— А. Г.) обзванивал коллег из Луганска, Донецка, Харькова, Днепропетровска и Одессы. В трубку он наговаривал примерно следующее: “Динамо” — наш республиканский флагман, надо помочь. Давайте у вас дома сыграем вничью, а в Киеве на равных. Чемпионат начинается, а у “Динамо” уже есть очки в запасе».
В тех сезонах, что киевским «Динамо» руководил Лобановский, его команда лишь в пяти случаях из восемнадцати отбирала у клубов Украины 75 процентов (и более) очков и четыре раза при этом становилась чемпионом СССР! Московские же команды за эти годы киевляне лишали 75 процентов (и более) очков шесть раз. Что ж: Щербицкий и в Москву звонил и диктовал условия московским начальникам?..
В среднем же у клубов Украины киевское «Динамо» набирало за сезон 66,8 процента очков, у московских — 64,4 процента, у всех остальных — 67,4 процента. «Джентльменский набор» обвинителей киевского «Динамо» вообще и Лобановского в частности — «приказ Щербицкого», «победа дома — ничья в гостях», «нечестно выигранные чемпионаты...». «Все знали, — писал Аркадий Галинский, создававший из выдуманных им пазлов любую конструкцию, — что остальные украинские команды высшей лиги — “Шахтёр”, “Днепр”, “Черноморец”, “Металлист”, “Заря” — отдавали динамовцам Киева потребные им для чемпионства очки... Давно уже пора сказать, что эта команда, повторяю, команда, а не её игроки, была нечестной. А в период, о котором у нас идёт речь (когда динамовцев тренировал Лобановский. — А. Г.), особенно нечестной, потому что отбирала по повелению сверху, из украинского ЦК, очки у целой группы сильных команд республики».
«Меня, — говорил мне Лобановский, — всегда забавляют досужие домыслы о том, что, дескать, с украинскими командами киевское “Динамо” набирает столько очков, сколько ему нужно, оставляя соперникам жалкие крохи. Свои изыскания авторы подобных утверждений иногда публикуют в виде статистических сведений, так, между прочим, под видом “неофициального чемпионата Украины”. Странно, но после сезона 1987 года, когда “Шахтёр”, “Днепр”, “Металлист” отобрали у нас восемь очков из двенадцати возможных, информация об этом факте на страницах печати не комментировалась. Легко, между прочим, подсчитать, что, если эти восемь очков приплюсовать нам, место наше в турнирной таблице было бы следующим за “Спартаком”. Поиски несуществующего точно так же отравляют жизнь футбола, как и случающиеся ещё неспортивные моменты реальные...»
Глава 24ЛОБАНОВСКИЙ И ЩЕРБИЦКИЙ
Эпизоды, детали, ситуации, крупные события, имевшие отношение к киевскому «Динамо» вообще и к Лобановскому в частности и прямо или косвенно связанные с именем Щербицкого, разбросаны по книге, но любовь Щербицкого к футболу, его участие в футбольной жизни Украины и уважение к Лобановскому заслуживают, на мой взгляд, отдельной главы.
Без соседства с именем Щербицкого киевское «Динамо» времён Лобановского в новейшие времена практически не упоминали, акцентируя внимание публики на том, что только поддержка и покровительство партийного секретаря и позволили, дескать, Лобановскому добиться того, что он в футболе добился.
Стоит, думается, в связи с этим заметить, что Щербицкий, высокопоставленный болельщик, в тренировочный процесс динамовской команды никогда не вмешивался, игровыми построениями не занимался, на поле, понятное дело, не выходил, но всё, что необходимо, делал для того, чтобы «Динамо» — тренеры, футболисты, обслуживающий персонал — не знало никаких проблем в том, что имело отношение к обеспечению жизнедеятельности клуба.
Клуба как такового, в привычном на Западе, а в новейшие времена и на постсоветском пространстве значении, ещё не было, а «президент» у него фактически был — Владимир Щербицкий. Президент идеальный — понимание сути спорта, невмешательство в профессиональные футбольные дела, постоянная помощь, фантастическое терпение, высочайшая степень доверия тренеру, которого Щербицкий считал выдающимся специалистом.
«Динамо» при Щербицком — как и сборная СССР, к которой Щербицкий никакого отношения не имел, — выигрывало и проигрывало. И не в Щербицком дело, когда речь идёт о турнирных результатах. Лобановский в любой другой советской команде оставался бы Лобановским, что, к слову, подтверждает тот уровень, на который тренер вывел киевское «Динамо» уже после возвращения из Кувейта: ни страны прежней уже не было с её правилами и устоями, ни Щербицкого.
Он вовсе не чувствовал себя в новой жизни чужим, не понимавшим, что изменилось за время его отсутствия, удивлявшимся переменам и растерявшимся. Из новых обстоятельств, доселе неведомых, Лобановский, уехавший в 1990 году из одной страны и вернувшийся через шесть лет в другую, извлекал пользу. Не для себя (для себя он никогда ничего не извлекал и ни у кого ничего не просил) — для футбола.
Рычаги управления футболистами кардинально изменились. Воинскую часть на Подоле, куда ссылали провинившихся, заменили прописанные в контрактах игроков штрафы и сохранившаяся из прежних времён возможность перевода в резервный состав. И безоговорочная вера футболистов Лобановскому тоже осталась. Вернее, после возвращения из Кувейта ему удалось обратить игроков в свою веру. Веру осознанную, не из-под палки.
