Барон фон Аттендорн, Марквард Юнкер и другие рыцари всё чаще молились в замковой церкви.
На другой день после того, как узнали, что пала ливонская твердыня, на мощь которой уповали, вышли к Радбургу из леса два десятка защитников Феллина — в помятых, посечённых доспехах, израненные и голодные. Юнкер и барон встретили этих людей в воротах. Здесь были три рыцаря из феллинской комтурии, остальные — ландскнехты. Кто-то пику-шписс держал на плече, кто-то вооружён был кацбальгером или гроссмессером, кто-то — лишь кинжалом; иные пришли вообще без оружия.
Юнкер радовался этому пополнению, особенно — рыцарям. Но радость свою он прятал под вечной маской угрюмости. У ландскнехтов строго спрашивал Юнкер:
— Где ваш капитан?
— Давно мы не видели своего капитана, — отвечали феллинские кнехты вежливо, даже искательно; понимали, что едва не жизнь их сейчас зависит от того, примет их этот человек в Радбург или не примет. — Похоже, господин, нет смысла искать нашего капитана среди живых.
— Почему же и вы, как ваш капитан, не стояли насмерть? Почему, отважные вояки, вы сдали русским Феллин?
Кнехты отводили глаза.
— Лучше быть однажды побитым, чем стать навеки мёртвым.
А другие сказали, не отводя глаз:
— Мы сделали, что смогли, господин.
— Но вас же было много под штандартом комтура Фюрстенберга! Вы были сила, твердыня. Неодолимая мощь!.. Вся Ливония глядела на вас, равнялась на Феллин.
Фон Аттендорн, видя, что Юнкер чересчур уж наседает на кнехтов, в коих от усталости и голода жизнь теплилась едва, вступился:
— Говорят, что виновны наёмники, которым не смогли заплатить сполна.
— Не вините наёмников, — сказал один из пришлых рыцарей. — Они сражались хорошо, пока видели в этом смысл.
— Смысл, смысл, — в сердцах отвернулся Юнкер. — Свой дом защищать, отечество лелеять — вот смысл! Костьми лечь за это.
— У вас ещё будет такая возможность, — заметил другой пришлый рыцарь довольно резким тоном.
Если бы этот тон позволил себе кто-нибудь из простолюдинов или хотя бы из этих кнехтов, Юнкер ему не спустил бы. Но от благородного рыцаря, не далее как несколько дней назад сражавшегося за свой дом и за страну отцов и получившего честные раны, он раздражённый тон стерпел.
— Мы вам рады, господа, — хмуро кивнул он. — Вы для нас необходимое пополнение.
Барон велел страже пропустить феллинских воинов, приказал перевязать им раны и накормить.
— Правда, — сказал, — в замке нет лишней еды. Похоже, тяжкие времена пришли не на день, не на два. И если будет осада, долго стольких людей нам будет не прокормить.
Пришедшие горько усмехнулись:
— Не сегодня завтра, господин комтур, явятся под стены Радбурга русские и начнут штурмовать замок. Сразу будут потери, и число едоков резко уменьшится, в том не сомневайтесь...
Они, как видно, хорошо знали, что говорили, ибо уже видели русских и были биты.
И досказали:
— Русских — тьма! Замок ваш без поддержки извне долго не продержится перед их натиском. А поддержки извне не ждите, поскольку даже Феллин не дождался поддержки ни из Ревеля, ни из Риги... Поверьте, барон, ещё останется в замке еда. И боярин русский ещё попирует на наших косточках вашим вином и вашими припасами. Нам ещё не споют надгробную песнь, а они уже семь раз будут сыты.
Барон Аттендорн предполагал большие трудности и беды, духом же был крепок, и уверенностью веяло от его слов:
— Многие крепости, я знаю, сдаются. Но мы будем обороняться. Если вы, господа, хотите сражаться, значит, вы пришли именно в то место, где сражение будет. Дело чести!
Уже на другой день узнали, что большое русское войско стало лагерем у Тарваста. Намерения московских бояр, стоявших во главе этого войска, уже не оставляли сомнений — направление они избрали на Радбург. Оставалось русским захватить и разграбить Хельмет, а там и до славного Радбурга рукой подать.
