Ещё один пример, показывающий ничтожность возражения «нельзя»: известная востоковедная практика «вживания в культуру». Такое вживание, если речь опять-таки идёт об инологичной культуре, не может не означать смены варианта ККБ – иначе вживание не состоится, иначе инологичная культура останется инородной. В таких случаях вживания переключение между вариантами ККБ, между типами смыслополагания происходит нерефлективно, но оно может быть подвергнуто рефлексии и отслежено с помощью логико-смыслового анализа.
Наконец, самое, может быть, главное. Гипотеза, выдвинутая и обоснованная в [Смирнов, Солондаев 2019], заключается в том, что любая логика смыслополагания как таковая доступна нашему сознанию и не чужда ему. В самом деле, если человеческое сознание – это способность к целостности, как оно может быть закрыто от какого-то из вариантов разворачивания целостности? – закрываясь, оно перестаёт быть по-настоящему человеческим сознанием, теряет свою человечность. Тогда получается, что большая культура не только делает человека человеком, социализируя его через культурные практики и так прививая ему навыки смыслополагания, но одновременно – и тем самым! – урезает его подлинную универсальность и подменяет её якобы-универсальностью того способа смыслополагания, который практикуется данной большой культурой. Есть ли выход? Да, есть; чуть ниже я скажу об этом.
Теперь возражение «не нужно»: в самом деле, зачем такие сложности; почему не остаться со старым добрым когнитивным солипсизмом? Что философия так не выполнит своего предназначения, а значит, и не будет философией по собственным критериям, уже было сказано. Но это – дело философии. Кому ещё это было бы нужно и интересно?
Всем. Получить возможность мыслить по-другому – разве это не заманчиво? Кто откажется от такой возможности – разве что заядлый когнитивный домосед, боящийся высунуть нос за пределы своего когнитивного пространства. Надо ли обращать на такого внимание? Откажутся также и те, кто сегодня находится на пике разворачивания своей большой культуры и чей цивилизационный проект претендует на безальтернативность. Здесь иные варианты разворачивания большой культуры, а значит, и иные цивилизационные проекты в самом деле подорвут веру в безальтернативность предлагаемого ими проекта устройства общества. Надо ли и на это обращать внимание?
Для всех остальных логика смысла открывает совершенно новые, неизведанные горизонты разворачивания осмысленности. Об этом – вся книга, но здесь я отмечу несколько моментов.
(1) Логика смысла раскрывает загадку значения. Значение узнаётся не из словарей; значение всегда выплавляется из целостности. Мы показали это не для любого значения, а лишь для некоторых: значение связочных слов; значение понятий «единство», «противоположность», «сложение», «вычитание» и так далее. Это немало. Как продолжить этот ряд? Это – вопрос для будущих исследований.
(2) Логика смысла раскрывает загадку связности. Никто до сих пор не мог ответить на вопрос о том, как и каким образом подлежащее и сказуемое становятся чем-то одним – единым смыслом предложения, оставаясь при этом двумя разными. Точно так же никто не мог сказать, как и почему мы видим в мире вещи – и что такое «вещь». Логика смысла отвечает на эти вопросы.
Первого и второго достаточно, чтобы двигаться дальше. Что ещё, кроме значений и связности, можем мы открыть в нашем сознании?
Но я отмечу также несколько моментов, которые не могут не привлечь внимания. Это напрямую связано с понятием П-науки. Вот современная западная лингвистика, которая считает себя универсальной наукой; но есть вопросы, касающиеся арабского языка, на которые она не только не может ответить, но которые она не может даже поставить: это – слепое пятно С-науки. В самом деле, как объяснить, что в европейских языках может быть любое количество подлежащих и сказуемых в предложении, а в арабском языке – только два (т. е. одно подлежащее и одно сказуемое)? Что, кроме гипотез ad hoc, предложит западная лингвистика в ответ? В отличие от этого, АЯТ как П-наука даёт связный и рациональный ответ на этот вопрос, ответ необходимый, а не случайный. Как объяснить, что исламское право избегало кодификации, оставаясь единым исламским правом? Как объяснить, что возможно строгое доказательство без идеи принадлежности классу и без формирования общего понятия? И так далее.
П-наука – это наука, строящая себя на П-варианте ККБ. Как это возможно, было показано в этой книге. Наука, конечно, занятие коллективное, и всё же в первую очередь – дело индивидуального сознания. Но общественное устройство – это то, что связано прежде всего с сознанием коллективным. Понятие П-общества имеет то значение, что показывает, что большая культура, достигая развёрнутости в формах общественного устройства, не может не задавать собственного цивилизационного проекта.
Наконец, тезис третий. Два варианта ККБ, подробно рассмотренные в этой книге (С-ККБ и П-ККБ), равно как и другие, набросок которых предложен в Размышлении III.1, – это варианты разворачивания целостности как субъект-предикатной склейки. Субъектность – принцип множественности, но он не может иметь абсолютного значения. Это значит, что целостность требует не только разворачивания как субъект-предикатной связности, но и собирания целостности после субъектности.
