— Пусть он всегда будет при вас как символ Советской России, — сказал он.
Крепкие мужские рукопожатия, скупые напутствия, и катер медленно отвалил он причала, вышел из Кутума в Волгу, взял курс на юг. Остались позади астраханские огни, проплыли мимо волжские берега. Вскоре "Встреча" вышла в открытое море.
Летняя ночь усеяла черное небо россыпью крупных, мерцающих звезд. Из мрака водного простора повеяло прохладой. Ветер крепчал, волнение Каспия усиливалось.
Катер приближался к двенадцатифутовому рейду, за которым, блокируя Астрахань с моря крейсировали вражеские суда.
Коломийцев вошел в рубку. Комов стоял у штурвала, напряженно всматривался в темноту.
— Акулы ждут? — спросил Коломийцев, указав на темные силуэты кораблей.
— Ждут…
— Вели ребятам готовить гранаты. И пулемет расчехлить. Прикажут подойти — откроем огонь, закидаем гранатами и уйдем. Шторм начинается, не отважутся погнаться за нами.
— А если снарядом накроют? — покосился на него Комов, потом высунулся из рубки, крикнул: — Ребята, ставь паруса! Максим, стоп машина!
Стук мотора оборвался. На мгновение воцарилась оглушительная тишина, потом ее заполнил гул расходившегося моря.
— Примут за рыбаков — не обратят внимания. Ну, а если что…
Затрещали под ветром паруса, катер понесло, зашвыряло с гребня на гребень.
Вскоре темные громады кораблей остались позади.
Шторм разыгрался вовсю. Скрипели мачты — вот-вот обломятся. Перегруженный, глубоко сидевший в воде катер заливало водой, ее не успевали выкачивать.
На всякий случай Комов держал катер ближе к восточному берегу.
На рассвете из туманной мглы выплыли очертания еще одного сторожевого судна. Катер несло прямо на него. Комов дал команду срочно переставить паруса и направить катер в открытое море. На судне заметили маневр, ударили из орудия. Коломийцев ликовал как ребенок, когда снаряды ложились за кормой и подымали столбы вспененной воды…
Шторм утих на третьи сутки под вечер.
Среди ночи Коломийцев проснулся, поднялся на палубу. Комов уже был в рубке.
— Чего не спите, Иван Осипович?
— Так. Не спится…
Подошел машинист Тутин:
— Командир, смазка кончается. На час ходу едва хватит.
Комов молча кивнул. Тутин постоял и, не дождавшись ответа, ушел.
— Почему не запаслись в Астрахани? — удивился Коломийцев.
— В Астрахани ни грамма минерального масла. Мазут и то чуть ли не мензуркой отпускают. А он расходуется быстро, — ответил Комов. — Машина просто жрет его. Заменили мыльной эмульсией, и та на исходе…
— Стало быть, ляжем в дрейф, пока англичане не возьмут на буксир? — сыронизировал Коломийцев.
— Пойдем под парусами с попутным, — спокойно ответил Комов.
— А если заштилит? Наляжем на весла, как галерные рабы?
— Весел нет… — невозмутимо ответил Комов, глядя в бинокль.
Коломийцев присмотрелся и различил в предрассветных сумерках черную полосу земли.
— Берег? — спросил он.
— Остров Жилой.
— Это недалеко от Баку?
— Часа три ходу.
Коломийцев взял бинокль из рук Комова и увидел на острове несколько продолговатых строений.
— Рыбачий остров?
— База Каспфлота, — тем же бесстрастным тоном ответил Комов.
— Военная? — насторожился Коломийцев.
— Топливная…
— Что же ты сразу не скажешь? — Коломийцев весь преобразился, глаза его озорно заблестели, он принялся часто приглаживать волосы. — Вот где мы разживемся смазкой!
— А как же! — ухмыльнулся Комов. — Только нас они и ждут.
— Вот что, прикажи замазать бортовое название катера, — живо заговорил Коломийцев. — Держи курс на остров!
— Зачем лезть на рожон, Иван Осипович? Дойдем как-нибудь.
— Не медли, Федя, делай, что тебе говорят! — Он выскочил из рубки: — Ребята, готовь канистры!
Коломийцев вбежал в каюту, растолкал спавшего Германа:
— Отто, вставай, надевай френч, пойдем на берег за топливом! — и убежал.
Герман со сна не понял, что происходит, куда они пойдут в открытом море, но быстро оделся и поднялся на палубу.
Монотонный стук мотора оборвался, катер остановился, загремела якорная цепь, качка усилилась.
— Почему стали?
Услышав голос Коломийцева, Комов оглянулся и невольно вздрогнул: перед ним стояли деникинский и английский офицеры.
— Ближе не подойдешь, мелководье, — объяснил Комов.
— Тогда спускай лодку! — приказал Коломийцев.
— Так нет ее, лодки-то…
— Ну что ты будешь делать! — досадливо всплеснул руками Коломийцев. Потом измерил взглядом расстояние до берега, где смутно вырисовывались деревянные бараки и небольшие домишки с темными окнами. Он решительно сбросил китель, принялся стаскивать сапог.
— Ты что надумал, Иван Осипович? — встревожился секретарь миссии Руманов-Асхабадский, разбуженный шумом на палубе.
— Пригоню лодку…
— Не дело говорите, Иван Осипович, — обиделся Комов. — А ну, братцы!
Матросы начали раздеваться.
