Рухулла. Это та частица, про которую Аллах говорит, что Он вложил «мин Рухи», то есть «от Своего Духа» («от Моего Духа»).
А как же противоречие между внутренним «я» и внешним? Это чисто только психология, это не связано с душой и сознанием?
Когда ребёнок рождается, у него есть зачатки телепатии. Как он язык изучает? Как человек осваивает язык? Если бы у него не было телепатических элементов, возвращающих его к Золотому веку, то он не смог бы ничего выучить, потому что, когда мы во взрослом состоянии учим, у нас уже есть один язык, и мы берём словарь. А у ребёнка-то нет такого словаря. Как он поймёт, что «стол» – это стол, именно «стол» как стол (с содержанием), или «попугай» – попугай, «игрушка» – игрушка, «мать» – мать. Как он внутреннюю сторону слов понимает?
Он понимает через телепатию. Но пока у него нет языка, он чистый кусочек мяса, как животное. Если он попадёт, как Маугли, к волчице на воспитание – уже всё: через два года его не научить языку, он будет зверем. То есть у него автономной человеческой сущности, самостоятельной эссенции нет. Она наводится на него через язык.
Но он всё равно несёт матрицу, а матрица – это компромисс между Бытием и адамическим посланием, это не чистое, заданное от Адама. Потому что есть ещё воля Иблиса, «мудрость»; жрецы закладывают туда определённые значения. И вот компромисс возникает: древнеегипетская, индийская цивилизация – то, что мы называем языческой метафизикой, язычеством или язычеством в современном мире. Эта матрица, она – компромисс.
Получается, что человек получает язык уже в значениях компромиссных. Не чистых, а компромиссных. То есть его дрессируют на определённые искажения, на принятие миропорядка вещей, который является бытийным, где альтернативы нет. Он в это врос, а потом у него вопросы возникают, недоумения. Почему?
Потому что в нём есть за счёт языка, в нём наводится, открывается это свидетельствующее нетождество. Оно как зайчик солнечный, оно хрупко и эфемерно. Убрать зеркальце, и его не будет – чёрная стена. А пока оно есть, оно входит в конфликт с тенями, с чернотой этой стены, со всем этим входит в конфликт. Этот солнечный зайчик обладает как бы собственным притяжением – он же получает поддержку ещё…
К кому обращается Писание, Откровение? К этому солнечному зайчику, к этому блику, к этой точке нетождества. То есть это весть от Джибриля, которая приходит к этой точке нетождества здесь, через Книгу низводимую. Возникает такой мост. И если человек следует за этим, то есть следует «малым отрядом», становится в общину Адама, в общину Мусы, в общину Мухаммада (мир им всем), то тогда он начинает приходить в конфликт с матрицей, в конфликт с Бытием.
Следует чему?
Если он следует этому благовестию. Тогда он начинает приходить в конфликт с Бытием, тогда он сразу становится «экстремистом», тогда его начинают «прессовать», тогда он уже является деструктивным элементом. Но он понимает, что его убьют, но зато он будет воскрешён Всевышним. И этот дрожащий солнечный зайчик в нём уже будет не зависеть от зеркальца, а будет самостоятельным, независимым, он будет Бытием в себе – реальностью в себе, точнее.
(вопрос не слышен)
Проблески братства были рассеяны после того, как были разгромлены эсхатологические религиозные секты, боровшиеся за социальную справедливость в XIV–XVI веках, – такие как катары, богомилы, альбигойцы, гуситы, табориты, последователи Мюнцера. Это пример как раз того, о чём я говорю – это пример Запада, – мы не трогаем сейчас исламский мир, Ближний Восток.
Я говорю о том, что известно только из истории Европы. Это прежде всего история религиозных сект. Потом приходит Маркс и говорит, что борьба за социальную справедливость раньше одевалась в религиозные одежды, это перверсия, извращение, это такая аберрация, мы поставим всё с головы на ноги, сорвём эти религиозные одежды, вернём всему этому практический, экономический смысл и так далее. И на двести лет борьба за социальную справедливость вырубается из правильной теологической ориентации.
Но у людей-то всё равно же остаётся этот инстинкт, то есть теологический инстинкт всё равно живёт в подкорке, в подсознании, в воле, и поэтому элементы братства проявляются. Они проявляются у Махно, они проявляются у эсеров, у народовольцев, они проявляются в республиканской Испании, то есть проблески этого есть. Но это, конечно же, слабые и обречённые на поражение проблески, потому что победить может только совпадение внутреннего с внешним, когда идеология, действие, цель и подразумевание совпадают в идеальном резонансном плане. Если у вас сердце религиозное, а в голове прибавочная стоимость, то вы просто запутаетесь и в результате всё пойдёт по кривой, а потом рано или поздно чекист вас расстреляет в подвале.
А как же быть с тем движением, которое провозглашало: «Да здравствует смерть!» (как раз тоже на территории республиканской Испании)?
