го не было в оригинале. Монтей представляет мысль Ибн Х̱алдӯна таким образом: в той или иной конкретной цивилизации дело может обстоять так, что окружение и контекст будут определять исторические сообщения и позволят сверить сообщения и документы.
Истолкование Розенталем слова т̣ аба̄’и‘ как «элементы» не является вовсе произвольным: в ранней арабо-мусульманской философской мысли ‘унс̣ур «элемент» и т̣ абӣ‘а «природа» могли выступать как синонимы. Однако там речь шла о первоэлементах, т. е. принципах вещей, а вовсе не о сложных многосоставных системах вроде цивилизации, где «элемент» понимался бы как «компонента». Отождествить т̣ абӣ‘а и «элемент» во втором значении, составив сочетание «элемент цивилизации», поистине невозможно, если исходить из смысла понятия «элемент» как эквивалентного понятию «природа» (т. е. когда т̣ абӣ‘а допустимо передать как «элемент»), – между тем Ф. Розенталь, очень точный и бережный переводчик, поступает здесь удивительно небрежно. Думаю, единственная причина, заставившая его пойти по ложному пути, – это незамечание принципа з̣а̄хир-ба̄т̣ ин-соответствия, одного из центральных механизмов смыслополагания арабской культуры, который стоит за построением ибн-халдуновского текста и который, следовательно, непременно должен быть воспроизведён переводчиком и толкователем в ходе герменевтической деятельности, составив основу последней. Если, конечно, переводчик хочет адекватно понять текст, преодолев межъязыковой барьер после того, как преодолеет барьер, разделяющий два варианта ККБ, – т. е. после того, как правильно пройдёт развилку.
Тогда всё встанет на свои места и мы избавимся от необходимости «подправлять» текст Ибн Х̱алдӯна, чтобы втиснуть его в рамки своего (а не его) понимания. В самом деле, арабский текст совершенно ясен: речь идёт никак не об «элементах» (которые Ф. Розенталь толкует в соответствии с расхожим значением слова «элемент» как «составная часть»), но о «природе обустроенности» (Ибн Х̱алдӯн использует множ. число – т̣ аба̄’и‘):
راثآالاو تاياورلا اهيلع لمحتو رابخالا اهيلا عجرت هلاوحا يف عئابط نارمعللف
Эта мысль составляет явную параллель для заявленного чуть выше (см. с. 225) тезиса о том, что внутренняя (ба̄т̣ ин) сторона истории – «это точное рассмотрение, разыскание истины и нахождение оснований всего случившегося и начал оного, глубокое познание того, как происходят события и каковы их причины», и служит развитием и разъяснением того принципиального положения о з̣а̄хир-стороне (сообщения-ах̱ба̄р) и ба̄т̣ ин-стороне (закономерности обустроенности) истории, с которой Ибн Х̱алдӯн начал своё рассуждение.
Читаем текст дальше:
Далее, большинство историй, созданных этими [авторами], охватили все пути и дороги (ибо два первых исламских государства[99] занимали все земли и владения) и далеко не всё брали или оставляли[100]. Среди них есть и такие, кто взял ещё и доисламские государства и народы, охватив вообще всё целиком, как ал-Мас‘ӯдӣ и прочие, кто пошёл за ним.
Затем пришли иные, кто безграничности предпочёл сужение и далеко не дошёл до всеобщности и всеохвата. Они зафиксировали все детали своей эпохи, охватив полностью сообщения о своей местности и ограничившись рассказами о своём государстве и своём [столичном] городе (мис̣р). Таковы Ибн Х̣ аййа̄н[101], историк Андалусии[102] и тамошнего государства Омейядов, или Ибн ар-Рак̣ӣк̣[103], историк Ифрикии[104] и государства, находившегося в Кайруане.
А потом пошли сплошные подражатели, глупцы и тупицы, снимавшие мерку с прежних [авторов] и работавшие по их лекалу, не обращая внимания на современные им события и перемены в жизни народов и не записывая оные. Они приводят сообщения о государствах и рассказы о событиях ранних эпох, давая пустую оболочку без содержания, клинок, лишённый ножен, знание, которое приходится отвергнуть, поскольку неизвестно, что и откуда взято, а что вновь произведено. Всё это – события, корни которых неведомы, виды, не подведённые под роды и без видовых отличий. Они повторяют слово в слово сообщения по тому или иному вопросу, имевшие хождение у прежних [авторов], и забывают о подрастающих на их глазах поколениях, которые следовало бы занести в реестры, так что и не найдёшь упоминания о них на страницах их сочинений.
Кроме того, уж если возьмутся описывать какое государство, то приводят подряд все сообщения о нём, старательно повторяя всё, и выдумку и правду. Они не станут разбирать, как это государство возникло, не упомянут причину, вознёсшую его стяг и заставившую его заблистать, и не рассмотрят, почему оно подошло к своему концу. Вот почему после них исследователю (на̄з̣ир) придётся устанавливать начала и разряды состояний [государства], разыскивать причины того, почему они сопутствовали одно другому или шли друг за другом, и находить спрятанные основания их различия или совпадения, как мы о том будем говорить во Введении к этой книге [Ибн Халдун 2005, 1: 7–8].
