Другое любопытно. «Не скажу даже, — поведал Леонид Буряк в интервью журналисту украинского еженедельника «Футбол» Валерию Пригорницкому, — что Бесков так уж плохо относился к Лобановскому. У Бескова была своя философия, своё понимание футбола, но как бы там ни было, он уважал Лобановского! Когда ему было уже 80, в Москве в манеже провели матч между ветеранами СССР и Англии. На игре присутствовали Колосков, Блаттер, Платини. Бесков, приглашавший меня в “Спартак” раза четыре, подозвал к себе: “Леонид, я хочу выпить с тобой рюмку коньяку. Ты уже не футболист, а мне по возрасту положено. Я хочу сознаться тебе, что метод Лобановского более прагматичный и современный, поэтому ‘Динамо’ и побеждало в Европе”».
Буряк, который был единственным игроком в бесковской сборной, кому дозволялось исполнять длинные передачи, говорит, что, по мнению Константина Ивановича, «Лобановский был дальновиднее», и приводит слова Бескова о том, что «сейчас играют в тот футбол, который он (Лобановский) проповедовал».
Не стоит, впрочем, забывать, что под то или иное настроение Бесков мог сказать всё что угодно. Журналист Борис Духон, один из армии спартаковских летописцев, написал в «Московской правде»: «Вспомнился рассказ, услышанный от патриарха спортивной журналистики Льва Ивановича Филатова. Позвонил как-то ему Бесков и посетовал: не смог прочитать статью Филатова о Лобановском, потому что само имя Лобановского вызывает у него резко отрицательные эмоции».
Спартаковский футболист Виктор Пасулько рассказывал, по какой причине он не поехал в 1988 году в Сеул на Олимпиаду. О причине этой, по словам Пасулько, ему поведал Николай Петрович Старостин. Оказывается, после возвращения из ФРГ, где Пасулько в составе национальной сборной СССР стал серебряным призёром, футболист в одном из телеинтервью заявил, что «такого замечательного тренера, как Лобановский, не встречал». «И это, — говорит Пасулько, — не понравилось Бескову, который позвонил Бышовцу и попросил вычеркнуть меня из списка сборной».
После кончины Лобановского, Бескова потрясшей, он вспоминал, как они познакомились ещё в бытность Валерия игроком. «Он был незаурядным футболистом, — сказал Константин Иванович, — и дабы обезопасить тылы, я предпочитал прикреплять к нему персонального опекуна. Но остановить Лобановского удавалось далеко не всегда... Яркий игрок, он стал поистине великим тренером. С его уходом осиротел не только украинский и отечественный спорт. Это большая потеря и для мирового футбола. Таких, как Лобановский, — единицы. Он обожал свою профессию, полностью подчиняясь её требованиям и законам. Несмотря на то, что “Спартак” и киевское “Динамо” были непримиримыми соперниками, с Валерием Васильевичем мы были в очень тёплых отношениях, работая вместе в сборной, легко находили общий язык».
Глава 10КОМАНДИРОВКА В МОСКВУ
О возвращении в сборную с Лобановским заговорили сразу после чемпионата мира в Испании. Он приехал в Москву для разговора, и первое, что услышал от Вячеслава Колоскова перед тем, как отправиться с ним на Старую площадь в ЦК: «Имейте только в виду, что на этот раз никакого совместительства не будет».
Поначалу хотели оставить в сборной Бескова, но он категорически отказался покидать «Спартак». Только после этого остановились на кандидатуре Лобановского. Заручившись его согласием возглавить сборную, но переехать при этом в Москву по завершении сезона, Спорткомитет переправил 26 августа 1982 года через ТАСС в прессу следующую информацию:
«Спорткомитет СССР, принимая во внимание возросший объём работы, счёл необходимым, чтобы подготовку сборной страны по футболу возглавил старший тренер без совмещения работы в клубной команде.
Учитывая пожелание К. Бескова продолжать работу в “Спартаке”, Спорткомитет удовлетворил его просьбу и освободил от обязанностей главного тренера сборной страны.
Старшим тренером советской сборной назначен В. Лобановский. После завершения нынешнего сезона он будет заниматься только делами сборной СССР».
Лобановский торговаться по вопросу совместительства не собирался. Первый отборочный матч чемпионата Европы в новом цикле — в Москве с финнами 13 октября 1982 года — Лобановский провёл, оставаясь тренером киевского «Динамо». К тому времени у него состоялись предварительные переговоры с Юрием Морозовым и он знал, кто заменит его в клубе. Лобановский последовательно настоял на кандидатуре Морозова в трёх украинских инстанциях — МВД, Совете министров и ЦК компартии. По этому поводу, разумеется, не устраивались специальные совещания, своё мнение тренер со свойственным ему умением убеждать высказывал в беседах с теми, кто принимал решение. С кандидатурой Морозова согласились не все. Как ни странно, некоторые проблемы возникли там, где Лобановский их не ждал, — в украинском и городском советах «Динамо», с руководителями которых у него сложились доверительные отношения, и в МВД.
«Васильич, — говорил Лобановскому глава республиканского совета «Динамо» Борис Баула. — Зачем нам приезжий? Поставь своих хлопцев, которые у тебя играли. Мы тут за ними присмотрим».
