– О господи, да причем тут это!
– Не подходи к ней, понял?
– Где ты его взяла? – прошипел он Марианне и, шатаясь, пошел к выходу, придерживая рукой челюсть. На улице он сразу сел в такси.
Гриша повернулся к Марианне:
– Я говорил тебе, что избавлю тебя от него.
– Да что ты говоришь! Ну спасибо тебе большое! – в бешенстве выкрикнула она. – Не смей ходить за мной! И вообще! Вы оба! Идите к черту!..
Всю пятницу Гриша ждал ее звонка. Это было так похоже на Марианну, не звонить и ни о чем не договариваться заранее, но он все-таки ждал. Он думал о том, как улизнуть с завтрашнего обеда и побыть с ней наедине. Хотел встретить ее на вокзале и увести куда-нибудь подальше, хотел снять номер в отеле, хотел быть с ней весь день и всю ночь, хотел уехать вместе в Милан и больше никогда не расставаться, но Марианна не звонила, и он провел весь день в сомнениях, не зная, за что хвататься, то ли пойти и забронировать номер, то ли быть на вокзале с первым поездом и стоять там, пока не появится Марианна. Настала суббота, и все решилось само собой. Марианна так и не позвонила, зато Виктория, сын которой названивал ей каждую минуту, сообщая о своем приближении, подняла на уши весь дом. Как всегда бывало в дни праздников, с самого утра начались приготовления, в кухне звенели кастрюли, по комнатам плыл запах еды, поверх телефонных трелей разносился голос Виктории. Впервые Гриша слышал, чтобы они с мужем ссорились; кажется, он собирался уезжать куда-то, а она кричала, что ей нужны и машина, и водитель, и он сам, и что он мог бы отменить дела хотя бы ради сына. В конце концов, он все-таки уехал. Видимо, у него и впрямь было важное дело – Гриша видел, что он вышел из дома при параде, в белой сорочке, с папкой в руках, а пиджак повесил в салон автомобиля. И водитель, и помощник уезжали с ним, и это окончательно вывело из себя Викторию. Всегда подчеркнуто уважительная к мужу на людях, тут она выбежала на крыльцо, на ходу вытирая руки полотенцем, и выкрикнула ему, уже садившемуся в машину, все, что она думает по поводу его поведения в последнее время и их семейной жизни в целом.
Гришу завалили поручениями. Отлучиться из дома не было никакой возможности – не мог он лишить Викторию еще и своего крепкого плеча после всего, что она для него сделала. Да и потом, он чувствовал себя лучше, оттого что был занят делом и приносил какую-то пользу. Ему было приятно то, как полагается на него Виктория, с какой благодарностью смотрит на него и время от времени чмокает в щеку – что б мы без тебя делали! Все же лучше, чем, как сыч, торчать весь день на перроне, думал про себя Гриша и с молодецкой силой тягал, сдвигал, поднимал, уносил-приносил. В любую минуту могла появиться Марианна, и это придавало особое настроение тому, что он делал. С утра он побрился и надел новую, специально купленную футболку, которая туго очерчивала его бицепсы. Пусть видит, в какой он форме. И как ладно справляется с хозяйством. И как любят его в этом доме. Может, после этого ей расхочется скрывать их роман? Может, прямо сегодня они и объявят, что они вместе?
С праздничного обеда он все-таки улизнул. И не потому, что хотел проявить деликатность и дать Виктории вдоволь облобызать ненаглядного сыночка, а потому что к тому времени уже знал – она не приедет. Он узнал об этом случайно.
– Марьяша не приедет, – сказала Виктория старушке-матери.
– Вот-те здрасьте, – с неудовольствием откликнулась та. – Как так?
– Да вот так, звонила только что. Говорит, не могу, работа.
– Может, и правда, работа?
– Ой, мама, ну не смеши меня. Вечно какие-то дела себе насочиняет. Какая в субботу работа, ну ей-богу? Можно подумать, в этой стране кто-то работает в выходные!
