Ассамблея ждала: что решит Бафомет?
Скрытые под косматой чёрной шкурой молоточки отстучали ещё несколько секунд, после чего тело идола пришло в движение. Из полумрака ниши высунулась нога Бафомета.
Все увидели, что через покрытое лаком копыто был переброшен мешок.
— Жребий! — догадалась Матушка Фелиция.
— Жребий! — восторженно вторили демоны и ведьмы.
Фелиция с великим почтением приблизилась к Бафомету и взяла мешок.
Нога идола со скрипом спряталась в нише.
Подняв над головой мешок, Матушка Фелиция сказала:
— Братья и сёстры! Да славится наш союз! Он крепок! Он монолит! И ваш восторг — тому доказательство. Разве не всякий с радостью отдаст свою жизнь?
— За возможность лицезреть Владыку, за возможность служить ему я отдал бы и две, и три жизни, — сказал один из волшебников; свет свечей трепетал у него на решительном лице. — Я посвятил ему свою жизнь, я посвятил бы ему и свою смерть...
— И так может сказать каждый из нас, — кивнула Матушка Фелиция. — Я не сомневаюсь в этом, иначе никогда не согласилась бы стать над вами.
Одна из женщин, не стыдясь слёз, бегущих по щекам, молвила:
— Зачем жребий? Я прошу: пусть Владыка возьмёт меня. Я буду хорошо ему служить.
Матушка Фелиция покачала головой и утёрла тыльной стороной ладони слёзы женщине:
— Не обижай, сестра, тех, кто стоит рядом. Всякий спешит служить своему кумиру... А вера твоя похвальна!.. Но Владыка велел — жребий... И я первая бросаю в мешок свой медальон.
Фелиция, медленно, с достоинством склонив голову, сняла у себя с груди медальон, отцепила цепочку. И бросила медальон в мешок.
Те, кто стоял рядом, молча последовали её примеру.
Один из благородных волшебников принял из рук баронессы мешок и пошёл в толпу. У кого не было медальонов, бросали свои амулеты. Шумели, теснились, толкались, огрызались. Иные награждали друг друга тумаками, протискиваясь к мешку, презрительно шипели на обидчиков, кукарекали или квакали.
Спустя несколько минут мешок, уже достаточно тяжёлый, вернулся к Матушке Фелиции. Она встряхнула его, при этом тихонько брякнули медальоны.
И с удовольствием сказала:
— Как нас много! А будет ещё больше, ибо близится, всё близится наше время!.. — и она, легко взбежав на каменное возвышение, продолжила торжественным тоном: — Братья и сёстры! Прежде чем жребий решит по справедливости, кому из нас предстать сегодня пред ликом Владыки, я хочу поведать вам о том, что мне ещё сказали прекрасноликие князья тьмы...
Шумно вздохнул Бафомет и ударил копытом в большое медное блюдо, стоящее перед нишей. От громкого дребезжащего звука толпа вздрогнула и обратилась в слух.
Матушка Фелиция продолжила:
— Они напомнили мне то, о чём почти все позабыли. Они назвали дату — тридцатого августа этого года. Уже совсем не за горами эта дата.
Братья и сёстры заволновались; многие чесались и кривлялись, ибо именно так проявлялось их волнение.
— Дата чего? Мы, и правда, забыли.
Фелиция разочарованно покачала головой, потом гримаска недовольства изобразилась у неё на лице.
— Увы! Человеческая память слаба... Слушайте же! Одиннадцать месяцев назад исполнились тридцать три года Антихристу.
— Да, верно! — вскричал кто-то. — Мы праздновали! Но никто из нас не видел Антихриста. А так хотелось!.. Ты говорила, Матушка Фелиция, что он ходит среди нас.
Баронесса улыбнулась:
— Это так! И больше того вам не надо было знать... Одиннадцать месяцев уже идёт война за господство Антихриста на земле — жестокая, но незримая война. И в конце лета она закончится.
— Тридцатого августа... — вставил один из демонов-инкубов, смазливый юноша с изящным профилем и длинными чёрными кудрями.
Разбросив в стороны руки, Фелиция возвышалась над толпой. Она даже как будто нависала над толпой, подавляла её, заставляла трепетать в волнении. Это было её время, пробил её час:
— Сначала падёт Город. Вы хорошо знаете его; многие из вас не однажды ходили по дороге к нему. И будут востребованы три ключа. Потом замолчит Колокол, он будет нем во всеобщем крике. И после этого сгорит Колесо, и завершится путь Повозки. Первые страстотерпцы погибнут в конце лета...
— Тридцатого августа... — напомнил красавчик-инкуб, — ...последние — в начале осени.
Красавчик-демон с чёрными кудрями и чёрными же, дрожащими у него за спиной крыльями выполз из толпы на возвышение и, обняв ноги Фелиции, умильно закатывая глаза-угли, вылизывал ей коленки длинным, как у собаки, красным языком.
— Война — жестокая, но справедливая... Наша война... Закончится победой Антихриста, — вещала Фелиция. — И Римский Папа, этот плут, мошенник и вор, надевший маску святоши, падёт. И мы, верные и любящие дети Сатаны, восторжествуем на земле, а война перенесётся на небо. Если кто сомневается в этом, знайте: так будет!.. Если кто-то не верит мне и сейчас, пусть уходит. Он бесследно исчезнет с лица земли, и никто не вспомнит имени его, преданного забвению. Так будет!..
— Так будет!.. — эхом отозвалась паства.
