Русские полки атакуют ливонский укрепленный лагерь под Рингеном. Миниатюра из Лицевого свода
Однако сила и солому ломит. Наскоки русской помочной рати не имели нужного эффекта, и осадные работы после прибытия артиллерии развивались по плану. Гарнизон Рингена понес большие потери от огня неприятельской артиллерии. Отражая атаки ливонцев, он израсходовал практически весь запас пороха. 29 октября (по другим данным, 30-го) орденские кнехты и наемники пошли на новый приступ.
Измотанные и понесшие серьезные потери защитники Рингена, принужденные драться фактически только холодным оружием, на этот раз не сумели отразить штурм. Упоминавшийся выше Маттиас Фриснер спустя полторы недели отписывал герцогу Юхану, что ливонцы, взяв Ринген, захватили в нем несколько больших орудий, доставленных сюда из Дерпта, и 200 ластов ржи. 50 взятых в бою пленных по приказу Кеттлера повесили сразу же, а еще 95, среди которых был и некий bajaren и wojwaden со своим сыном (надо полагать, речь шла о Русине Игнатьеве) в оковах в сопровождении роты рейтаров были препровождены в Венден к магистру. Судьба их была печальной: разосланные по разным замкам, они не пережили зимы 1558–1559 годов. По словам Андрея Курбского, неприятель «мало не всех во презлых темницах гладом и зимою поморил».
Падение Рингена. Миниатюра из Лицевого свода
Однако гибель мужественного гарнизона Рингена не была напрасной: их месячное «сидение» позволило сорвать план по молниеносному взятию Дерпта. А через месяц империя нанесла ответный удар. Большая русская рать вторглась в Ливонию и подвергла ее беспощадному опустошению, сполна отомстив за гибель своих боевых товарищей.
Империя наносит ответный удар…
Осенний 1558 года ливонский контрудар и взятие Рингена показали, что Ливонскую «конфедерацию» в целом и Орден в частности еще рано списывать со счетов: доставить определенные неприятности они вполне могли. Да и никаких признаков готовности пойти на мировую ливонцы не проявляли. Еще до завершения боевых действий в конце 1558 года Иван Грозный, вняв призывам датских послов, направил грамоту князю Д.И. Курлятеву, юрьевскому наместнику. В ней он наказывал воеводе «послати от собя к маистру, чтобы государю царю бил челом и исправился во всем, а кровь бы християнская неповинная в том не розлилася». Царское предложение сопровождалось концентрацией войск на русско-ливонском пограничье: в Разрядном приказе с осени, как только в Москву пришли известия о наступлении ливонцев на Юрьев, напряженно работали над подготовкой ответного удара, составляя роспись воевод и полков, готовя соответствующий наказ большому воеводе и т. д. По подмерзшим дорогам к назначенным местам сбора спешили дети боярские со своими послужильцами, ехали на казенных лошадях и подводах, стрельцы и казаки, а посошные люди тянули наряд.
Накануне вторжения
О военных приготовлениях русских ливонские ландсгерры, несомненно, знали. Однако последнее предложение Московита магистр Вильгельм фон Фюрстенберг, рыцарь старой закалки, и его тезка, рижский архиепископ Вильгельм, оставили без ответа. На что они надеялись, на что рассчитывали – неясно, ведь как показал опыт предыдущего года, зима вовсе не являлась помехой для русского воинства, что бы ни говорили некоторые современные историки. Не то чтобы русские ратники и служилые татары с удовольствием ходили в зимние походы в «дальноконные грады», но, во всяком случае, ни глубокий снег (или его отсутствие), ни морозы (так называемый Малый ледниковый период был еще далек от завершения, и псковский книжник записал в летописи, что зима 1558–1559 годов была «добре стоудена») не могли остановить их рвения послужить государю, снискав ему великую славу, а себе – неплохую добычу и прибыток. Ради этого можно было и потерпеть, преодолевая тяготы зимнего походного быта.
Согласно сохранившимся разрядным записям, состав рати, посредством которой Иван Грозный намеревался учинить «недружбу» ливонским ландсгеррам и показать им свою бранную лютость, выглядел следующим образом. Большой полк под началом воевод князя С.И. Микулинского и боярина П.В. Морозова (оба заслуженные военачальники и ветераны многих походов и боев) включал 16 «сотен» детей боярских, а также двор татарского «царевича» Тохтамыша – и самого «царевича», естественно. Раковорские воеводы князь М.П. Репнин и С.С. Нарматцкий со своими людьми и «наряд» (артиллерия) под командой Г.И. Заболоцкого усилили Большой полк. Отметим, что взятый Микулинским и Морозовым в поход «наряд» был «лехким» и состоял из небольших орудий (в орденской переписке русские пушки именовались не geschutz, но kleine stuklein felttgeschutz или Falcкenetell), установленных на санях.
Иван Грозный наказывает отправить письмо с мирными предложениями магистру Ордена. Миниатюра из Лицевого свода
Передовой полк под началом воевод князя В.С. Серебряного и Н.Р. Юрьева в своих рядах насчитывал девять «сотен». «Вдополнку» к ним были присланы дети боярские из гарнизона Острова, татары двора «царя» Шагилея (Шах-Али) под приставством князя А.П. Телятевского, «казанские горные и луговые люди», приставом при которых был сын боярский Б.И. Сукин, и черкесские князья со своими дворами.
