В Братиславе сборная СССР проиграла — и Лобановский с Базилевичем это признали — из-за серьёзной ошибки стратегического характера. «Располагая неточными, как оказалось, данными о состоянии соперника, — вспоминает Базилевич, — мы предприняли попытку прессинговать на его поле, переоценив при этом возможности своих игроков».
И, наконец, рухнуло всё в Монреале: олимпийская бронза была расценена властями как провал. В полуфинале с ГДР Колотов не забил три таких мяча, которые он обычно забивал, — по словам Трошкина, «как орехи щёлкал». И пенальти советская команда была наказана судьёй ошибочно...
Но в то же время, если говорить о результатах-76 без предвзятости, то ведь не всё так уж плохо.
Всем бы командам с постсоветского пространства (да и из Восточной Европы тоже) пережить такие «провальные» сезоны, каким принято для команд Лобановского и Базилевича считать сезон 1976 года!
Весной динамовцы играли в четвертьфинале Кубка европейских чемпионов, затем — уже в составе сборной — в четвертьфинале чемпионата Европы, в июле — опять же в составе сборной — стали бронзовыми призёрами Олимпиады в Монреале. Потом заняли второе место в чемпионате СССР, в осенней части Кубка европейских чемпионов прошли «Партизан» и ПАОК и вышли в континентальную «четвертьфинальную весну» 1977 года.
На фоне феерического выступления «Динамо» и сборной в 1975 году — да, неудача, но если фоном взять годы, когда советские команды — клубные и сборные — отовсюду вылетали и никуда не попадали, 1976-й вполне можно назвать годом успешным.
Четыре года спустя за бронзовые медали на московской Олимпиаде тренеры и футболисты сборной СССР получили государственные награды, Константин Иванович Бесков, в частности, — орден Дружбы народов. А за «бронзу» Монреаля — разнос. По одной только причине: на Олимпиаде-76 в Монреале командой руководили не привычные московские тренеры, а «много о себе возомнившие» киевляне. Лобановского, можно сказать, предали анафеме. Валентин Гранаткин, сыгравший в своё время, в 30-е годы, несколько десятков матчей в воротах московского «Локомотива» и начинавший чиновничью карьеру в должности инструктора отдела пропаганды главной коммунистической организации страны, со «знанием» дела сказал тогда в Монреале журналисту Юрию Ваньяту, что «наступит час, когда Лобановский уйдёт из сборной, и после него наш футбол будет ещё лет десять харкать кровью...». Оценка «профессионала», что и говорить.
А ведь два совершенно одинаковых турнира: олимпийские, по футболу.
Вот только реакция на результат разная.
Напрасно, думается, Лобановский и Базилевич взвалили на свои плечи и на плечи футболистов дополнительную обузу — участие в олимпийском турнире. Их согласие не поддаётся логике даже с методической точки зрения. В том случае, если бы сборная попала, пройдя Чехословакию, в финальную фазу чемпионата Европы, пусть и непродолжительную по времени (тогда в решающих матчах играли всего четыре команды), ей пришлось бы форсировать подготовку к этому скоротечному (16—20 июня) турниру, что резко повлияло бы на уровень готовности к Олимпиаде-76.
Расчёт на отдалённый победный результат — на Олимпиаду-76 (такое решение было принято партийными и спортивными властями) отправляли первую сборную страны — сыграл злую шутку. Вместо того чтобы сконцентрировать все силы на Кубке чемпионов и чемпионате Европы, Лобановский и Базилевич стали держать в уме турнир, который в мире профессионального футбола не котируется совершенно, но который в советские времена руководители всех мастей считали самым важным. Что в футболе, что в хоккее.
Перед Монреалем я провёл в Киеве несколько дней. Бывал на всех тренировках сборной, общался с Лобановским и Базилевичем. Оба заметно нервничали. За спиной вылет в Кубке чемпионов и поражение в четвертьфинале чемпионата Европы. Впереди — олимпийская неизвестность. Они уже знали, что не возьмут Мунтяна, продолжавшего усиленно тренироваться и почти не сомневавшегося в том, что окажется в составе, но не знали, как ему об этом сказать.
Бильярдный стол на старенькой базе в Конча-Заспе стоял на втором этаже жилого корпуса’ почти напротив комнаты Лобановского. Как только тренеры, состав ещё не объявлявшие, туда заходили, «бильярдисты» замирали с киями в руках и шикали на тех, кто начинал вдруг гонять шары по столу или громко разговаривать: надеялись услышать из-за закрытой двери хоть какую-то «кадровую» информацию. Мунтяну о принятом решении выпало говорить Лобановскому — 30 июня. «У тебя, — по словам Мунтяна, сказал ему Лобановский, — прыжки слабые». Лобановскому потом, спустя годы, самому не хотелось вспоминать об этих «прыжках» — он морщился, когда возникал вдруг разговор на эту тему.
То, что Кипиани не сыграл на Олимпиаде-76 в Монреале ни минуты, не получил из-за этого бронзовую медаль и не был приглашён в состав сборной СССР на чемпионат мира 1982 года в Испанию, объясняют, доводилось читать, «тренерской ревностью». Сначала, дескать, Лобановский и Базилевич не захотели, чтобы на поле выходила яркая личность, грозившая затмить их игроков, а потом, в приступе «ревности», Бесков вообще не позвал грузинского полузащитника в команду.
Оба случая — и монреальский, и испанский — требуют всё же иного объяснения.
