Валерий мечтал о внуках. Ада вспоминает, как однажды они сидели с ним вдвоём и смотрели телевизор. Показывали какую-то передачу о детях. Валерий приобнял Аду и сказал: «Мне страшно представить». — «Что тебе страшно представить?» — спросила Ада. «Вот уйдём мы, — сказал он. — После нас останется Светочка. А уйдёт Светочка — никого после нас не останется». Ада и Валерий были, как говорит Ада, «на десятом небе», когда Света сообщила им о том, что находится в положении. Это обстоятельство стало исключительно важным для принятия Лобановским решения о возвращении в Киев.
В январе 1989-го, спустя три недели после своего пятидесятилетия, отмечавшегося в узкой компании в Руйте, Лобановский впервые побывал в Иерусалиме...
Он не стал оставлять в Стене Плача записочку, как это сделали многие динамовцы, покрывшие головы кипами. Постоял лишь у Стены, мысленно помолившись и попросив у Всевышнего здоровья для Ады и Светы. И ещё — внуков.
Лобановский был глубоко верующим человеком. Ничего показного, всё — внутри. Никогда имя Господа всуе не поминал. Никто не видел его крестившимся. Он молился за своих близких, за своих футболистов; проезжая из Кончи в город на автобусе или автомашине мимо Выдубицкого монастыря, непременно бросал взгляд налево вверх и глазами крестил храм. Балкон и окна квартиры на Суворова выходили в сторону Киево-Печерской лавры. Каждое утро, когда он был дома, Лобановский подолгу смотрел на купола Лавры. Выходя к скамейке запасных перед матчем, шёл за командой, останавливался на какое-то время на выходе из-под трибун, крестил вышедших на поле игроков глазами и отправлялся на «электрический стул». Телекамеры во время игр то и дело выхватывали на киевской скамейке Лобановского с правой рукой под левым лацканом пиджака. Поговаривали: успокаивает сердце. Он держался не за сердце, а за крестик и за освящённый в Лавре текст Тропаря (глас 2-й): «Всех скорбящих Радосте, и обидимых Заступнице, и алчущих Питательнице...»
«С семьёй Валерия Васильевича я знаком достаточно давно, крестил его внуков, — вспоминает архимандрит Феогност — духовник семьи Лобановских. — Нас познакомила его супруга Аделаида Панкратьевна во время богослужения. Лобановские вместе посещали Свято-Успенскую Киево-Печерскую лавру. Особенно любили бывать в Кресто-Воздвиженском храме, в Ближних и Дальних пещерах. Валерий Васильевич старался не пропустить ни одно важное событие в монастыре. Так, Лобановские всей семьёй приходили поклониться мощам великомученика и целителя Пантелеймона, а также апостола Андрея Первозванного, когда их привозили в Киев. Церковь никогда не высказывалась против спорта. Но не могла примириться с неправильным отношением к нему. Священное Писание по этому поводу говорит: “Всё мне позволительно, но не всё полезно; всё мне позволительно, но ничто не должно обладать мною”. Валерий Васильевич никогда не относился к футболу как к зрелищу или азартной игре. По его мнению, футбол — это искусство. Игроки собираются на поле не только для того, чтобы получить гонорар за игру. Футболисты — не просто хвастуны, которые стремятся попасть в эфир. Игра в футбол — это не развлечение. Это труд. Подумать только: сколько усилий нужно приложить, чтобы выйти на стадион и показать красивый футбол.
Сколько я помню Валерия Васильевича, он всегда совершал добрые дела и помогал людям. Это лишний раз говорит о том, что он был верующим человеком. Родился он в православной семье, принял Святое Крещение в Свято-Вознесенской Демиевской церкви. Люди старшего поколения, близко знавшие тренера, говорят, что с самого детства в нём были заложены христианские добродетели, которыми он руководствовался всю жизнь. По словам Валерия Васильевича, он не представлял себе, как можно жить без веры. Поэтому, если появлялось свободное время, а его всегда не хватало, тренер приходил на богослужения в Кресто-Воздвиженский храм (его там и отпевали всю ночь накануне дня погребения. — А. Г.). Как священник, я могу сказать, что у Валерия Васильевича было то, чего катастрофически не хватало другим тренерам. Вера в Бога. Поэтому он не спешил записывать успехи и заслуги на свой счёт, так как считал, что за всё следует благодарить Бога. Священное Писание говорит о том, что каждому человеку Господь даёт какой-то талант. И его необходимо приумножать и развивать своим трудом».
«Папа, — говорит Света, — всегда старался избегать шумных торжеств». Единственным юбилеем, который Лобановский отметил должным образом, было его сорокалетие. Тогда тренера тепло поздравили в команде, а уже вечером дома собрались близкие друзья. «Вспоминаю, — рассказывает Света, — смешной эпизод в день его сорокалетия. Был заказан шикарный торт в виде футбольного поля с сахарными воротами и огромным шоколадным мячом в центральном круге. Этот мяч разбудил во мне все условные и безусловные рефлексы собаки Павлова... Не в силах дотерпеть, когда же дело дойдёт до десерта, я пробралась в комнату, где ждал своей участи торт, и потянулась за круглым шоколадным чудом... В это время случайно зашёл отец, и я услышала за спиной: “Марш с поля!..”».
