Соколов крутил командирскую башенку и приговаривал:
– Спокойно, ребята, спокойно. Мы снова «на коне», наша «семерка» нас не подведет. Бабенко ручается. Правда, Семен Михайлович? Вы контролировали ремонт «семерки» на заводе?
Бабенко не ответил. Сейчас механик-водитель был в напряжении больше всех. Он вел танк по выбранным заранее ориентирам, не видя двух машин, которые идут по бокам от него. От того, как он будет выполнять команды лейтенанта, как будет выбирать место для остановок, чтобы Логунов смог выстрелить, зависит многое.
Минута, еще одна. Танки шли вперед, не особенно торопясь.
И вот Соколов наконец увидел немецкие танки. Вытянувшись в линию, они шли, покачиваясь на неровностях местности, кивая башенными орудиями.
– «Тройка» и «Четверка», зелеными заряжай! – напомнил лейтенант по рации головным танкам. – Беглый огонь по моей команде. Спокойно ждем приказа. Фланги, вам приготовиться! Вам – «заряжай бронебойными».
Немцы тоже не торопились стрелять. Шли спокойно, не форсируя двигатели, чуть поводя башнями. «Полтора километра, – определил расстояние до противника Соколов. – Рано. Еще ближе. На восьмистах метрах начнем играть с вами в салочки-догонялочки».
– Внимание всем, я – «Семерка»! – передал по рации Соколов. – По команде «Факел!» первая линия стреляет зелеными по смотровым щелям и триплексам немецких танков, вторая линия занимает фланговые позиции и открывает огонь болванками самостоятельно. Все поняли? Доложить?
Командиры танков один за другим докладывали о получении приказа. Все было оговорено заранее, но Соколов решил, что повторить, кто какие занимает позиции и каков порядок открытия огня, все равно надо. Хоть и есть риск, что немцы слушают эфир, на всякий случай настроившись на волну танковых раций русских. Ребята были в плену, они полны отчаяния, а сейчас ветер надежды у каждого может гулять в голове, хмельной ветер, который натворит бед, если ему поддаться и потерять рассудок.
Еще несколько десятков метров, потом наступит миг, когда командир уже ничего изменить не сможет. Все, что подготовлено, что оговорено заранее, должно сработать как ударно-спусковой механизм. Что-то не сработает, тогда нужно будет принимать решение, сводить к минимуму потери, нужно менять тактику боя, выводить людей из огня. Но это все полумеры, а ситуация будет уже такова, что командир окажется на шаг позади. Он просто потеряет инициативу. Последние минуты и секунды перед началом боя – вот когда начинается самый большой износ нервной системы!
«За тебя, Оленька», – мысленно прошептал Соколов и прижал пальцами к горлу ларингофоны: – «Факел»! Всем «Факел»!
Лязгнул затвор танковой пушки – это Бочкин вогнал туда снаряд. Соколов отчетливо слышал голос Шубина.
– Вашу в душу и в матчасть! – зло проговорил старшина, а потом злорадно крикнул: – Выстрел!
Три головных танка били с короткой дистанции по трем центральным немецким танкам, которые шли навстречу. Соколов хорошо видел, что один, а потом и второй немец сбавили скорость, кажется, удалось-таки даже «игрушечными» снарядами, которые им подсунули немцы, доставить им неприятности. Разбить оптику механику-водителю сложно, но вполне возможно.
А вот и предельный рубеж! Соколов снова прокричал по рации команду. И четыре танка задней линии взревели моторами и резко пошли на фланги. Головные танки, включая «семерку», сбавили скорость, давая четырем другим вырваться и обойти немцев.
– Ну, ребята, давайте! – крикнул Соколов своему экипажу. – Сейчас начнем. Бронебойным, Бочкин!
Логунов, как и положено, повторил команду, лязгнул казенник пушки, проглотив снаряд. Мерно гудел двигатель.
Немецкие танки открыли огонь, резко сбавив скорость. Они явно не поняли, что за маневр предприняли «тридцатьчетверки», которые считались безоружными.
И тут случилось страшное. Первый же выстрел на левом фланге советского танка – и крайний «панцер-IV» остановился, как будто столкнулся с невидимой каменной стеной. Из моторного отсека потянуло сначала небольшим дымком, потом полыхнули языки пламени, а потом бензиновый двигатель немецкого танка вспыхнул факелом. Экипаж в черных куртках полез из люков, немецкие танкисты прыгали в траву, отбегая подальше от огня и недоуменно крутя головами во все стороны. И тут ударили танковые пулеметы, которые не должны были стрелять, потому что немцы не снабдили «тридцатьчетверки» патронами к ним. Немецкий экипаж срезало как косой.
А справа уже встал еще один немецкий танк, потом еще один в середине линии загорелся. Не успел экипаж покинуть машину, как сдетонировал боезапас. Башню немецкого танка сорвало и отбросило на несколько метров в сторону. Два танка стали пятиться назад, отстреливаясь, но болванки и подкалиберные только скользили и рикошетили по наклонной броне «тридцатьчетверок». Было видно, как поспешно садятся в грузовики немцы, как автоматчики разбегаются и пытаются укрыться в лесу, но их настигает пулеметный огонь из танков. Вспыхнула, подброшенная взрывом осколочно-фугасного снаряда, черная легковушка. Танк Шубина ударом корпуса отбросил в сторону и опрокинул грузовик.
