Теперь эта точка есть база для появления возможностей, возможного. Возможностей пять. Их всего пять, безусловно.
Возможность уникального. Она содержится в этой точке. Эта точка, возникнув как оппозиция бесконечному отрицанию, сама по себе уникальная.
Возможность аналогии, повторения, множественности. Точка по своей природе, будучи полностью лишённой качеств, будучи апофатичной (пока она одна, она уникальна), но она уже своей апофатичностью предполагает повтор, то есть множественность, возможность таких же других точек.
Возможность этой точке не быть. Правильно, возможность уникальному не быть, – негация-то стирает, негация идёт и стирает. Точка есть как некая камера-обскура, в которой она перевёрнутым образом встречается с собой, но при этом она её стирает. Возможно, чтобы этой точки не было? Возможно.
А возможно, чтобы не было множества точек? Возможно. Следующая, четвертая, возможность – это возможность не быть аналогиям.
И пятая возможность – это возможность не быть ничему. То есть возможность чистого непроявления.
Вот эти пять фундаментальных возможностей образуют концепцию возможности как таковой. И возможность – это синоним конечного, то есть сказать «возможность» – всё равно что сказать «конечное». Есть первоначальное бесконечное, оно всё стирает, оно ничего не допускает, кроме самого себя, но в силу того, что оно не самодостаточно (бесконечность не самодостаточна, как это ни парадоксально, – то есть традиционные религии думают, что бесконечность самодостаточна, она изначальна, к ней ничего не добавить, не убавить).
А тогда откуда берётся всё остальное? Не может бесконечность превратиться в свою противоположность – конечное, если она самодостаточна. Но в нашей метафизике бесконечность не самодостаточна. И поэтому она превращается в точку, которая бесконечность ограничивает и которая распадается на пять фундаментальных возможностей конечного, которые представляют собой (проскакиваю некое лишнее звено в логической цепи рассуждений) зеркала, которые отражают друг друга. То есть возможность уникального отражается в возможности аналогичного, в возможности не быть уникальному, в возможности не быть ничему аналогичному, в возможности не быть ничему вообще.
И всё остальное так же повторяется, отражаясь в этих зеркалах. Более того, всё, что получилось, – получилось 25 зеркал, – опять-таки каждое из них повторяется в каждом из остальных. То есть это фрактал. И возникает спираль расходящихся зеркал, и в каждом из них отражается эта точка, распавшаяся на пять проекций, а эти пять проекций отражаются друг в друге и собираются снова в целое, которое опять повторяется в каждом из зеркал. Это чистый фрактал. И это, собственно говоря, и есть Бытие. Всё марево всех состояний – от манифестации до неманифестации, от звука до молчания, короче говоря, всё так называемое сущее – это всё проекция этой единой точки, которая распадается на эти пять возможностей, отражающих друг друга и воспроизводящихся расходящимися спиралями.
Вот эта точка, которая распадается на пять возможностей, а они собираются в каждом витке, в зеркале, повторяясь друг в друге и так далее, имеют образ единого существа, потому что вы знаете, что есть языки, где понятия «бытие» и «существо» передаются одним словом – скажем, в английском это слово «being», во французском – «être» (это и «бытие», и «существо»). Мы с вами – существа. Being с большой буквы – это Бытие как Онтос, Бытие вообще.
Это очень важно. Почему? Потому что Бытие вообще и есть Великое Существо. И это Великое Существо – мы должны это помнить – есть инверсия, последняя стадия падения, огрубления, засыпания Божественной Провиденциальной Мысли. То есть Великое Существо есть тот, кого мы называем в исламской традиции Иблис, или, допустим, мы можем его назвать Аполлон, Зевс, Ишвара, Господь, Господин, Существо. Люди (большинство) инстинктивно считают его Богом, потому что они так устроены (они являются его образом и подобием), потому что Великое Существо, повторяясь, отражается в зеркалах миров. И человек – это тоже одно из отражений в одном из миров этого Великого Существа. Все они считают (как отражения) свой оригинал, архетип, «богом».
Но монотеисты, точнее монотеизм (свободный от человеческих склонностей, человеческих слабостей сознания и так далее), опирающийся на Откровение, знает, что Великое Существо есть содержащаяся внутри Божественной Мысли антитеза этой Божественной Мысли, потому что Бытие – это внутренняя антитеза Божественной Мысли, которая является последней стадией её нисхождения вниз самой себя. Условно говоря, это копчик внутри динамики (сверху вниз) Божественной Мысли. И эта точка, этот копчик, представляя собой Великое Существо, которое содержит в себе всё и повторяется в зеркалах миров, есть Люцифер, Денница, Сатана, Иблис.