– Так вон Саша ведь тоже на работу поехал.
– Ну! Саша это Саша…
Эта новость отправила в нокаут Гришу, который теперь сидел на кровати и смотрел в одну точку. Думать он не мог. Повисшая в голове пустота была ему хорошо знакома, он знал, что еще чуть-чуть, и она свалит его с ног, уложит на лопатки. Надо пробежаться, сказал он себе, чувствуя, что если не выйдет из комнаты сейчас, то ляжет на кровать и будет лежать до скончания века. Силой воли он заставил себя встать и надеть кроссовки.
– Ты куда?
– Я быстро, теть Вик. Пробегусь и обратно.
– Сейчас?! Мы уже за стол садимся!
– Вы начинайте без меня.
А он-то, дурак, решил, что у них все кончено. Ведь она не пустила его в дом, когда там был Гриша. И после бара он уехал куда-то на такси, а не пошел обратно в квартиру. Гриша посчитал, что все это указывает на то, что они расстались. Ведь говорила же Марианна, что со всем разберется. Оказывается нет. Как обычно, все было не так, как думал Гриша. Все было совсем по-другому.
Домой он пришел мокрый как черт.
– Гришенька! Ну слава богу. Давай скорей к столу! Наконец-то все в сборе. Знакомься, Герман, вот он наш студент. Григорий. Будущий архитектор.
Голова, склоненная над тарелкой, оторвалась от супа и повернулась к Грише, и тут же боязливо дернулась назад:
– Ты?..
У Гриши кровь бросилась в голову. Вот значит как! Теперь понятно, почему Марианна просила не говорить ничего Виктории. Значит, ей ничего неизвестно о том, что ее сыночек крутит роман с дочерью ее школьной подруги. Выходит, она и о квартире не знает. И о том, что он живет в Милане, а вовсе не в Швейцарии. Так это из-за него Марианна не приехала сегодня? А может, наоборот, приехала? Просто сюда решила не приходить? Может, они помирились? И сейчас она ждет его где-нибудь в отеле неподалеку? От этой мысли кулаки у Гриши сжались. Ему страшно захотелось снова дать ему в челюсть. На этот раз справа, для баланса.
– Что, опять драться полезешь? – он уже пришел в себя и смотрел с нахальной усмешкой.
– Что это значит? Вы что, знакомы? Герочка, в чем дело?
– Да так, мама, ни в чем.
Он вытер рот салфеткой, поднялся из-за стола, отошел к окну и встал, сложив руки на груди и сверля глазами Гришу. Теперь их отделяли друг от друга стол и сидящие за ним женщины – Виктория, старушка-мать и Моника, все как одна с недоумением наблюдающие за происходящим.
– Герочка, объясни нам в конце концов, что все это значит?
– Нет, мама, это ты мне лучше объясни, откуда он здесь взялся. Зачем вам этот нахлебник?
– Сынок, ну что ты такое говоришь!
– Что он делает в нашем доме?
– Гриша не чужой нам человек…
– Да?
– Ну конечно! Разве мы с папой стали бы принимать у себя абы кого…
– То есть он тут у вас живет. Ест, пьет. Девушек водит. Так, да?
– Герочка!
– Хорошо устроился. Молодец!
– Герман, прекрати сейчас же! – Виктория стукнула по столу и тоже встала. – Что это за разговор такой? Я тебя не узнаю!
– А вот и не прекращу. Я требую, чтобы он выметался из нашего дома. Сейчас же. Ты слышишь?
– Герман!
– Все нормально, теть Вик.
– Да как это нормально? Что нормально?!.
– Я уйду, не волнуйся. А ты пока расскажи матери, что ты делал два дня назад в Милане.
– В каком Милане? Кто, Герочка?
– Расскажи, расскажи. И про квартиру тоже расскажи.
– Про какую квартиру? Гриша, постой. Гриша! Что еще за квартира? Говори!
– Хорошая квартира. Большая. Дорогая. Вы у него вон спросите.
