Когда в сонные улицы и шумные тоннели базара свежим ветром ворвалась весть о революции в России и отречении царя, всполошился, загудел гарнизон Керманшаха. Солдаты и казаки, нацепившие красные банты, офицеры, снявшие погоны, то и дело собирались на митинги, говорили жаркие речи, требовали возвращения домой.
Коломийцева избрали в Совет солдатских депутатов, он вступил в партию эсеров.
Англичане были недовольны происходящими волнениями. Как-то Мак-Дауль, английский консул в Хамадане, обратил внимание Баратова на нежелательные высказывания в адрес англичан, в частности, со стороны прапорщика Коломийцева. Вскоре Коломийцева вызвали в штаб и под предлогом отправки в Петроград, на курсы при Генштабе, удалили из Персии.
В июле семнадцатого года, закончив курсы и возвращаясь из Петрограда в Персию, Коломийцев последний раз видел Москву. И вот он снова здесь, сидит в аудитории Святого Марка и вспоминает бурные дни двух последних лет.
Он вспомнил, как радостно взволновали жителей Хамадана и солдат гарнизона, истосковавшихся по родным российским просторам, добрые вести, долетавшие из Петрограда.
В первый же день образования Советское правительство приняло Декреты о мире и земле. В конце ноября обратилось ко всем трудящимся мусульманам России и Востока: "…Мы заявляем, что договор о разделе Персии порван и уничтожен. Как только прекратятся военные действия, войска будут выведены из Персии".
Бурлили, клокотали гарнизоны Хамадана, Керманшаха, Решта и Эязели. На радостях солдаты палили в воздух: "Домой! Скорей домой!"
Вспомнилась Коломийцеву стычка с казачьим полковником Филипповым. На митинге в полку Филиппов грубо оборвал его:
— Казаки, что вы слушаете изменника? Гоните его в шею!
— Арестовать предателя! — поддержали его в толпе.
— Не трожь! Не те времена! Пусть говорит! — зашумели другие.
И Коломийцев продолжал говорить. Чьи интересы охраняют казаки в Персии? В угоду англичанам держат их здесь баратовы и филипповы, а дома ждут жены и дети, ждет земля, а они торчат в Персии, охраняют путь к английским владениям в Индии.
Казаки снова зашумели:
— А верно говорит, служивые. Вон и турка и германец кончили воевать. Надо и нам вертаться до станиц.
— Пусть кацапы едут, а мы — как прикажут!
— А чего нам ждать? Принимай резолюцию, требуем — домой!
"Ну, прапорщик, встретимся мы с тобой", — пригрозил тогда Филиппов…
Что было потом? В середине декабря семнадцатого года солдатский Совет делегировал Коломийцева в Тифлис на Второй краевой съезд Кавказской армии. Там он сблизился со Степаном Шаумяном, Григорием Коргановым, Иваном Малыгиным. Под их влиянием Коломийцев порвал с эсеровской партией и вернулся в Персию убежденным большевиком. Тогда же его назначили комиссаром корпуса и секретарем Энзелийского ревкома. Председателем ревкома был назначен Антон Челяпин, бывший фельдшер рыбных промыслов Лианозова в Энзели. Вместе принялись за дело. А дел было много.
Генерал Баратов не признавал Советской власти, ревкомов и их решений. Но он понимал, что войска вышли из подчинения, как река из берегов, и, если не разрешить им возврат на родину, они прорвут "запруду", сметут его самого и устремятся в Россию. И он разрешил отъезд, но в то же время сколачивал из числа рьяных монархистов добровольческие отряды для борьбы против Советской России. Тут на помощь ему пришли англичане.
24 декабря командира 1-й пехотной бригады генерал-майора Денстервиля вызвали в штаб армии в Дели и вручили секретный приказ: сформировать отряд и двигаться на Кавказ. В январе Денстервиль выехал в Багдад, а оттуда — в Персию.
В Хамадане Денстервиль встретился с Баратовым и быстро столковался с ним о создании русско-британских отрядов из числа оставшихся в Персии солдат и офицеров: солдаты будут русские, а деньги и контроль — британские.
На пути Денстервиля и его отряда — "Денстерфорса" — к Каспийскому морю стояли две преграды: Кучук-хан и Энзелийский ревком.
Вся провинция Гилян, протянувшаяся вдоль юго-западного побережья Каспия, по плоскогорью Эльбрусского хребта, покрытому густыми лесами, джангалами, была охвачена народно-освободительным движением во главе с Мирзой Кучук-ханом. Джангальцы объявили войну англичанам, требовали: "Англичане, вон из Персии!", "Персия — для персов!" Узнав о намерении Денстервиля пройти по занятому джангальцами Гиляну через Казвин и Решт в порт Энзели, Кучук-хан предупредил генерала, что не пропустит его.
Но угроза Кучук-хана пугала Денстервиля куда меньше, нежели Энзелийский ревком. С небольшим отрядом, разместившимся на легковых и грузовых машинах "форд", в сопровождении броневика он рассчитывал проскочить в Энзе-ли. А там? Выпустят ли ревкомовцы его отряд в море? И прежде чем отправиться в Энзели, Денстервиль решил подготовить почву деньгами и коварством.
