ее врагов. При этом Грозный специально подчеркивал, что «король польский ему недруг». Поэтому царь настаивал на том, чтобы «соединиться с ним заодно против поляков»[26] и запретить английским купцам «вести торговлю с подданными короля польского»[27]. Англия должна была снабжать Русское государство артиллерией и другими военными материалами, а также разрешить приезд в Русское государство мастеров, сведущих в кораблестроении.
Но русские дипломаты были слишком трезвыми и искусными политиками для того, чтобы слепо увлечься планами русско-шведско-английской коалиции против Литвы. Прежде чем рисковать возобновлением активных военных действий на литовской границе, они хотели дождаться исхода переговоров Дженкинсона в Лондоне и получить от Эрика XIV подтверждение союзного договора от 16 февраля 1567 г. В этих целях в Швецию было направлено специальное посольство во главе с И. М. Воронцовым. Характерно, что почти одновременно с отправлением посольства в Швецию к границам Финляндии было двинуто многочисленное войско. Военные мероприятия на финской границе должны были заставить Эрика XIV внимательно отнестись к тем обязательствам, которые взяли на себя шведские послы в Москве.
При таких условиях факт одновременной с отправлением посольства в Швецию посылки в Литву Умного-Колычева становится совершенно понятным. С другой стороны, нельзя упускать из виду, что русское правительство, как показывает ход русско-литовских переговоров 1565–1566 гг. и наказ посольству Умного-Колычева, не решило еще окончательно для себя вопроса об отказе от захваченной шведами части Ливонии. Поэтому было вполне естественно еще раз попытаться решить ливонский вопрос в нужном для Русского государства смысле путем прямых переговоров с Литвой, без неизбежных в противном случае уступок шведам.
Переговоры посольства Умного-Колычева в Литве не дали никаких результатов. Возвратившиеся в октябре 1567 г. послы жаловались, что «им в Литве было бесчестье великое»[28]. Иного результата русско-литовских переговоров трудно было ожидать, ибо литовские феодалы и не думали принимать русские условия мира. Характерно, что накануне прибытия русского посольства Сигизмунд II Август прямо писал о том, что «никоторая надея около постановения покою быти не может»[29].
В свою очередь, неудачу мирных переговоров с русским посольством король спешил использовать для ускорения дела о польско-литовской унии, для усиления военных приготовлений литовских феодалов, призывая их к войне, которая прошла бы «с пострахом и з упадком» Русского государства. В королевской инструкции к вильненскому сеймику говорилось, что «его королевъская милость, вси речи отложивши, ни о чом ином, только о войне намовляти и становити… хочет»[30]. В конце 1567 г. король действительно готовился к открытию больших военных действий против Русского государства. В 1568 г. в королевском лагере около Минска было около 100 тыс. человек при большой артиллерии. Король намеревался сам возглавить поход этой армии на Москву. Он определенно рассчитывал на помощь боярской оппозиции в Русском государстве, ожидал боярского мятежа и перехода боярства на его сторону. Однако расчеты короля не оправдались. Русскому правительству удалось разгромить боярских заговорщиков, и Сигизмунд II Август вынужден был отказаться от наступления. В 1568 г. военные действия вновь носили лишь частный характер. Захват литовцами крепости Улы на территории полоцкого повета и временный переход в их руки Изборска, находящегося недалеко