Баула, крупный, сильный, правильный мужик, говорил то, что думали многие, но боялись сказать Лобановскому. Говорил, понимая: ни на что его слова повлиять уже не могут — Лобановский с заменой определился, везде, где нужно, её согласовал. Оставались несколько штрихов.
Высшее украинское руководство должно было договориться с союзным министерством, занимавшимся предприятиями оборонного значения — в их систему входил и «Зенит».
Морозова в разгар сезона надо было представить киевским начальникам, и сделать это можно было лишь во время приезда «Зенита» в Киев на матч чемпионата с «Динамо».
Ленинградский клуб, как и все почти динамовские соперники, остановился в гостинице «Москва». 31 июля 1982 года, в первой половине дня матча «Динамо» (Киев) — «Зенит», Лобановский в нарушение всех сложившихся за долгие годы традиций покинул Конча-Заспу и отправился в ЦК КПУ на встречу с Яковом Погребняком. Туда же из «Москвы» доставили Юрия Морозова. Морозов был представлен Лобановским, и «добро» на появление в Киеве нового тренера было фактически получено.
После матча мы с Лобановским (для него это было ещё одно нарушение традиций) приехали в «Москву», поднялись на седьмой этаж и в номере Морозова (в котором собрался зенитовский штаб, в том числе и Павел Садырин, который после отъезда Юрия Андреевича должен был возглавить «Зенит») подняли бокалы за «новое назначение», о котором, правда, официально объявят позже.
«После чемпионата мира, — рассказывал Лобановский в книге «Бесконечный матч», — меня пригласили возглавить сборную. Предстояли отборочные матчи первенства Европы с финнами, поляками и португальцами. Условие было довольно жёстким — уйти из киевского “Динамо” и полностью сосредоточиться только на работе со сборной.
С клубом расставаться было жаль, но я понимал (знал из опыта мирового футбола), что сборную должен тренировать только освобождённый специалист, не связанный с каждодневными заботами о клубной команде. Придерживаюсь этого убеждения и поныне, хотя сам участвую в эксперименте, отнимающем массу сил и до предела выматывающем нервы».
Договорились, что до конца 1982 года Лобановский продолжит «совместительство» в клубе и сборной, а с начала следующего года переедет в Москву и будет жить там — в служебной квартире (потом, кстати, это вменили ему в вину, заявив, что тренер сборной должен быть москвичом! Почему?).
«Признаюсь, — говорил Лобановский, — несколько колебался: принимать приглашение в сборную или не принимать? Причины колебаний объяснимы. Я понимал, что любой неудачный матч оставит меня без работы, как это не раз случалось с моими коллегами. Даже несмотря на то, что мне было предложено разработать программу подготовки команды на четырёхлетний период.
Стремление проверить свои силы на совершенно новом витке самостоятельной работы, желание сменить обстановку — всё это помогло мне принять решение и занять место тренера сборной, рабочий стол которого находился в здании Госкомспорта СССР на Лужнецкой набережной».
Квартира, в которой он жил, была расположена примерно в часе ходьбы от Госкомспорта, и Лобановский использовал каждую возможность для того, чтобы проделать этот путь по набережным пешком. Он называл этот час «прекрасным временем для раздумий!».
Лобановский, в общем-то, не был «человеком диалога». Если и высказывался по каким-то вопросам, не обязательно футбольным, то только для того, чтобы на ком-то проверить свою мысль. Она рождалась не в диалоге. В диалоге, быть может, только корректировалась. Лобановский размышлял наедине с собой. Он требовал тишины от окружающих в тех случаях, когда им могло показаться, что мешают ему не они, а внешние шумы — голоса из телевизора или же шум ремонта в квартире этажом выше.
Обдумывать было что. Перво-наперво — подробнейший план функционирования сборной на ближайшие четыре года, вплоть до мексиканского чемпионата мира. Затем — создание штаба всех сборных, способного решать сложные задачи подготовки к важным и ответственным соревнованиям. Без такого штаба, полагал тогда Лобановский, невозможно добиваться больших побед. Речь шла не о механическом формировании штаба, скажем, из тренеров команд высшей лиги, а из тренеров-единомышленников, которые в состоянии координировать работу всех сборных — от юношеских до первой.
Перед московским матчем с Португалией (27 апреля 1983 года) Лобановского привели в ужас результаты углублённого медицинского обследования футболистов. Обследование проводила комплексная бригада кафедры футбола Института физкультуры во главе с Евгением Скомороховым. Бригада предложила провести в преддверии игры с португальцами щадящий сбор: два-три дня фактически отдыхать (минимальные нагрузки, восстановительные мероприятия — бассейн, баня, массаж), а затем четырёхдневная непосредственная подготовка к матчу.
Лобановский отверг это предложение и, понимая, что дело не в утомлении, а в физиологическом спаде, поступил по-своему. Уже вечером он дал игрокам такую нагрузку, что даже Никита Павлович Симонян схватился за голову: «Что он делает? Они же не побегут после таких тренировок!» «Такие» тренировки продолжались шесть дней подряд, на седьмой Лобановский снизил нагрузки, и команда не только побежала — полетела. Результат: 5:0. Рисковал Лобановский? Разумеется. Но только таким способом, а не «отдыхом в пансионате», можно было сбалансировать состояние футболистов, приехавших из разных клубов к тренеру, ни с одним из этих клубов в тот момент не работавшему.