Вот ещё один ключевой момент, который имеет прямое отношение к пониманию названия «Истории» и который связывает его с тем, с чего начат текст (логика з̣а̄хир-ба̄т̣ ин-соотношения). Ибн Х̱алдӯн говорит о «началах» (маба̄ди’) как о том, что достигается теоретическим рассмотрением (наз̣ар), с которым он чуть выше связывал постижение внутреннего (ба̄т̣ ин) в истории, т. е. закономерностей обустроенности. В этом смысле «начала» противопоставляются «сообщениям» (ах̱ба̄р), которые составляют внешнее (з̣а̄хир) в истории и которые критикуемые Ибн Х̱алдӯном историки передавали, не вдаваясь во внутреннее (ба̄т̣ ин). Это противопоставление «начал» и «сообщений» встретится ещё несколько раз и, наконец, будет зафиксировано в названии его произведения. Таким образом, текст размечен, причём довольно настойчиво, как з̣а̄хир-ба̄т̣ ин-соответствие между причинами (они же – начала, они же – закономерности ‘умра̄н «обустраивания») и сообщениями (т. е. историческими хрониками, которые должны быть отвергнуты постольку, поскольку не проходят проверку на соответствие «началам», т. е. не соответствуют критерию з̣а̄хир-ба̄т̣ ин-согласованности, и могут быть приняты постольку, поскольку они этому критерию соответствуют). Всё это совершенно очевидно, если только мы правильно прошли развилку и видим логику соотношения между явным и скрытым и связывающий их процесс соотнесения.
руля и ветрил, кто пошёл по его следам. Они – ни рыба ни мясо, не заслуживают внимания, ибо утеряли всякий смысл и нарушили известные обычаи и приёмы историков.
Прочитав книги коллег и прозрев прошлое и настоящее, я велел разуму своему забыть небрежение и сон и наилучшим образом поставил себе задачу создать собственное сочинение, хоть я в этом и не силён. И вот, написал я книгу по истории, в которой раскрыл состояния народов, как они возникают, разделил её на главы, собрав в оных сообщения и их анализ (ал-ах̱ба̄р ва-л-и‘тиба̄р), и привёл в ней основания и причины возникновения (’аввалиййа)[105] государств и обустроенности [Ибн Халдун 2005, 1: 8–9].
Введено ещё одно слово, и‘тиба̄р, необходимое для понимания названия «Истории». И введено оно опять в очевидном соответствии с процессуальной логикой з̣а̄хир-ба̄т̣ ин-соотнесения. Заговорив о «сообщениях и их анализе (и‘тиба̄р)», Ибн Х̱алдӯн вновь повёл речь о методе работы историка как установлении з̣а̄хир-ба̄т̣ ин-соответствия (или несоответствия) между историческими сообщениями и стоящими за ними закономерностями обустроенности. Текст «Мукаддимы» (это, напомню, Книга I «Истории» Ибн Х̱алдӯна) является теоретическим исследованием, в котором выстраивается наука об ‘умра̄н «обустроенности», поэтому порядок установления этого соответствия в ней – обратный в сравнении с тем, который характерен для историка (а не для умраниста) и который должен прослеживаться в Книгах II и III. В каждом параграфе «Мукаддимы» Ибн Х̱алдӯн выдвигает теоретические положения науки об обустроенности, а затем, как правило, приводит исторические данные («сообщения» в обобщённом и препарированном виде), показывая, как они соответствуют только что выдвинутым теоретическим положениям, и устанавливает таким образом искомое з̣а̄хир-ба̄т̣ ин-соответствие. В собственно исторической части сочинения (Книги II и III) исторические сообщения (ах̱ба̄р) должны проверяться фальсификационным критерием, разработанным Ибн Х̱алдӯном, и в изложение попадать только те сообщения, которые не отброшены этим критерием. Именно в этом и состоит применение фальсификационного критерия как требования з̣а̄хир-ба̄т̣ ин-соответствия между историческими сообщениями и наукой об обустроенности. Надеюсь, что когда-нибудь подробное или выборочное исследование Книг II и III позволит установить, насколько строго Ибн Х̱алдӯн придерживается разработанной им же методологии работы историка.
Читаем дальше:
Я построил её на сообщениях о двух народах, которые в сии эпохи обустроили Магриб и населили его отдалённые уголки и столицы, о том, какие у них были государства, долго ли, коротко ли существовавшие, какие у них были в прошлом владыки и сподвижники, а именно – об арабах и берберах. Эти два народа, как известно, нашли в Магрибе прибежище и жили там на протяжении веков, так что трудно представить себе его без них, ибо никакой другой народ из сынов Адамовых эти земли не населял.
Я упорядочил исследования, проведённые в этой книге, и приблизил их к пониманию учёных и избранных людей [Ибн Халдун 2005, 1: 9].