Матушка Фелиция раздражённо оттолкнула инкуба ногой и заговорила громче:
— Через месяц будет ещё жертвоприношение. Мы предложим Владыке совсем юную кровь. И тогда Бафомет укажет нам Антихриста... Это сказали мне князья тьмы.
— О-о! — восторженно вздохнула толпа.
— А теперь приступим... — Фелиция встряхнула мешком у себя над головой, опять звякнули медальоны. — Вот ты... — она взяла за плечо красавчика-инкуба. — Как тебя зовут?
— Брат Бенедикт, госпожа. Но если ты хочешь знать моё истинное имя, то шепну его тебе, — тут он понизил голос. — Зовут меня Альпин. И я люблю тебя, Матушка. Могу доставить сказочное наслаждение... Сказочное...
Фелиция благосклонно улыбнулась ему, протянула мешок:
— Назови нам имя жреца.
Радостно развернув и свернув свои чёрные крылья, брат Бенедикт-Альпин сначала припал губами к правой руке Матушки, затем поклонился Бафомету и лишь после этого взял мешок.
Ассамблея глядела во все глаза, ассамблея совершенно притихла, стало даже слышно, как потрескивает горящий жир в свечах.
Инкуб запустил руку в мешок — до самого плеча, при этом он сладко улыбался Фелиции, окидывал острым глазом её пышные формы. Вынув, наконец, чей-то медальон, инкуб повернул его к свету.
Прочитал нацарапанное на обороте:
— Это уважаемый брат наш по прозвищу Меа Кульпа[63]!
— Хороший выбор, Владыка! — зашумели в толпе.
Брат Меа Кульпа, скрывающий лицо под маской ощерившейся обезьяны, вышел к алтарю. Он пошатывался слегка, не привыкший к вниманию многочисленной публики, и нерешительно оглядывался в толпу, но держался на ногах достаточно твёрдо.
Матушка Фелиция наклонилась, вынула из-под алтаря обнажённый меч и протянула оружие остриём вперёд избранному жрецу. Брат Меа Кульпа, принимая меч и пребывая в чрезвычайном волнении, был неловок и порезался о клинок.
Фелиция улыбнулась:
— Да будет принята и твоя кровь, — потом она повернулась к толпе. — А теперь — жертву!..
— Жертву! — всё более захватываемые действом, нетерпеливо вскричали братья и сёстры. — Жертву хотим.
Брат Бенедикт-Альпин встряхнул мешок и вновь запустил в него руку.
Толпа замерла. Томительно вздохнул Бафомет. Потрескивали свечи.
Вот в руке у брата Бенедикта мелькнуло нечто светлое. Те, кто стоял поближе, разглядели куриную лапку. Бенедикт приблизил лапку к свету.
— Кто? — выдохнула с нетерпением толпа.
— Кто? — на лице у Матушки Фелиции не дрогнул ни один мускул.
Брат Бенедикт, инкуб Альпин, оглянулся на неё:
— Тут клеймо неразборчивое... Но погодите... — он присмотрелся к клейму и прочитал: — Сестра Анна.
Кто-то вскрикнул в толпе. Ведьмы и колдуны, инкубы и суккубы расступились.
Девушка лет двадцати двух неуверенно подошла к алтарю. Сомнение и страх отразились у неё на лице, но девушка быстро справилась с собой.
Матушка Фелиция пристально посмотрела ей в глаза:
— Готова ли ты к смерти, сестра? Готова ли ты к истинной свободе? Готова ли ты к истинному счастью — служению Господину нашему?
Девушка помедлила с ответом, посмотрела на Бафомета, на глаза его, горящие огнём, оглянулась на толпу. Потом кивнула:
— Да, госпожа. Я готова.
— Не мучают ли тебя сомнения? — заглянула ей в лицо Фелиция.
— Нет, госпожа. Я счастлива... предстать сегодня перед Владыкой...
— Значит, крепка твоя вера?
— Крепка, госпожа...
— Хорошо, — Фелиция повернулась к толпе. — Отдадим дань её мужеству, её верности нашему союзу. С такими, как сестра Анна, мы непобедимы. И непобедимо наше дело!
Некий старый волшебник сказал из толпы:
— Жертва соединяется с кумиром и сама становится кумиром. Поклонимся же ей! Наша сестра Анна так близка уже к божеству.
Братья и сёстры поклонились жертве.
Волшебник воскликнул:
— Смотрите, как она красива! Владыка знал, кого выбрать, кому послать жребий...
Тяжёлое копыто снова ударило по медному блюду, от этого опять вздрогнула толпа.
Матушка Фелиция подсказала инкубу Бенедикту:
— Самое время вкатить плаху.
Тот безмолвно удалился. Через минуту в дальнем углу, за алтарём, послышалось его пыхтение. Плаха была тяжела; с глухим стуком она катилась по неровному каменному полу.
Пока красавец инкуб катил к алтарю плаху, брат по прозвищу Меа Кульпа облачался во всё красное. Это был крепкого телосложения брат; все увидели его мощные, красивые бугры-мускулы, когда он сбросил свою одежду. Он лесоруб, наверное, был там, наверху, в миру... Волшебники помогали ему. На голову Меа Кульпе надели красный же колпак — с прорезями для глаз.
Госпожа Фелиция, закрыв глаза, положа руку на книгу в переплёте из волчьей кожи и с пентаграммой, беззвучно молилась Владыке всех тёмных сил.
Сестра Анна, молодая ведьма, не могла оторвать взора от Бафомета, плечи у неё изредка нервно вздрагивали, лицо было напряжено. Временами вздрагивали у неё и губы. Из глаз готовы были брызнуть слёзы. Очень одинокая она стояла сейчас перед алтарём.