всеобщей связности, как попытка такую связность наметить. Именно в этом – подлинный смысл тезиса об универсализме философии или о том, что философия занимается «вечными» (потому что вопрос о всеобщей связности так и не нашёл разрешения в традиционной философии), или же – «наиболее глубокими», «предельными» вопросами. Поэтому «с чего начать» – вопрос апорийный именно для философии, а не для науки или религии. Ведь начать надо с «чего-то»; но это «что-то» – непременно частное, какое-то «вот-это»; а почему именно «это» берётся как начало и выводится – неизбежно будучи отдельным – из правила всеобщей связности, к которой стремится философия? – ведь то, что внеположно выстроенной философской системе в качестве её начала, которое не выводится, а предпосылается, тем самым внеположно и всеобщей связности. Оксюморон: такого не может быть. Вот он, исток «вечности» философских вопросов.
И вот где преимущества логики смысла перед традиционной философией, будь то европейской или неевропейской, проявляют себя наиболее ясно. Ведь оба эти вопроса получают своё решение в логике смысла. Тот самый глубокий, или, если угодно – самый начальный уровень, глубже и раньше которого нет человеческого сознания
(именно человеческого, не сознания животных) – это уровень субъект-предикатной склейки, т. е. уровень ККБ. Здесь – простейшее то же иначе, простейшая представленность целостности: два как один и один как два. Обо всём этом мы подробно говорили в книге.
Таким образом, увидеть основания собственного мышления – значит увидеть тот вариант ККБ, который лежит в основании эпистемной цепочки, развернувшей ту большую культуру, к которой принадлежит философ. Но недостаточно всего лишь сказать это; надо показать, как это можно сделать и почему этого не было сделано до сих пор.
Вот в чём значение Другого – Другого как большой культуры. Об этом идёт речь в Разделе III, который занимает в каком-то смысле срединное место в книге. Так потому, что именно там впервые сделано то, к чему я искал путь очень и очень давно. Типология сознания как типология ККБ намечена там. По сути именно Размышление III.1 – наиболее полное представление исходной целостности, которая способна разворачивать себя как то же иначе.
Если начать отсюда, если взять это за точку зрения, то откроется наиболее полный вид на ландшафт человеческого сознания. Конечно, представленный в Размышлении III.1 набросок – лишь предварительный чертёж, нуждающийся в уточнении и, вполне вероятно, в переделке. И всё же я предлагаю его читателю, поскольку в его пользу говорит теоретическая полнота. Он необходим как осуществление принципа то же иначе – принципа разворачивания целостности. Если человеческое сознание – это способность к целостности, то и разворачивание его на протяжении истории человечества не может не быть целостностью. Именно как попытка нащупать основания такой целостности и предпринята классификация возможных ККБ в Размышлении III.1. Я исхожу из того, что поразительное преизобилие культур человечества, возникших и развившихся на его историческом пути, о грандиозных масштабах которого свидетельствует хотя бы количество языков, не могло не породить, в ходе своеобразного «сгущения» в большие культуры, всего возможного многообразия ККБ и способов смыслополагания. Конечно, это – сугубо умозрительное умозаключение; но таким же чистым умозрением является математика – самая практичная из наук.
В этой предложенной классификации нашли своё место большие культуры Китая и Индии; но я ничего не говорил ни об африканских, ни об американских (до прихода европейских колонизаторов), ни об австралийских культурах. Представляют ли эти культуры – каждая в отдельности или их группы – большую культуру как особый способ смыслополагания, опирающийся на особый вариант ККБ? Это – открытый вопрос, вопрос для будущего.
Большая классификация ККБ – вопрос открытый, и предложенный в Размышлении III.1 набросок остаётся наброском. Однако те два варианта коллективного когнитивного бессознательного, которые исследованы в книге, – уже больше чем гипотеза и должны считаться доказанными. Это проходит через всю книгу, но особым образом этому посвящён Раздел II. Размышления этого раздела последовательно выстраивают эпистемную цепочку на основе процессуального варианта ККБ: арабский язык; теоретическое доказательство; теоретический дискурс; мировоззрение и этика; эстетика – вот «остановки» на этом пути, «узлы» этой эпистемной цепочки. Это можно рассматривать и как разворачивание большой П-культуры, т. е. как разворачивание коллективного сознания, доходящее до создания цивилизации; это можно рассматривать и как разворачивание индивидуального сознания, становящегося в этой большой П-культуре благодаря многообразию культурных практик, социализирующих человека с его рождения. На этом пути построения эпистемной П-цепочки пропущен ряд звеньев; например, мы не говорили специально в отдельных Размышлениях о философии, о вероучении, о картине мира и о политической теории, хотя эти вопросы в большей или меньшей степени затронуты и в этой книге, и особенно – в других моих публикациях. Иначе говоря, эти звенья пропущены здесь не потому, что не разработаны, а потому как раз, что хорошо разработаны в других местах, и здесь нет смысла повторять сказанное. Исключением является исламская политическая теория – теория построения власти и организации властных полномочий. Этот вопрос я затрагивал лишь вскользь и говорил о нём мельком, и он, несомненно, должен быть рассмотрен подробно в будущем с логико-смысловых позиций.