Не следует представлять себе Сатану обязательно как крылатого козла с рогами. Это сияющее существо, абсолютно гармоничное, ему принадлежат красота, свет, гармония. Почему первые христиане инстинктивно ненавидели гармонию и красоту? Почему они носили рубища, почему они подозрительно относились к украшениям? Потому что они знали, что музы, Мусагет, Аполлон – это всё Великое Существо. Потом, для людей, которые всё равно находились в луче «натурального» язычества, поскольку они существа глиняные, – для них образ Христа и образ Люцифера слились в одно, и люди стали реально отождествлять одно и другое. Мы находим имя Люцифера в посланиях Павла, когда он называет Христа «утренней звездой». Без всяких аллюзий, прямым текстом говорится. Но это сильнейшее уклонение от монотеизма, потому что монотеизм чётко различает Бытие как дьявола, а Божественную Мысль как то, что держит в себе эту точку Бытия в качестве своей антитезы, которую эта Божественная Мысль должна преодолеть, победить. Почему? Потому что апория, являющаяся главным содержанием Божественной Мысли (невозможное есть главное содержание Божественной Мысли), не может быть решена до тех пор, пока Божественная Мысль не спустится вниз самой себя, к своей противоположности, которая является Бытием, и не преодолеет эту противоположность. После чего она вернётся к своей подлинной, истинной сути (уже апористической), и там преодолеет эту апорию наверху.
Так вот, получается, что невозможное, сокрытое несколькими уровнями, то есть сокрытое бесконечностью, которая отрицает и не допускает невозможное, потом сокрытое Бытием, – это невозможное бросает лучик, который падает в недра, в глубь Бытия. И этот лучик, этот чёрный блик, «зайчик» чёрного солнца, который обнаруживает себя в центре сияющего зарева (Бытие – это сияющее зарево, чистый свет, сияние, это чистый люциферизм), и в самый центр этого сияния падает чёрная точка из невозможного, и она обнаруживается в недрах этого Бытия в одном единственном месте как сознание.
Я хочу подчеркнуть, что невозможное – это Сам истинный Бог, Который является обладателем собственной Мысли и содержанием собственной Мысли, Он существует как Невозможное, потому что Он является предметом апории и таковым Его мыслит Его собственная Мысль – как невозможное. Из Него этот лучик бросает чёрный блик в центр сияющего Бытия, которое на самом деле является «сортиром», страшным инфернальным падением внутри самой Мысли в его собственную же противоположность. Что называется – на дне выгребной ямы сияет пронзительный зайчик света, попавший через щель.
Это, только это – в данном конкретном случае – становится сознанием, – тем, которое мы называем свидетельствующим сознанием, и становится таковым (свидетельствующим сознанием) только в том случае, когда оно сияет в центре Бытия. А центром бытия оказывается Адам. Провиденциально Адам стал той избранной фигурой, в которую Божественная Мысль предопределила падение этого лучика. То есть там, где невозможное, которое сокрыто отрицанием себя, это невозможное обнаруживает себя в самом низу. Потому что из чего сделан Адам? Он сделан из глины. Нет ничего более костного и инертного, это субстанция субстанций, это экстракция субстанции. Тем более он сделан из двух типов глины: из глины земной и из глины небесной (из глины грубой и из глины жидкой). Сделан как кукла. Это самое падение.
И вот невозможное, которое Всевышний называет Своим Духом (это невозможное, которое есть содержание апории, контента Божественной Мысли о Нём Самом, – это и есть Дух Божий, частица, пятнышко, «зайчик» из чёрного солнца этой непостижимости) падает в сердце глиняной куклы и становится там сознанием.
Адам пробуждается, Божественная Мысль, которую мы для краткости называем «Всевышний», потому что это Мысль Всевышнего и о Всевышнем, сообщает ему имена-концепты. В тот момент, когда творится «имя», творится и содержание и тем самым это – вещь, которая есть не более чем концепт. То есть нет «небесной лошади», как у Платона (Платон говорил, что есть идея «лошади», а здесь – её тень). Нет такой «небесной лошади», а есть слово, подразумевающее концепт. То есть творческая имманенция Божественной Мысли, которая создаёт концепт «лошади», сообщает имя и этот концепт Адаму, после чего Адам называет сгусток бытийного хаоса «лошадью», и это – лошадь. Теперь кроме Адама никто не знает, что это лошадь (это лошадь для Адама и для Божественной Мысли), то есть ангелы, которым эти имена не сообщили, для них никаких «лошадей» нет, потому что это уникальное, эксклюзивное.
Язык создан Всевышним только для Адама и сообщён Адаму, больше никто этот язык не знает. Но можно выучить вслед за Адамом – можно услышать, подслушать, выучить и так далее. Но хозяином языка в мирах миров является только Адам (мир ему). После чего Адам отправляется в качестве посланника, в качестве первого великого пророка.