В Киеве шутили: когда, дескать, Лобановский приходил к Щербицкому, Щербицкий встречал его со своим мнением, а когда Лобановский уходил, у Щербицкого было мнение Лобановского.
Щербицкий и Лобановский относились друг к другу с уважением. Щербицкий любил Валерия Васильевича и высоко ценил его человеческие и профессиональные качества. Никогда напрямую не звонил Лобановскому. Лобановский, соблюдая дистанцию («открывал дверь ногой в его кабинет» — измышления), никогда не обращался к Щербицкому через головы тех, кто работал рядом с руководителем республики и в любой момент мог доложить ему о том, что Лобановский просит о встрече. Встречи, надо сказать, были нечастыми.
Щербицкий всегда поздравлял Лобановского с днём рождения. Присылал подарки. Ваза, подаренная Щербицким, до сих пор в квартире Лобановских. Как и портрет Щербицкого, переданный Лобановскому охранниками Владимира Васильевича после его смерти.
После десятого места «Динамо» в 1984 году в Киеве моментально понеслось: немедленно уволить, поставить нового, оздоровить. Сразу же нашлись добрые люди, которые стали лоббировать на партийном украинском верху своего протеже, нещадно при этом понося Лобановского. На заседании секретариата ЦК украинской компартии в конце 84-го обсуждался вопрос о киевском «Динамо». Щербицкий предложил выступить всем собравшимся и внимательно, ни разу не перебив, их выслушал. Большинство предлагало заменить Лобановского. Звучали имена возможных преемников, в том числе, конечно же, и Бышовца, основательно потрудившегося на лоббистской ниве. Вывод Щербицкого был кратким: «За команду спрошу с вас со всех, а тренером “Динамо” будет Лобановский, которому вы все должны помогать. Вопрос закрыт».
«К Лобановскому, — рассказал журналисту Дэви Аркадьеву многолетний помощник Щербицкого Константин Константинович Продан, — у Владимира Васильевича было отношение, я бы сказал, тоже профессиональное. Как и к футболу в целом. Помню, что на Лобановского из-за его сложного характера, подчас упрямства и негибкости как личности, как тренера киевского “Динамо”, неоднократно жаловались кураторы команды: “С ним работать невозможно”, “Надо найти нормального, коммуникабельного”, — говорили Щербицкому. Одним словом, им хотелось найти такого, чтобы сидел, раскрыв рот, слушал и выполнял их указания. На сей счёт Владимир Васильевич тоже говорил: “Хорошо, вы поищите, может быть, найдёте лучшего. Но я считаю, что мы ценить должны не по тому, приятен он вам или неприятен, а давать оценку работе по результатам. Каковы результаты! Лобановский в футболе личность действительно яркая!” Так что Владимир Васильевич всячески нивелировал негативные отношения и к футболу, и к киевскому “Динамо”, и к Лобановскому. Будь то в ЦК или на уровне города, да, впрочем, и на всех других уровнях В. В. Лобановского защищал. И слава богу. Потому что время подтвердило правоту Щербицкого».
«Сказать, что В. В. любил футбол, был искренним почитателем этого замечательного вида спорта, означало бы не сказать ничего, — вспоминал Продан. — Будучи человеком основательным, он досконально знал футбол, его организацию, кадровое обеспечение, внутреннюю кухню, тончайшие нюансы самой игры, судейство. Знал многие другие параметры футбола на уровне профессионала. Сам он, непосредственно, не общался, скажем, с коллективом киевского “Динамо”, которое занимало особое место в его жизни, но он постоянно держал в поле зрения всю околофутбольную ситуацию...
На стадионе В. В. не щёлкал, как некоторые, семечки и не пил пиво. Он сидел с ручкой и блокнотом, делал свои пометки, после чего мог сделать профессиональный разбор игры секретарям ЦК — одним из кураторов команды. Им-то приходилось непосредственно вникать во все стороны жизни коллектива и каждой игры в отдельности.
Хочу ещё раз подчеркнуть, что В. В., если брался за дело, всегда стремился глубоко разобраться в сути проблемы, спрогнозировать последствия принимаемых решений. И доводил начатое дело до логического конца. Если говорить о развитии украинского футбола в 1960—1980-е годы, то мы вправе сказать, что именно эти годы вошли в летопись украинского спорта золотыми страницами. Получил массовое развитие детский и юношеский футбол, в центре и регионах создавались спортивные школы. Они комплектовались лучшими тренерами, вводились новые тренировочные поля. Замыкалась эта цепочка школами высшего мастерства, дублирующими и основными составами команд высшей лиги. Всё вышесказанное ещё раз подтверждает, что развитие украинского футбола было связано с системным, комплексным подходом, который В. В. последовательно и настойчиво проводил в жизнь».
«Привожу классический факт, — говорил Валентин Згурский. — “Динамо” играет на Центральном стадионе. Наши забивают. Щербицкий вскакивает (немолодой уже человек) и бежит к телевизору смотреть повтор. “Ну что, — говорит, — всё правильно. Тут чистый гол! Каков молодец! Обошёл слева, так, нормально”. Смотрит дальше. Вдруг забивают нам. А министр спорта Бака Михаил Макарович стоит в углу, потому что не имеет права садиться в ряд, где члены правительства и Политбюро. Щербицкий снова вскакивает: “А где Бака?” — “Я здесь, Владимир Васильевич”. — “Что ты творишь? Как ты играешь? Ты что, с ума сошёл? Принимай меры!” Разрядился и сел. Бурно реагировал Щербицкий как на положительные, так и на отрицательные игровые моменты. У него в столе был журнальчик, в котором он отмечал, сколько каждый футболист забил, на какой минуте, как играла команда. Многие члены Политбюро к футболу относились пассивно. Но поскольку “первый” был болельщиком, аплодировали забитым голам вместе с ним».