Семь «тридцатьчетверок» прошли все поле, оставляя после себя горящие немецкие танки, изуродованные машины и трупы немецких солдат и офицеров. Танкисты не знали, как в этот момент ликовали укрывшиеся в дальней части леса подпольщики. Это была победа, которую они видели своими собственными глазами. Они видели мощь Красной Армии, они верили, что советские танки – замечательные мощные машины. И что отступление – это только временная мера. Победы впереди.
Глава 8
Вышки вместе с пулеметчиками танки снесли не останавливаясь. Отправив старшину Шубина вместе с другим танком уничтожить хранилище ГСМ возле Русинки и еще один танк назад к подпольщикам, Соколов въехал с остальными машинами в поселок. Ни одной немецкой машины там уже не было. На улицу из-за заборов и из окон домов высовывались испуганные и любопытные лица сельчан. Они смотрели на краснозвездные танки и не верили своим глазам. Соколов остановил «семерку» возле того самого дома с палисадником, около которого еще в прошлый раз заметил немецкий танк и две легковые штабные машины.
Остальные танки выстроились на короткой пустынной улице. Командиры высунулись из люков. Со стороны складов ухало и взрывалось, в небо поднимались клубы черного дыма. Это два танка во главе со старшиной Шубиным отыгрывались за свой плен и позор.
Соколов приказал Омаеву взять автомат и идти с ним. Схватив поданный ему Логуновым «шмайсер», лейтенант спрыгнул на броню, потом на пыльную дорогу. Из-за калитки соседнего дома к нему спешил дедок в старом пиджаке и стоптанных валенках. Разглядывая танкистов из-под надвинутого на самые глаза картуза, дед откашлялся и сказал:
– Здравия желаю, значит! Вы кто ж будете, служивые? Красная Армия или как?
– Красная Армия, дед! – уверенно объявил Алексей. – Прибыли для проведения разведки в глубоком немецком тылу.
– В глубоком, значит, – печально покачал головой старик. – А мы уж больно обрадовались, думали, все, кончилась народная неволя. Защитники пришли. А оно вон как… в глубоком.
– Скоро, старик, уже скоро, – похлопал Соколов деда по плечу, мысленно чертыхнувшись за слова «глубокая разведка», которые вырвались у него так некстати. – Немцы есть в селе?
– Так их не было, а вот как месяц назад лагерь вон тот построили, так стали бывать постоянно. Кого они тут охраняли, не знаешь, служивый?
– Военнопленных, дед, но мы всех уже освободили. А немцы в этом доме квартировали? – показал Соколов на дом, возле которого он раньше видел машины.
Старик согласно махнул рукой, и Соколов с Омаевым, взяв автоматы на изготовку, побежали к дому. Меры предосторожности, с которыми они входили, оказались напрасными. Немецкие офицеры удирали с такой поспешностью, что на стуле даже китель остался висеть, а у окна стояли на полу начищенные до блеска офицерские сапоги. Перевернутые тарелки, на столе и на полу – вареная картошка, приличного размера шмат сала не до конца порезан. Открытая бутылка отечественной довоенной водки «Московская». Не успели даже по одной выпить.
Сейф стоял в углу возле дубового старинного стола, который немцы притащили неизвестно откуда. В этой сельской хате стол и сейф смотрелись странно и нелепо. На столе лежали какие-то листы бумаги.
Сколов взял в руки бланки с орлом, увидев на некоторых штампы войсковых частей. Лейтенант стал внимательно просматривать бумаги. Это были запросы, свидетельства, результаты экспертизы топлива и моторных масел, рекомендации по использованию трофейных машин и тому подобное. В этом доме немцы устроили контору склада ГСМ, который только что разнес Шубин.
Подойдя к сейфу, Соколов стал просматривать папки, в которых тоже были документы, касающиеся топлива, отгрузок и приемки. В верхнем ящике он увидел темный большой конверт из плотной бумаги. Вытащив его, лейтенант заглянул внутрь и радостно подозвал Омаева:
– Руслан, смотри! Это же документы. Красноармейские книжки, еще, еще. Наверное, документы пленных танкистов, которых держали в этом лагере. Если бы еще здесь нашлись и наши…
Высыпав содержимое на стол, они с Омаевым стали поспешно перебирать документы. Попалась красноармейская книжка старшины Шубина, удостоверение личности майора – помпотеха танкового полка. Наконец, среди других нашлись и документы экипажа «семерки».
Соколов махнул рукой:
– Возьми наволочку с подушки, собери все бумаги со стола и из сейфа. На улице сожги. Нечего им тут на нашей земле свою бухгалтерию разводить!
На улице заурчали двигатели танков. Соколов вышел и увидел, как старик разговаривает с подпольщиками, которых привезли танкисты. Со стороны хранилища вернулись еще две «тридцатьчетверки». Отдав подошедшему с докладом Шубину документы, Сколов велел раздать их танкистам. Теперь оставалось принять решение, куда двигаться дальше. Возле лейтенанта собрались подпольщики и четверо танкистов, которых Соколов высадил из «семерки», передав ее своему экипажу.