Шестидесятилетие своё Лобановский отмечал в Руйте. Днём у команды были две тренировки. «Ты знаешь, — сказал он мне вдруг 6 января, когда я с трудом дозвонился до него с поздравлениями, — что с первым ударом часов на Новый год надо написать на бумажке пожелание, сжечь её, пепел бросить в бокал с шампанским, выпить — и всё это успеть за двенадцать секунд. Я так не делал. Но если бы делал, написал бы только одно слово — “здоровье”».
Днём 6 января 1999 года возле тренировочного поля в Руйте можно было наблюдать такую картину. Пожилой грузный Мастер — кепочка, тёплые куртка и ботинки — сидел на лавочке и наблюдал за занятием своей команды. В широком окне административного корпуса время от времени возникала фигура Чубарова, принимавшего поздравительные звонки Лобановскому со всего мира и старательно фиксировавшего имена звонивших. Факс в Руйте дымился.
Директор базы Франц организовал торжество в зале на первом этаже. Григорий и Игорь Суркисы, уговаривавшие Лобановского отметить юбилей в Клёве, но не уговорившие, прилетели в Германию на своём самолёте вместе с близкими к команде людьми. Улетели на следующий день. «Тут-то суеты было — хоть отбавляй, — рассказывал мне Лобановский. — Можно только представить, что творилось бы в Киеве. Ещё раз убедился в правильности принятого решения — спрятаться. Пусть и не полностью, но — спрятаться».
Лобановский и за границей старался быть в курсе главных событий в стране. Доходило до того, что в Эмираты Света летала с двумя чемоданами — перегрузка веса, приходилось доплачивать, — в которых везла видеокассеты и кипы периодики. Газеты и журналы Света начинала скупать в киосках примерно за месяц до отъезда; покупала и кассеты с записями популярных украинских и российских телепередач, концертов, информационных выпусков. Даже (рассказывая об этом, Света просила не удивляться) — заседаний сессии Верховной рады Украины! Не говоря уже о футбольных кассетах с матчами киевского «Динамо». Эмиратская таможня получала головную боль на целую неделю: быстрее просмотреть всю эту фильмотеку на предмет «политкорректности и лояльности» было просто невозможно.
«Его нельзя было убедить в том, чтобы он всё это не читал, не обращал на это внимания, — говорит Ада. — Но точно так же и он меня не мог убедить в том, чтобы я не обижалась на тех людей, которые ему делали больно». Ада, добрый по натуре человек, не понимала людей-хамелеонов, запросто менявших свои вчерашние принципы и взгляды на сегодняшние, конъюнктурные, перестраивавшихся моментально в угоду кому-либо. Валерий просил её не придираться к людям и принимать их такими, какие они есть.
Сабо говорит, что он учился у Лобановского сдерживать себя, наблюдая, как Васильич ведёт себя в неординарных ситуациях, и прислушиваясь к тому, что тот советует. Когда кто-то начинал говорить Лобановскому о несдержанности Сабо, он отвечал: «Воспринимайте его таким, какой он есть. Он уже не изменится». То же самое Лобановский говорил, когда начинали осуждать высказывания и действия Блохина.
Дома его пытались отговорить от согласия на предложение возглавить сборную Украины. Логика Лобановского в ответах Аде и Свете была простой: не могу пренебрегать интересами своей страны. Такими же принципами руководствовался он и в советские времена.
В конце декабря 2001 года, во время своеобразного совещания с родными, Лобановский, сидя за столом кипрской квартиры, завёл такой разговор: «У меня заканчивается контракт с “Динамо”. Вот и думаю — уходить из команды или нет». «Только не доставай меня помидорами», — обратился он к Свете (та говорила ему: «Уйдёшь, будешь выращивать помидоры, продавать их...»). Дочь и жена не колебались ни секунды: «Конечно, уходи! Будешь отдыхать, внуками заниматься...» Однако, как оказалось, он не столько советовался с семьёй, сколько разговаривал сам с собой. «Но без работы я умру», — задумчиво произнёс Валерий и одновременно дал понять, что тема — закрыта...
В Киеве весной 1989 года для участия в повторных выборах в Верховный Совет СССР зарегистрировались три десятка претендентов на «подвисший» мандат. Лобановский — в их числе. Кандидатом в депутаты его выдвинули 27 коллективов: от ФК «Динамо» (Киев) до завода ЖБИ-5. В архиве Лобановского сохранились сформулированные им «Тезисы программы предвыборной кампании» — на четырёх машинописных страницах с хвостиком. Листовки с этими тезисами и портретом тренера «на ура» проходили у футбольных болельщиков.
На вопрос, для чего ему нужна вся эта затея с выборами, мне Лобановский ответил так: «Обыкновенные люди пришли ко мне и предложили выдвинуть мою кандидатуру. Когда я поинтересовался у них, почему именно ко мне они обратились, услышал: “Мы видим, как вы сражаетесь с несправедливостью и как отстаиваете свою правоту”. Мне что, нужно было отказать этим людям?..»
Баллотировался Лобановский в Киеве по национально-территориальному округу. Занял, к счастью, лишь третье место. Почему «к счастью»? Потому что поражение Лобановского на выборах, проходивших 14 мая 1989 года, — это победа футбола. Каждый должен заниматься своим делом.