Бака называл большим везением то, что Щербицкий был постоянным и внимательным болельщиком. «С его участием, — говорил Михаил Макарович, фронтовик, двадцать пять лет возглавлявший вначале украинское спортивное общество «Динамо», а затем Госкомспорт Украины, — решались многие вопросы обеспечения и комплектования команды. Любовью к футболу Щербицкий “заразил” всё своё окружение, министры и заместители непременно посещали матчи “Динамо”».
«Заражённые», надо сказать, до такой степени «влюблялись» (не по собственному желанию) в футбол, что, случалось, не фиксировали своё внимание только на результате — за хороший хвалили, за плохой ругали. Однажды Баке позвонил заведующий отделом административных органов ЦК компартии Украины Дмитрий Опанасюк, курировавший, как принято говорить в новые времена, все силовые структуры Украины, и сказал: «Товарищ Бака, что будем делать? Мы впереди всех в турнирной таблице. Да, очки есть, но игры-то нет!..»
На футбол Щербицкий ходил всегда. В Днепропетровске — вместе с женой. Рада Гавриловна вспоминала, что на местном стадионе «стояли ровные лавки, державшиеся на какой-то цементной основе», и она не могла понять, почему после каждого матча у мужа каблуки на ботинках были стёсаны. Мало того что, переживая за свою команду, Владимир Васильевич беспрестанно курил, постоянно вскакивал, так он ещё «играл» время от времени вместо футболистов — каблуками по цементу.
«Володя, — рассказывала Рада Гавриловна в интервью журналисту Дмитрию Гордону, — без футбола не мог. В Киеве, даже если смотрел матчи дома, всё старался записывать. Не только кто забил и когда, но и кто какой дал пас, на какой минуте — всё это ужасно ему нравилось. Я, честно говоря, к футболу была равнодушна, и поэтому он у себя в кабинете болел. Никто ему не мешал: телевизор, сигареты, пепельница, ручка, блокнот. Иногда загляну, а он ворчит: “Ну вот, видишь, только пришла, наши гол пропустили”. Он не только футбол любил, но и ребят — футболистов и относился к ним, как к своим детям. В перерывах иногда заходил в раздевалку (в Днепропетровске. — А. Г.), а потом мне рассказывал: “Боже, какие они побитые, какие несчастные”. Он их очень жалел». После свадьбы Олега Блохина с Ириной Дерюгиной Владимир Васильевич встречался с выдающимися украинскими спортсменами и разговаривал с ними за чаем сорок минут.
На отдыхе в Крыму Щербицкий в дни матчей киевского «Динамо» (речь о начале 60-х годов) не находил себе места. К вечеру просил коменданта государственных дач подполковника КГБ Александра Федоренко «организовать телевизор», если, конечно, игра транслировалась. Однажды, когда киевляне в первой половине 60-х играли в Москве с «Торпедо» (а команды эти в те времена задавали тон в советском футболе), Щербицкий, возглавлявший тогда Совет министров УССР, привычно устроился перед телевизором, но на экране замелькали какие-то фигуры, и толком посмотреть матч не представлялось никакой возможности.
Федоренко, видя, что нервы у предсовмина на пределе — Щербицкий принялся, насупившись, ходить взад-вперёд, поглядывая на экран, — предложил немедленно отправиться на 1-ю дачу. Госдачи в Крыму проходили в разговорах и письменных отчётах комендантов под номерами. В 1-й постоянно останавливался Хрущев. От коллег Федоренко знал, что Хрущев уже уехал и на 1-й не осталось ни одного сотрудника, только охрана. Щербицкий на 1-ю не хотел ехать ни в какую. Федоренко еле-еле уговорил его на вариант со 2-й дачей, находившейся рядом с хрущёвской и предназначавшейся, в соответствии с партийным протоколом, гостям из Москвы. Она тоже пустовала.
Сели в машину, примчались, включили телевизор. Видимость — чуть лучше, но всё равно почти ничего не понять. В Ялте тогда ретрансляторов ещё не было, сигнал из Симферополя доходил слабо. «Владимир Васильевич! — взмолился Федоренко. — Давайте всё же поедем на 1-ю. Там же никого нет!» Комендант и старшина из охраны уговорили Щербицкого. На большой скорости приехали в хрущёвскую резиденцию. Поспели ко второму тайму. Телевизор стоял в холле и показывал хорошо. Щербицкий попросил у сестры-хозяйки две бутылки столовой воды, два листа бумаги и карандаш. За 45 минут второго тайма выпил всю воду, изрисовал и исписал всю бумагу, выкурил полпачки сигарет, прикуривая иногда одну от другой. Федоренко с ним даже разговаривать боялся.
Киевляне в тот день выиграли. Щербицкий сиял. Предложил коменданту немедленно вернуться на свою дачу и отпраздновать победу. Жили они на 7-й даче. Приехали затемно: везде горели огни, на море — лунная дорожка. Щербицкий отпустил сестру-хозя