Приглядевшись, инженер убедился, что головка снаряда разбирается. Хорошо виден твердосплавный сердечник, который, собственно, и пробивает броню. Он оказался мягким. Бабенко достал нож и попробовал оставить след. Да, это не вольфрамовый сплав. И нет фосфорной головки трассера. Это не танковые подкалиберные выстрелы, это странная подделка. Но для чего? Такой снаряд не пробьет танковой брони, мягкая оболочка расплющится, а сердечник вместо того, чтобы пробить броню и поразить экипаж осколками, расплющится вместе с оболочкой. Это будет просто шлепок. Поддаваясь интуиции, Бабенко взял в руки 76-мм «болванку». Бред какой-то! Металл твердосплавной головки снаряда поддавался лезвию ножа. Это не твердый сплав, он не пробьет брони, он расплющится от удара о поверхность. Более того, инженер это хорошо понимал, во время выстрела головка из мягкого сплава может так нагреться в канале ствола, что заклинит пушку. Или ствол разорвет.
– Как вы сюда попали? – прозвучал за спиной мужской голос с сильным немецким акцентом.
Бабенко от неожиданности вскочил на ноги так резко, что чуть было не свалил стеллаж, сильно ударившись плечом и выронил снаряд. Перед ним стоял один из немецких рабочих, которые в этом цехе занимались стендовой проверкой и регулировкой систем. Он смотрел на русского с прищуром, оценивающе. И руки держал, заткнув пальцы за пояс своего рабочего комбинезона.
Бабенко почему-то смотрел на эти руки больше, чем в лицо немца. Наверное, боялся, что сейчас в них появится оружие. Но потом его поразило другое. Он хорошо знал такие вот руки, такие пальцы. Это руки рабочего человека, который всю жизнь работает с металлом, с механизмами.
Однако это ничего не меняло, и Бабенко стал оценивать свои шансы на то, чтобы проскочить мимо немца в дверь и потом сбежать. Глупо как все получилось. «Разведчик из меня хреновый, – обреченно подумал Бабенко. – Драться я не особенно умею, а этого здоровяка мне не обойти».
Танкист повернул голову и увидел у стены большой гвоздодер. Глядя настороженно на немца, Бабенко взял увесистый инструмент в руку.
– Этого не нужно, – покачал немец головой. – Давай говорить. Я давно вижу, что вы не служите нацистам.
– Ну тогда зовите своих, – усмехнулся Бабенко, еще раз прикидывая свои шансы прорваться к двери. – Раз вы так считаете. Самое время меня арестовать.
– Не надо арестовать, – снова покачал головой немецкий рабочий, с трудом составляя предложения из русских слов. – Надо поговорить. Если вы мне не верите, то идите. Но мне нужны вы, я нужен вам.
Немец посторонился и освободил проход Бабенко к двери. Это могло быть ловушкой, но что-то все же подсказывало танкисту и опытному инженеру, что этот человек не враг. Бабенко всю жизнь работал с людьми в заводских коллективах, он давно научился разбираться даже по внешнему виду, по манере общения, по разговору, кто чего стоит. Можно было попытаться проскочить в дверь, но Бабенко медлил, что-то его все же удерживало.
– Рот Фронт, товарищ! – немец неожиданно улыбнулся обезоруживающей открытой улыбкой и поднял на уровне плеча сжатую в кулак руку[7]. – Я антифашист. Я ваш друг, товарищ.
Бабенко продолжал ошарашенно смотреть на немца, не понимая от неожиданности, верить или не верить этому человеку. А немец смело подошел к нему и протянул обе руки. Машинально Бабенко переложил гвоздодер из правой руки в левую и пожал сильную руку немца. А тот снова начал подбирать слова, путаясь и ошибаясь.
– Вы можете не верить мне, но вы думайте головой. Где сейчас полмиллиона немецких коммунистов? Вы думаете, что власть Гитлера и все коммунисты расстреляны? Нет, они в подполье, они сражаются с фашистами. На заводах, в армии – везде.
– Почему я вам должен верить? – спросил Бабенко.
– Нет, не так, – снова улыбнулся немец. – Не вы мне, я вам верю. Я видел, как вы работаете, вы настоящий рабочий человек. Этого достаточно. Я вам расскажу, а вы решайте, что будете делать. Я вас не буду спрашивать. Я буду вам рассказывать. Обер-лейтенант Кауц прибыл из Имперского Министерства народного просвещения и пропаганды доктора Геббельса. Он будет снимать кино, понимаете?
– Нет, не понимаю, какое кино?
– Кино для немцев там, в рейхе, для солдат. Кино для моральной поддержки. Они хотят показать, что ваши танки плохие и легко подбиваются. А немецкие танки хорошие и могут все. После июня этого года в вермахте у некоторых генералов началась паника, когда они столкнулись с вашими Т-34. У нас нет ничего, что могло бы быть таким же. Как сказать, не знаю. Слов не хватает. Новые танки против ваших Т-34 еще надо проектировать, испытывать. А кино может успокоить, если его везде показывать. Кино поднимет боевой дух солдат, так они думают.
– А снаряды?