Восемь «сотен» было в полку Правой руки воевод князя Ю.И. Кашина и И.В. Шереметева Меньшого, с которыми бок о бок собирались в поход юрьевские дети боярские под началом воеводы князя П.Д. Щепина, служилые татары под приставством сына боярского Р.В. Алферьева и татары-новокрещены с их приставом сыном боярским А.Т. Михалковым. В полку Левой руки воевод князя П.С. Серебряного и И.А. Бутурлина было семь «сотен», а также ратные люди юрьевского гарнизона во главе с воеводой М.П. Головиным и «темниковские и цненнские люди» со своим приставом Г.Н. Сукиным. И, наконец, в Сторожевом полку воевод М.Я. Морозова и Ф.И. Салтыкова было семь «сотен» и еще «кадомские люди» со своим приставом – князем С.Д. Гагариным.
Начало вторжения рати князя С.И. Микулинского в Ливонию. Миниатюра из Лицевого свода
Если подвести общий итог, то выходит, что в пяти полках рати князя С.И. Микулинского было (по аналогии с Полоцким походом) порядка 8000-10000 ратников поместной конницы, около 4000–5000 их кошевых в обозе с «ествой» и прочими припасами, около 2000 татар и прочих инородцев и как минимум 1500–2000 посаженных на конь стрельцов и казаков. Во всяком случае, в переписке ливонских должностных лиц упоминаются 1000 стрелков-hakenschutzenn в Большом полку и 600 – в Передовом полку. В сумме это составляет около 12–14 тыс. «сабель» и «пищалей» (без учета обозной прислуги и, вероятно, некоторого количества посошных людей) и как минимум вдвое, если не больше, коней – строевых, запасных и обозных. Конечно, это не 130-тысячная «дикая орда» (wütenden Horde) из хроники секретаря Кеттлера С. Хеннинга и не 50 000, о которых рассказал на допросе взятый ливонцами в плен слуга некоего русского boyarenn’a, но сила весьма и весьма немалая, вполне способная нанести крепкий урон владениям Ордена и рижского архиепископа.
А именно в этом и заключался замысел Москвы. Если в предыдущем году действия русских войск затронули преимущественно владения дерптского епископа и отчасти восточную и северо-восточную части Эстляндии, то сейчас под удар должны были попасть земли, ранее не испытывавшие серьезного урона или и вовсе не затронутые войной. И это разорение, проводимое со всей решительностью и свирепостью, должно было направить помыслы ливонских ландсгерров в нужное для Москвы русло.
Вторжение началось
Убедившись в том, что и магистрово, и архиепископово ухо к предложению мира глухо, Иван Грозный решительным мановением руки двинул на «маистра» и «арцибискупля» свои полки. 15 и 16 января 1559 года русско-ливонский рубеж пересекли передовые отряды русской рати. На следующий день, 17 января, в движение пришли главные силы царского войска. Вторжение осуществлялось семью колоннами, что объясняется просто: с одной стороны, это позволяло охватить разорением большую территорию, а с другой – снабжать войско было проще, чем если бы вся армия двигалась по одной дороге.
Момент для удара был выбран удачно. Не имея финансовых и материальных возможностей длительное время содержать большое наемное войско и ополчение, магистр и архиепископ были вынуждены по завершении осеннего похода распустить большую их часть. И теперь, когда в отместку за захват Рингена и набег на Псковщину большая русская рать вторглась во владения рижского архиепископа, под рукой у Фюрстенберга, его заместителя Кеттлера, архиепископа Вильгельма и его «воеводы» Фелькерзама не оказалось достаточных сил для отражения набега. Имевшиеся же у них войска были разбросаны, как писали датские дипломаты, сообщая своему королю последние новости из Ливонии, по отдельным замкам на расстоянии 10, 20, 30 и 40 миль (от 16 до 65 км) друг от друга и были больше озабочены своим выживанием, чем желанием нанести серьезный урон русским. Последствия, как и следовало ожидать, оказались весьма и весьма печальными.
Набег русских ратных людей на Ливонию.
Миниатюра из Лицевого свода
Русские летописи довольно лаконичны в описании похода. В Псковской 3-й летописи рассказ о нем поместился в паре предложений: «И внидоша (русские полки. – Прим. авт.) в землю (ливонскую. – Прим. авт.) генваря в 15-й день на Алыст (Мариенбург, современный Алуксне. – Прим. авт.), и воевали до Риги и Задвинье все в Поморье и от Риги по обе стороны Двины, и поплениша землю их всю, и не бе места идеже не воеваша».
Завершая рассказ о походе князя Микулинского, книжник отмечал, что русские ратники «разориша тоя зимы 7 градов, и множества кораблей пожгоша на море под Ригою, а под Чесминым (Зессвеген, современный Цесвайне. – Прим. авт.) немец побиша 400; и милостию божиею сами все вышли здоровы на Вышегород, февраля в 17-й день, и пленоу безчислено множество выведоша».