А мы покажемся такими детсадовцами перед теми, кто придёт, например, в 60-е годы этого столетия. Как парижские социалисты, допустим, 1820 года и те, кто появился после того, как Маркс написал «Капитал». О чём говорить? Там эмоции, а здесь уже наука.
Бытие ставит перед собой главную задачу: сознание – это страшная травма. Когда Адам (мир ему) пришёл, произошёл коллапс Золотого века, сразу кончается океаническое блаженство и начинается свист ветра и прочее. И тут же появляются жрецы, которые представляют интересы Бытия, им нужно восстановить нарушенную связь отражения и архетипа, который отражается в зеркале этого мира. Они говорят: «Мы знаем, как вернуться, мы знаем, как восстановить, подчиняйтесь нам». И «социум» – это попытка залечить травму сознания. А залечить травму сознания можно только «таблетками» (метафора), которые глушат сознание и от которых у тебя слюна течёт.
Одна точка проявляется в пророке, в личности пророка. А дальше уже действует язык, дальше уже действует вовлеченность всех людей, для которых всегда остаётся открытой возможность прийти к Откровению, которое существует в объективированной форме. То есть ты можешь идти путём слушания всякой «попсы»: использовать язык не по назначению, а для того, чтобы затмить себя, чтобы слюна текла. А можешь идти в противоположном направлении – к «чистому» использованию языка. В этом случае у тебя будет возможность присоединиться к «малому отряду». И всегда это будет «малый отряд». Вопрос только в «критической массе». То есть во всех человечествах, которые были до сих пор и о которых мы ничего не знаем, кроме того, что они вообще были, во всех этих человечествах «критическая масса» не достигла красной черты. Иначе не было бы нас, а было бы то, которое осталось и вошло в Новую землю и Новое небо. Тот факт, что есть мы – «очередные», – говорит о том, что бесчисленное множество перед нами провалилось.
Можно ли питать надежду, что «общественная архитектура» стремится к минимизации угнетения конкретного индивида и потенциально может содействовать эмансипации сознания?
Дело в том, что любое предложение «минимизировать» в рамках социума угнетение сознания есть очень хитрая «разводка» для того, чтобы усилить это угнетение. Например, есть капитализм. Тебе на пальцах объясняют, что капитализм есть отчуждение. В том числе это касается и сознания. Вот у Маркса «Экономическо-философские рукописи 1844 года» – это чисто экзистенциалистская вещь. Он там говорит о вопросах социально-экзистенциального пребывания человека. Капитализм – это отчуждающая система, это враг.
Меняем на социализм. Оказывается, что социализм ещё страшнее. То есть ещё более высокий уровень угнетения сознания. Там от «аргумента тела» и от обещания, что нас так ловко организуют и нам всем будет хорошо, мы в результате оказываемся вообще непонятно где. Но дальше нам говорят: «Всё, мы кончаем со всей этой социалистической лабудой, классового общества у нас больше нет, мы в общенародное входим, у нас средний класс, вместо классов у нас все заняты общим проектом благоденствия». Мы попадаем в ещё большее угнетение и порабощение.
Социум – это инфернальная вещь, в которой не может быть, по определению, «архитектуры», дающей передышку. Любое обещание в рамках социума перехода к чему-то лучшему, но «свободному», – это не более чем ловушка. А что этому противостоит? Социуму противостоит община. Что это такое? Это община братьев, это братская община, это люди, которые являются братьями, для которых братские связи определяются не тем, что они вылезли из единой утробы, а тем, что они знают, что сойдут в единую общую могилу. Общая могила для них как конец есть источник их братства. И это братство делает их отрядом, который противостоит всем ловушкам и разводкам этого социума. С одной стороны – этот «малый отряд», с другой – гигантская машина-Левиафан.
Но с «масштабированием» они превратятся из «братства» в социум…
Они не могут «масштабироваться» таким образом, потому что они будут сражаться до тех пор, пока не придёт Мессия Иисус, который подтвердит Махди. То есть одновременно явится Махди, тот, кого Божественная Мысль направляет в качестве лидера мусульман, и Мессия подтвердит, что это есть Махди.
По Иисусу (Исе – мир ему) не может быть ошибки, то есть про Ису, который явится, нельзя сказать, что он самозванец: он будет самоочевиден, потому что он – новый Адам. Он – новый Адам, и поэтому для всякого глиняного существа, коим мы являемся, природа нового Адама самоочевидна в непосредственном контакте. А он скажет, что это – Махди.
Тем самым у нас не будет вопроса доверия или недоверия, потому что сам Иса-Иисус подтвердит, что это Махди. А Махди нас возглавит непосредственно в войне. Потому что нам будет противостоять Антихрист. А кто такой Антихрист? Антихрист – это «Император Вселенной», который находится пока в каком-нибудь «подземном царстве Шамбалы». Это не какой-то еврей с «Колена Данова»[27]. Антихрист не может быть евреем по одной причине: евреи в какой-то период были народом избранным и носителем монотеизма. Поэтому люди, которые «запачканы» травмой, неприемлемой для Бытия, не могут быть востребованы для каких-либо целей внутри бытийной стратагемы. Как, допустим, у человека есть судимость и его уже никуда не примут, – с точки зрения Сатаны евреи «судимы», поэтому они могут быть только вертухаями низшего порядка.
