Лобановский советовал определённой категории журналистов, которых он называл «воинствующими, а потому опасными для футбола дилетантами», поступить на вечернее или заочное отделение Института физкультуры. «Потом, — растолковывал он, — после прохождения двухгодичных курсов совершенствования вам уже не нужна будет журналистика. Вы превратитесь в готовых тренеров. Только поторопитесь — у нас их дефицит».
Никогда практически не проявляя внешне чувств, Лобановский только с виду казался «железным», «железобетонной конструкцией». «Железный Полковник», как звали его в западноевропейской прессе, на самом деле был очень мягким, ранимым человеком.
О ранимости Лобановского говорил Никита Павлович Симонян. Он приехал в Киев почти сразу после 1:4 от Германии, в ноябре 2001 года, на юбилей выдающегося футболиста Юрия Войнова (29 ноября тому исполнилось 80 лет), с которым играл в сборной СССР на чемпионате мира-58 в Швеции. Лобановскому, заставшему Войнова-игрока в киевском «Динамо» и работавшему под началом Войнова-тренера в одесском «Черноморце» (Лобановский и Войнов покоятся на Байковом кладбище неподалёку друг от друга), нездоровилось. Пойти на юбилейное торжество он не смог и пригласил Симоняна к себе домой, на улицу Суворова. Там-то Никита Павлович, проработавший с Лобановским в советской сборной в общей сложности пять лет, и услышал — впервые — не то чтобы жалобу, просто фразу, многое объяснявшую: «Никита Павлович, у меня плохое настроение». Симонян не мог припомнить, чтобы прежде что-то так выбивало Лобановского из колеи.
Я, признаться, тоже. Сразу после Германии мы не встречались, только перезванивались. Меня поразила его реакция на статью одного киевского журналиста в еженедельнике «Футбол», связанную не только с матчем Германия — Украина, но вообще с работой Лобановского — его методами ведения тренировочного процесса, тактическими воззрениями, выбором состава. Обычно Васильич в таких случаях просто посмеивался, с выражением цитируя очередные выпады в свой адрес и по два раза зачитывая («Ты только послушай!..») наиболее «понравившиеся» ему места. На этот же раз он говорил со мной поникшим голосом и только повторял: «За что они меня уничтожают? Что плохого я им сделал? Почему они выставляют меня нулём в футболе?..» Разговор этот состоялся 21 ноября 2001 года — аккурат между матчем в Дортмунде и киевской встречей Лобановского с Симоняном.
Только ранимость не позволяла Лобановскому сказать, как говорил кто-то из великих в адрес злопыхателей: «Мне всё равно, что вы обо мне думаете. Я-то о вас вообще не думаю».
Иногда Лобановский на тему злопыхателей шутил. «Скажу по секрету, — говорил он, — на мне всегда бронежилет». На людях ранимость никогда не показывал. Мог сказать в присутствии помощников, прочитав мерзкий по отношению к нему текст: «Собаки лают, караван идёт». Или, когда ему предлагали прочитать газету со статьёй, резко и, как это бывало в подавляющем большинстве случаев, немотивированно, голословно и предельно поверхностно его критикующей, Лобановский мог сказать: «Да я всё это уже читал». — «Как читали, газета — сегодняшняя, только вышла?» — «Не имеет значения: всё это уже было написано. В прошлогодних газетах».
Но дома потом мог не находить себе места с одним только вопросом: «За что?..»
Только и оставалось — обращаться к нему словами Александра Трифоновича Твардовского, писавшего Илье Эренбургу: «Вы слишком крупны, Илья Григорьевич, чтобы унижаться до такой памятливости относительно причинённых вам обид и огорчений, слишком много чести для тех, кто это делал, чтобы помнить о них».
Ещё летом 2001 года, до завершения отборочного цикла сборной и стыковых матчей с Германией, Игорь Суркис тоже поставил вопрос о том, чтобы Лобановский перестал совмещать работу в клубе и сборной. «Моё заявление, — сказал Игорь Михайлович в интервью агентству «Спортивные новости» 9 августа 2001 года, — было сенсационным не только для вас, журналистов. Оно, по-моему, было сенсационным и для самого Валерия Васильевича Лобановского. Но не будет сегодня главный тренер киевского “Динамо” совмещённым тренером».
Сообщив, что он, естественно, хотел бы видеть Лобановского в киевском «Динамо», Суркис-младший добавил: «Но если Валерий Васильевич выберет сборную, это тоже его право». Вкладывавший в «Динамо» немалые средства, он вполне оправданно ставил — для себя, во всяком случае, — клубные дела превыше всего. «Я считаю, — объясняет он своё «сенсационное» заявление, — что, если киевское “Динамо” и национальная сборная долгое время не добиваются успеха на международной арене, — значит, что-то происходит. Надо всегда смотреть с головы. Голова всему кто? В тренировочном и воспитательном процессе — главный тренер. Валерий Васильевич сегодня не молодой человек, человек не совсем здоровый. Естественно, 35 лет быть в футболе и переносить массу нервных стрессов и нагрузок, критику и благодарность может не каждый человек».
Руководитель «Динамо» — да и не только он — видел, что физическое состояние Лобановского не позволяет ему одинаково энергично работать с обеими командами, а гипертрофированное чувство ответственности заставляет его трудиться через силу, забывать о здоровье.