В Размышлениях Раздела II предложены и разработаны два важнейших понятия: понятие П-общества и П-науки. Вообще говоря, в них нет ничего неожиданного для читателя, преодолевшего барьер ККБ и избавившегося от когнитивного солипсизма – привычки мыслить и с-мыслить на основе только одного варианта ККБ, в пределах только одной эпистемной цепочки. Такая привычка совершенно естественна, в ней нет ничего «неправильного», – и всё же философия, если она гордится своей способностью заглянуть в такие глубины нашего мышления, куда не заглядывает больше никто, подвергнуть вопрошанию такие основания, которые другими принимаются как сами собою разумеющиеся, – если философия хочет остаться на высоте этих своих притязаний, она просто обязана избавиться от когнитивного солипсизма, каким бы естественным он ни был для всех, кто социализирован культурными практиками любой данной большой культуры. Порой можно услышать, в той или иной форме поданную, мысль о том, что от когнитивного солипсизма, т. е. ограниченности только привычными основаниями мышления, привычным вариантом ККБ, избавиться нельзя и избавляться не нужно. Нельзя, мол, потому, что тогда мы окажемся в вакууме, лишившись вообще всякой возможности мышления; а не нужно потому, что нам и так хорошо: в нашем распоряжении универсальная наука, универсальные формы политического и экономического устройства и обеспечившая всё это философия; любые смены оснований мышления приведут к отставанию, к перестраиванию на неизвестно какие рельсы; а кроме того, там ведь всё непривычно, всё не так, как у нас…
Эти два возражения – возражение «нельзя» и возражение «не надо» – стоит рассмотреть отдельно, поскольку их приходится слышать слишком часто.
Что избавиться от когнитивного солипсизма в принципе можно, свидетельствует пример билингвов, когда они представляют разные большие культуры, а значит, и разные варианты ККБ. В этих случаях всегда остаётся вопрос, социализированы ли билингвы в обеих больших культурах или нет и насколько глубоко восприняты ими культурные практики той или иной культуры. Ведь когнитивные исследования, которые велись и ведутся в отношении билингвов, ограничиваются, как правило, именно языком и его влиянием на когнитивные способности. Придать таким исследованиям новый импульс и открыть новые стороны, начертив хорошую эпистемную карту подобных исследований, способен логико-смысловой подход. Но даже если билингвизм ограничивается языком, то в случае языков, построенных на разных технологиях субъект-предикатного склеивания, а значит, на разных технологиях обеспечения связности, возможность переключения между разными вариантами ККБ очевидна.
Билингвы, как правило, становятся билингвами не по выбору, а в силу сложившихся обстоятельств. Специально задача преодолеть барьер ККБ и избавиться от когнитивного солипсизма стоит перед теми, кто занимается сравнительной философией. Здесь эта задача ставится сознательно, и сознательно же ищутся пути к её выполнению. Мы подробно говорили об этом в Разделе III: захватывающие книги Ф. Жюльена ясно очерчивают эту задачу. Очерчивают, но не решают её: логико-смысловой анализ является хорошим путём её решения. Значит, возражение «нельзя» не действует не только в случае билингвов, но и в случае сознательной постановки задачи преодолеть когнитивный солипсизм и найти путь к постижению другой большой культуры.
Возражение «нельзя» не действует и в тех случаях перевода, когда он преодолевает не только межъязыковой барьер, но вместе с ним – и барьер ККБ. Философия недостаточно обращала внимание на эту сторону и на это, эпистемологическое, значение перевода. Когда перевод действительно успешен, он не может не преодолевать барьер ККБ, если речь идёт о разнологичных культурах. Путь к такому переводу пытается найти Ф. Жюльен, говоря о китайской культуре. Но этот путь может и должен быть найден не просто на ощупь, благодаря проницательности и таланту переводчика. Ведь переводчик переводит для слушателя и читателя, а слушатель и читатель должны пройти свою половину пути, чтобы понять, что им говорит перевод. Мы это подробно рассматривали в Размышлении II.3: даже если перевод состоялся на стороне автора перевода, не состоится его понимание со стороны читателя или слушателя, если те, в свою очередь, не преодолеют барьер ККБ и не избавятся от когнитивного солипсизма. Вот в чём дело: когнитивный солипсизм, как и научные теории, окружающие себя гипотезами ad hoc и защищающие таким образом своё ядро от фактических свидетельств его несостоятельности, всегда может замкнуться и переинтерпретировать любые свидетельства. На как теории ad hoc, так и такие переинтерпретации всегда могут быть исследованы, и нетрудно будет показать их недостаточность. Но в том, что касается перевода, необходимость логико-смыслового анализа и на стороне переводчика, и на стороне читателя очевидна, когда речь идёт о разнологичных культурах.