А настоящими большими, серьёзными монстрами должны быть язычники, которые принадлежат к мейнстриму Бытия. Потому что Император Калачакры – это мейнстрим. Он был в предыдущем человечестве. Ведь Христос – не «основная фигура», против которого выбегает какая-то шавочка. Наоборот, Христос – это революционер, бросающий вызов тому, что здесь является основным. Основным в мире Бытия являются метафизика, реалии и символы, которые связаны с аффирмативной (утвердительной, утверждающей) онтологией. И аффирмативная онтология – это онтология, которая традиционно описана прежде всего индуизмом.
А почему? Наверное, потому что они находятся в зоне непосредственного влияния, которое идёт из хтонических глубин, связанных напрямую с архетипическим Бытием, отражающимся в нашем зеркале. В проявлении всё наоборот: например, в горах мы встречаемся с инфернальной реальностью, в подземелье мы встречаемся с «духовностью» (в рамках Бытия). То есть это Бытие, которое выдаёт себя за целое: в нём есть свой инферно, свой низ, свой верх, и то, что в архетипе, например, вверху, то здесь должно быть хтоническим. То, что в архетипе является адским, подземным, то здесь будет на вершинах гор. Поэтому, когда вы поднимаетесь на вершину гор – совершаете восхождение на вершину Памира, например, – вы там встречаетесь с манифестацией явно демонического характера.
В чём невозможность языка?
Я говорил не о невозможности языка – я говорил просто о чистой невозможности. Язык – это когда Божественная мысль избирает Адама для того, чтобы он был её посланником, и она, Божественная Мысль, сообщает ему имена-концепты, которые потом он выносит на уровень людей. А чистая, абсолютная невозможность – это главное и единственное содержание Божественной Мысли, это то, о чём Божественная Мысль (если так можно выразиться) «думает». Она «думает» и в своём полагании она утверждает невозможное, которое, поскольку оно не может быть предъявленным (оно – невозможное), опосредованно предъявляется через бесконечность, которая это невозможное отрицает.
То есть невозможное выступает в форме отрицаемого, а бесконечность – в форме отрицающего. А уже ниже идёт точка, в которой завеса Бытия. А язык – это та площадка, куда невозможное посылает свой сигнал. И дальше мы приобщаемся к этому языку, мы приобщаемся к этому сигналу, не будучи его носителями по субстанциональной природе (субстанционально у нас этого сигнала нет). То есть мы «в уши» с колыбели получили язык (и, кстати, у новорождённого младенца есть остаток телепатии: у каждого новорождённого есть, потом быстро исчезающий, некий запас телепатии), и за счёт этого от матери воспринимает язык, потому что мать не может через слова учить (младенец вообще никакого языка не знает).
Мать говорит набор звуков, и этот набор не референтен, там нет другой референтной точки, чтобы он понял; он должен понять набор звуков изначально из интенции матери (у матери есть интенция). Он эту интенцию схватывает через телепатию. Так и первые люди, к которым пришёл Адам, поняли этот язык через ту телепатию, которой они владели. Но диалектика в том, что язык «убивает» телепатию. Когда усваивают язык, телепатия уходит. У младенца, когда он усваивает язык, телепатия уходит. А у «маугли» она ещё остаётся, он телепатичен по сравнению с человеком.
А как чёрный «зайчик» отличается от языка?
Он выявляется в языке как в зеркале. Вот стена, на которой «зайчик», – это язык. Что такое свидетельствующее сознание? Это точка нетождества с Бытием. Но как глаз не может себя увидеть, так и сознание не может себя осознать и встретиться с собой. Но чтобы увидеть свой глаз, мы подходим к зеркалу, а чтобы сознание встретилось с собой, ему нужен язык, то есть мысль, ткань мысли. Вот в ткани мысли сознание впервые видит само себя. Если мы убираем это зеркало, то изображение сознания исчезает. Нет такого, чтобы сознание было убрано вполне у человека после того, как он овладел языком (если ему по голове не дали, конечно).
Язык не создаётся на человеческом уровне. Язык – это следствие «принесли и дали». Дело в том, что всё, что мы открываем, – это всё в рамках адамического языка. В среднем словаре современного развитого языка – 50–60 тысяч слов (в английском, может, побольше). Дальше они вступают в разные сочетания между собой. Ну, мы добавляем по мере появления новых реалий какие-то неологизмы. Но все эти словари и все эти слова – это такие «кляксы» на гораздо большем круге, в описанном циркулем концентре, который представляет собой первый язык, содержащий все понятия, доступные человеку для оформления среды вокруг него в организованный мир от начала и до конца, до последнего момента со всеми изысканиями, науками, раскопками, инновациями, фантазиями, – всё это есть в языке Адама. Но понятно, что концентр-то обведён, то есть за пределами этого концентра остаётся хаос Бытия, который не описан, и его гораздо больше, и там уже льётся музыка (довольно чудовищная).