Лобановского — он мне об этом говорил — огорчило то, что вся эта история тогда стала достоянием прессы. Валерий Васильевич считал, что все вопросы, связанные с прекращением совместительства, можно было обговорить только с ним лично, а уже потом дать информацию о том, что он в силу таких-то и таких-то причин займётся только тренировочной работой в «Динамо». Лобановский, несмотря на то что понимал, что в новейшие времена процесс принятия решений и обнародования их совершенно иной по сравнению с тем, что было когда-то, случившееся переживал. Чересчур, на мой взгляд, преувеличивая значимость этого события, его вес. По Киеву между тем расползлись слухи о том, что братья Суркисы вовсю уговаривают Лобановского уйти на отдых и предлагают ему стать консультантом в «Динамо».
Всё было совершенно иначе. Игорь Суркис, который ни в коем случае не хотел расставаться с Лобановским, проявил завидную настойчивость, договорился о встрече с ним на Суворова. Они проговорили несколько часов, и Игорь Михайлович сумел убедить Валерия Васильевича остаться. «Он согласился, что без футбола ему будет ещё тяжелее, — рассказывает Суркис-младший. — Кроме того, я сказал, что вовсе не обязательно ездить на все матчи, а одно только его присутствие во время тренировки на балкончике в Конча-Заспе прибавит игрокам энергии и уверенности в своих силах. Лобановский был редким психологом: ему достаточно было просто посмотреть в глаза футболистам, чтобы, выйдя на поле, они взяли верх над самым сильным соперником».
На фоне ставшей заметной всем психологической усталости Лобановского возникла некоторая напряжённость во взаимоотношениях с руководством. «Ситуация деликатная, — говорил мне Лобановский 28 ноября 2001 года. — Я оттягиваю это дело — встречу с руководством. Но придётся». В разговоре со мной 3 декабря Лобановский не исключил вероятности того, что он уйдёт «на отдых».
«Валерий Васильевич, — сказал Суркис-младший Лобановскому после Германии, видя, в каком моральном и физическом дискомфорте пребывает тренер, — двери клуба для вас всегда открыты. Если не хотите заниматься тренерскими делами, выбирайте любую должность. Если хотите, придумайте для себя новую. Только оставайтесь. Мы нуждаемся в ваших советах, идеях, мыслях». Через несколько дней после этого разговора Лобановский позвонил президенту клуба: «Игорь Михайлович, ты бы мог ко мне подъехать?» «Встретил, — вспоминает Игорь Суркис, — словами: “Ну, что будем делать?” Я ответил: “Считаю, что вы должны работать в ‘Динамо’ ”». По словам Игоря Михайловича, «за пять месяцев до рокового матча в Запорожье с Лобановским был подписан пятилетний контракт».
Ада рассказывала, что у Валерия состоялся весьма непростой разговор с Григорием Михайловичем. Можно даже сказать, он с Суркисом-старшим, человеком властным (иногда «коса» Валерия Васильевича находила на «камень» Григория Михайловича, и «громоотводом» становился Суркис-младший), повздорил. «Всё, — сказал он Аде, — я ушёл».
Следующим утром Лобановский долго разговаривал с приехавшим к нему домой Игорем Михайловичем. После разговора повеселел. Аде, проводив гостя, сказал: «Я поторопился». Обложился бумагами. Рад был и тому, что, не успев уйти, вернулся, и тому также, что состоялись хорошие разговоры — дома с Игорем Михайловичем и по телефону с Григорием Михайловичем. Ада позвонила тогда Суркису-старшему и сказала: «Наш дедушка сегодня утром летал по квартире». Он не представлял себя вне футбола.
«Что касается Валерия Васильевича Лобановского, — сказал Игорь Суркис 6 декабря 2001 года на пресс-конференции, — то да, у нас был с ним очень тяжёлый разговор. Валерий Васильевич работает в команде пять лет, пять лет мы становились чемпионами страны, пять лет мы попадали в Лигу чемпионов. Он меня убедил в том, что на сегодняшний день у нас делается абсолютно новая команда. Из команды 99-го года, когда мы играли в полуфинале Лиги чемпионов, в этом году на поле в Лиге чемпионов выходило четыре футболиста: Ващук, Головко, Белькевич, Хацкевич. Причём Хацкевич не всегда в самом лучшем своём состоянии».
Отдых на Кипре после жуткой для него — с точки зрения турнирных показателей «Динамо» в Лиге чемпионов и сборной в отборе к чемпионату мира — осени пошёл Лобановскому на пользу. Он вновь почувствовал себя готовым к основательной работе, отныне только с клубом, в хорошем физическом и психологическом состоянии отправился с командой в январе 2001 года в Москву на «Кубок Содружества», но почти в самом начале турнира, посидев во время тренировки на холодной скамейке в «Олимпийском», сильно простудился, можно сказать, свалился, и всё оставшееся до завершения соревнований время проводил в своём номере в посольской гостинице.
Глава 20ДИКТАТУРА ЛОБАНОВСКОГО
Журналисты поинтересовались однажды у мудрейшего Николая Петровича Старостина, в чём, по его мнению, разница между Лобановским и Бесковым. Ответ был моментальным: «Они оба — диктаторы. Только Бесков — диктатор бархатный». По поводу «бархатности» Константина Ивановича, правда, можно поспорить — помня о регулярности, с какой он изгонял из команд ведущих (и не только) футболистов.