— Один управлюсь! — Машинист Тутин, раздевшись раньше других, прыгнул за борт. Раздался шумный всплеск, и темнота поглотила матроса.
Томительными казались минуты ожидания. Люди на борту до рези в глазах всматривались в темноту, чутко прислушивались к тишине. Только чавкала вода возле борта. Но вот наконец послышался плеск весел, и немного погодя рыбачья лодка-подчалок глухо ткнулась о борт катера.
Коломийцев, Герман в форме офицеров и двое матросов спустились в лодку, и она направилась к берегу.
Перед складским бараком, обняв винтовку, спал солдат в овчинном тулупе. Коломийцев тихо подошел и осторожно вытянул из его объятий винтовку. Солдат почмокал губами и удобнее прилег к стене.
— Встать! — крикнул Коломийцев.
Солдат вздрогнул, вскочил, вытянулся по стойке "смирно" и часто заморгал, глядя с испугом на офицеров.
— Так-то ты несешь караульную службу? Да ты знаешь, что за это полагается?
— Так точно, ваш бродь!..
— Где начальник базы?
— Спят, ваш бродь.
— Ну, пусть спит. Открой склад, срочно нужна смазка.
— Никак не могу, ваш бродь, ключи у начальника.
— Ну, тогда буди! — Коломийцев вернул солдату винтовку.
— Слушаюсь, ваш бродь! — с готовностью отозвался солдат, почувствовав, что гроза миновала, и поспешил к дому начальника.
Немолодой интендантский офицер, встревоженный и недовольный появлением господ офицеров в такой неурочный час, накинул шинель поверх исподнего и, почесывая волосатую грудь, спросил, что угодно господам офицерам.
Герман, жестикулируя, торопливо заговорил по-английски.
— Не обессудьте, господа, не владею… Что он говорит? — обратился начальник к Коломийцеву.
Коломийцев взялся исполнять роль переводчика.
— Он говорит, что ночью из Баку бежала парусная лодка с бензином. Нас по тревоге подняли в погоню, и мы не успели запастись маслом.
— Тьфу, будь они прокляты! Эдак весь флот угонят. Вы на каком баркасе?
— "Перебойня", — не задумываясь ответил Коломийцев. — Англичанин говорит, что вы должны отпустить нам масла.
— Бумага есть у вас? Специальное отношение нужно…
— Какое еще отношение? — возмутился Коломийцев. — Говорят же вам, что мы вышли по тревоге среди ночи. Вы что, не верите английскому офицеру?
— Да верю я вам, верю… Но как же без указаний…
Герман снова сердито заговорил по-английски.
— Англичанин говорит, — переводил Коломийцев, — если мы упустим лодку, вы головой ответите перед коммодором Норрисом.
При упоминании имени Норриса начальник почувствовал озноб и натянул рукава шинели, застегнулся.
— Так нет у меня машинного масла, господа офицеры, — начал он оправдываться. — Я бы и рад, да не завезли…
— Ну и порядки: не завезли!
— Мазут найдется, если желаете.
Коломийцев оглянулся на Тутина.
— Черт с ним, дойдем на мазуте, — ответил тот.
Начальник открыл склад, матросы наполнили канистры и понесли их к лодке.
— Может, подбросить вас на моторке? — вызвался начальник, довольный тем, что ловко обманул непрошеных гостей: минерального масла на складе было хоть отбавляй.
— Сделайте милость, — согласился Коломийцев, в свою очередь довольный тем, что так искусно разыграл начальника.
По пути начальник пожелал успеха господам офицерам, сообщил им, что всех большевиков, бежавших два месяца назад из Баку на катере "Встреча", в Астрахани посчитали за шпионов и расстреляли.
Коломийцев расхохотался:
— Туда им дорога!
Моторка подошла к катеру, матросы подняли на борт канистры. Поднялся и Герман, как вдруг начальник заметил спасательный круг с четкой надписью: "Встреча".
— Так вы что, изловили "Встречу"? — изумился начальник.
"Вот черт, забыли сиять!" — подумал Коломийцев.
— Нет, не изловили, а угнали. Мы угнали ее, — с улыбкой ответил Коломийцев. — И, как видите, никто из нас не расстрелян. — Иван Осипович явно потешался над растерянным начальником базы. — Большевики не такие страшные, как вам кажется. — И пригрозил: — Не подплывайте к берегу, пока мы не отойдем от острова на пушечный выстрел, иначе пулемет достанет вас.
Начальник покорно закивал.
Коломийцев поднялся на борт, мотор весело застучал, и катер понесся навстречу редеющей мгле. Продолжая широко улыбаться, Коломийцев смотрел на моторку с оцепеневшим начальником. Угроза быть срезанным пулеметной очередью не на шутку испугала его.
Удачно проведенная дерзкая операция, недоуменно вытянувшееся лицо начальника развеселили всех, и только Комов обеспокоенно поглядывал на полоску земли, открывшуюся справа по борту. То были мелкие вулканического происхождения острова Бакинского архипелага, а за ними — изогнувшаяся с севера на юг оконечность Апшеронского полуострова — Шахова коса с мысом Тюленьим, напоминающим птичий клюв. Стаи гусей и лебедей, летавших над мысом, казались розовым облаком в лучах раннего июльского солнца.
— Теперь старый хрыч сообщит в Баку, — пробурчал Комов, поворачивая катер на юго-восток, подальше от апшеронских берегов.