Как оказалось, Рожнов явился на заседание первым. Он аккуратно снимает пальто и оказывается в парадном мундире логопеда II ранга. Мундир темно-синий, с бархатным воротником и тонким золотым шитьем по бортам. Сидит мундир на Рожнове превосходно. Рожнов втайне гордится им. Мундир этот не на каждый день, а только по особым поводам. Сегодня утром Рожнов и так охорашивался перед зеркалом, и эдак. Дорого обошелся ему этот мундир. Пришлось всякого повидать за тридцать-то лет — и председательствовать, и участвовать, и слушать, и постановлять. Тридцать лет на руководящих постах — не шутка.
Рожнов занимает свое место во главе длинного стола, аккуратно раскладывает бумаги. Почти тотчас же появляется Страхов, здоровается, проходит к своему месту, садится и углубляется в газету. Страхов — постоянный оппонент Рожнова, его вечный соперник. Они спорят по малейшему поводу, потому что в вопросах языка и произношения имеют мнения самые противоположные. Александр Николаевич Страхов в комиссии уже четырнадцать лет и был избран, когда ему еще не исполнилось тридцати. Поговаривают, что протолкнул его отец, влиятельная фигура в логопедических кругах, советник Управы. Страхов — консерватор и считает, что неправильный язык следует исправлять, активно регулировать не только произношение, но и словоупотребление. Считает Страхов, что параграф 211 «Правил произношения согласных звуков» не следует отменять ни при каких условиях. Страхов — убежденный сторонник государственного языкового контроля, автор множества поправок к действующим нормам. С Рожновым они общаются только на заседаниях.
Вскоре появляются и рассаживаются по своим местам еще двое членов комиссии — Молостнов и Шмитт. Это старые люди. Самый древний — Рудольф Иванович Шмитт, логопед с семидесятилетним стажем, принимавший участие в выработке знаменитого Акта о произношении согласных звуков. Шмитт горбат, кашляет. Он глуховат. Взгляды его за семьдесят лет работы в государственных логопедических комиссиях столько раз менялись под воздействием исторических обстоятельств, что к настоящему времени стали неопределенны и обычно совпадают со взглядами действующего председателя комиссии. Таков он, Рудольф Иванович Шмитт, логопед-легенда.
Иван Федорович Молостнов младше — ему за семьдесят. Много лет он возглавлял особый логопедический департамент при министерстве образования. Иван Федорович — последний в славном роду логопедов Молостновых. Сын его стал военным и погиб пятнадцать лет назад при штурме дома, в котором укрылась секта болтунов. Эта драма не согнула Ивана Федоровича. Он считается одним из самых жестких сторонников государственного вмешательства в орфоэпическую сферу.
В дальнем углу сидит секретарь-протоколист по фамилии Межевая. Она служит в коллегии уже много лет. Никто не знает ее имени-отчества.
Заседание начинается принятием присяги председателем комиссии. Рожнов зачитывает присягу стоя: «Я, Юрий Рожнов, на посту председателя логопедической комиссии обязуюсь соблюдать чистоту языка и образцово следить за священными нормами…»
Потом переходят к разбору кандидатов. Межевая громко вызывает первого:
— Крючков, Сергей Алексеевич!
Дверь открывается, и в комнату попадает Сергей Алексеевич Крючков. Кандидату 26 лет. Он из села Аппаратово Волоконовского района. По профессии механизатор. Семь лет проработал в разных колхозах района механизатором, водителем, дрессировщиком коров. Вступил в Партию, был выдвинут на должность второго обер-секретаря райкома. Районную логопедическую комиссию не прошел, получил направление на обязательные годичные речеисправительные курсы. Курсы не окончил, будучи повторно призван Партией ввиду неотложной нужды в кадрах. После повторного экзамена кандидат направлен районной комиссией на рассмотрение главной логопедической комиссии.
— Проходите, проходите, кандидат. Закройте за собой дверь. Присаживайтесь. Межевая, что там у нас?
— Представлен на должность второго обер-секретаря Волоконовского райкома.
— Так. Очень хорошо. А курсы он закончил? Кандидат, вы закончили курсы?
— Не закончил я.
— Не закончили? Почему не закончили?
— В лайкоме сказали, что в кадлах нехватка.
— Ну и что?
— Меня плизвали. Говолят, что званых много, а плизванных мало.
— Правда? Мы тут этого не замечаем. Нам вот кажется, что призванных что-то чересчур. Да, товарищи?
— Призванных и вправду достаточно, Юрий Петрович.
— Вот именно, Иван Федорович. Итак, кандидат, расскажите, чему вас там на курсах учили.
— Палтия вылажает нужды всех классов в сколейшем наступлении всеобщего благоденствия, что достигается…
— Кандидат, вы здесь не для того, чтобы читать комиссии просветительские лекции по партийной истории. Вас направили сюда для прохождения государственного орфоэпического экзамена. Скажите «рыба».
— Рлыба.
— Скажите «рак».
— Рлак.
— Скажите «шибболет».
— Гм. Рудольф Иванович, не сейчас. Кандидат, произнесите «агропром».
— Агрлопрлом.
— Ну что ж. Теперь скажите «порядок».
— Порлядок.
— Гм. Ну что ж…
— Не кажется ли вам, товарищ Рожнов, что произношение многоуважаемого кандидата весьма далеко от нормы?
