за множественностью и как множественность.
Я думаю, что мировоззрения Индии и Китая дают нам варианты смыслополагания, построенные на этом принципе. И если это так, то дальше мы будем говорить об «Индии» и «Китае» как о таких вариантах смыслополагания.
Я не индолог и не китаист, поэтому всё то, что я скажу сейчас, является даже не гипотезой, а предположением. В его пользу говорит только принцип полноты: осуществление человеческого мышления на протяжении истории скорее всего было целостностным, а не частичным; культуры были развиты человечеством в таком преизбытке, что трудно поверить, будто из них не выросли большие культуры – традиции смыслополагания, осуществившие все возможные варианты логико-содержательной соотнесённости. Конечно, это – лишь предположение; но предположение, основанное на логической необходимости.
Если «Индия» и «Китай» (беру в кавычки в том же смысле, в каком Жюльен берёт в кавычки «Китай»: это для меня – конструируемые варианты смыслополагания) исходят из множественности как данности, которая не редуцируется к единству и не выводится из единства, а открывает единство за собой, то всё же делать это можно двумя различными способами. Мы сможем предсказать это различие, если внимательнее вглядимся в различие С- и П-логик. Обе они приводят множественность к единству, но делают это различным образом. Субстанциальная логика делает это на основе интуиции пространственности: можно сказать, что здесь единство обнимает множественность. Процессуальная логика делает это на основе интуиции протекания: единство не обнимает, а связывает множественность, как нити сети связывают её узлы. Нечто подобное, но с поправкой на обратную приоритизацию единства и множественности, мы можем ожидать встретить в «Индии» и «Китае». (Это также можно рассматривать как то же иначе между С- и П-логиками, с одной стороны, и каждым из конструируемых нами вариантов смыслополагания «Индии» и «Китая» – с другой.)
Единство для «Индии» скрывается в множественности и предстаёт как одно из множественности. Таков Атман и атман, отношения между которыми невозможно помыслить в парадигме С-логики и вывода множественности из единства. Здесь приходится организовывать отношение между единым и многим иначе: нет иерархии вложенности многого в единое, есть череда представленностей единичного как множественного и в множественности. Многорукие индийские боги всегда служили для меня намёком на эту недействительную и, тем не менее, нередуцируемую множественность.
Что касается «Китая», то здесь множественность связывается (как связывается и в П-логике), но, в отличие от П-логики, не образует единой конструкции, единой сети. Множественность организована в единство как расстановку. «Расстановка» – вот, мне кажется, ключевое слово для «Китая» как способа смыслополагания. В одной из своих последних книг Жюльен говорит о «первом предложении» «Китая» как о двух чертах, прерывистой и непрерывной, составляющих в различных расстановках 64 гексаграммы И Цзина [Жюльен 2015: 24–25]. Эта книга – о том, как «войти» в «Китай», как оказаться «внутри» Китая – тогда как, утверждает Жюльен, европейское мышление всегда оставалось вне «Китая» (как и наоборот) [Там же: 1]. Войти в «Китай» и значит овладеть способом смыслополагания, который характеризует «Китай», а не Европу. Китайское мышление расстанавливает множественность и именно такой расстановкой организовывает её, добивается её единства. Но это – не субстанциальное единство С-логики, не то, что «обнимает», «снимает» множественность или иерархизирует её.
Конфуцианский кодекс расстанавливает членов семьи и членов общества по их местам, и без такой расстановки дальневосточные культуры, находящиеся под влиянием «Китая», не мыслят себе социум и человека. Такие же расстановки – знаменитые стратагемы Китая, о которых писал Крушинский (см. [Крушинский 2013; 2016]) и другие китаисты[142]. Нельзя исключать и того, что искусство «Китая» – это также искусство расстановки. В [Жюльен 2014] мы вновь встречаемся с тем, что «Китай» предстаёт как не-Европа: не-объектность, отсутствие «формы» как характеристики китайской живописи. В Размышлении II.5 мы (говоря словами Жюльена) «возвели» мусульманское искусство как П-искусство, дав ему собственное основание – а не просто отрицая европейское, хотя такое отрицание и верно; но само по себе отрицание не заполняет пустого места, на котором надо «возводить» постройку, будь то «Китай» или что-то ещё, оно лишь подсказывает необходимость найти такое место, оставляя нас в неведении относительно его координат. А что такое китайская опера, если не ожившие стратагемы, ожившие расстановки – в самом деле, европеец, пытаясь воспринять китайскую оперу через свои герменевтические ожидания («образ» и «форма»), видит в ней смесь цирка и восточных единоборств, но никак не искусство. Различие шахмат и го – это различие «Индии» и «Китая»: в первом случае – неустранимое качественное многообразие, во втором – расстановки шашек. Интересно было бы с этой точки зрения рассмотреть игру в разных культурах и понять, какие типы мышления представляет та или иная игра (не всегда и не обязательно – доминирующий в данной культуре тип смыслополагания).