– Герман, ты что-то скрываешь? Что это за квартира? Герман! Я, кажется, тебя спрашиваю!
– Ну, говори, говори! Чего замолчал?
– Герман! Мама ждет. Что за квартира? Говори! Кто в ней живет?
– Марьяша.
– Марьяша? Но почему? Зачем? Разве ей не снимают квартиру на работе? Почему ты не сказал мне?
– Мама, ты все не так поняла!
– Как ты мог ничего не сказать мне?.. – Виктория прижала обе руки к груди и упала обратно на стул.
– Мама, пожалуйста! Мама! – он подбежал к матери и сел перед ней на корточки. – Все не так! Я тут вообще ни причем!
– Как! Ты! Мог?!.
– Да не слушай ты его! Он сам не знает, что говорит!
– Ну тогда ты скажи. Ну давай, скажи нам, что тут в конце концов происходит?
– Давай мы потом с тобой поговорим, хорошо?
– У тебя что, роман с ней?
– Ну конечно нет.
– Ты же всегда говорил, что она не в твоем вкусе?
– Все так, мама.
– Посмотри мне в глаза!
– Мама! Ну перестань.
– У Марьяши какие-то проблемы на работе?
– Да нет же.
– Ты держишь для нее квартиру?
– Мама…
– Ты был у нее два дня назад? В глаза мне смотри!
– Был…
– Ты был в Италии и ничего мне не сказал? – Да.
– Зачем ты к ней ездил?
– Надо было поговорить.
– Поговорить? О чем? О чем, я тебя спрашиваю?
– Мама, давай не сейчас, пожалуйста…
– Нет, сейчас!!. – она яростно ударила по столу, и в следующую же секунду в ответ раздался звучный короткий хлопок откуда-то из глубины комнат. Все переглянулись.
– Что это?
– А я скажу тебе, что это, – проворчала старушка. – Это твоя Моника опять банки плохо закрыла. Ну не умеет она закручивать, не умеет! Сколько раз я говорила…
Послышался стук, как будто что-то упало на пол.
– Саша! – произнесла Виктория побелевшими губами и опрометью кинулась в кабинет мужа. Все побежали следом. – Саша!.. А-ааа!..
В последовавшей затем кутерьме Гриша мало что сознавал. Помнил только, как повалилась на руки сыну Виктория и как сам он, Гриша, повинуясь какому-то наитию, стянул с себя футболку и с неизвестно откуда взявшейся уверенностью стал перевязывать рану, пытаясь остановить кровь. Прибежала с бинтами Моника. Гриша перевязывал наугад, широко заворачивая бинты через плечо и через туловище. Пальцы вязли в крови. Саша как будто не дышал, но Гриша почему-то знал, что он жив. Появились врачи, громкие и ладные. Бегом закатили носилки в карету скорой помощи и спросили, по-итальянски – кто будет сопровождать? С отцом поехал Герман. Уже из машины он крикнул Грише:
– Присмотри за матерью!
Потом были карабинеры, тоже шумные, громкоголосые. Улицу перед домом оцепили, кругом стояли и крутили беззвучными маяками полицейские машины. Пока Гриша мылся, старательно оттирая мочалкой запах крови, в ванную дважды стучали. Он наспех оделся, сбегал за паспортом, более или менее сносно объяснил, что приехал сюда учиться, и скоро был отпущен, сидел в своей комнате и ждал, когда все закончится. К вечеру в доме стихло. Виктория пришла в себя и, к удивлению Гриши, почти не плакала. Из больницы сообщали, что готовится операция. Это означало, что шанс выжить у Саши был, может, поэтому она держала себя в руках. Казалось, ее больше беспокоила старушка-мать – та и охнуть не успела, как уже лежала на диване, укутанная шалью и напоенная сердечными каплями, крестила воздух перед собой и на все лады бормотала «Отче наш». Виктория отошла от дивана, только когда убедилась, что старушка спит.