Во многом благодаря Хайманну киевское «Динамо» получило благоприятную прессу в Западной Европе ещё до того, как добилось первых успехов.
В 1964 году сорокалетний Хайманн занял кресло главного редактора журнала «Киккер» (тогда же он первый раз в качестве автора появился на страницах московского еженедельника «Футбол» в № 22 за 1964 год — как Карл Гейнц Гейман), превратив еженедельник местного значения в авторитетное в мировом футболе издание. «За более чем полувековую работу в футбольной журналистике, — рассказывал он, — я не встречал такого тренера и человека, как Валерий Лобановский. Это был умный, интеллигентный собеседник, располагавший к себе с первых минут разговора. Он жил своей работой 24 часа в сутки и не мыслил себя вне футбола. Валерий не только генерировал очень интересные идеи, но и умел воплощать их в жизнь. Если однажды он принимал решение, то переубедить его и навязать иной подход к проблеме, особенно в 70-е и 80-е годы, было бесполезной затеей. Лобановский был значительной личностью. Он никогда не держал на сердце зла. Поверьте, мне приходилось встречать на извилистой журналистской тропе немало великих игроков и тренеров, но общение с ними оставило в памяти разве что их профессиональный облик. Лобановский же запечатлелся в моём сердце. Я видел в нём выдающегося футбольного мыслителя и своего близкого друга. Ни с одним из тренеров Германии, Италии, Англии, Франции, Испании не сложились у меня такие тёплые многолетние отношения, как с Валерием. Всё объясняется просто: с ним можно было не соглашаться, но нельзя было не восхищаться им».
Лобановского, наряду с Хеннесом Вайсвайлером, немецкий журналист относил к величайшим тренерам современности.
Карл-Хайнц Хайманн очень хорошо говорил по-русски. Язык выучил в плену, в который в двадцатилетием возрасте попал на следующий день после окончания войны, 10 мая 1945 года. В плену провёл четыре года: под Рыбинском строил плотину, в Туле и Орле укладывал дороги. Первыми учителями русского языка стали водители грузовиков, а первыми узнанными словами, как несложно догадаться, — матерные. В Туле по субботам, имея свободный пропуск, он ходил на стадион, где проводились футбольные матчи, милиционеры его приветствовали: «Здравствуй, фриц!» — а рядовые болельщики угощали хлебом, салом, огурцами и наливали водку.
С лёгкой руки Михаила Комана, киевские динамовцы называли Хайманна «наш немец», чем Карл-Хайнц, хорошо знавший советский футбол и очень многих людей советского футбола, в частности Гавриила Качалина (Гавриил Дмитриевич говорил: «Вот если бы все советские газетчики так знали наш футбол, как Карл-Хайнц...»), Константина Бескова, Льва Яшина, Игоря Нетто, Виктора Понедельника, Валерия Воронина, Славу Метревели, Анатолия Коршунова, Нодара Ахалкаци, Гиви Чохели, страшно гордился.
С Лобановским Хайманн спорил постоянно, и в их спорах зачастую рождалась истина. Как-то раз на даче Лобановского в Козине между ними разгорелся такой ожесточённый спор, что каждый перестал слышать друг друга. Ада заняла сторону Хайманна и сказала: «Слава богу, Валеранька, что нашёлся хоть один человек, который может с тобой спорить...»
Однажды, впрочем, они крепко поссорились. Причина — статья Хайманна, в которой он критиковал Лобановского за перевод Бессонова сначала из нападения в полузащиту, а потом из полузащиты в защиту. Статья была написана по заказу «Советского спорта». Прочитав её, Лобановский позвонил Хайманну, пытался объяснить что-то об универсализме, Хайманн объяснения не принимал, настаивал на своём, Лобановский в сердцах сказал, что ничего Хайманн в футболе не смыслит, и повесил трубку.
Они не общались длительное время, но случай помог им встретиться и помириться. Хайманн из Франкфурта отправлялся в Лиссабон на матч Португалия — Германия. Два места рядом с ним в самолёте были свободны. Стюардесса привела двух пассажиров. Ими были Лобановский и Михаил Ошемков, летевшие в Лиссабон на разведку — сборная СССР играла в одной отборочной группе с португальцами. Первые минут двадцать полёта Лобановский молчал, разговаривали друг с другом только Хайманн и Ошемков. Потом Ошемков по просьбе Лобановского подозвал стюардессу и попросил принести коньяк. Мир в полёте был восстановлен.
Лобановский видел в Бессонове прообраз универсала будущего. Перевод в оборону высветил дополнительные возможности игрока, амплуа которого — нападающий? полузащитник? защитник? — определить не удавалось никому. Высокий уровень при отборе мяча, эффективные подключения к атакам, качественные действия в обороне, умение дать точный пас, внезапно подключиться к развитию событий впереди и оказаться в их гуще.
В сентябре 2001 года, спустя 18 лет после той ссоры, Хайманн прилетал в Киев, и они виделись с Лобановским последний раз. Конечно же, посидели в ресторане «У мэтра», где за ними ухаживали владельцы заведения, дочь Лобановского Светлана и её муж Валерий. Конечно же, многое вспоминали. В том числе и ту историю. «Ну и кто был тогда прав? — Лобановский не мог не затронуть важную тему. — Сейчас универсальные футболисты такого класса, как Бессонов, стоят огромные деньги, они — нарасхват, за ними — будущее».
