ль. Думаю, одна клетка. Вы назвали меня маршалом, на здоровье.
— Есть еще клетки-генералы. Может и в них ваша воля?
— Не думаю. Но ради эксперимента прикажите врачам, пусть убьют только маршала. Посмотрим, встанет ли на его место один из генералов.
— Не прикажу я такое. Как экспериментальный полигон ваш мозг не нужен, — следователь снова придвинул к себе планшет. — Мы восстановили вещество, которым отравлены эти клетки. Синтезировать его — дело нескольких дней, над этим работают. Испытаем его на крысах. И еще, забегая вперед. Не знаю как отнесутся законодатели, но я думаю, отныне Олимпия будет проверять всех преступников на содержание этого вещества. Допускаю, что вы не один такой. Рано или поздно на Олимпии не будет зараженных.
— Я могу предложить свои услуги, если это продлит мое существование. Помогу выявить и обезвредить зараженных, — предложил Цеб.
— Этого никак нельзя, вы должны понимать. Вы больны, ваше мнение не примет суд. Я даже не уверен, что вы сядете в тюрьму. Скорее всего нет.
— Это меня не тревожит, так как после операции я исчезну.
— Не будем об этом. Вы поняли мою мысль.
Они долго молчали. Следователь рылся в записях.
— Скажите, вам говорят что-нибудь следующие имена… — он назвал четыре имени. — Вот, посмотрите портреты.
Уоннел дал Цебу взглянуть на планшет.
— Нет, никогда не видел и не слышал.
— Вам не интересно кто они?
— Нет, если это не продлит мне жизнь.
— Это люди, которые подходят под ваше описание. Кто-то из них — тот знакомый вашего бармена. Все четверо в те дни прошли глубокое сканирование, и в течение года со всеми случились какие-то странности.
— Всё может быть, но я не могу вам помочь.
— Нестрашно. Мы еще затронем эту тему. За ночь я плотно изучу их биографии, и мы поговорим более предметно. Думаю, здесь пошарила цензура, но вот голос моей интуиции: эти люди — зараженные. Разница в том, что они быстро попали в поле зрения полиции. У вас же, господин Цеб, нетипичный случай заражения. Навскидку, именно смесь двух наркотиков спасла вас. Прозвучит иронично, но у вас легкая форма отравления. Она же тяжелая, если смотреть на последствия. Если бы вы тогда выпили только один наркотик и попали на эту заразу, ваш мозг отравился бы сильнее. И знаете, думаю тогда бы вас и правда разоблачили на глубоком сканировании. А так, видите через какие трудности прошли мои эксперты.
Убийца равнодушно молчал.
— Давайте отложим до завтра. Поешьте, поспите, всё как вы любите. Не забывайте о нашем договоре, он зафиксирован.
— Я всё помню.
— До завтра! — попрощался следователь.
Глава 5
Второй допрос
Мне казалось, что больше ничего интересного из этого дела не выжать. Вот оно, действие лодейцина во всей красе, а дальше пойдут никому не нужные подробности. Но, боже, как я ошибался! Когда я смотрел запись следующего дня, я по временам забывал дышать. У меня захватило дух от работы следователя. Да, он выходил за рамки законных процедур, зато получил такую информацию, чисто научную, которую бы еще сто лет угадывали на крысах.
На следующее утро в наблюдательную комнату вошел Уоннел. Было видно, что он мало спал. Вместе с ним вошел никому не знакомый колонист-десантник, чуть ли не вдвое выше и шире Уоннела.
— Доброе утро! — поздоровался Уоннел с коллегами и сразу представил своего спутника. — Господа, прошу внимания! Это сержант Александр Най. По приказу президента сегодня сержант будет с нами.
Он вывел приказ на большой экран и продолжал:
— Когда я уйду на допрос, господин Най будет стоять снаружи и охранять вход в допросную. Это на тот случай, если вы решите, что я в опасности и кинетесь на выручку. Думаю через сержанта вы не пройдете, это лучший десантник Олимпии. Что бы ни было, прошу вас сохранять спокойствие. Без моего прямого и явного приказа не пытайтесь мне помочь и не прерывайте нас.
Подчиненные с удивлением и тревогой смотрели на своего начальника. В этот момент на экране появился Цеб в сопровождении надзирателей. Его усадили на стул, зафиксировали и оставили одного.
— Сержант, вы всё помните? — спросил Уоннел.
— Так точно, — с еле уловимой ноткой превосходства пробасил Най.
Типичный десантник — это разной степени вежливое презрение к не десантникам.
Уоннел подошел к двери, взялся за ручку, пару секунд постоял, собираясь с мыслями, и уверенно вошел в комнату. Когда дверь за Уоннелом закрылась, колонист встал у входа, чуть расставив ноги и сложив руки на груди. Он всё время стоял так, и повернув голову вправо, смотрел на экран.
— Доброе утро! — сказал Уоннел, войдя в допросную.
— Здравствуйте! — впервые за всё время поздоровался с ним Цеб.
Следователь сел и сразу по-деловому зарылся в планшет.
