Сухо поклонившись Мамедхану, Хошев фамильярно обратился к Сухорукину:
— Здравствуйте, батенька. Алексеев велел кланяться вам и извиниться: болеет…
— Что с ним такое?
— Хе, — презрительно усмехнулся Мамедхан. — В штаны намарал со страху. ЧК боится.
— Грубая шутка, Мамедхан! — резко ответил Хошев.
— Что, правда глаза колет? — распалился Мамедхан. — Мы вам сколько твердили: отдайте власть мусавату! Мы позовем турок, турок нет — позовем англичан. Кого хочешь позовем! Перережем большевиков, выбросим в море. Нет, уперлись как бараны!
— Господа, господа, — обеспокоился Сухорукин.
— Ну и что получилось? — продолжал Мамедхан. — Как говорят мусульмане, ни плов Али, ни плов Вели нам не достался. Собака убежала и веревку унесла.
— Меньше путались бы у нас в ногах! — бросил Хошев.
— Что? Мы у вас в ногах путались или вы у нас? На него посмотри, ради бога! Как говорят мусульмане, в лодке сидит, с лодочником скандалит! Ада, Хошев, не твои ли муганские свиноеды Алексеев, Аникеев, черт знает, кто еще, все время кричали в Пришибе: "Россия! Россия!" Ну и где твоя Россия? Где твой Деникин?
— Придет, — уверенно ответил Хотев. — Дайте срок, и в Баку придет, и сюда.
— На вот! — Мамедхан сунул Хошеву под нос кукиш.
Хошев вздрогнул от неожиданности и отпрянул назад.
— Ну господа, господа… — пытался успокоить спорящих Сухорукин. — Прошу вас, господа…
— Не понимаю, Терентий Павлович, для чего вы пригласили меня? Выслушивать оскорбления этого дикаря?
— Дикарь — твой отец, дикарь — твой дед! — взбеленился Мамедхан.
— Не смейте оскорблять моего отца! — крикнул Хошев.
— Ха, обиделся! Да ты отца за бутылку водки продашь. Как большевикам продали Мугань, ты и твой полковник Ильяшевич.
— Да перестаньте же вы! — вышел из себя Сухорукин, но Мамедхан и Хошев словно забыли, зачем пришли.
— Замолчите, или я пристрелю вас! — выкрикнул Хошев и вытащил из кармана брюк пистолет.
Мамедхан выхватил из-за пазухи наган.
— Хо! Напугал! Клянусь могилой отца, мозги вытрясу, мальчишка!
Сухорукин, оказавшись между двух огней, отпрянул назад и закричал с дрожью в голосе:
— Вы с ума сошли! В моем доме! Сейчас нагрянет ЧК! Прекратите немедленно! Смею вас заверить… — Он осекся, словно испугавшись собственного крика и заметив, как при упоминании ЧК оба спорщика спрятали пистолеты. — Ну как можно, господа? Вы словно две кошки в одном мешке. Надо думать о спасении родины, а вы…
— Без вас обойдемся, — буркнул Мамедхан, отойдя в дальний угол комнаты.
— И мы без вас обойдемся! — не хотел уступать Хошев.
— Друзья, — примирительно начал Сухорукин, — будьте же благоразумны. Смею вас заверить, Мамедхан, вы не нравы в своих суждениях о полковнике Ильяшевиче.
— Слепому и то видно.
— Нет, нет, вы ошибаетесь. Вот придет еще один гость, я вам такую новость сообщу! Только прошу вас, не ссорьтесь, подайте друг другу руки, и забудем прошлое. Ну же!
— Руки не подам. Он поганый, свинину ест…
Хошев не успел ответить. В дверь постучали условным стуком.
— Идет! — таинственным шепотом произнес Сухорукин. — Господа, прошу вас, хоть при нем… — Сухорукин прошел в узкий коридорчик между квартирой и аптекой, а Мамедхан и Хошев, разойдясь в разные концы комнаты, нетерпеливо ждали появления таинственного гостя.
Вернулся Сухорукин, за ним вошел молла. Он пристально посмотрел на Мамедхана и Хошева, молча снял чалму, бросил ее на руки Сухорукину, словно слуге, отодрал черную бороду, сбросил абу, и перед пораженными Мамедханом и Хошевым предстал полковник Ролсон в штатском костюме.
— Добрый вечер, джентльмены!
— Вай, мистер Ролсон? — обрадовался Мамедхан. — Какими судьбами? Добро пожаловать!
— Садитесь, господа, — предложил Ролсон, усаживаясь в кресло.
Он тут же извлек из кармана резиновый кисет и трубку, набил ее и раскурил. Он еще не выпустил дыма, а Сухорукин приложил руку ко рту и вежливо покашлял. Затянувшись, Ролсон начал:
— Итак, джентльмены, мы не виделись всего полтора месяца. За это время произошли прискорбные события, в которых повинны вы. — Он ткнул трубкой в сторону Сухорукина, потом посмотрел на Хошева: стоит ли говорить о нем? И этот взгляд задел самолюбие Хошева. — И вы. — Ткнул трубкой в сторону Мамедхана. — Генерал Томсон призывал вас объединиться и бороться с большевиками сообща. Вы не прислушались к его мудрому совету. И вот печальный результат вашей бесконечной свары, вашего национального антагонизма.
— Вы правы, мистер Ролсон, именно национального антагонизма, — скорбно покачал головой Сухорукин. — Смею заметить…
— Пора положить ему конец! — не дослушал Ролсон. — Что вы делите шкуру неубитого медведя? Вы понимаете значение Советской Мугани в тылу Азербайджана, в тылу Деникина, у самой границы с Персией? Дурной пример заразителен, джентльмены. Завтра большевики захватят власть в других уездах, свергнут мусават, изгонят нас с Кавказа, вонзят нож в спину Деникину. А Персия? Что, если там вспыхнет народное восстание? Мы и так сдерживаем Кучук-хана, возомнившего себя новым Саттар-ханом!..
