— А ну, постой здесь! — Нина бросилась в дом, Сергей — следом.
Они заглядывали из комнаты в комнату. Всюду было людно и шумно. В одной из комнат Горбунов диктовал машинистке:
— "С получением сего предлагаю немедля же выехать…"
Сергей захлопнул дверь. В крайней комнате, выходившей окнами на огороды, они застали Матвеева, Пономарева и Ломакина.
— Товарищ комиссар, это что ж такое получается? — напустилась Нина на Ломакина. — Мы для чего сюда приехали?
— Тише, тише, Огонек, — осадил ее Ломакин. — В чем дело?
— Почему нас не посылают в разведку?
— Что, Яшка лучше нас? — Самолюбие Сергея было задето.
Комиссары заулыбались.
— Яшка наш не первый день ходит в разведку, он тут каждую тропиночку знает, — пояснил Пономарев.
— А я Хошева и всех контриков в лицо знаю. Я в краевой управе служил…
— Ладно, ты иди с Яшей. — Матвеев обратился к Нине: — А ты повремени, будет и тебе задание. Поважнее…
Ребята вырядились нищими оборванцами, каких много скиталось в ту голодную пору по стране, не вызывая подозрения.
Провожая ребят, Нина чуть ли не умоляла выследить Рябинина, если он встретится им.
Яша действительно знал окрестные места как свои пять пальцев. Он провел Сергея не проселочной дорогой, а в противоположную сторону, к реке, и уж оттуда они пошли вдоль берега Гей-Тепе, укрываясь от палящего солнца в садах, потом обошли Пришиб, вошли в него с северной стороны.
"Попрошайки" не толкались на базаре и перед лавками со съестным — они держались ближе к казармам, сторожевым постам и покинутому владельцем двухэтажному особняку, обнесенному высокой кирпичной оградой. В этом особняке располагался штаб муганской белогвардейщины.
Ребята пошли вдоль ограды, высматривая, где бы подступиться к ней. Завернули за угол, в глухой тупик. В одном месте над оградой протянулась ветвь яблони, усыпанная крупными желтыми плодами.
— Во, тут и полезем! — обрадовался Яша. — Становись!
Сергей подошел к стене, уперся руками в нее. Яша вскочил ему на плечи, хотел подтянуться, но кончили пальцев едва коснулись листвы.
— Скоро ты? — От натуги лицо Сергея налилось кровью.
— Сейчас, сейчас! — Яша подпрыгнул, ухватился за ветку и повис, раскачиваясь над землей.
Два-три яблока с глухим стуком упали к ногам Сергея.
"Как бы не плюхнулся", — беспокойно следил он за Яшей. Тот передвигался по раскачивающейся ветви, как акробат под куполом цирка, и наконец забросил ноги на кромку стены, удобно уселся.
— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Сергей.
— Чего, чего! Контры! — шепотом ответил Яша. Сорвал яблоко, бросил Сергею: — Лови! — Сорвал другое, смачно надкусил его и перебрался на другую ветвь. Теперь густая крона скрывала его от посторонних глаз, а он видел весь двор как на ладони.
В дальнем углу пушкари чистили стволы двух полевых орудий.
Посреди двора стояла телега со старым солдатским обмундированием. Каптенармус, окинув взглядом новобранцев — а их толпилось рядом десятка два, — совал каждому в руки гимнастерку и штаны.
Немолодой капрал муштровал неловких крестьянских парней, переодетых в солдатское, двор оглашали громкие команды: "Коли!", "Руби!", "Ложись!", "Бегом!"…
Сергей ходил по тупику до угла, поглядывая в обе стороны тихой улицы.
Вдруг со двора до него донесся чей-то строгий окрик:
— Ты зачем туда полез, паршивец?
И голос Яши:
— А чего, чего! Яблок нарвать. Жалко, что ли?
— А ну слазь! Слазь, тебе говорят!
Сергея будто кипятком обдало: "Влип Яшка!" Минуты две он растерянно смотрел на дерево, надеясь, что вот-вот появится Яшка. Потом сорвался с места, подбежал к воротам и принялся барабанить кулаками:
— Откройте, откройте!
Калитка отворилась.
— Тебе кого, малец? — оглядел его часовой.
— Пусти! — Сергей пытался прорваться во двор. — Братишку моего, за что зацапали братишку?
— Какого такого братишку? Ступай вон отсюда! — Часовой захлопнул калитку.
Сергей не угомонился: пусть и его хватают, а Яшку он не бросит одного! Он до боли в руках колотил по калитке, но она больше не открылась. Сергей в отчаянии сел под оградой: "Как я теперь вернусь один?"
Вдруг калитка распахнулась, и со двора пробкой вылетел Яша. Вытянув руки, он пробежал несколько метров и едва удержался на ногах.
Сергей кинулся к нему:
— Яшка!..
— У, контры! Гады ползучие! — клокотал Яша, потирая одной рукой лоб, а другой — зад. На его щеке горел багровый след оплеухи.
— Лупили? — участливо спросил Сергей.
— Ничего, ничего, ничего, — затараторил Яша. — Идем, Сережа, идем!
Тем же кружным путем ребята вернулись в Привольное и обстоятельно рассказали Ломакину и Матвееву все, что видели.
Сомнений не оставалось: беломуганцы готовились к бою.
— Видите, а вы говорите: "Авось не сожрут", — упрекнул Ломакин Матвеева. — Мало им в Ленкорани надавали. Не мы их, так они нас разобьют. Выступать надо, пока не поздно, — настаивал он, хотя не знал истинных планов пришибян.