Если это так, что задача Жюльена «возвести “Китай”» решается на основе общей типологии логик смысла, контуры которой мы набросали. Но тем самым решается задача и «возвести» человеческий разум, человеческое сознание. Ведь типология смыслополагания – это типология сознания.
Представленная схема оказывается исчерпывающей для принципа то же иначе как принципа установления связности через единство-и-множественность. Но это не значит, что то же иначе не может быть эксплицировано иным образом. Общим для всех четырёх типов смыслополагания, которые мы выделили («Европа», «Арабо- мусульманский мир», «Индия» и «Китай»), является полагание связности как субъект-предикатной склейки. Коль скоро возможны разные типы такого полагания, значит, полнота человеческого разума – в том, чтобы собрать их все. Не привести к единству (регулятивная идея С- и П-мышления), не оставить множественность в неприкосновенности, полагая в ней единство (регулятивная идея логик «Индии» и «Китая»), а собрать, сохранив их. В следующем Разделе я буду говорить о том, как возможно собирание как восстановление целостности после субъектности.
Раздел IVЛогика смысла и цивилизационное будущее человечества
Размышление IV.1Проект многоцивилизационного мира как основание идеи многополярности: концепция всечеловеческого сегодня[143]
В этом Размышлении я поставлю под сомнение три тезиса, которые большинством воспринимаются как едва ли не сами собой разумеющиеся. Эти тезисы следующие:
• глобализация – естественный процесс;
• глобализация экономических процессов обязательно должна сопровождаться глобализацией культурно-цивилизационной;
• цивилизационный проект, осуществлённый Западом в своём историческом развитии и взятый как основа глобализации, универсален по своей сути и является наилучшим социально- политическим и экономическим устройством для всего мира.
Я опираюсь при этом на изучении всерьёз опыта незападных культур, избегающем принятия на веру без обоснования (т. е. без априорной, догматической веры) названных тезисов. Эти два обстоятельства: «всерьёз» и «без догматической веры» – составляют существенное условие формулировки моих положений и их восприятия и продумывания.
Основным противоречием современной эпохи, часто именуемой эпохой глобализации, служит противоречие между утверждением об общечеловеческом характере цивилизационной модели, выработанной одной, локальной (европейско-американской) культурой, и множественностью векторов культурного развития, представленных историей и настоящим других локальных культур (арабо-мусульманской, индийской, китайской, российской и т. д.), выдвинувших собственные цивилизационные проекты. Поэтому современную эпоху было бы точнее назвать эпохой борьбы за глобальное продвижение одного цивилизационного проекта.
Текущий момент современной эпохи характеризуется как закат однополярного мира, в котором роль гегемона в финансово-экономическом и военном плане играли США как ведущая держава Запада, и переход к многополярному миру. Утрата абсолютной гегемонии США и Запада в целом начинает проявляться и в финансовой (резервные валюты, иные, чем доллар), и в политико-экономической (союзы, не включающие страны Запада, – БРИКС, ЕврАзЭС и др.), и в геополитической области (Россия и сирийский кризис, в целом Ближний Восток, крымский вопрос, позиция Китая и др.). Этот процесс далёк не только от своего завершения, но даже от того, чтобы говорить о какой-то его устойчивой инерции. Тем не менее данный вектор и его постепенное усиление налицо.
Основным противоречием текущего момента в связи с этим становится противоречие между декларируемым проектом многополярного мира, в основе которого лежит вектор соответствующего движения в финансовой, экономической, политической, геополитической и военной областях, и совершенным отсутствием проекта многоцивилизационного мира; даже, я бы сказал, отсутствием осознания его необходимости.
Это – противоречие потому, что многополярный мир возможен как устойчивый только в качестве многоцивилизационного. Если верно утверждение сторонников продвигаемого ныне глобализационного проекта о том, что выработанное западной культурой цивилизационное устройство является безальтернативным (демократия и свободный рынок как политико-экономическое лицо этого устройства), то идея многополярности теряет свою объективную обоснованность, превращаясь в не более чем выражение локальных амбиций сомнительного толка. Что идеологическое и пропагандистское обеспечение глобализационного проекта именно так трактует на практике самостоятельные устремления, ставящие под сомнение безальтернативность этого проекта, доказывать не приходится («странами-изгоями», «империей зла», «неправильно себя ведущими», «ревизионистами» объявляются именно и только те, кто самим своим существованием ставит под сомнение неизбежность абсолютной глобализации: Россия, Иран, КНДР, в последнее время Китай и Венесуэла и т. д. – список открыт). Точн