Значит, такова двуединая задача: нам нужно (1) понять, как стать Другим – как «возвести» себя как Другого; и нам нужно (2) основание для того, чтобы это сделать – для того, чтобы начать постройку и её закончить.
Чтобы стать Другим, надо научиться смыслополаганию Другого. Вот, собственно, задача Жюльена – задача остранения собственных оснований: мы тогда смотрим на них со стороны, когда меняем полностью основания смыслополагания. Это значит – меняем способ, «технологию» субъект-предикатного склеивания, а значит, меняем и тип субъектности. Одно дело – субъектность субстанциального типа, где субъект понимается как единичный носитель предикатов. Другое дело – субъектность процессуального типа, где субъектность заключается в установлении связанности с другим (с действователем или претерпевающим) неким протеканием-процессом. Ведь эта разница касается не только понимания вещей, но также и понимания человека. В Размышлениях Раздела II мы говорили об этом неоднократно: если, к примеру, исламская этика – это П-теория для П-общества (см. Размышлене II.4), то это прежде всего касается понимания субъектности.
Тогда вот ответ на вопрос Жюльена: чтобы «возвести “Китай”», нужно переключиться на «китайское» смыслополагание, т. е. – на такое понимание субъект-предикатной склейки (а значит, и субъектности, и вещей, и устройства мира, и т. д.), которая характеризует именно «Китай». Принять в себя коллективное когнитивное бессознательное «Китая» – научиться смыслополаганию «Китая». Собственно, выражаясь в манере Жюльена, можно сказать, что в этой книге мы «возвели “Арабо-мусульманский мир”» – в той мере, в какой он оказывается иным по отношению к европейскому мышлению. Встав на точку зрения «Арабо-мусульманского мира», на точку зрения П-логики, мы смогли остранить европейское мышление, которое основано на С-логике и развивает её.
Итак, ответ на первую часть двуединого вопроса мы имеем: «Китай» станет доступен нам, когда мы сможем, основываясь на характерном для «Китая» ККБ, научиться полагать смысл так, как это делают в «Китае». У Жюльена есть и удачный термин для этого, даже вынесенный в заглавие его книги, которую мы сейчас обсуждаем: «стратегия смысла», stratégie du sens. Стратегия смысла и есть смыслополагание – что же ещё? Но если французский философ трактует стратегию смысла как «выстраивание разных углов зрения», как, в общем-то, работу на ощупь без гарантированного результата и, главное, без ясной методологии, то моё понимание смыслополагания отличается тем, что даёт ясный метод сравнительного исследования, прочерчивает его карту и не даёт отклониться от маршрута. Если выражаться менее метафорично, то логика смысла предоставляет самое главное, чего не хватает Жюльену: критерий оценки масштаба, критерий отличения значимого от незначимого в рамках поставленного вопроса о возможности остранения собственного мышления. В другой своей книге [Жюльен 2015], к которой я ещё вернусь, Жюльен говорит о значении «первого предложения» – в буквальном смысле, предложения, с которого начинается произведение и которое всё расставляет на свои места. Великий философ, говорит Жюльен, отличается тем, что у него есть такое предложение. Такие предложения есть и у Бадью, и у Рикёра; и у Платона, и у Аристотеля. Как видим, целый ряд, и ряд, наверное, не исчерпывающий, а взятый скорее для примера. И дальше Жюльен, что называется, через запятую говорит о первом предложении китайского корпуса текстов. Но тогда выходит, что мы имеем ряд «первых предложений» – ряд установок, или, скорее, расстановок; ряд диспозиций, которые определяют всё дальнейшее движение мысли. Должны ли мы считать их, так сказать, равномощными: каждый из европейских мыслителей задаёт столь же полный и самоценный мир, как и «Китай»? Или нет? По смыслу того, что сказано Жюльеном, мы должны ответить на этот вопрос положительно: если есть «первое предложение», значит, есть и диспозиция, «расстановка»[141], которая определяет всё дальнейшее; если всё дальнейшее зависит от первого предложения, значит, миры Платона и Аристотеля самостоятельны, как и миры Рикёра и Бадью – и как мир «Китая». Но действительно ли это хотел сказать Жюльен? Я сомневаюсь. Будь так, любое «первое предложение» уже служило бы исполнением задачи остранения, потому что оно всегда устанавливает «теоретическое расстояние». А вот как измерить это расстояние? Как установить, так сказать, качество остранения – от чего именно мы от-странились и что таким образом о-странили? Как найти то, что нам необходимо в задаче «возвести “Китай”» – как найти самое глубокое, самое первое основание смыслополагания? Я думаю, у Жюльена нет теоретического ответа на этот вопрос. Но у нас он есть: это – уровень ККБ, уровень исходной интуиции субъект-предикатной связности. Этот уровень остаётся неизменным для всех названных европейских мыслителей – но он другой для «Китая». Так опора на логико-смысловой критерий даёт возможность преодолеть размытость диспозиций «первого предложения» и обрести твёрдую почву для дальнейшего движения. Это же, кстати говоря, относится и к вопросу о связке: у лингвиста нет критерия, чтобы отличить, к примеру, связку «есть» от других вариантов, которые предлагаются в изобилии: для русского языка «являться», «служить» и т. д. и т. п. (см. [Мидер 1912]). Стоит лишь задать вопрос: действительно ли для всех этих слов мы можем указать собственный, особый тип связи субъекта с предикатом (связка ведь именно это и делает – связывает субъект с предикатом)? Особый тип ККБ? Как только мы задаём этот вопрос, всё встаёт на свои места: нет, конечно; для всех этих вариантов мы можем указать только один инвариант ККБ, один инвариант субъект-предикатного склеивания. То, что для лингвиста предстаёт как почти бесконечное разнообразие рядоположенного, для нас оказывается разнообразием языковых форм, за которым стоит инвариант смыслополагания. Мы знаем об этом, поскольку имеем логико-смысловой критерий – представление о ККБ как об исходном уровне, с которого стартует смыслополагание и с которого начинается разворачивание осмысленности.
