Стоит подробно процитировать К. И. Бескова:
«В Испании сложилась ситуация, когда жизнь футбольной команды подчинялась отнюдь не футбольным законам. На заключительном этапе отборочного турнира подавляющее представительство в сборной имели игроки киевского и тбилисского “Динамо”. Случались накладки, когда они, например, с задержкой являлись на сборы или, наоборот, по мнению руководителей своих клубов, не успевали вернуться к сроку домой. У меня сложилось ощущение, что ни тренер киевлян Лобановский, ни Ахалкаци, тренировавший тогда тбилисцев, не были заинтересованы решать вопросы так, как того требовали интересы дела. Необходимо было срочно устранить все искусственные преграды. Я предложил руководству Спорткомитета привлечь их к работе со сборной. Конечно, при этом отдавал себе отчёт, что возникнут определённые проблемы из-за различия и, быть может, даже несовместимости в подходе к некоторым аспектам футбола, но думал, что такая большая цель, как чемпионат мира, поможет сгладить противоречия.
Моё предложение было принято. Знаю, оно вызвало много споров, но я и сегодня (альманах «Футбол-89», в котором опубликованы эти высказывания Бескова, был сдан в набор 14 марта 1989 года, то есть почти семь лет спустя после испанского чемпионата мира. — А. Г.) убеждён, что на том этапе это было оправданно и принесло пользу. А потом произошло то, что, как теперь понимаю, не могло не произойти. Началось расслоение коллектива. Когда губительный процесс стал очевиден не только мне, я высказал мнение, что в дальнейшем Лобановского и Ахалкаци к совместной работе привлекать нецелесообразно, поскольку подошло время, когда требовалось единоначалие. Со мной согласились, и уже на ближайший товарищеский матч, со сборной ГДР, они не были вызваны. Но буквально накануне отлёта в Испанию меня поставили перед фактом: оба тренера едут на чемпионат мира. Я пошёл к руководству Спорткомитета. Тогдашний председатель Сергей Павлович Павлов и его бывший заместитель Валентин Лукич Сыч никак не отреагировали на мои доводы.
Надо сказать, что к тому времени с игроками у нас установились деловые контакты, мы хорошо понимали друг друга, рискну утверждать: им нравилось со мной работать.
Трудно, пожалуй, словами передать гнетущую обстановку тех дней. Лобановский и Ахалкаци заняли непонятную мне позицию. У нас возникли разногласия по тактическим вопросам, а отсюда и трудности в определении состава. Складывалось впечатление, что сборной руковожу не я, а Сыч. Вот характерный штрих. Матч СССР — Бразилия. Ведём 1:0. Напряжение колоссальное. В перерыве Валентин Лукич по-хозяйски входит в раздевалку и с порога, перебив меня, под недоумённые взгляды начинает обсуждать с Лобановским план игры на второй тайм.
Может быть, я слишком субъективен. Ни в коей мере не снимаю с себя вины. Но в силу названных сложившихся обстоятельств сборная не могла в Испании раскрыть свой потенциал».
Ни Колосков, ни Сыч, ни Павлов никогда и нигде не сказали ни слова о том, о чём говорил спустя годы Бесков: о просьбе Константина Ивановича перед матчем со сборной ГДР, об отстранении консультантов перед этой игрой, о внезапном для Бескова возвращении двух тренеров в сборную непосредственно перед отъездом в Испанию. Жена Константина Ивановича Валерия Николаевна вообще посчитала, что когда Бесков «попросил руководство больше не привлекать киевского и тбилисского тренеров», Лобановский воспользовался тесными отношениями с заместителем председателя Спорткомитета СССР Валентином Сычём. Сыч, дескать, и порадел человеку, с которым у него были «тесные отношения», и, несмотря на просьбу Бескова, оставил его в сборной. Но Бесков (так, во всяком случае, считают хорошо знавшие его люди) по характеру был больше похож на человека, который в ответ на невыполнение своей просьбы мог сказать что-то вроде: «Тогда сами и тренируйте команду» и отказаться (пусть даже поначалу на словах) от дальнейшей работы с ней. Так что просьба об отстранении консультантов — если она вообще имела место — вряд ли была облачена в жёсткую, ультимативную форму.
Лобановский говорил мне, что в дни подготовки к чемпионату мира и непосредственно перед отъездом в Испанию в воздухе не витали ни намёки, ни даже полунамёки на то, что Константин Иванович настаивает на исключении их из состава делегации: «Если хотя бы полунамёк какой был со стороны Бескова, я в ту же секунду отказался бы ехать в Испанию в составе делегации и с удовольствием побывал на чемпионате мира в качестве полностью свободного в передвижениях и действиях наблюдателя».
Слово «исключение», стоит заметить, здесь вполне уместно, поскольку состав делегации утверждался (и не только спортивными властями, но и, как тогда называлось, «инстанциями» — ЦК КПСС и КГБ) загодя; необходимые формальности оформления выезда за границу тоже происходили заблаговременно. И Лобановский с Ахалкаци на всех этапах утверждения были в списках тех, кто должен был ехать в Испанию.
«Была бы моя воля, — говорил Лобановский уже после Испании, — я не стал бы ввязываться в это бессмысленное занятие. Всё решалось на уровне руководства республик — Украины и Грузии. По звонку из Москвы».
