на море для бусного приходу заморских людей». В июле того же года работы завершились. Опыт быстрого возведения крепостей у русских был накоплен к тому времени немалый, да и руководил постройкой новой государевой крепости и «пристанища корабленого» дьяк Иван Выродков — тот самый, который несколькими годами ранее возводил Свияжск на ближних подступах к Казани.
За этим шагом последовал следующий. В начале 1558 года Иван IV не только направил рать под началом бывшего казанского «царя» Шах-Али (Шигалея), князя М. В. Глинского и Д. Р. Юрьева опустошать земли Дерптского епископства, но и наказал окольничему князю Д. С. Шестунову, который полгода назад охранял строительство крепости в устье Наровы, со своими людьми из гарнизона Ивангорода и местными «резвецами», «охочими торонщики», осуществить набег на орденские земли к северу от Чудского озера. Исполняя царский наказ, в январе 1558 года князь под занавес своего пребывания в Ивангороде «все те (нарвские) места повоевал и повыжег».
Нарвский фогт Э. фон Шнелленберг не оставил без последствий «наезд» князя Шестунова и его «торонщиков». В качестве ответной меры он приказал обстрелять Ивангород из нарвской артиллерии. Увы, лучше бы он этого не делал. Нарвская артиллерия состояла из малокалиберных орудий. Судя по списку трофеев, взятых потом в Нарве русскими, самыми мощными пушками были 5-6-фунтовые quarter slangen — «четвертьшланги», длинноствольные орудия. Нанести серьезный урон Ивангороду они не могли, но вот разозлить русского медведя — вполне.
Так и вышло. Правда, не сразу: ивангородские воеводы, памятуя о том, что между магистром и Иваном Грозным идет переписка насчет заключения мирного соглашения, не стали торопиться с ответом, но послали в Москву гонца с вопросом — «что делать?». Царь и бояре, посовещавшись, решили для пущего вразумления «немцев» ударить кулаком по столу. Воеводам было предписано, собрав ратных людей из Изборска, Красного и Вышгорода, отправить их в новый набег. Кстати говоря, он оказался успешным: воеводы четыре дня гуляли по ливонским волостям, вдоволь ополонившись и разжившись «животами», а под занавес наголову побили попытавшийся встать у них на пути ливонский отряд, взяв пленных и четыре пушки. А в Ивангород отправился артиллерийский эксперт, участник казанских экспедиций 1549–1550 и 1552 годов Шестак Воронин. С собою дьяк привез царскую грамоту с разрешением отвечать неприятелю «изо всего наряду».
Русская артиллерия уже тогда считалась одной из лучших в Европе. Когда ивангородские пушкари начали обстреливать Нарву изо всех калибров, добрые нарвские бюргеры держались недолго и спустя несколько дней, 17 марта 1558 года, запросили прекращения огня и перемирия. Государевы воеводы согласились с их предложением и дали им сроку две недели, пригрозив, что в противном случае они снова начнут обстрел города. Нарвские ратманы, довольные тем, что им удалось обмануть простодушных русских варваров, решили использовать передышку для усиления обороны своего города и стали бомбардировать Ревель просьбами срочно прислать в Нарву солдат и пушки вдобавок к тем, что уже были отправлены в самом начале кризиса. Собственных сил нарвского фогства (150 всадников) и 60 аркебузиров-hakenschutten во главе с гауптманом Вольфом фон Штрассбургом было явно недостаточно для того, чтобы противостоять русским в случае необходимости. Впрочем, Ревель пообещал отправить в Нарву почти две сотни всадников и еще три десятка кнехтов — больше у него у самого не было. Ревельский комтур Франц фон Зигенхофен предложил ревельским ратманам срочно купить пару корабельных орудий, schiffern grosse stuck, с тем, чтобы отправить их в Нарву вместе со всадниками и кнехтами.
Пока вокруг Нарвы шли дипломатические (и не очень) маневры, ливонский ландтаг, напуганный решимостью Московита, думал и гадал, что делать с требованием Москвы выплатить пресловутую «юрьевскую дань» и стоит ли предпринять поход на Ивангород для спасения Нарвы от обстрелов. Ревельские ратманы, кстати, были против такого шага: по их мнению, какой смысл в этой экспедиции, если в русскую гавань в устье Наровы приходят купцы из Брабанта, Англии, Голландии, Шотландии, Дании и Голландии? В конечном итоге решено было все же попробовать решить дело миром, не доводя до большой войны. В Москву отправился гонец с просьбой от магистра, рижского архиепископа, дерптского епископа и ото «всей земли» «унять рать» и дать «опасную» грамоту посольству Ливонской «конфедерации». Такая грамота была дана, равно как и указание на время прекратить боевые действия на пограничье.