— Ну, так тому и быть, — заключил Матвеев, — завтра пошлем с Ниной ультиматум. А ты, Сергей, пойдешь в Ленкорань…
Прослышав о возвращении ребят, Нина ждала их во дворе и сразу кинулась к Сергею.
— Ну что, нашел?
— Не… Вообще-то видел одного типа. Да черт его знает, он или не он. Походка вроде его: идет, переваливается, как гусак. А вот лицо… не разглядел.
— Гусак! Сам ты гусак! — разозлилась Нина. — Не мог толком разглядеть, что ли?
— Ну не мог! — обиделся Сергей. — Вот завтра, Матвеев говорил, пошлют тебя, ты и разглядывай бородачей.
— Правда? — Нина на радостях порывисто схватила голову Сергея, звучно поцеловала в щеку. — Ой, только бы послали! Я найду его, чует мое сердце, найду… Ну, чего глаза вытаращил? — засмеялась Нина. — Никогда не целовался с девчонками?
— Не… — наморщив в улыбке нос, признался Сергей.
— Ладно, научу после! — Нина махнула рукой и убежала.
Ставни высоких окон были прикрыты, в комнате царил прохладный полумрак, и только косые полосы солнечного света, пронизывая извивы табачного дыма, падали на паркет и круглый стол, за которым четверо молодых мужчин играли в преферанс. Сидели они по-домашнему: кто в майке, кто вовсе голый по пояс. Игра, судя по всему, шла с ночи: часть стола занимали хрустальное блюдо с абрикосами и сливой, ведерко с бутылкой шампанского, хрустальные фужеры и подсвечник с тремя оплывшими свечами.
Неслышно вошел солдат-вестовой, не спеша подобрал с иолу порожние бутылки, высыпал окурки в корзину и, ставя пепельницу на стол, как бы нехотя сказал:.
— Ваше благородие, там вас девка домогается.
— Какая еще девка? — не оборачиваясь, спросил Хошев.
— А это забавно! — оживился падкий на женщин Иванов, тот самый, что упустил на Форштадте своего брата и Горбунова. — Сейчас бы в самый раз…
— Хе, на коровьем реву, как говорится, — осклабился солдат, но тут же согнал улыбку с лица. — А кто ее знает? Командующего требует. Говорит, парламентерша.
— Парламентерша? Из Ленкорани? — насторожился Хотев.
— А кто ее знает? Говорит, принесла это… фу, господи прости, утьюматом.
— Ультиматум?! — Хошев переглянулся с начальником штаба Могилевским и начальником контрразведки Пирумовым. — Где она?
— Да где ж ей быть? Во дворе.
Офицеры подошли к окну, открыли ставни. Внизу, среди гогочущих солдат, неподвижно стояла и озиралась по сторонам девушка в коротком линялом платье и старых солдатских ботинках. В правой отстраненной руке она держала камышовый прут с привязанным к нему белым носовым платком.
Хошев нахмурился. Его оскорбило, что парламентером прислали какую-то девушку-подростка. Он взглядом спросил Пирумова, знает ли он ее? Тот пожал плечами.
А Иванов оживился еще больше:
— Ба! Да это ж сама Жанна д’Арк! Хошев, тебе не кажется…
— Перестань, Виталий! — перебил его Хошев и бросил вестовому: — Зови!
— Однако оденемся, господа: дама! — предложил Иванов.
Вестовой ввел Нину с белым "флагом" в руке. "Лишь бы не оробеть, лишь бы не оробеть", — твердила Нина, чувствуя себя как на пытке под взглядами офицеров, и нарочито вызывающе спросила:
— Который тут главный?
— Допустим, я, — чуть поклонившись, презрительно усмехнулся Хошев. — С кем имею честь?
— Комитет военно-революционной обороны Мугани предлагает вам сложить оружие. На размышление дается три часа, — выпалила Нина заученную фразу.
Хошев побледнел от гнева, протянул руку:
— Давай!
Нина огляделась, не зная, куда деть флаг, положила его на стол, поставила ногу на стул, расшнуровала ботинок, вытащила из него сложенную бумагу. Хошев брезгливо взял ее, развернул, стал читать вместе с Могилевским. Тем временем Иванов полюбопытствовал:
— Вы большевичка?
— Ну, большевичка. А вам-то что?
— Чекистка, скорее всего, — зло глядел на нее Пиру мои.
Хошев передал ему ультиматум.
— Твое счастье, что ты девчонка! — сузил глаза Хошев. — Я б научил тебя, как разговаривать со старшими.
Нина съежилась под холодным блеском его глаз.
— Если я не вернусь через три часа, они откроют огонь, — предупредила она и добавила: — Пришиб окружен нашими.
Хошев метнул взгляд на Пирумова, сказал Нине:
— Вернешься. — И вестовому: — Запри ее пока, а сам скачи за Алексеевым. Да, и найди Жабина. Он где-то здесь ошивается.
— Какая наглость! — Пирумов швырнул ультиматум на стол.
— Ну, Жанна д’Арк, красная Жанна д’Арк, да и только! — восторгался Иванов. — А ляжки видели? Ах, какие ноги! Смуглые, полные… Ах, как славно было бы… чуть-чуть поджарить их на костре!
— Я ее всю изжарил бы. Да нужна она мне, — ответил Хошев.
— Ты намерен отвечать? — удивился Могилевский. — Привольное у нас как бельмо на глазу. Поднять войска по тревоге, опередить их.
— Заманчиво. Только боюсь, пока мы будем разделываться с Привольным, Ленкорань захватят Мамедхан, Рамазан и иже с ними. Вот кого надо нам опередить!