Кипиани, футболист, бесспорно, талантливый, не вписывался, как ни банально это звучит, в игровую модель, разработанную на тот отрезок времени Лобановским и Базилевичем. В распоряжении тренеров были не менее талантливые полузащитники этого амплуа — Буряк и Веремеев, «вмонтированные» в киевскую игру, и это было их несомненным преимуществом перед хавбеком тбилисского «Динамо».
Надо сказать, что Кипиани Лобановскому и Базилевичу в олимпийский состав был навязан в последний момент. Партийными властями через власти спортивные, настаивавшими, по просьбе первого секретаря ЦК компартии Грузии Эдуарда Шеварднадзе, на том, чтобы в составе советской олимпийской футбольной команды обязательно был хотя бы один грузинский спортсмен. Лобановский и Базилевич Кипиани как игрока сборной рассматривали, но, обсудив его кандидатуру, решили не брать. В память тренерам засела невнятная игра Кипиани в обоих матчах чемпионата страны 1975 года между динамовскими командами Киева и Тбилиси. Это был своего рода конкурс, который Кипиани, действовавший очень медленно и старавшийся играть в основном на «чистых» мячах, без отбора, не выдержал.
Но напрасно, на мой взгляд, Лобановский и Базилевич демонстративно ответили тем, кто навязал им кандидатуру Кипиани, продержав полузащитника на скамейке запасных на протяжении всего турнира. Кипиани не причастен к просьбам и указаниям партийных и спортивных начальников, сам себя в состав не включал и по уровню мастерства к разряду «блатных» никак не относился. И не стоило, наверное, перед вылетом в Северную Америку, состоявшимся 4 июля, говорить о том, что «Кипиани стал исключением, поскольку подавляющее большинство футболистов прошло программу, рассчитанную на подготовку к Олимпиаде, и он, хорошо проведший матчи чемпионата страны, — свидетельство того, что дорога в сборную не была закрыта ни для кого».
Лобановский и Базилевич «пошли на принцип». Хотя вполне могли развернуть ситуацию в свою пользу. Сказались, полагаю, недостаток опыта и наследие триумфального 75-го. Да и вообще — в «ловушку-76» они загнали себя сами. Не только безапелляционными решениями с каскадом последующих оплошностей, дополнявших одна другую: организационных, тренировочных, кадровых, — но и регулярными, совершенно в той ситуации ненужными, заявлениями о предстоящих победах. 1975-й вскружил — не без этого — голову всем.
Если Лобановский о 1976 годе, признавая допущенные ошибки, говорил сдержанно, за рамки дипломатии не выходил и никого не обвинял, то у Базилевича свой взгляд на давние события.
Никогда до 2012 года он на сей счёт не высказывался. В 2012-м в прессе появились отрывки из книги Олега Петровича, к тому времени полностью не написанной. Представлялось невозможным обойти тему «1976». Базилевич и не думал её обходить, и стало понятно, насколько глубоко засела в нём обида, вполне, надо сказать, мотивированная, на тех, кто его уволил.
Базилевич вспоминает, как им с Лобановским пришлось в Спорткомитете СССР защищать программу подготовки «Динамо» и сборной. Даже после успешной защиты «было решено, что нам надо “оказать помощь”». Закавыченная формулировка «оказать помощь» подчёркивает присущий Олегу Петровичу сарказм (зачастую работавший против него): «Прислали из Москвы теоретика спортивной тренировки, крупного специалиста Марка Годика. Перед ним была поставлена задача: помочь нам разработать и спланировать программу подготовки к ответственному сезону».
Знающие Базилевича люди легко обнаружат сарказм в определениях «теоретик» и «крупный» и в расшифровке поставленной перед Годиком задачи: «помочь нам» — нам, собаку за два года в киевском «Динамо» и за год в сборной съевшим на разработке программы подготовки, в которой Лобановский, Базилевич и Анатолий Зеленцов принимали непосредственное участие и которая дала превосходный результат.
«В связи с короткими сроками подготовительного периода Марк Годик, — продолжает Базилевич, — предложил провести интенсивный учебно-тренировочный сбор в среднегорье — в болгарском Бельмекене — на высоте 2400 метров над уровнем моря, в условиях гипоксии, то есть недостатка кислорода. Это был базовый этап подготовки, нацеленный на повышение аэробных возможностей организма. При общем недостатке кислорода формирование аэробных качеств, в принципе, должно происходить быстрее.
Но никогда раньше мы не проводили подготовительный сбор в условиях среднегорья. Я, Лобановский, Зеленцов и Годик провели много времени в дебатах. К сожалению, была допущена, как говорится, коллегиальная ошибка. Мы сохранили интенсивность тренировочных нагрузок такой, какой она была на равнине, поставив, таким образом, под сомнение всё содержание нашей подготовительной работы».
Не понять, признаться, почему после успешной защиты собственной программы подготовки команды Лобановский и Базилевич согласились на прикомандирование к команде Марка Александровича Годика. Наверное, они могли настоять на том, чтобы этого не произошло. Хотя бы на основании того простого факта, что ни в 74-м, ни в 75-м, когда «Динамо», а потом и сборная, пройдя определённый курс подготовки и уровень подготовки этой на протяжении сезона успешно поддерживая, добились всколыхнувших всю футбольную Европу результатов. Для Годика, при всём уважении к этому учёному, киевское «Динамо» и сборная СССР той поры — всего лишь теоретическая площадка, на которой ему из-за незнания многочисленных нюансов не так-то легко было развернуться. И не вступать при этом в мини-конфликты с тем же Зеленцовым, третий год занимавшимся научным обеспечением тренировочного процесса киевского «Динамо» и накопившим благодаря совместной работе с Лобановским и Базилевичем бесценный опыт, который у Годика — применительно к этой команде — конечно же, отсутствовал.