Его языка не только не хватает, но его язык неуместен, его ценностная система абсурдна, поэтому ему просто остается заткнуться и молчать, потому что он прекрасно понимает: что бы он ни сказал, это будет как квакать с болота. Лучше молчать. Но при этом, естественно, внутри него нарастает гнев, потому что гнев – это естественная компенсация непонимания. Человек молчащий не понимает, что происходит вокруг. Он не понимает, где он оказался. Он не понимает систему «реперных» точек, которой руководствуется. Это общество вне него. И поэтому он является котлом, в котором растет давление пара.
Теперь, когда мы описали вот это «молчаливое большинство» вкратце в его динамике происхождения и превращения его в некое «броуновское движение» в мегаполисе, мы должны перейти к человеку активному. В чем проблема с человеком активным по отношению к этому «молчаливому большинству»? Первоначально человек активный, как можно догадаться, был представителем тех слоев, которые работали либо с «небом», либо со справедливостью. Они никуда не делись. Проблема в том, что человек пассивный, который был выведен куда-то далеко в качестве фона и имел отношение к ним примерно такое же, как зеркало к вещам в комнате, то есть они не находились на общей линии, – в сегодняшнем социуме пассивный человек совмещен в одной плоскости с человеком активным. То есть они предъявлены друг другу, замкнуты друг на друга, поэтому стоит рассмотреть теперь и человека активного в своей самобытной динамике.
Человек активный сегодня делится на три основных клуба, или трех основных игроков. Раньше можно было говорить о кастах, о сословиях, но сегодня касты и сословия не являются оперативным инструментом в истории и не являются, скажем, такой системой взаимодействия людей, которая эффективно обеспечивает поставленные цели и результаты. Поэтому вместо каст и сословий у нас есть три больших игрока, или три клуба: традиционалистский клуб, либеральный клуб и радикальный клуб.
Традиционалистский клуб включает в себя тех, кто составлял верхушку пирамиды в традиционном обществе. Тех, на кого пассивный человек смотрел снизу вверх, ожидая, что его проблемы с материальными благами будут решены, урожай будет большим, наводнение и тайфун по возможности минимизируются, – в общем, жить будет можно и платить за это придется достаточно умеренно, чтобы оставалось на выживание и для кусочка счастья. То есть жрецы и монархи – это то, что осталось сегодня по-прежнему в качестве традиционалистского клуба. Они есть, они никуда не делись. Первая и особенно Вторая мировые войны их немножко подвинули, они вынуждены отойти с авансцены за кулисы, но они существуют, и существуют очень эффективно. Достаточно сказать, что все транснациональные корпорации, советы директоров – это титулованные люди, представители династий – как действующих, так и пока что отставных.
И естественно, что существует клерикальный истеблишмент, а за клерикальным истеблишментом стоят уже силы супрасоциального порядка, которые легитимируют этот социальный истеблишмент, находящийся в прямой коммуникации с представителями старой традиционной власти. Ну, сейчас это не власть, допустим, а влияние. Вот это – традиционалистский клуб, который включает в себя Далай-ламу, Папу Римского, монархические дома Европы и не только Европы, потому что британская монархия создала систему, или «грибницу» аристократии, как партию, по всему миру, куда входит и Хашимитская династия, и султан Брунея, и раджи Индостана, и микадо Японии. Это колоссальная грибница, которая неочевидна в своем влиянии, в своих ресурсах, для широкой публики, но тем не менее эти ресурсы, это влияние огромны.
И есть либеральный клуб. Собственно говоря, его представлять не надо. Триста-четыреста лет назад он сформировался из людей свободных профессий, из адвокатов, врачей, писателей, богемы и так далее. Они через некоторое время приобрели такой политический вес, что оформились как самостоятельная сила. И более того, они репрезентуют себя через философский дискурс – через Локка, Милля и так далее. Они потом пришли к тому, что сегодня они репрезентуют весь фасад современной западной, и не только западной, цивилизации. Это электоральная система, парламент, политические партии и так далее. Надо сказать, что либеральный клуб делится на несколько потоков, которые в сознании обычного человека как бы даже взаимоисключают друг друга. Например, национал-социалисты Германии принадлежали к либералам бесспорно. Но и коммунисты Советского Союза или Китая тоже принадлежат к либералам. Буш принадлежит к либералам, и Обама принадлежит к либералам. То есть самые разные, ярко противостоящие друг другу направления тем не менее соединены на общей платформе. Вскоре мы опишем, что это за платформа. Она едина, несмотря на такой мощный разброс направлений и брендов.