Перейдём теперь ко второй части нашего двуединого вопроса: как найти основание для того, чтобы начать возведение «Китая» – такое основание, которое позволило бы и продолжить постройку, развернуть смыслополагание и увидеть «Китай» как китайскую культуру в её целостности? Ответить на этот вопрос сложнее. Но здесь у нас также есть преимущество – ведь мы уже фактически выполнили задачу остранения европейского мышления через возведение «Арабо-мусульманского мира» как иной точки зрения, как культуры, основанной на П-логике. Поскольку мы уже прошли этой дорогой, мы можем найти – если оглянемся и внимательно посмотрим на пройденный путь – некоторую подсказку, которая даст надежду на успех и в новом нашем предприятии.
Итак, что мы делали, «возводя» точку зрения П-логики и остраняя С-логику?
Смыслополагание – это установление связности, прежде всего – связности субъекта и предиката, когда двоица оказывается единицей, оставаясь двоицей; и именно потому она – двоица, что единица, и потому единица, что двоица. В самом деле, субъект и предикат (подлежащее и сказуемое предложения или же определяемое и определяющее) – всегда два разных, иначе они не могли бы склеиваться (в предложение или в субъект-предикатную конструкцию); но склеившись, они уже – нечто одно, а не два раздельных.
Это превращение, эта трансмутация – эта алхимия логики смысла – составляет ткань ежедневной, ежемгновенной жизни нашего сознания: сознание не может действовать, не полагая вещи; а полагание вещей и есть полагание субъект-предикатных склеек. Сознание, конечно же, направлено на вещь – но направлено на вещь оно может быть принципиально (изначально) разными путями, разными способами, и сами вещи полагаются по разным «технологиям» – разными способами субъект-предикатного склеивания. Вот где граница, глубже которой не перешагивает феноменология, работая всегда только с одним способом полагания вещей как субъект-предикатных склеек, не открывая других способов и не остраняя собственные основания – не исполняя задачу Жюльена.
Два как одно и одно как два, при неутрачиваемости и двоицы, и единицы, – вот что такое субъект-предикатное склеивание, самая обычная (и самая загадочная) операция нашего сознания. Но ведь это и есть целостность – то, что имеется всегда-сразу, что не выстраивается «по кирпичику», что не умаляется и не прирастает. Что может быть развёрнуто и свёрнуто – но остаётся собой, ничего не прибавляя и ничего не утрачивая.
Целостность разворачивается через субъект-предикатные склейки, через их умножение. Вот ещё одна загадка нашего сознания: субъект-предикатная склейка возможна только благодаря целостности – но и осуществляется она за счёт целостности в том смысле, что её как будто разрушает. Как будто – потому что на поверхности нашего сознания, на поверхности языка как будто не остаётся следов целостности. Но ведь целостность не может быть утрачена: с её утратой утрачивается и наше сознание, поскольку сознание и есть способность к целостности. Как сохраняется целостность при умножении субъект-предикатных склеек – при наращивании речи, будь то языковой или речи нашей мысли?
Вопросы множатся по мере нашего движения вперёд; большинство из них приходится оставить на будущее. Но здесь для нас важно вот что: целостность не утрачивается в том смысле, что она всегда может быть восстановлена, даже если как будто отсутствует на поверхности нашего сознания. Восстановление целостности, и тем самым восстановление связности, – важнейшая задача мышления, ради её исполнения возникает то, что называют «теоретическое мышление», включая философию. Сколько бы ни было попыток определить суть теоретического мышления или философии, она вот в чём: выявление связности ради восстановления целостности; восстановление целостности, в свою очередь, ради того, чтобы получить возможность её разворачивания (эвристическая и прогностическая функции).