Каждая большая культура – иная в отношении любой другой; но любая из них – неиная в отношении человеческого сознания, поскольку наше сознание изначально и в принципе открыто к любой из них. Это значит, что разные варианты смыслополагания, разные типы мышления и разные варианты больших культур могут и должны быть собраны, восстанавливая целостность. Собирание после субъектности – то, что предполагает всесубъектность.
Об этом говорится в последнем, четвёртом Разделе книги. Пока об этом сказано мало – но уже сказано. Всесубъектность – ключевое слово, на котором должно строиться успешное, работающее понимание ККБ, эпистемной цепочки, индивидуального и коллективного сознания, развёрнутости систем культуры и общества и – возможно, в будущем на основе этого – собственного цивилизационного проекта России. Над этим стоит потрудиться. Попытки надеть чужие одежды, которыми богата история нашей страны, пока что не принесли долговременного успеха. Стоит попытаться наконец стать самим собой.
Эти три тезиса – три сгустка целостности, из которых разворачивается книга, – не что-то раздельное и отделённое одно от другого. Целостность не бывает иной для самой себя. Книга построена как целостностное разворачивание осмысленности, в котором можно начать и продолжить с любого места.
Справочник, включающий сведения, касающиеся арабо-мусульманской культуры, которые могут оказаться полезными при чтении этой книги[161]
ал‐‘Арабиййа ал‐фус̣х̣а̄– литературный (букв. «красноречивый») арабский язык. Это – язык, зафиксированный арабской языковедческой традицией (АЯТ) как система правил и как лексический состав. Литературный арабский язык не изменялся, в общем и целом, в течение четырнадцати веков, прошедших после письменной фиксации Корана, служа языком науки и единственным письменным вариантом арабского языка вплоть до нашего времени. Одновременно развивался «народный язык» (ал-‘а̄ммиййа), эволюционировавший в соответствии с законами развития языка. «Народный арабский» представлен рядом вариантов, называемых в арабистике «диалекты» (лахджа̄т, букв. «говоры»): сиро-ливанский, иракский, египетский и т. д. Диалекты имели до XX в. лишь устное бытование и ограниченную сферу применения и потому не могли сравниться с литературным арабским языком по своей развитости. Сегодня язык, усваиваемый в арабоязычной среде с рождения, – это именно диалект, тогда как литературный язык в полноте его грамматики осваивается в школе: обучение грамоте и есть обучение литературному арабскому языку. Вместе с тем любой житель арабских стран с детства слышит радио и телевидение, вещающие на литературном арабском языке. С появлением театра и пьес, а также кино и новой арабской поэзии в XX в. в арабском мире развернулась дискуссия между сторонниками и противниками использования диалектов: одни ратовали за переход на тот или иной диалект как на «живой» язык данного народа, другие подчёркивали незаменимую роль литературного арабского языка как общеарабского. Определённую письменную фиксацию диалекты всё же получили, прежде всего в поэзии и драматургии. В наше время развитие социальных сетей подтолкнуло стихийный процесс письма на диалектах. Однако и сегодня литературный арабский язык остаётся единственным вариантом общеарабского языка, языком науки и культуры, радио, телевидения и газет, языком официального общения, обеспечивая арабским интеллектуалам доступ ко всему наследию исламского и доисламского периода, созданному на арабском языке. Сравнение с латынью, которое иногда проводят, верно лишь отчасти, поскольку литературный арабский язык никогда не был мёртвым языком.
Арабская языковедческая традиция (АЯТ) – ряд наук, развивавшихся начиная с VIII в. и посвящённых исследованию всех аспектов литературного арабского языка. Вместе с тем становление литературного арабского языка в качестве нормативного с письменно зафиксированными правилами грамматики и лексическим составом связано с развитием АЯТ, такую фиксацию произведшей в мельчайших деталях.
Возникновение АЯТ было вызвано, во-первых, активным вхождением в арабо-мусульманскую культуру неарабских этносов, прежде всего иранцев, а также тюрок, для которых арабский язык не был родным и которые, следовательно, нуждались в понимании тонкостей правил арабского языка. Это было необходимо, в свою очередь, для того, чтобы правильно понимать коранические аяты и хадисы, которые имели нормативный смысл и использовались в фикхе при выводе норм. Литературный арабский язык в принципе не предполагает использования знаков препинания (их современное использование – результат заимствования и не диктуется языковой необходимостью), поэтому разбивка текста на фразы и смысловые тонкости соотношения между фразами требовали владения арабским языком в совершенстве. Кроме того, текст Корана создан на живом арабском языке с использованием говоров тогдашних арабских племён, поэтому после фиксации литературного арабского языка в качестве нормы многие нюансы коранического текста требовали лексикологического и грамматического разъяснения. То же можно сказать о хадисах, некоторые выражения в которых также требовали разъяснений.