– Ясно. А где вы, товарищи, берете топливо для ваших тачек?
– Где взяли, там уже нет.
– «Росрезерв»? – выразил свою догадку Малютин.
– А ты откуда знаешь?
– Форумы выживальщиков читал.
– Для ваших машин оно все равно бы не подошло. Это не Евро-3. Октановое число упало сильно, а наши, армейские, чихают, но едут.
– Так вот почему вам хватило продуктов на столько лет. Ведь вас не сразу осталось сорок человек.
– Продукты – не проблема, – снизошел до ответа майор. – В Подмосковье полно объектов, где хранилась еда, которой хватило бы и десяткам тысяч человек. Но почти вся она уже испорчена. Скоро придется жить одной охотой и теплицами.
– И как, вам попадались живые?
В этом месте Токарев немного помедлил с ответом. Но все же не стал запираться.
– Ни разу. Кое-где мертвецы, кое-где пусто, будто по домам все разошлись. Мы отдавали последние почести братишкам, а потом брали их НЗ.
– Понятно. Так что за шифр? – Малютин сам задавал вопросы, видя, что Семеныч явно еще не адаптировался к появлению чужих людей и слушает их разговор с круглыми от удивления глазами.
Майор с сомнением посмотрел на бывшего ученого.
– Ты какой-то сильно любопытный.
– Да ладно тебе, Ромка, расскажи ему, – кивнул полковник. – Вряд ли он это шпионам передаст, ха.
Токарев кивнул и с явной неохотой продолжил:
– Шифр такой не используется ни в каких системах кодирования. Ни в военных, ни в гражданских. Но я могу не знать всего. На случай особого периода могут быть и специальные. Но – не похоже.
– Может, это трансляция в записи? – предположил Малютин. – Был один фильм. Про ядерную войну с кобальтовыми бомбами. Там то ли открытая дверца шкафа, то ли ветка дерева из разбитого окна нажимала на кнопку. А люди к тому времени все уже умерли.
– Исключено. Вот, смотри сюда.
Николай увидел несколько строчек.
0321–0669
0321–0669
0321–0679
0321–0669
0321–0669
– Ошибка набора. Радист перепутал тире с точкой, и вместо цифры «6» получилась «7». Они отличаются на один знак. А в следующем сеансе все опять нормально.
– То есть это человек…
– Да. И набирает он шифр вручную, простым телеграфным ключом. При этом он ошибся всего раз за сто с лишним сеансов. И ведет он их уже минимум двенадцать лет. С равными интервалами. В первый раз мы приняли сигнал в январе двадцать первого года. Но наверняка они выходили на связь и раньше. Просто мешали сильные помехи.
– А может, это не шифр? – вдруг спросил Семеныч. – А координаты? Или время? Или запись букв цифрами, а?
– Мы все головы сломали, пока пытались понять, – махнул рукой полковник. – Тыщу раз перебрали все, что можно. Глухо, как в танке.
– А что, если это резервные коды отмены запуска для системы «Мертвая рука»? – предположил Малютин. – И когда они перестанут выходить в эфир, орбитальные бомбардировщики из космоса сотрут с лица земли Америку? Заново.
– Увы, это фантастика, – презрительно поджал губу Токарев. – Том Клэнси. В реальности все проще. Это может быть перекличка тех, кто выжил. А раз никто не отвечает, значит, выжили только они. Чтоб это выяснить, мы туда съездим. Терять нам нечего. И, кстати, радиация… это наш друг, а не враг. Радиация сдерживает поголовье того скота, который кишмя кишит в Первопрестольной.
«Не смеши, дядя. Ты, видно, биологию и экологию в школе не учил. Любой популяции средой заданы жесткие рамки. Миллионы крупных тварей эти пустоши не прокормят. Поэтому их мало. Штук сто на сотню квадратных километров. И главное – разминуться с ними».
Затем майор уселся поудобнее и начал рассказывать про тех, кто приходил к ним, пока они сидели на своем объекте: про грызунов размером с мелкую собаку, про четвероногих тварей, похожих на гибрид пса и тигра, и про существ, которых военные называли упырями. Полковник кивал, иногда добавляя подробности, но чаще ограничиваясь междометиями.
Бывший ученый думал опознать по этим рассказам ночного гостя, но нет… ничего похожего. Все это были животные. Подчас хитрые и опасные, смертоносно быстрые. После укусов их люди часто умирали от стремительно развивающихся инфекций. Но это были всего лишь звери.
Тот, кто смотрел ему в глаза тогда, ночью, на втором этаже, зверем не был. Или был им лишь наполовину.
«А человек «разумный» – насколько разумен?»
– Когда отправляемся? – спросил Малютин, стоило только майору замолчать. Полковник уже едва ли не задремал над своим стаканом.
– А я думал, тебя придется уламывать, – усмехнулся Токарев. – А почему ты, такой любитель задавать вопросы, не спросил, куда мы едем?
– Это я и так знаю. К Вирусологическому центру НИИ микробиологии Министерства обороны.
– Оставьте хоть десять человек, – начал упрашивать староста, когда экспедиция уже собиралась отправиться в поход: водители сидели в кабинах заправленных и готовых к дороге машин, а бойцы заняли свои места в кузовах. – Нас же сожрут, пока вас не будет.