– Вы не поняли? Для ваших танков – снаряды, которые не пробивают броню, для немецких настоящие снаряды. В кино будет снят бой, а режиссер – Кауц. Зритель не будет знать, что в Т-34 негодные снаряды. Зритель будет видеть, как горят Т-34, а немецкие танки непобедимы. Я не знаю, где будет сниматься кино, но знаю, что уже скоро. Еще запомните: подбором техники и экипажей занимается оберст Райнхард Зоммер. Майор Мильх – из абвера. Он здесь отвечает за безопасность всей этой затеи. Это все. Передайте своим товарищам, кому-нибудь передайте. У меня нет связи с вашими коммунистами, с вашим подпольем. Я не знаю, может, у вас нет еще подполья, все так быстро случилось.
– Как вас зовут? – Бабенко подошел и протянул немцу руку.
– Не важно, товарищ, – улыбнулся в ответ рабочий. – Главное, чтобы советские люди знали, что в Германии есть не только фашисты, там есть и честные люди, которые считают вас своими братьями по борьбе.
В коридоре с силой кто-то ударил в дверь цеха, послышались шаги и команды. Лицо немца сразу стало серьезным и напряженным, он повернул голову и тихо что-то пробормотал. Подойдя к двери, рабочий высунул голову в коридор и тут же отшатнулся назад. Схватив Бабенко за воротник комбинезона, он притянул его к себе и заговорил торопливо:
– Бегите через вторые двери во двор. Там заправленный танк. Бегите и передайте вашим товарищам!
– А вы?
– Я задержу их, бегите же! – Он выхватил из кармана пистолет. – Вон туда, к той двери, где газовые баллоны!
Распахнув дверь пошире, немец поднял руку и выстрелил дважды по бежавшим к ним немецким солдатам. Майор Мильх был тоже здесь. Он юркнул за гусеницу танка и приказал обойти комнату со снарядами с другой стороны. Но солдаты не очень спешили, укрываясь от пистолетных выстрелов. Кто-то дал автоматную очередь, от двери полетели щепки, но Мильх заорал на весь цех, и стрельбу прекратили. Предатель ему нужен был живым.
Бабенко уже бежал ко второй двери. Он помнил, что она запирается только изнутри на большую задвижку. Только бы ничего не помешало. Каждая минута заминки грозила гибелью. А ведь все оказалось так просто. И как ему поверил этот немец-антифашист. Пули ударили в стену над головой, Бабенко чуть не упал, пригнувшись и ударившись ногой о старый ржавый электромотор, лежавший у стены. Пистолет еще стрелял, и немцы не решались подойти к двери, за которой укрылся рабочий.
Рывком отодвинув задвижку, Бабенко выбежал во двор и сразу же свернул направо к одиноко стоявшему немецкому танку, тому самому «панцер-III», который он гонял по двору вчера. До танкиста тут же дошло, что здесь и могут оказаться немецкие солдаты из охраны завода. Ведь если они пришли в цех арестовывать кого-то, то наверняка окружили его полностью. Но во дворе было тихо, а запрыгнуть на броню, открыть люк и спуститься на сиденье водителя было делом нескольких секунд.
Недавно заряженные аккумуляторы танка не должны подвести. Стартер зажужжал, и двигатель послушно завелся. Бабенко засмеялся. Ну теперь попробуйте меня остановить! Включив передачу, он тронулся с места, набирая скорость.
Вторые ворота, располагавшиеся в кирпичной стене в этой части заводской территории, он вынес корпусом танка, почти не почувствовав удара. По броне что-то застучало так, будто посыпался сухой горох. Бабенко догадался, что это пули, кто-то сгоряча или от досады стал стрелять вслед танку из автомата.
Бабенко сразу свернул в сторону города. Хоть и невелик боевой опыт за плечами, но танкист все же сообразил, что, двигаясь по прямой в сторону от города, он легко на любом загородном шоссе попадет в танковую засаду. Бортовой номер известен, поставить пару пушек или танк по направлению его движения – дело пары часов. Не говоря уже о том, что его могут загнать на разобранный мост, на баррикаду из непроходимых для танка препятствий. В овраг, наконец. И чем непонятнее будет направление его движения, тем больше гарантия, что он сможет оторваться от преследователей. А они будут, точно будут. Минимум пять танков у немцев на заводе на ходу, они могут в течение получаса пуститься в погоню.
Бабенко плутал по городским улицам, едва не протаранил какой-то грузовик, притормаживая, когда перед ним вдруг появлялись люди. Еще два раза он чудом не зацепил угол дома. И все время он чувствовал преследование, слышал треск мотоциклетных двигателей. Вот этого он не учел. Бабенко почему-то подумал по своей неопытности, что раз он на танке, то и преследовать его будут тоже на танках. Нет, его выследят любым доступным способом, а потом уничтожат. Или возьмут в плен, что будет для него уже не важно. Как уже не важно это для немецкого антифашиста, который, видимо, погиб в перестрелке в цеху, когда дал возможность бежать Бабенко. «Сильный мужик», – с уважением подумал о немце танкист. Тем более надо спастись, чтобы использовать его информацию.
Эх, мне бы экипаж сюда полный, подумал Бабенко, мы бы им устроили веселую жизнь со стрельбой. И полный обзор бы мне не помешал. Несколько раз танкист разворачивал легкую машину и смотрел через свой водительский люк назад. Мотоциклисты и одна легковая машина шли за ним постоянно. Во время поворота они шарахались от танка, как собаки от разъяренного, загнанного в угол волка. Нет, бросить танк и скрыться не получится, понимал Бабенко. Возьмут сразу. Или пристрелят.