о, хотя в соответствии с ситуацией (острая нехватка времени!) лучше было бы сделать наоборот. Даже если это не приносит никакой пользы, у человека возникает чувство, что все находится под его единоличным командованием. Ученые выяснили, что в ситуации стресса местоимение «я» используется чаще, чем при решении проблем в отсутствие напряженности. Говорит ли это о склонности к переходу в «централизованный режим» в стрессовых ситуациях?
При планировании также встает проблема степени точности, которой мы уже занимались, говоря о сборе информации. Можно составить слишком грубый или слишком точный план – все дело в том, чтобы выбрать правильную степень точности (и какая же именно степень является правильной?).
То, что во всех областях реальности необязательно используются одинаковые формы планирования, мы снова можем видеть у Гроте, который рассказывает о своем опыте с «техникой сетевого планирования». Он описывает, как при помощи этой техники, которая ему сразу понравилась, он успешно спланировал строительство очистной станции и смог завершить его гораздо быстрее, чем это обычно бывает с подобными проектами. Затем он попытался использовать ту же технику при строительстве гимназии. Об этом опыте он пишет следующее:
«Мы довольно быстро выяснили, что сетевой план не работает в случае строительного процесса такой сложности.
1. Он оказался трудновыполнимым из-за своей неясности и сотен операций, предусмотренных для всех, кто должен был работать по нему на стройплощадке.
2. На стройке все постоянно происходило иначе, чем это было предусмотрено профессионально и умно составленной моделью.
3. Мы сами запрограммировали серьезные помехи, так как неверно рассчитали требуемое количество рабочей силы почти на каждом участке работ. Мы не знали, что сами предприниматели, инженеры и мастера уже допустили грубые ошибки при расчетах необходимой рабочей силы по причине сложности проекта».
Гроте резюмирует: «Полноценному планированию можно противопоставить понятие полного отсутствия планирования».
При планировании сложно выбрать нужную степень точности, и с этим тесно связано некоторое «перерождение» этого процесса. Неуверенный человек как раз склонен планировать слишком точно. В ситуации, которая в чем-либо кажется ему угрожающей, он попытается предвидеть все возможные случайности и просчитать все вероятные сбои. Это может иметь фатальные последствия. Сам процесс планирования наглядно показывает, что чем больше человек вникает в предмет, тем грандиознее масштабы разнообразия возможных событий. Планирование, как и сбор информации (а планирование также является одной из форм сбора информации!), может усиливать неуверенность, вместо того чтобы снижать ее.
Вернемся к футбольному тренеру. Если человек собирается точно установить угол удара по мячу у конкретного игрока в конкретной ситуации, то ему следует также учесть то, что к бутсам игрока может прилипнуть влажная земля. Комок земли между бутсой и мячом может весьма губительно сказаться на запланированном угле подачи! Значит, изучение его средней величины и частоты возникновения так же уместно, как изучение преимущественной локализации комков земли на бутсах. А если футбольное поле в северной части окажется скорее песчаным, а в южной части – скорее глинистым, то нужно…
Невозможно? Еще как возможно!
Одному испытуемому в эксперименте с Лоххаузеном как-то довелось заговорить о проблемах пожилых людей в городе, и он обнаружил, что нужно обязательно что-то предпринять, чтобы не прерывалось общение между пожилыми людьми, их детьми и внуками. Отсюда возник вопрос наличия телефонов в городском доме престарелых. Поскольку не все пожилые люди жили в доме престарелых, речь зашла об обеспечении их частными телефонными аппаратами и об общественных телефонных кабинах. Испытуемый запросил у руководителей эксперимента местоположение всех телефонных кабин в Лоххаузене, нанес их на карту города и принялся с линейкой и калькулятором высчитывать среднюю продолжительность пути среднего пенсионера до средней телефонной будки, чтобы на основании полученной информации запланировать местоположение новых телефонных кабин.
Конечно же, дело было вовсе не в пожилых людях. Они были лишь предлогом, чтобы, погрузившись в это чрезмерно точное планирование, сбежать от очень сложной, требующей принятия серьезных решений ситуации и от собственной беспомощности. Пристальное разглядывание часто может усиливать неуверенность, а зацикленность на мельчайших деталях планирования дает человеку чувство, что он противопоставляет неопределенности ситуации всю мощь рационального мышления; с другой стороны, надо же сначала планировать, а потом уже что-то делать! Таким образом, человеку пока что ничего не нужно делать, и это его способ отстраниться от возможного столкновения с неудачей.