Но — дело и в Щербицком, если говорить о продуманной помощи команде, представлявшей республику не только в стране, но и в Европе. Важными для «Динамо» делами Щербицкий занимался сам и требовал, чтобы ими занимались курировавшие команду люди — не потому, что этого требовала его болельщицкая душа, заставлявшая его конспектировать матчи, на которых он бывал, а потому, что он прекрасно осознавал степень воздействия на людей игры и результатов киевской команды.
«Владимир Васильевич, — говорил помощник Щербицкого Константин Продан, — понимал, что спорт — это политика, а футбол, благодаря его воздействию на настроения миллионов, заслуживает постоянного внимания первых руководителей республики. В этом отношении В. В. был и навсегда останется яркой личностью, которая вошла в историю украинского футбола, его действия в этом отношении достойны всяческого подражания».
При неудачах «Динамо», когда некоторые люди из окружения Щербицкого, желая потрафить начальнику, принимались чихвостить Лобановского и футболистов, Владимир Васильевич обрывал их на полуслове и настаивал на том, чтобы они уделяли команде ещё большее внимание.
Леонид Кравчук, первый президент Украины, при Щербицком работавший в ЦК КПУ и возглавлявший отдел агитации и пропаганды, говорит, что Владимир Васильевич «знал команду и её проблемы в деталях». По его словам, «учитывая менталитет партийно-государственной системы, даже если бы он ничем не занимался, а был только болельщиком и посещал игры, одно это заставило бы всех остальных всё делать для “Динамо”».
Твёрдость Лобановского была сродни твёрдости Щербицкого. Оба — прирождённые лидеры. Хорошо знавший Щербицкого академик Николай Михайлович Амосов всегда уважал его и называл «приличным человеком», «человеком идейным», ничего себе лично не хапавшим и не обогащавшимся. Щербицкий, например, спокойно «пропустил» дерзость тренера в ответ на вопрос о том, почему не играют или играют мало «выдернутые» из Днепропетровска Литовченко и Протасов.
Было это так. «Многие кадровые решения в “Динамо”, — вспоминает Леонид Кравчук, — принимались Щербицким. По предложению Лобановского. Первый секретарь тренера лично знал, часто ему звонил, они встречались. Однажды в моём присутствии Щербицкий говорит: “Валерий Васильевич, ну как это так, из ‘Днепра’ взяли людей, они лавку у вас протирают, а мне звонят, спрашивают, зачем я обезглавил днепропетровскую команду”. Лобановский посмотрел на него и отвечает: “Владимир Васильевич, когда вы ведёте политбюро, я вам советую?” Мне стало плохо. Щербицкому никто ведь никогда не возражал, тем более в такой форме! Но Первый неожиданно замолчал. А Лобановский продолжает: “За команду и за игру отвечаю я, а не ЦК. Мне и решать”. Щербицкий улыбнулся и выдал: “Наверное, ты прав”».
После этого Лобановский с Кравчуком отправились в кабинет Кравчука, и Валерий Васильевич спросил: «Я не очень резко возразил?» — «Да нет, — ответил пришедший в себя Кравчук. — Надо же кому-то говорить правду. Вам это сказать легче, чем сотруднику аппарата».
Перебрались Литовченко и Протасов из Днепропетровска в Киев по настоянию Лобановского и при поддержке Щербицкого, без участия которого этот переход вполне мог бы и не состояться. Леонид Кравчук вспоминает, что когда решался вопрос с Литовченко и Протасовым, ему незадолго до полуночи звонил домой «глава днепропетровского обкома Качаловский и чего только не наговорил! Вы, мол, такие-сякие, хотите обезглавить “Днепр”, но я никого не отдам! Человек просто вышел из себя». Кравчук, по его словам, спокойно Качаловского выслушал и предложил ему позвонить Щербицкому и всё это повторить. А потом спросил: «Или мне передать ему ваши слова?» Качаловский моментально остыл и пошёл на попятную: «Нет-нет, не надо!»
Вполне возможно, что кто-то из Днепропетровского обкома партии и звонил Кравчуку по поводу перехода Литовченко и Протасова в киевское «Динамо», но вряд ли звонившим был Евгений Викторович Качаловский. Он возглавлял Днепропетровский обком в течение семи лет, с 1976 по 1983 год, потом был назначен первым заместителем председателя Совета министров УССР, а Литовченко и Протасов перебрались в киевское «Динамо» лишь в 1988 году.
«Не хапавший» и «не обогащавшийся», по определению Амосова, Щербицкий служил примером честности для всех, кто работал рядом с ним. Поверить в это из дня сегодняшнего невозможно (да из тогдашнего, наверное, — тоже), но Яков Петрович Погребняк, 16 лет курировавший на посту секретаря ЦК КПУ торговлю, ни разу бесплатно не пообедал ни в одном из киевских ресторанов. В служебной квартире председателя Совета министров Александра Ляшко стояли устаревшие казённые мебельные гарнитуры с инвентарными номерами. Министр торговли УССР Владимир Старунский говорил Погребняку, что как-то предлагал Ляшко дефицитные товары, но Александр Павлович ответил: «Не надо, я сам разберусь!»