Но они инстинктивно чувствовали… Только я не нашёл у них объяснения, почему «да здравствует смерть». Несомненно, это религиозный тезис, но они не объяснили, почему «да здравствует смерть». Они не объяснили, что смерть – это инобытие здесь-присутствующего сознания, то есть чистой жизни во свидетельствовании. Они этого не объяснили. Они не объяснили, что «я мертв, следовательно, существую», – это братство, основанное на том, что смерть – это последнее, финальное, отрицательное подтверждение уникальности каждого. Как одна женщина – по крайней мере, когда не было последних медицинских технологий, – не могла родить вместо другой, и один человек не мог умереть за другого (и сегодня тоже не может).
За меня никто не умрёт – я лично умру, это моя исключительная, уникальная ситуация. И это подтверждение моей нетождественности ничему, неповторимости. А эта неповторимость есть база оппозиции универсальному, есть база свободы, есть база тому, что ничтожит, упраздняет и так далее. Это мой билет в Смысл. Но он должен быть актуализирован, как бы «капитализирован», то есть на него надо печать поставить. Если я просто говорю «у меня есть билет» и смутно чувствую, что эта бумажка что-то значит, но объяснить этого не могу, то отберут бумажку, дадут пинка – и всё.
Понятие кармического закона присутствует только в метафизике, или в теологии оно тоже присутствует?
Дело в том, что «кармический закон» – это настолько низкий уровень бытийных соответствий, что его можно рассматривать как составную часть физики. То есть это причинно-следственные «сцепки», которые существуют на очень грубом плане феноменологии. Можно сказать, что там есть действие-противодействие, но оно может быть в «физикальном», а может быть и в энергетическом плане.
Но опять-таки, все законы, которые мы знаем, – имеем в виду о внешнем мире, – это законы, которые построены в соответствии с принципами языка. То есть, иными словами, нет ничего, никакой реальности, которая не была бы проговорена и осмыслена, потому что она может быть проговорённой и осмысленной. Всё, что мы знаем и видим, есть то, что нам дано через язык. А язык – это просто система описания хаоса.
Как произойдёт конец человечества, которое «не задалось» и не попадает в эсхатологическое завершение? Как это происходит? Это значит, что все люди просыпаются в определённое утро и никто не помнит ни одного слова – языка нет: они открывают глаза, смотрят на шкафы и занавески, но они не помнят, что это называется «шкафом», «занавеской», поэтому они не видят ничего. Они видят только пятна, потому что если вы не знаете, что это называется «стена», «выключатель», «дверь», то вы этого не видите. Вы видите только пятна. Это «пятна Роршаха». Они организованы в стройный мир за счёт языка. То есть нас, как детей, научили. Никакие кошки, собаки никаких стен, дверей не видят. Они находятся в экологической среде, в своей экологической нише, и там посыл – ответ, посыл – ответ. А мы не имеем даже таких способностей: если убрать язык, то мы и в экологической нише не будем. И все люди мгновенно превращаются в пыль, в ничто. Потому что язык – это то, что делает нас людьми.
Существуют шииты, сунниты, салафиты. Какое направление, по Вашему мнению, более истинно?
Я считаю, что только политический ислам является подлинным выражением чистого ислама, ислама нашего Пророка (да благословит его Аллах и да приветствует). Тот ислам, который он принёс, – ислам, который был в Медине, – это политический ислам, потому что это ислам джамаата.
И там не было Сунны, потому что Сунна – это традиция. Сунна появляется после того, как уже существует отлившееся, отчеканенное предание. Сунна – это предание, традиция. А было живое присутствие Пророка (да благословит его Аллах и приветствует) с его живым наставлением. Сказано в Коране: «Повинуйтесь Аллаху, его посланнику и тем из вас, кто обладает амром». Но амр, которое переводят как «власть», это не власть, это «приказ» или «дело». То есть тем из вас, кто обладает делом, тем из вас, кто обладает импульсом к деянию. Вот им, из вашей среды, – не кому-то, кто пришёл…
Поэтому политический ислам предполагает создание чётко сформулированной идеологии, соответствующих школ и соответствующего распространения этого типа сознания по всем направлениям.
Я вас уверяю, что поскольку политическая идеология является настолько же превосходящей все остальные формы интерпретации, как автомат Калашникова превосходит столовый нож, то даже небольшое количество подготовленных в политическом исламе людей с лёгкостью соберут критическую массу последователей, – без маргиналов и всех тех, кто туда не войдёт. Понимаете, это мы уже проходили.
Почему победил марксизм? Потому что марксизм оперировал такими категориями, по сравнению с которыми социалисты типа Прудона, утопистов, ранних эсеров «рядом не плясали». Аппарат мысли был совершенно другой. Поэтому в результате собирается Интернационал первый, второй, третий. А где вы слышали про интернационал народовольцев, интернационал эсеров, интернационал утопических социалистов? Такого не было. Это всё какие-то маргинальные движения. А Интернационал как система – это антисистема работающая, которая бросает вызов. Антисистема должна быть на базе стройной мысли, которая методологически выверена. Конечно, марксизм – это пародия на то, что должно быть. Нет, не пародия. Не было и пародии даже.