В роковом для Лобановского мае 2002 года, когда тренер оказался в запорожской больнице, Хайманну с информацией о его здоровье каждый день звонили Леонид Буряк, Владимир Веремеев, Виталий Галинский. Когда Хайманну сообщили о смерти Валерия, он испытал потрясение.
Глава 23ДОГОВОРНЫЕ МАТЧИ И ОЧКИ ПО ПРИКАЗУ
После финала Кубка кубков в Базеле (14 мая 1975 года) и сверхнапряжённого официального матча с Ирландией (18 мая), против которой в форме советской сборной на поле вышли одиннадцать киевских динамовцев (двенадцатый — защитник Решко — появился во втором тайме), Лобановский и Базилевич предоставили команде два дня отдыха. Затем предстояло переключиться на чемпионат страны.
Первый во внутреннем турнире матч заметно уставшей физически и выхолощенной психологически команде предстояло сыграть во Львове с «Карпатами». 2:2, и спустя годы Стефан Решко назовёт этот матч «договорным». Как относиться к тому, что Львов, засевший на дне таблицы, попросил помощи у измочаленного на тот момент Киева, а измочаленный Киев на просьбу эту положительным образом среагировал? Тем более что перед отъездом во Львов динамовцев навестил не самый последний их куратор — заместитель председателя Совета министров Украины Владимир Семичастный и сказал, «тонко» намекая на «толстые» обстоятельства: «Это — наши львовские друзья, надо им помочь. Посмотрите, может, своих обижать не надо?»
К Семичастному, который обращался к команде не только от себя, но и, по всей вероятности, от Щербицкого, прислушались. «Но нам и самим, — говорит Стефан Решко, — после финала и матча с ирландцами надо было отдохнуть морально».
На мой взгляд, ничего в этих 2:2 предосудительного нет. Игру никто не покупал и не продавал. В букмекерской конторе на её результат ставок не делали, потому что их — контор этих — в СССР не было. Существовали, по слухам, подпольные тотализаторы, но их участники не могли воздействовать ни на команды в целом, ни на отдельных футболистов так, как воздействуют на них в XXI веке азиатские представители легальных и нелегальных контор, подкупая игроков.
Киевские динамовцы, насколько известно, никогда ни у кого очки не просили. Просили у них, да и то обычно в конце сезона, когда «Динамо» ничего уже не было нужно, а «просители» хотели либо спастись от вылета из высшей лиги, либо подняться на более высокое место. Об одном из таких матчей рассказывает Вадим Евтушенко:
«Разговоры о таких подозрительных играх шли часто. Мы приехали в Кутаиси в ранге чемпионов СССР. Местный клуб висел над пропастью, и ему нужно было побеждать кровь из носу. В зоне риска находилось много команд — московское “Динамо”, “Кайрат”, “Нефтчи”, “Черноморец”. Тогда существовал лимит на ничьи. Кутаисский клуб его исчерпал, и в случае ничьей с нами команда не набирала ни одного очка. Нас настойчиво просили сдать матч, пригрозив, что в противном случае живыми из Грузии не выберемся. С другой стороны нам говорили, что в Киеве уже ожидают премиальные от других команд. На Лобановского давило московское “Динамо”. Игроки собрались, обсудили эту тему и пришли к единогласному решению — играть! Самое интересное, что поединок этот мы всё равно проиграли — 1:2. Проиграли честно. Через пару часов после игры мы должны были улетать рейсовым самолётом, который курсировал два раза в неделю. Но нам сообщили в раздевалке, что самолёт... улетел без нас. Я же вспомнил эпизод, случившийся в штрафной хозяев в конце матча, когда я пытался замкнуть передачу партнёра в падении головой. Промазал самым непостижимым образом, мяч пролетел в пяти сантиметрах от штанги. Даже не представляю, что было бы, если бы встреча завершилась со счётом 2:2! Из Кутаиси улетели мы только через три дня».
После игры во Львове в мае 1975 года «Динамо» проводило матч в Одессе против «Черноморца». В Одессе киевляне проиграли. Одесситы, рассказывают, просили ничью, но на этот раз динамовцы отказались (Семичастный, видимо, за Одессу не хлопотал...). Доминировали на протяжении всей встречи, однако пропустили в начале игры гол, оказавшийся единственным. И тут же клеймо — «договорняк». После поездки во Львов и Одессу в команду, которая только-только выиграла европейский Кубок и в майках сборной показала отличную игру, пришло письмо от болельщиков: «Назвать вас командой классной — стыдно. А за игру с “Черноморцем” абсолютно нельзя. Можно сравнить с дворовой командой. Зазнались, лодыри! Ленитесь бегать за мячом. Головокружение у вас получилось от зазнайства. Чем так играть, лучше не выходить на поле. Фу! Фу! Ещё раз фу! Позор!»
17 октября 1975 года «Динамо» проиграло в Ташкенте «Пахтакору» с ужасным для действующего чемпиона и обладателя европейского Кубка кубков и Суперкубка счётом 0:5. На следующий день, за субботним обедом, члены Политбюро ЦК компартии Украины только и говорили об этом поражении, называя его «позором».