— Сперва о тех четверых, помните я говорил. Все они давно умерли, их тела кремированы, а информации по ним недостаточно, чтобы делать окончательные выводы. Но следствие наука не точная, и я с большой уверенностью говорю, что все четверо связаны между собой и являются зараженными. У них была тяжелая форма заболевания, они быстро выдали себя и плохо кончили. Либо это цепь случайностей и совпадений, но опираясь на свой опыт, я в такое не верю.
Цеб не проявил интереса.
— От дел минувших давайте к нам, — предложил следователь и отодвинул планшет в сторону. — Сначала мелкий вопрос, но мне просто любопытно. А что с вашими эмоциями? Ваше право, конечно, и можете не отвечать, но чисто по-человечески. Вы всегда спокойны, не улыбнетесь, не удивитесь, не расстроитесь, но ведь всю жизнь вы были вполне нормальным, по крайней мере так выглядели. У вас на лице играли нормальные человеческие реакции. Мне страшно представить, но вы что, всё время притворялись?
— Да, — ответил Цеб. — Имитация естественного поведения помогала мне. Так я скрывался среди людей и не дал заподозрить себя в психических отклонениях.
— Наверно утомляет?
— Нет. Остальные же не устают.
— Но мы и не притворяемся.
— Это смелое заявление, но пусть так. В моей имитации нет чего-то физически трудного, а чувства притворства, как внутреннего ментального состояния, во мне не существует. Если мой разум положительно отвечает на вопрос: "Полезна ли данная имитация для продления жизни?" — то тело будет имитировать что угодно и сколько угодно, если это в рамках физических возможностей.
— Неплохо, — покивал головой Уоннел. — Думаю такую функцию многие бы внедрили себе в мозг. Господин Цеб, а если я попрошу вас включить имитацию? Это ведь не будет оскорбительно?
— Не будет, господин Уоннел. И включу с удовольствием. Это будет стоить двенадцать часов.
— Позвольте, но ведь у нас договор, — напомнил следователь. — От меня вам десять дней, от вас искреннее сотрудничество. Помните?
— Конечно помню. Но содействие следствию предполагает устное изложение фактов. Выражение эмоций и жесты к ним не относятся. Вы, как юрист, должны знать.
— А вас не подловить, — с уважением сказал следователь и откинулся на спинку стула. — Мне особенно про жесты понравилось, — и он указал на руки подследственного, прикованные к стулу.
— Так что насчет сделки? — спросил Цеб.
— Соблазнительно, но, мое слово, двенадцать часов — несуразный срок. Тогда время операции попадет на середину ночи, и ее скорее всего отложат до утра. Или вы на это и рассчитывали?
— Возможно.
— Хорошая попытка. Но я предлагаю три часа и только под мое честное слово, без официальных подтверждений и тягомотины.
— Я согласен поверить вашему слову, но прошу шесть часов.
— Нет, довольно и трех. И знайте, мне ваши эмоции не очень-то нужны. В принципе, можете сидеть с каменным лицом, лишь бы отвечали. В общем, три. По рукам?
— По рукам! — воодушевленно сказал Цеб и широко улыбнулся.
Он изменился мгновенно. Его лицо стало живым и подвижным, я заметил это даже через цензурную замазку. Особенно это было видно по реакции младших следователей — они даже ахнули перед экранами.
Уоннел со смешанными чувствами долго смотрел на обновленного Цеба.
— Знаете, — сказал следователь, — у меня сейчас мелькнуло. А зачем вы столько дней держали равнодушный вид?
— Вы правильно догадались, господин следователь. Рано или поздно вы бы из любопытства предложили мне эту сделку. И это сработало.
— Хм! Однако.
Уоннел понял что попал в мелкую ловушку и проиграл Цебу три часа.
— Но вы дали честное слово, — напомнил тот.
— Я держу его, — сказал следователь, — тем более оно мне ничего не стоит. Мне просто удивительно, что человек так цепляется за время. Никогда такого не видел и предположить не мог.
Следователь помолчал, принял серьезный вид и сказал официальным тоном:
— Господин Цеб, сейчас я буду задавать вопросы, которые могут показаться не совсем корректными, но поверьте, я ни на что не намекаю и прошу понимать их прямо, без двойного смысла.
— Я готов, господин следователь. Я готов даже к неприличным вопросам.
— Ну, не всё так грубо. В общем, сперва такой: вы можете причинить себе вред?
— Вред с какой точки зрения: с вашей или моей? Это принципиально.
— Точка зрения? Не совсем понял. Я говорю, физический вред своему телу.
— Ясно, но я о самом понятии вреда. У вас оно расплывчатое и может означать что угодно. У меня же оно заключается только в одном: продлевает жизнь или нет.
— Да, понятно. В плюс, в минус, да. Но, допустим, есть вред нейтральный или такой, о котором нельзя сказать сократит он жизнь или нет.
— Он во всяком случае ее не увеличит, а значит это вред, всё правильно.
— А есть ли, по-вашему, действия, о которых нельзя такого сказать?
— Конечно, ими полна жизнь.
— Как вы к ним относитесь?
— Отношусь как к полю непрерывной деятельности. Я всегда в процессе выяснения, добычи информации, определения шансов. В моей голове три категории для окружающих меня явлений: вред, польза и неопределенность. Но это не просто качественные признаки. Нет, каждому явлению присвоено число. Такое-то явление — вред с такой-то вероятностью.