Казалось бы, конфликт исчерпан. Ливонцы признали свою неправоту и как будто готовы были удовлетворить требования Ивана, война вроде бы пошла на убыль и можно было рассчитывать на прекращение кровопролития. Да не тут то было. Ситуация вокруг Нарвы внезапно обострилась. Сегодня уже и не понять, кто виноват в том, что костер войны вспыхнул снова, кто подбросил дровишек и плеснул масла на тлевшие угли. Как обычно бывает в таких случаях, стороны обвиняли друг друга в нарушении перемирия. Любопытная деталь: ивангородские воеводы отписывали в Москву, что с первого дня перемирия из Нарвы время от времени продолжали постреливать по Ивангороду и многих людей побили. На претензии же относительно нарушения перемирия нарвские ратманы отвечали, что они тут вовсе и ни при чем, а во всем виноват нарвский «князец», фогт Шелленберг, по чьему приказу и палили пушки.
Терпение Ивана Грозного и без того уже находилось на пределе: союз с ногайским бием Исмаилом против Крыма все никак не складывался, отношения с Литвой также выстраивались неидеальные, а война с Крымом была далека от завершения. В ответ на воеводскую отписку, что, мол, ругодивцы перемирие нарушают, из наряду по Ивангороду палят и людей побивают, Иван повелел воеводам «стреляти изо всего наряду по Ругодиву».
Получив царский приказ как раз под истечение срока заключенного 17 марта перемирия, ивангородские воеводы не заставили себя долго ждать. 1 апреля 1558 года они возобновили обстрел Нарвы — города и замка. «И стреляли неделю (ливонский хронист Й. Реннер называет другую цифру — девять дней) изо всего наряду, — пересказывал потом воеводскую «отписку» неизвестный русский летописец в официальной версии истории царствования Ивана Грозного, — ис прямого бою (обычных пищалей) из верхнево (навесным огнем, используя мортиры) каменными ядры и вогнеными, и нужу им (нарвитянам) учинили великую и людей побили многых».
О том, что новая русская бомбардировка оказалась для добрых нарвских бюргеров весьма и весьма «нужной», говорят и ливонские источники. Уже на следующий день после возобновления канонады нарвские ратманы отписывали магистру, что русские ведут постоянный обстрел города и замка, не останавливаясь ни на час, днем и ночью, из полушлангов, фальконетов и серпентин (halbe schlangen, falkonetten und serpentine — орудий калибром от 12 до 2–3 фунтов), а также из мортир (тех самых «верховых пушек» — morseren), метавших большие и малые ядра, свинцовые и каменные. Некоторые из них весили, в пересчете на русский вес, пуд с четвертью (около 20,5 кг). Надо полагать, что в данном случае речь шла как раз именно о мортирах.
В канун Пасхи, которая пришлась в том году на 10 апреля, бомбардировка достигла апогея. Й. Реннер писал в своей хронике, что 7–8 апреля на Нарву падало по 300 «больших ядер» (grote kugeln).
Одним лишь обстрелом Нарвы русские воеводы не ограничились. Выполняя наказ Ивана Грозного, они блокировали Нарву со стороны моря и беспрестанно посылали отряды на левый берег Наровы, чтобы опустошить окрестности города. Очень скоро Нарва стала испытывать нехватку провианта и фуража. По всеобщему тогдашнему мнению, немецкие ландскнехты были, конечно, хорошими солдатами, но не на пустой желудок. Вдобавок ко всему в нарвской казне было пусто, и платить жалование наемникам было нечем. После долгих споров в нарвской ратуше промосковская «партия» одолела своих оппонентов. По сообщению русского книжника, который писал свою летопись, явно имея перед глазами воеводские отписки, в «Великую субботу (9 апреля) выехали к ним (ивангородским воеводам) ругодивские посадники (бургомистр И. Крумгаузен и ратманы) и били челом воеводам, чтоб им государь милость показал, вины им отдал и взял в свое имя», а «за князьца (то есть за Шнелленберга) оне не стоят, воровал к своей голове, а от маистра они и ото всей земли Ливоньской отстали».
В самом деле, жившим с посредничества в торговле между русскими и ливонскими купцами нарвитянам совсем не улыбалось быть вконец разоренными, а то и убитыми. Помощи же от их господина, магистра В. фон Фюрстенберга, все не было и не было. Ратманы решили, что в сложившейся ситуации возобновить переговоры с русскими и послать посольство в Москву на предмет обсуждения условий перехода под высокую руку Московита будет наилучшим выходом.
Итак, быстро договорившись об условиях прекращения огня, дав заложников в знак своих добрых намерений, нарвитяне отправили в Москву посольство во главе с бургомистром И. Крумгаузеном. Выбор Крумгаузена в качестве главы посольства вряд ли был случайным. Нарвский бургомистр являлся другом и торговым компаньоном знаменитого протопопа Сильвестра и его сына Анфима, «большого» государева дьяка, весьма, кстати, удачливого коммерсанта и одновременно таможенного чиновника в Смоленске. Одним словом, можно было рассчитывать, что Крумгаузен (судя по всему, именно он и был главой промосковской «партии» в нарвской ратуше), используя свои связи, сумеет добиться для Нарвы мягких условий замирения и особых преференций. А может, чем черт не шутит, и статус