ыми ревкомовцами, ответил Денстервиль.
— Мы хотим, чтобы вы отправились с нами сейчас и дали объяснение комитету, который ждет вас, — сухо сказал Коломийцев.
Не меняя удобной позы отдыхающего в креоле после сытного обеда и приветливо улыбаясь, Денстервиль неторопливо ответил:
— Комитет, должно быть, так же устал, как и я, после дневной работы, и я полагаю, что завтра утром мы смогли бы обсудить обстоятельно все вопросы. — Он извлек из бокового кармана коробку дорогих папирос и зажигалку и предложил ревкомовцам. — Не желаете ли? — Они отказались. Денстервиль закурил и продолжал все с той же улыбкой: — Пока что я могу сказать вам, что мы движимы только лишь чувством дружбы к России и не имеем никаких намерений разводить контрреволюцию.
Подчеркнутая вежливость и галантность генерала, за которыми скрывалась насмешка над нижними чинами, представлявшими революционную власть, бесили Коломийцева, и он, нервничая, то и дело приглаживал волосы.
— Союзной вам царской России больше нет, а Советскую Россию Великобритания не признала. О какой же дружбе идет речь?
Генерал уклонился от прямого ответа.
— Поверьте, я сожалею по поводу общего положения вещей. Признаться, я ожидал от вас теплого отношения и уверен, что завтра утром смогу рассчитывать на всяческое содействие с вашей стороны. Да, я уверен, что мы сговоримся по всем пунктам.
— Хорошо, ждем вас завтра в одиннадцать, — поднялся Челяпин.
— Позвольте еще раз поблагодарить вас за то, что вы взяли на себя труд прийти ко мне. Мне было очень приятно познакомиться с вами. — Денстервиль пожал им руки и проводил до дверей.
— Зачем ты согласился на завтра? — недовольно спросил Коломийцев, когда они вышли за ворота.
— Пойдем, свяжемся с Баку, — предложил Челяпин, не ответив на вопрос Коломийцева.
Они направились на радиостанцию и запросили Баку. Вскоре из совдепа пришел ответ: "Денстервилю препятствий не чинить в случае, если он пожелает возвратиться со своей миссией обратно. В Тифлис не пропускать".
Утром, ровно в одиннадцать, Денстервиль в сопровождении капитана вошел в кабинет председателя ревкома.
Они пожали руки всем присутствующим и сели в конце стола.
— Товарищи, — начал Челяпин, — мы пригласили генерала Денстервиля…
— Ну, зачем так официально? — с улыбкой перебил Денстервиль. — Называйте меня по имени-отчеству — Лев Львович.
Все удивленно переглянулись, а Челяпин продолжал:
— …генерала Денстервиля, чтобы он дал объяснения по поводу внезапного появления отряда и вообще изложил свои дальнейшие намерения.
Денстервиль с наигранной искренностью заговорил о традиционном русском гостеприимстве, о своем глубоком уважении к сидящим здесь представителям власти и о том, что обескуражен их отношением, ему больно за сухой прием, словом, пытался уйти от прямого ответа, сохранить в тайне задачи своей миссии и в то же время хотел расположить к себе этих молодых солдат, казаков и матросов.
— Нам хорошо известно, генерал, — официально, но любезнее продолжал Челяпин, — что ваш отряд пробирается в Тифлис по приглашению контрреволюционного Закавказского сейма, чтобы помочь ему бороться с большевистским совдепом Баку. Тифлисская операция — заранее проигранная игра. Ревком предлагает вам другой план: в письменной форме, официально признайте Советское правительство и тогда можете ехать в Баку и действовать с одобрения большевиков.
Денстервиль усмехнулся:
— Я ничего не имею против того, чтобы стать большевиком, но это не соответствует данному мне поручению.
— В таком случае ревком предлагает вам покинуть Энзели. Мы не выпустим вас в море. В Баку уже знают о вашем прибытии, и нам дано указание не пропускать вас ни в Тифлис, ни в Баку, поскольку вы намерены продлить войну, которая для России кончилась.
Улыбка сошла с лица Денстервиля, он резко поднялся я жестким голосом сказал:
— Мы намеревались лишь помочь России, не вмешиваясь ни в какие политические дела. Меня не страшат ваши угрозы, я не признаю за большевистским правительством права мешать нашему продвижению. У меня достаточно пулеметов, чтобы преодолеть любое сопротивление. Я собираюсь проехать в Баку и проеду в более подходящее время!
Члены ревкома, матросы и солдаты задвигались, зашумели:
— Э, да он угрожает, никак?
— Арестовать его, разоружить!
Но Денстервиль, сохраняя спокойствие, повернулся и беспрепятственно пошел к выходу. Капитан последовал за ним.
Через два дня отряд Денстервиля покинул Энзели.
Дел у ревкома было много. Завершалась эвакуация баратовского корпуса. 23 марта в Москву полетела телеграмма: "…тяжелыми усилиями Военно-революционного комитета Персидского фронта русские войска выведены из Персии…"
Через несколько дней в Энзели узнали о мартовских событиях, о мятеже Дикой дивизии, а затем, в конце апреля, об образовании Бакинского совнаркома во главе со Степаном Шаумяном. И Коломийцев шлет в Баку одну телеграмму за другой:
"Если Баку надобно продовольствие, немедленно вышлите три больших парохода, погрузим тысяч пять пудов риса, консервы, хлеб…"
"Коли нужны автомобили, немедленно вышлите для них особые пароходы".