Его страх перед военными улетучился сразу после рассказов про всех этих псов и упырей. Теперь он боялся только того неведомого, которого даже ещё не видел…
– Да что вы как дети малые. – Токарев был непреклонен. – У вас почти полсотни взрослых мужиков. Держите оружие при себе, делайте обходы и отобьетесь. Уплотните население. Одиноких подселите к семьям. Дома на отшибе лучше покинуть. Так легче будет обороняться.
Бывшему преподавателю ОБЖ пришлось смириться. Проводил их он только до железных ворот, перекрывавших подъездную дорогу к поселку. Махнул рукой вслед.
А вот Марина смириться не могла и пошла провожать отряд аж до самого шоссе. Малютин уже собирался сесть в кабину, когда она, игнорируя стоящих рядом бойцов, подошла прямо к нему.
– Зачем тебе это? Откажись. Пошли их на хрен, – громко шептала она.
– Они такому ответу не обрадуются. Да и вообще… мы давно гнием тут одни. А если встретим там… пусть даже не друзей, а просто товарищей по несчастью… тогда нас уже будет три общины.
– С каких это пор тебе есть дело до других людей? – не унималась она. – Или что-то еще тебя туда гонит?
– Еще я хочу победить свой страх.
– А об опасности ты не подумал? Ты меня предаешь, скотина ты этакая.
– Да ладно. Ты обо мне быстро забудешь, – попытался пошутить он. – Но, скорее всего, я вернусь более-менее живым.
– А если я буду умолять, валяться в ногах? – она повысила голос. На них уже оглядывались: кто с усмешкой, кто с удивлением.
Чтоб не устраивать прилюдно комедию и драму, Малютин отвел Марину в сторонку.
– Не поможет.
– А если попытаюсь строить глазки или соблазнить этого солдафона? – она кивнула в сторону майора. – Чтобы поехать с вами.
– Думаю, его не проймет. Не возьмут. Такие, как они, считают, что женщина на корабле – дурной знак.
– Ну и черт с тобой. Умываю руки.
– Как говорил Понтий Пилат, прокуратор Иудеи: «Умывайте руки перед едой». – Николай привлек ее к себе и обнял, и Марина, вопреки ожиданиям, не стала вырываться и отпихивать его, а, наоборот, повисла у него на шее и долго не хотела отпускать. Правда, дыхательные маски обоих не давали им даже просто коснуться щекой щеки.
Затем он повернулся к пэвэошникам.
– Я готов.
И опять поправил воображаемую шляпу Клинта Иствуда на голове.
«Что я, мать вашу, делаю? Куда меня все время несет?»
Моторы всех трех машин уже работали, и едкие выхлопные газы – аромат большого города, от которого он отвык, – щипали нос и горло. Он сел в «УАЗ», на который ему указали, дверь захлопнулась, они тронулись.
Сквозь грязное стекло бывший ученый бросил последний взгляд на шоссе.
Там, на растрескавшемся асфальте, среди луж и грязи стояли какое-то время три силуэта. А потом зашагали прочь, обходя ржавый хлам, в сторону поселка. Двоих бойцов – самых изможденных и старых – полковник все-таки оставил в Мирном.
«Кого я надеюсь встретить? – подумал Николай, откидываясь на жестком сиденье. – Надеюсь ли я вообще на что-то? Или просто хочу узнать, кто или что заставило меня драпать, чуть ли не наделав в штаны?»
Он начал путь с комфортом, в штабном автомобиле, вместе с командирами. Когда-то это была машина РХБЗ, дожившая еще с советских времен до того дня, когда ей представилась возможность исполнить свое предназначение.
– Я никак не могу понять, – произнес Малютин, когда они отъехали уже километров на пять от Мирного. – Мы же с Западом вроде лучшими друзяками были. Броневички закупали, посудину морскую приобрести хотели. У меня есть теория, что это была никакая не война. А спецоперация пришельцев по очищению Земли. Если мы им и помогли, то совсем немного.
– Херня, – отрезал Токарев, как хирург ланцетом. – С такими соседями по планете, как сейчас, никакие пришельцы не нужны. Корея, Вьетнам, Ирак, Югославия… Даже если бы мы начали заварушку, чтоб разнести их первыми… это было бы правильно. Потому что на одной Земле нам с пиндосами не ужиться. Будь моя воля, я бы их еще раз выжег. Из-под земли выкопал, чтоб осиновый кол воткнуть.
– Да ладно тебе, – примиряющим тоном произнес полковник. – Ты, Николай Батькович, не подумай, что Роман у нас злой. Он доброй души человек, каких мало. Только всю семью потерял. Они тем летом как раз в Ленинград поехали. Потерял. Как и я. Как и ты, наверное.
Малютин не стал говорить, что семьи у него практически не было. Отец умер, когда Коле было четыре года. К матери во Владимир он приезжал дважды в год – не реже, не чаще. И тоже особой близости не чувствовал. Своей «ячейки общества» так и не завел…
– А у меня, сынок, злости уже нет. Только боль и желание, чтоб все мы еще немного пожили. Часто во сне лица приходят. Вижу, как наяву: младшую в школу провожаем с женой, старшего – в институт. Но открываю глаза, и… – полковник не договорил, вместо этого постучал пальцами по обшивке.
Малютину показалось, что в уголке глаза старого офицера блеснула слеза, но тот быстро взял себя в руки и сделал вид, что глаза защипало от приступа кашля.