Ульрих фон Аттендорн объявил рыцарям своё решение: у него нет достаточных сил, чтобы воспрепятствовать передвижению крупных русских отрядов по ливонским дорогам, и ко всем его просьбам рижский архиепископ, а с ним и ландмейстер Кетлер остались глухи — на послания, отправленные недавно, они даже не удосужились ответить; поэтому он со своим воинством затворяется в замке и, обороняясь, постарается как можно дольше удерживать русских под Радбургом. На что расчёт? Победить огромное, хорошо вооружённое войско, руководимое опытными военачальниками, им, конечно, не удастся. Но может получиться другое — измотать русских, ослабить их, задержать у Радбурга хотя бы до зимы. Вряд ли русские пойдут на Ревель или Ригу, оставив позади себя нетронутой сильную крепость. Они же понимают, что из такой крепости могут получить неожиданный удар. Да и дороги, опять же, окажутся накрепко закрыты, и будет войско русское отрезано от российских земель. Посему русские воеводы, не попытавшись взять Радбург, на запад не пойдут... Но большое войско в окрестностях замка не сможет долго кормиться; значит, начнётся голод, а тут и зимние холода подоспеют, и русские вынуждены будут осаду с замка снять и уйти восвояси в свои земли. В возможностях Радбурга — ускорить нехватку пропитания во вражеском войске; для этого необходимо все хлеба поскорее собрать и сосредоточить урожай в закромах крепости, а что собрать не удастся — сжечь. Важно также не дать ни свободным бауэрам, ни вилланам-эстам оставить у себя, припрятать их урожай; что можно, следует поскорее выкупить, на что не хватит средств — отнять; под страхом смерти. Если это не будет сделано сейчас, это сделано будет позже — русскими. Глупо — отдавать пропитание врагу... К тем, кто в наступившее лихое время не хочет расставаться со своими припасами и припрятывает их — в лесу ли, в тайных ли ямах, — принимать меры самые решительные, казнить публично на пылауской площади... Рыцарям комтур велел все свои личные дела отставить в сторону, позабыть про лиры, про забавы и споры, про попойки и девок, и все силы свои и помыслы устремить на общую пользу. Ибо во что бы то ни стало нужно выстоять в трудный час! С кнехтов спрашивать службу по всей строгости. За малейшие нарушения и упущения, за ненадлежащее исполнение обязанностей наказывать их по всей строгости. За невыполнение приказов, за отлынивание от службы, за паникёрские разговоры — казнить; для этого возле псарни установить виселицу.
Потянулись по дороге в Радбург тяжелогружёные возы и фуры — с зерном, с вином, с плодами, с маслами и сырами; гнали в замок на убой скот.
Суток не прошло после того, как Аттендорн дал свои жёсткие наставления, стало известно, что сожжён Хельмет, что русские зверствуют и грабят, население разбегается, прячется в лесах. Иные будто нашли приют у родственников в Пылау, другие с чадами и жалкими пожитками устремились на запад, нищенствуют на дорогах. Многие кормятся от воровства и разбоя. Множились слухи о том, что не только в Хельмете и Тарвасте, но и в других местах эсты сбиваются в отряды и вливаются в русское войско, и грабят и жгут они почище самих русских, и водят они русские отряды тайными короткими тропами через леса, поэтому русские отряды появляются всюду неожиданно и легко достигают своих целей.
Предвидя, что русские появятся под стенами Радбурга не сегодня завтра, барон приказал созвать в замок всех мужчин из окрестных деревень — и немцев, и эстов. Велел барон, чтобы эти ополченцы брали с собой еду, одежду и всё, чем можно обороняться: у кого есть мечи — брать мечи, у кого мечей нет — брать косы, вилы, ножи, цепы, молоты, хоть заострённые палки... Послушно явились в Радбург несколько сотен немецких бауэров. Удалось собрать и десятка три эстов. Рыцарь Эдвин, возглавивший ополчение, доложил Аттендорну, что вилланы-деревенщина идут в замок неохотно. Многие прячутся — будто уехали по делам; их находят на чердаках и в ледниках. Иные отказываются бросать жён и детей — таким приходится вязать руки и вести в замок, как скот. А есть и такие, что семьями уходят в леса. Похоже, эсты не верят, что русский царь им враг. И то, что вся округа горит, в этом их не убеждает.
Глава 56Любовь и страх вместе не ходят
появлением и умножением ополченцев стало в Радбурге очень людно — как примерно в Феллине в старые мирные времена, в городе торговом на месте бойком, на перепутье, в городе, известном далеко за пределами благословенного Остзейского края. Вновь прибывших благородных рыцарей поселили в Медиане, феллинских кнехтов расселили среди кнехтов радбургских — пришлось тем потесниться. Бауэры и вилланы разместились во многих коридорах замка и в четырёх двориках. В коридорах прямо на полу они раскатывали свои немудрящие постели, складывали в углах необходимые пожитки, а во двориках ставили палатки, — если кто не явился на своём крытом фургоне. Палатки и фургоны стояли во двориках тесными рядами; между ними позволили жечь костры, чтобы готовить пищу. С этим множеством людей Радбург стал похож на муравейник. С утра до вечера сновали люди туда-сюда, каждый по своей нужде. Ходили за водой к ручью, ибо возможностей колодца не хватало; ходили в ближний лес за хворостом и валежником — топливом для десятков костров. Поднимались на стены — поглазеть с высоты на красивые окрестности, на жёлтые поля жнивья, раскинувшиеся на много миль вокруг, на ручей, сплошь укрытый ивами и вьющийся змеёй между полями и лесами и уходящий на север, к озеру, полюбоваться на живописную церковь в Пылау, гордо и величественно вздымавшую шпиль свой под самые небеса и в облака его вонзавшую; заодно посмотреть — не показалось ли вдали, за нивами, за лесами, русское воинство, о котором все только и говорят как о воинстве непобедимом, убедиться — не проглядели ли чего важного стражники... Не прекращалась суета и ночью. Горели яркие костры, высокое пламя взметалось над плечами сидящих возле них. Пекли прямо в угольях мясо и рыбу, репу и яблоки; помешивали варево в больших медных котлах. Не смолкал многоголосый говор. То в одном дворике, то в другом затягивали старинные героические песни — поддерживали боевой дух.