— Благодарю вас, Александр Николаевич, за ценное замечание. Как видите, мы именно сейчас это и проверяем. Кандидат, произнесите «р».
— Рлрлрлрлрлрлр…
— Ишь, какие рулады выводит!
— Действительно, Рудольф Иванович, рулады.
— Я не вывожу лру… лу… рлу…
— Кандидат, вы выводите именно рулады. Межевая, на какую должность представлен кандидат?
— Второго обер-секретаря.
— Ну, эти-то как раз рулады и выводят.
— Хе-хе!
— Вот именно, Рудольф Иванович. Кандидат, скажите «порядок». Да хорошенько произнесите. Ну-ка!
— Порл… полр… полядок.
— Хорошо.
— Холошо? А вот товалищ говолит…
— Говорю, конечно. Юрий Петрович, мне кажется, пора сделать выводы. Не хотите же вы сказать…
— Да, Александр Николаевич, я считаю, что это хорошо. Кандидат старается. Он уже выводит рулады. Это неплохо. Я бы даже сказал, хорошо. Что скажете, кандидат?
— Н-не знаю. Ведь товалищ говолит…
— Так, я вас понял. Как, вы сказали, ваша фамилия?
— Ключков.
— Так вот, товарищ Ключков, комиссия лучше знает, как оценивать ваши способности. Комиссия…
— Я не Ключков, я Ключков.
— Я и говорю — Ключков. Не перебивайте. Итак, комиссия…
— Вы плоизносите неплавильно. Моя фамилия Ключков!
— Но вы-то произносите Ключков!
— А в пасполте написано «Ключков!» Это я плоизношу неплавильно. А написано плавильно.
— Товарищ Ключков, пора бы вам понять, что правильно или неправильно — вещь относительная. Правильным слово делаете вы, ваше произношение. Откуда вы знаете, что в паспорте написано правильно?
— Потому что я Ключков! И отец был Ключков! И дед тоже был Ключков!
— Видите, у вас все в роду Ключковы.
— Юрий Петрович, мне думается, что сейчас не место для генеалогических исследований и ваших утверждений, что правильным слово делает чье-то произношение. Так далеко можно зайти. Вы же видите, товарищ не справляется. А ведь его выдвинули на ответственную должность, где нужно постоянно выступать. А товарищ свою фамилию правильно выговорить не может. Сколько лет вы в партии, кандидат?
— Четыле года.
— Вот именно, Александр Николаевич, четыре года.
— Четыре года он не может исправить свою речь, Юрий Петрович
— Напротив, Александр Николаевич, — кандидат в Партии уже четыре года потому, что Партия в нем нуждается.
— Потому что на безрыбье и рак рыба. Или, как сказал бы наш кандидат, «рлыба».
— Все шутите, Александр Николаевич. Нет, у кандидата четырехлетний партийный стаж потому, что он способный управленец. Потому что у него талант. Потому, что он показал себя.
— Это он трактором управлять способный?
— Я и шофелом лаботал на глузовике!
— Помолчите, кандидат. Посмотрите на него, Александр Николаевич. Простой парень. Уж его-то отец не имел возможности протолкнуть его на теплое местечко. Талантливый парень был обречен всю жизнь вкалывать на комбайне. Партия! Вот кто разглядел его в толпе комбайнеров. Чем-то он отличался от них. Чем-то выделялся. И Партия разглядела его. Он был призван.
— Недавно, помнится, вы упирали на то, что пастух Циндяйкин талантливый организатор.
— А вы станете со мной спорить? Хороший пастух не может не быть талантливым организатором, а Циндяйкин мог прикрикнуть на гусей так, что они мгновенно становились в шеренгу, рассчитывались на «первый-второй» и по команде «Шагом арш!» начинали шагать в ногу.
— При этом он совсем не выговаривал «л». Он говорил «свужба»! Он говорил «возунг»! Он говорил «пвенум»!
— Плошу слова!
— Подождите, товарищ Ключков, не вмешивайтесь.
— Я не Ключков, я — Ключков!
— В самом деле? Подумайте хорошенько. Может, у вас в паспорте ошибка? Может, вам стоит сменить фамилию?
— Я не хочу менять фамилию!
— Юрий Петрович, он не хочет менять фамилию.
— Гм. Вижу, комиссия зашла по некоторым вопросам в тупик. Межевая!
— Кандидат! Комиссия при рассмотрении вашего дела зашла по некоторым вопросам в тупик.
— Спасибо, товарищ Межевая. Кандидат, вы все поняли? Мы тут сомневаемся с товарищами. У вас есть одна минута на подготовку и еще одна минута — на речь. Постарайтесь нас убедить. Постарайтесь увлечь. Постарайтесь уверить нас в том, что вас призвали не зря. Что вас действительно разглядели. Есть вопросы?
— Воплосов нет.
— Хорошо. Подготовились? Итак.
— Люди! Любите ваш язык. Он — ваш надежный оплот, ваша защита. В его стенах вы в безопасности. Только в нем ваше будущее, только с ним вы дойдете до цели. Язык и цель едины. Неустанно следите за его чистотой, соблюдайте языковые законы. Ибо чистота языка есть чистота ваших помыслов, ваших идеалов. Воздавайте ему почести, ведь он того достоин. Он — язык ваш, им вы живы. Если бы не он, вы не сумели бы облечь свои мысли в слова, не сумели бы дойти до цели. Язык доведет вас. Без него вы — ничто.