И, наконец, есть радикальный клуб. Радикальный клуб существовал всегда, только в какой-то период он, скажем так, представлял собой определенную интегрированную в социум касту. Это была воинская каста, в основном. В какой-то момент (в Европе это было с наступлением абсолютистской монархии) началось строительство современных бюрократических механизированных армий и начался демонтаж воинской касты. В результате воинская каста была выведена за рамки социума и превратилась в мощный «бродильный» революционный элемент, который интегрирует в себя, конечно, выходцев и из других сословных групп. То есть радикальный клуб – это клуб, который фундаментально бросает вызов истеблишменту сверху донизу. Все эти три клуба апеллируют к «молчаливому большинству» с тем, чтобы завоевать его внимание и дать ему те необходимые «реперные» точки, те необходимые пояснения относительно его ситуации, которых трагически этому «молчаливому большинству» не хватает.
Лозунгами этого активного человечества тоже являются три тезиса: благо, справедливость и счастье. Но они совершенно другие, не такие, как те, которые мы описали в случае пассивного человека в традиционном обществе. Они совершенно другие.
Что такое благо? Благо – это лозунг традиционалистского клуба, и в контексте традиционалистского клуба благом является снятие противоречий между бесконечным и конечным, между бессмертным и смертным, между индивидуальным человеческим существованием, как вспыхнувшей и погасшей на ветру искрой от костра – и той фундаментальной бездной, которая представляет собой основу реальности. Снятие противоречий между ними, или встреча конечного с бесконечным в некотором гармоничном союзе, когда снимается это поглощающее конечное противоречие, – это есть, с точки зрения традиционалистского клуба, благо. И это является ценностным гарантом и ориентиром в сознании тех, кто сегодня представляет собой такой супрасоциальный, надсоциальный позитив, воплощает вектор позитива для массового общества.
Что такое счастье? Счастье – это сегодня лозунг либерального клуба. И это не просто гедонистический тезис. Простой гедонистический тезис понятен: «Жить хорошо». Есть такой образ, сравнение: кто такой либерал? Либерал – это тот, который сидит в лобби «Хилтона», за коньяком, с сигарой, с газетой, и ему хорошо, и он не собирается оттуда уходить, и говорит так: мы здесь сидим, и кто придет и оспорит наше право здесь сидеть, мы того уничтожим. Но это упрощение на самом деле. Потому что есть либералы, имеющие религиозное измерение, – это не обязательно шкурные атеисты, которые считают, что «после меня хоть потоп», «вырастет лопух» и так далее. Нет, отнюдь. И если брать всю полноту либеральных коннотаций, то счастье – это полнота реализации временного, когда весь максимум возможностей можно реализовать в ограниченной, конечной жизни, конечном существовании; все это достигает максимального самовыражения и утверждения. То есть это некое объединение всех манифестаций временного в законченном совершенстве. Вот это – «счастье» как политический тезис либерального клуба.
И остается справедливость, которой, напомним, для пассивного человека, предстоящего традиционному обществу, был закон, воплощаемый монархом. Закон, на который человек надеялся в том плане, что с него не сдерут три шкуры за то, что ему дают жить. Справедливость в нынешнем мире – это лозунг радикалов, и он основан на теологии Откровения, потому что радикалы на самом деле – это те, пределом дискурса, ориентации, устремлений которых является теология Откровения. Я не говорю, что они так думают, а говорю о том, что они экзистенциально переживают, они так «сделаны», они такими рождаются.
Они исходят из того, что истиной является то, что отсутствует в нашем опыте и может прийти только через специальное посланничество оттуда, о чем мы ничего не знаем, но это абсолютно реально и указывает нам на то, что Бытие, в которое мы вброшены, основано на ошибке. Фундаментально основано на ошибке. Но не потому, что Творец ошибся, а потому, что Он заложил эту ошибку для нас, чтобы мы ее исправили, – как испытание или экзамен для вас. Вот что нужно понять.
Для радикала мир, Бытие – это апория. Это, знаете ли, реализация проекта, по поводу которого шутили, а, с моей точки зрения, глубоко инициатическим образом давали некий сигнал, схоласты в Средние века, когда спрашивали: может ли Бог создать такой камень, который Он не может поднять? Если может – значит, Он не сможет его поднять, значит Его могущество ограничено. Если не может создать такой камень, потому что поднимет все равно, тогда Его могущество ограничено с этой стороны. Это апория. Нет такой апории, которая не была бы решена. И поэтому существует человек, поставленный наместником Божьим на землю для того, чтобы он этот вопрос решил. Эта апория заложена в основание, в структуру Бытия. Она должна быть решена. Ошибка должна быть исправлена. Это фундамент радикального видения, который сопрягает свою позицию с темой смысла.