"С большим трудом ревкомитет наладил выпечку хлеба. Еженедельно сможем доставлять в Баку до четырех тысяч пудов".
"Дня через три Баку получит шесть тысяч пудов риса…"
"Отправлен пароход "Эвелина", везущий полевой госпиталь, отлично оснащенный медикаментами и персоналом…"
Словом, дел у ревкома было много, и Денстервиль выпал из поля зрения.
"Мы сами бросили щуку в реку", — с горечью подумал теперь Коломийцев, вспомнив о том, что последовало через несколько месяцев после изгнания Денстервиля из Энзели.
В Хамадане Денстервиль не сидел сложа руки в ожидании "более подходящего времени" — он развил бурную деятельность, приближая это время.
Денстервиль покрыл сетью шпионов и агентов всю область от Керманшаха до Баку. Вошел в сговор с меньшевиками, дашнаками и эсерами из бакинского совдепа, и они зачастили к нему, Денстервиль нанял на английскую службу казачий отряд полковника Бичерахова, который, нанося поражение войскам Кучук-хана, заставил их отступить в горы и тем самым расчистил англичанам путь к морю.
Выполняя коварный замысел Денстервиля, Бичерахов "сделался большевиком" — предложил Бакинскому совнаркому свои услуги в борьбе с турецко-германскими войсками, наступавшими на Баку. Да, да, это был тот самый "троянский конь", за который англичане произвели позже Бичерахова в генерал-майоры и о котором намекнет через год полковник Ролсон в разговоре с Сухорукиным, Хошевым и Мамедханом!
Большевики не могли отклонить предложения Бичерахова — такая боевая воинская часть была как нельзя кстати, — но отнеслись к нему с осторожностью и недоверием. Запросили Энзелийский ревком: можно ли ему довериться? Челяпин отправил в Баку Коломийцева и Альхави, с которыми переслал Шаумяну письмо. "Бичерахову нужно довериться, — писал он, — правда, я ни одной фразой не обменивался с Бичераховым". Тогда откуда же такая уверенность? От Альхави! О нем Челяпин сообщал: "Альхави — представитель Бичерахова, очень много сделал для Советской власти, и он же является буфером между нами и отрядом Бичерахова".
Коломийцев, сомневаясь в искренности Бичерахова, писал из Баку в Персию, своему сослуживцу и другу, поэту и журналисту Сергею Буданцеву, просил его ответить на четырнадцать вопросов о Бичерахове, о его отряде, о настроениях и разговорах в связи с предстоящей отправкой в Баку. Буданцев подробно ответил на все вопросы и, как человек наблюдательный, подметил даже детали: "Подражание начальнику отряда в манере говорить, ходить с палкой (Бичерахов был ранен в начале войны и с тех пор ходил, прихрамывая, с палкой), подавать левую руку при приветствии распространено до смешного… Офицеры намекают, а при случае говорят открыто, что Бичерахов может сыграть роль кавказского Наполеона…"
Шаумян, лично выезжавший встречать отряд, телеграфировал в Баку: "Сегодня, 6 июля, в девять часов вечера прибыл на станцию Кюрдамир первый эшелон отряда Бичерахова. Следующие три эшелона подходят. Настроение в отряде бодрое. Противник имел сегодня утром временный успех, который немедленно будет ликвидирован".
Отряд Бичерахова вступил в бой и приостановил наступление турецких войск, но в самый критический момент вдруг снялся с позиций, оголил фронт и ушел на север.
Сработали и изменники-капитулянты из бакинского совдепа: они проголосовали за приглашение англичан. Образовали правительство Диктатуры Центрокаспия.
Тем временем англичане заняли Энзели и арестовали ревком во главе с Челяпиным, обвинив его в помощи Кучук-хану. Коломийцев избежал ареста только благодаря тому, что за несколько дней до этого отправился в Тегеран, на дипломатическую работу. Перед отъездом он откомандировал Буданцева в Баку, в редакцию "Известий Баксовета". В те тревожные, последние дни Бакинской коммуны Буданцев публикует страстные, разоблачительные статьи: "Письма из Тегерана", "Англичане в Персии", которые привели в бешенство Денстервиля, назвавшего их "образцом антибританской пропаганды большевиков", и он поклялся арестовать Буданцева, едва вступит в Баку.
В Энзели обосновалась военно-морская миссия во главе с коммодором[14] Дэвидом Норрисом. Англичане поспешно вооружали коммерческие суда, создавая свой "Каспийский флот". Денстервиль вербовал для него русских морских офицеров. Вербовал своеобразно. Как-то к нему обратилась группа бывших офицеров Балтфлота, которых война забросила на Каспий. Из Баку они бежали от большевиков в Персию, в Казвин, намереваясь добраться до Басры, а оттуда, морем, до Франции, где какой-то русский адмирал собирал силы для борьбы с Советской Россией. Из Казвина в Басру через пустыню можно было за неделю Добраться на автомашине, но весь транспорт находился в ведении Денстервиля. Офицеры обратились к нему.
Денстервиль очень любезно ответил, что машины не даст, так как господа офицеры нужны ему для службы на Каспии. Но если господам офицерам угодно, они могут идти пешком.