Последовательность «неуверенность» → «точное планирование» → «еще бо́льшая неуверенность» → «еще более точное планирование (по возможности в хорошо знакомой области знаний)» → «смутное подозрение, что настоящая проблема не решена» → «отказ от принятия решений» может и не заканчиваться на последнем пункте. Она может продолжаться, как мы это описывали в разделе «Тень бледной мысли…»: из все более дифференцированного и направленного на все более узкую область процесса планирования происходит побег в «освобождающее действие», которое вовсе не обязательно как-то связано с общим планом и скорее является слепым акционизмом.
Даже если скрупулезное планирование не ведет к усилению неуверенности, оно может оказать губительное влияние. Ведь если человек думает, что учел и предусмотрел все возможные случайности и именно тогда что-то идет не так, ему гораздо сложнее с этим справиться, и это оказывает на его уверенность гораздо более сильное влияние, чем в тех случаях, когда он подходит к проблеме под наполеоновским девизом и говорит: «Что-нибудь обязательно пойдет не так. Вот тогда и буду решать, как с этим справиться». Человеку с такой установкой легче справляться с предполагаемыми неожиданностями, чем тому, кто после продолжительного планирования не ожидает никаких сюрпризов.
Опасно не только чрезмерно тщательное планирование, но и его противоположность – слишком грубый и приблизительный план. Правда, обычно такой тип планирования ругают меньше, чем чрезмерно тщательное (чуть позже мы поговорим об этом подробнее). Нам кажется важным то, что психологическая детерминанта, приводящая человека к слишком грубому планированию или его отсутствию, может быть той же самой, что и та, которая ведет к слишком тщательному составлению планов. В обоих случаях причиной может быть неуверенность, настигающая человека в ситуации принятия решения.
Попытка избежать неопределенности в сложной ситуации может иногда состоять в том, чтобы погрузиться в «идеальный мир» скрупулезного детального планирования, по возможности связанного с применением большого количества формальных средств – ведь то, что получается в результате вычислений, внушает уверенность!
Является ли это причиной большой любви к формальным методикам в «неопределенных» науках, таких как психология, экономика, социология? Гроте, который сам занимался строительством, в этой связи предостерегал против переоценки математизации и недвусмысленно говорил о «математизационной некомпетентности». Однако не стоит делать математику ответственной за ее применение; математически ясно сформулированная мысль лично мне всегда приятнее, чем мысль, туманно выраженная обычными словами. Обеспокоенность вызывают те случаи, когда человек так долго редуцирует и упрощает обстоятельства дела, что они в конце концов превращаются в формальный каркас; настолько измененная мысль больше не соответствует изначальному положению дел.
С другой стороны, неопределенности можно избегать, используя «универсальные рецепты», когда человек всегда знает, что нужно делать. Это помогает избежать трудоемкого, отнимающего много времени и усиливающего неуверенность планирования и обсуждения альтернатив. А в политике простой план еще и легче продать, чем сложный и дифференцированный. Кто станет слушать разные «но» и «если»? Й. Виганд[77] называет «потребность политиков в профилировании» причиной слишком грубого планирования. Однако от планирования по универсальным рецептам мы переходим к следующему разделу.
Румпельштильцхен[78]
В начале предыдущего раздела мы определили «единицу планирования» как совокупность трех элементов – условия, действия и результата. Разумеется, результат в планировании – это ожидаемый результат, ведь то, что получится при выполнении действия, необязательно совпадет с тем, что ожидал планирующий.
Планировать, принимая во внимание эти три элемента, бывает сложно. Определенные действия могут быть выполнены только при определенных условиях. Когда человек хочет их выполнить, ему сначала нужно обеспечить соответствующие условия, если их нет. Выполнение других действий требует времени и сил – это тоже нужно принимать во внимание. Ожидаемый результат может совершенно не совпасть с тем, что получится на самом деле. Из-за этого могут потребоваться дополнительные действия. Подведем итог: планировать гораздо легче, если не обращать внимания на условия для действий и исходить из того, что действие вообще применимо; если не обращать внимания на обстоятельства выполнения и предполагать, что действие ведет к желаемой цели.
Планирование означает, что действия не выполняются на самом деле, а «внутренне проверяются», а потому при планировании человек гораздо свободнее от докучливых условий, и никто ему не запрещает, например, отказаться от условий выполнения какого-либо действия. Мы, люди, в любом случае склонны мыслить абстрактно (см. раздел «Простые числа и иностранный туризм»), и поэтому нам бывает достаточно легко не принимать в расчет специфические условия, которые тесно связаны с выполнением какой-либо операции.