День и ночь на дороге в Энзели пылили вереницы двухколесных арб, повозок и двуколок, выносливых хамаданских ишаков, слышался глухой топот сапог нескончаемой толпы. Люди шли вразброд, одиночками или группами, иногда же целыми взводами. Деревянная лестница небольшой двухэтажной школы, в которой разместился ревком, скрипела под ногами посетителей: старшие групп требовали накормить людей, устроить на ночлег, а главное, скорее посадить на пароход. Челяпин и Коломийцев, другие члены ревкома буквально разрывались на части, осипшими голосами успокаивали, обещали. Каждый день из порта, мимо канонерской лодки, уходили в море два-три парохода, осевшие от перегрузки ниже ватерлинии. Счастливцы махали с палубы руками, а оставшиеся пытались брать приступом очередной транспорт. Небольшой гарнизон с трудом поддерживал порядок. Присланный Бакинским бюро Кавкрайкома красногвардейский отряд во главе с комиссаром Иваном Вацеком, чехом из Вены, работавшим слесарем на одном из бакинских заводов, хотя и помогал ревкому, был занят своим нелегким делом — приемом имущества бывшего баратовского корпуса. Поэтому, когда в кабинет председателя ревкома вошел офицер Седашев и доложил, что прибыл с отрядом для поддержания революционного порядка в городе, Челяпин обрадовался ему:
— Кот хорошо! Помощь нам во как нужна!
Коломийцев выглянул в окно и увидел отряд. Солдаты одеты во все новое, английское, как на парад.
— А кто вас прислал? — спросил он.
— Командирован штабом корпуса.
"Очень странно, — подумал Коломийцев. — С каких пор штаб корпуса стал проявлять такую заботу о ненавистном ему ревкоме? Тут что-то не так…"
Седашева прижали к стенке, и он сознался, что прислан штабом по заданию английской разведки. При обыске у него в потайном кармане обнаружили чек на получение из Рештского отделения Британского банка десяти тысяч туманов. Седашева арестовали.
Спустя несколько дней генерал Баратов издал приказ, предписывавший энзелийскому коменданту выдавать отъезжающим денежное пособие.
— Да он с ума сошел! — воскликнул комендант. — Разве не знает, что мы еле концы с концами сводим?
— Прекрасно знает, — ответил Челяпин. — Просто хочет, чтобы солдаты схватили нас за горло.
— Да, хитер старый волк, — раздумчиво произнес Коломийцев. — Что будем делать?
— Пошлем во все роты и эскадроны телеграмму, что комендант Энзели деньгами не располагает, пусть требуют в штабе, — предложил девятнадцатилетний член ревкома, бывший горнист эскадрона Бабух.
— Правильное предложение! — поддержал Коломийцев. — А Баратова и начштаба Ласточкина вызвать в ревком для доклада, пусть отчитаются перед солдатами.
Тут же послали радиотелеграмму во все части и штаб корпуса. Конечно, Баратов не приехал. Вскоре он оставил остатки корпуса и уехал в Тегеран, куда стекалось контрреволюционное офицерье. Вместо Баратова в Энзели неожиданно приехал бывший начальник политической части корпуса, русский офицер арабского происхождения Селим Георгиевич Альхави. Ревкомовцы, и особенно Коломийцев, встретили его недоверчиво: Альхави был близок с Баратовым и казачьим полковником Лазарем Бичераховым. Желая проверить его, ревком дал ему, казалось бы, невыполнимое поручение, и он блестяще справился с ним. Вообще Альхави не раз выручал ревком из самых безвыходных положений, трудился без сна и отдыха, словом, всячески старался доказать ревкомовцам свою преданность Советской власти, и это ему удалось, од вошел в доверие к ним.
Как-то, когда Коломийцев пришел в госпиталь, военврач отвел его в сторону и тихо сказал:
— Тут у нас среди больных, ожидающих отправки, под видом солдата Иванова лежит английский офицер.
На следующий день члены ревкома с патрулем, поднявшись на готовый к отплытию пароход, арестовали "Иванова" и сопровождавшего его второго английского офицера. Это были агенты, которых Денстервиль засылал в Баку.
А вскоре и сам Денстервиль появился в Энзели.
Вечером семнадцатого февраля в маленькой учительской шло заседание ревкома. Вдруг ввалился молодой солдат и сообщил:
— Там англичане пожаловали… сорок "фордиков" и броневик.
— Англичане? Где они?
— На рыбных промыслах расположились, а главный их, генерал, у начальника таможни. Народу собралось поглазеть — тьма-тьмущая!
— Денстервиль пожаловал! Что предпримем? — спросил Челяпин.
Решили послать генералу записку с предложением явиться для доклада о цели прибытия отряда. Прошел час, а Денстервиль не приходил.
— Ну что ж, если гора не идет к Магомету… Пойдем, Антон, — поднялся Коломийцев.
Слуга-перс перепугался при виде комиссаров и побежал в столовую, где начальник таможни давал обед в честь генерала. В ту же минуту Денстервиль вышел к ним. В расстегнутом френче, в брюках навыпуск, гладко выбритый и надушенный, он приветливо улыбался, будто увидел давних друзей, пожал им руки.
— Садитесь, товарищи, садитесь. Разрешите узнать, чем я могу быть полезен? — по-русски, с легким акцентом спросил он.
— Вы получили нашу записку? — садясь, спросил Челяпин.
— Получил, — кивнул Денстервиль, — но, так как в ней не было указано время, я ждал более оботоятельного приглашения, — улыбаясь, но скрывая насмешку над незадачлив