Бесков, Лобановский и Ахалкаци собирались втроём и обсуждали сроки выезда на чемпионат в заранее подобранную резиденцию. Лобановский убедил коллег ни в коем случае не лететь в Испанию за несколько дней до начала чемпионата. «К жаре, — аргументировал он своё предложение, — адаптироваться невозможно. Это говорю не я, а учёные. К тому же нет смысла пребывать в ожидании старта в нервной обстановке чемпионата мира среди темпераментных болельщиков, под пристальным вниманием прессы». Сборная спецрейсом Москва — Севилья вылетела 13 июня, за сутки до начала матча с Бразилией. Во время утренней разминки было сущее пекло, вечером термометр показывал +35 градусов.
Колосков не отрицает, что перед матчем с поляками между Бесковым и Лобановским возник спор концептуального характера. Бесков выступал за щадящий режим подготовки к важнейшей встрече. Дней до игры было достаточно, и, по мнению Лобановского, команду надо было — после обследования футболистов — сначала нагрузить (вплоть до того, чтобы проводить по две тренировки в день), а затем снизить нагрузки, что должно дать эффект в нужное время. Валентин Сыч, насколько известно, выступил на стороне Лобановского, посчитав его предложение научно обоснованным и более верным с точки зрения современных подходов к тренировочному процессу.
Бесков на это заметил, свидетельствует Колосков: «Я всё-таки главный тренер, и решать мне». Лобановский тут же возразил: «Мы тоже приехали сюда не для того, чтобы выполнять роль мальчиков на побегушках». Бесков вспылил: «Тогда я снимаю с себя ответственность за результат игры». Сыч предложил прислушаться к мнению Валерия Васильевича. «В стане тренеров, — констатирует Колосков, — наметился явный раскол». Сам Колосков не считал себя вправе вмешиваться в спор. Он признается, что и по сей день не знает, чья концепция, Лобановского или Бескова, была в тот конкретный момент нужнее для сборной. «Конечно, — говорит Колосков, — задним умом хорошо рассуждать: раз мы не выиграли, значит, Лобановский был неправ. Однако кто знает, как бы сложилась игра при ином раскладе. И всё же думаю, что поляков мы не сумели пройти именно из-за тренерского конфликта. Пошатнулся авторитет Бескова, не сумевшего настоять на своём, и команда негативно отреагировала на это».
Поразительно, конечно, но факт остаётся фактом: Бесков, никогда не подпускавший начальство к командам, с которыми работал, вдруг моментально сдался под напором Сыча с его безапелляционными суждениями по любой теме, в том числе по той, в которой он, как говорят футболисты, «ни ухом ни рылом».
На втором испанском сборе в феврале 82-го Бесков, по свидетельству доктора Мышалова, сознательно отдал бразды правления Лобановскому, видя в нём мастера функциональной подготовки. Тренировки киевские футболисты переносили с улыбкой, не киевские — очень тяжело. «Бесков, — говорит Мышалов, — нервничал, а напрямую обсуждать с Лобановским ситуацию ему было неудобно». Константин Иванович попросил Мышалова:
— Доктор, посмотри по своим данным, как там у тебя всё это выглядит.
Попросил фактически выступить — с позиции медицины — инициатором снижения нагрузок. Мышалов знал, что Лобановского удивит, если предложение о снижении нагрузок будет исходить от врача команды, и решил заручиться поддержкой Ахалкаци:
— Поддержи меня, всем нам будет легче. Меня одного Валерий Васильевич и слушать не станет.
— Какие вопросы! — ответил Ахалкаци. Когда же на обсуждении проблемы Мышалов привёл данные из гроссбуха врача и сказал: «Вот и Нодар Парсаданович тоже...», Ахалкаци даже договорить не дал:
— Нет, я считаю, что всё идёт нормально.
Пресс-атташе «Спартака» Леонид Трахтенберг называет Бескова и Лобановского «непримиримыми врагами» и утверждает, что именно это «сгубило нашу сборную на чемпионате мира 1982 года в Испании». По словам журналиста, «в Испании Бесков и Лобановский даже не здоровались! Они общались только через Нодара (Ахалкаци)».
Трахтенберг рассказывает следующую историю:
«Перед матчем с бельгийцами, которые уже потеряли шансы на выход из группы, Лобановский попросил съездить к ним на тренировку, разузнать стартовый состав. Главный тренер Ги Тис его и не думал скрывать. Спокойно написал в моём блокноте 11 фамилий, сообщил, кого планирует выпустить на замену. Не обманул. Возвращаюсь, навстречу Бесков: “Где состав?” — “Отдал Васильичу”. — “Напиши мне”. — “Зачем? Возьмите у него”. Константин Иванович усмехнулся: “Мне он не даст”».
В разных вариациях эту историю Леонид Трахтенберг рассказывает регулярно. История, что и говорить, занимательная. Но занимательность этой истории вместе со всеми её вариациями заключается лишь в том, что в ней напрочь отсутствует правда.
В сборной СССР на чемпионате мира 1982 года обязанности по изучению соперников и добыче информации о них были возложены на Михаила Ошемкова, многие годы занимавшегося тем же самым в киевском «Динамо». Активно занимались разведкой и два тренера — Владимир Федотов и Геннадий Логофет. Все детали наблюдений в дополнение к видеозаписям матчей с участием соперников советской команды Федотов, Логофет и Ошемков докладывали на совещании тренерского штаба в присутстви