— Мистер Ролсон…
— Прошу не перебивать! — строго оборвал Ролсон, подымил трубкой и продолжал: — Ни британское командование, ни мусаватское правительство, ни командование Добровольческой армии не могут мириться с положением, создавшимся на Мугани. В этой связи я имею сообщить вам следующее. Делегация Бакинского русского национального совета во главе с мистером Подшибякиным недавно ездила в Екатеринодар и была принята в ставке самим генералом Деникиным Генерал гарантировал неприкосновенность северных границ Азербайджана, если мусаватское правительство раздавит гнездо большевиков на Мугани, В свою очередь генерал Томсон также потребовал покончить с муганским эпизодом. Вам известно, что правительство Хана Хойского объявило экономическую блокаду Мугани. Наши военные корабли блокируют Мугань с моря. В ближайшее время мусаватское правительство направит в персидскую Астару большой отряд Джамал-бека. Сигнал к выступлению со стороны Сальян ждет армия генерала Салимова. Наше командование снабдило… Я думаю, здесь можно говорить откровенно? — Ролсон строго оглядел всех, желая подчеркнуть конфиденциальность сообщаемого. — Наше командование снабдило деньгами, оружием и боеприпасами националистические отряды Шахверана, Рамазанова, Халил-бека и ваш, Мамедхан. — Он ткнул трубкой в его сторону.
Мамедхан благодарно закивал, а Хошев метнул на него злой и презрительный взгляд.
— Как видите, джентльмены, петля на шее муганских комиссаров стянута.
— Смею заметить, это замечательно! — вставил Сухорукин. — Вы позволите, мистер Ролсон? — Ролсон кивнул. — Друзья, сегодня утром я имел откровенный разговор с полковником Ильяшевичем.
— Вы виделись с "батюшкой"? — вспыхнул Хошев. — Что же он сказал? Долго ли еще ждать?
— Увы, господа, я не могу раскрывать его планов. Я связан честным словом. Но смею вас заверить, ждать осталось недолго. В ближайшие дни в Ленкорани что-то произойдет!.. — Сухорукин закатил глаза и стал раскачиваться из стороны в сторону.
Глядя на его нескладную фигуру, Мамедхан иронически улыбнулся.
— Мусульмане говорят: не подыхай, мой ишак, скоро клевер зацветет.
Хошев оскорбился и не остался в долгу.
— Мусульмане только и знают, что сыплют поговорками да цитатами из Корана.
— С помощью аллаха наши моллы объявили газават, и я собрал большой отряд. Скоро всех большевиков перережем!
— Посмотрим, посмотрим, — усмехнулся Хошев. — Не говори "гоп", пока не перепрыгнул.
— Господа, господа, — заволновался Сухорукин.
Мамедхан побагровел готовясь к ответной атаке, но Ролсон опередил его:
— С богом, Мамедхан! — Он ткнул трубкой в сторону Хошева: — А вы, поручик, передайте вашим муганцам: британское командование настоятельно рекомендует выработать единую линию действий с мусульманами. — Хошев хотел что-то сказать, но Ролсон не дал ему раскрыть рта. — Да, да, поручик, вместе с мусульманами — против большевиков! Поучились бы у большевиков, черт возьми! У них мусульманские, русские, армянские, грузинские рабочие сообща борются против мусульманских, русских и грузинских "эксплуататоров". А вы… готовы глотки перегрызть друг другу! И вообще, больше гибкости, джентльмены! Больше… ну как бы это сказать… игры воображения! Вспомните, какую историческую роль сыграл генерал Бичерахов.
— Генерал? — переспросил Сухорукин, предполагая, что Ролсон оговорился, назвав полковника Бичерахова генералом.
— Да, да, наше командование произвело его в генерал-майоры. Вот и вы подарите ленкоранским комиссарам своего троянского коня.
— Еще чего! — возмутился Мамедхан. — Большевики у меня все отняли, еще и коня им дарить?
Ролсон громко рассмеялся.
— Мистер Ролсон имеет в виду Гомера, — подсказал Сухорукин.
— Гомер кто такой? Еврей? Это у него спроси, — мотнул он головой в сторону Хошева. — У них в Привольном все евреи.
Ролсон снова рассмеялся и обратился к Хошеву:
— А вы, поручик, слышали о троянском коне?
— Наши муганские кони ничуть не хуже, — уклончиво ответил Хошев.
Ролсон рассмеялся еще веселее, с удовольствием.
— Господа, — снисходительно улыбнулся Сухорукин и тоном учителя стал пояснять: — Древнегреческий поэт Гомер в своей поэме "Одиссея" рассказывает о воине между греками и троянцами. Греки девять лет не могли взять Трою. И тогда они пошли на хитрость: соорудили большого деревянного коня и поместили в нем своих воинов. Троянцы решили, что конь принесет нм счастье, втащили его в город. Ночью греческие воины выскочили из коня, открыли ворота, впустили свое войско, и оно овладело городом.
Ролсон слушал Сухорукина и одобрительно кивал головой, наслаждаясь рассказом о классическом коварство, а когда тот кончил, наставительно сказал:
— Вот бы и вам так!
— Именно так и поступит полковник Ильяшевич! — уверенно заявил Сухорукин.
Раздался условный стук в дверь. Сухорукин пошел открывать и вернулся побледневший и растерянный. Вслед за ним, переваливаясь по-утиному, вошел Рябинин.