Малютин знал, что все предыдущие передачи сигнала состояли всего из десяти повторов одного набора цифр.
– Запеленговать можешь? – спросил Бунчук. – Нам надо знать место. В идеале – здание!
Из машины был принесен пеленгатор – прибор с наушниками и антенной, явно собранный «на коленке» с одним паяльником – настолько он не походил на оборудование вооруженных сил. Малютин видел такие вещи только на сборах радиолюбителей.
– Засек направление, – наконец выговорил Потап. – Северо-восток.
– Этого достаточно, – произнес Токарев, сверяясь с потрепанной схемой, которую он где-то раздобыл. – Там всего один корпус. Номер шесть. Сейчас мы увидим нашего визави. Карась и Шульц, как вы там смотрели, если ничего не заметили?
Бойцы лишь развели руками.
– Вы все будете наказаны, – сказал Токарев ледяным голосом, и он не шутил. – Но потом. А пока предлагаю дела делать.
Он окинул взором собравшихся. Все набились в тесную левую половину сторожки. На помятых лицах бывших солдат отражалась тревога.
– Осмотрим там всё. Основательно, а не «на отвяжись». Найдем того, кто эти сигналы посылает. А потом поедем назад. С чистой совестью.
Видимо, он заметил испуг в глазах бойцов.
– Да чё вы зассали? Чего нам бояться? Нас почти сорок человек. Тот, кто трезвонит о себе на всю область, вряд ли готовит засаду. Короче, выходим немедленно.
Но Малютин их хорошо понимал. Не людей с автоматами они боялись. Не тех, кто мог пользоваться радиостанцией. А тварей – и привычных, и невиданных, – что бродили снаружи, за периметром. И кто сказал, что ничего подобного не было внутри?
Сам он вроде ничего такого тут, на огороженной территории, не заметил. Но он физически не мог облазить каждую щель и заглянуть в каждый шкаф в порученном ему для осмотра корпусе. Да и остальные бойцы свои здания тоже вряд ли исследовали вплоть до миллиметра.
А еще он подумал, что на секретном, как этот, объекте вполне могли быть помещения, входы в которые были замаскированы от посторонних глаз.
Вскоре они, облачившись в ОЗК, с автоматами в руках (кроме самого Малютина, опять получившего короткоствол) пробирались по внутренней аллейке, мимо памятных знаков, отмечавших вклад кого-то из основателей института. На граните и мраморе мелькали даты: «1959», «1965», «1972».
Под ногами опять хлюпала вода. Отсутствие дренажа, разливы рек и водохранилищ черт знает что делали с ландшафтом. Эта местность должна была скоро стать заболоченной. Малютин в очередной раз поразился тому, как обжитые и густонаселенные окраины столицы без присутствия людей быстро превращались в первобытные леса и топкие трясины.
Выручали их сейчас только бетонная дорожка и непромокаемая одежда.
Отряд миновал несколько корпусов, и Николаю показалось, что он узнает их.
Где он мог видеть их? Ах да. В статье, где рассказывалось про эболу и про лекарство от нее. Статья была из какого-то ведомственного еженедельника, а читал он ее на кафедре. В Интернете ни одной фотографии института не было.
Эта часть Центра была «полузакрытой». Сюда с разрешения руководства могли пройти люди извне – например, корреспонденты проверенной (читай – правительственной) телерадиокомпании.
А вот дальше уже была святая святых. Об этом говорил еще один пропускной пункт, где кроме автоматического шлагбаума была рамка металлодетектора, а может, рентгена, да еще целая батарея камер следила за передвижением машин и людей по территории. То есть следила раньше.
Сюда посторонних не пускали. И даже работников института из другого, открытого сектора – не пускали.
Корпус выглядел очень непримечательно: тот же хрущевский минимализм и борьба с излишествами в архитектуре – то есть серая сугубо функциональная пятиэтажная коробка, даже не обшитая пластиком, – голый железобетон.
Подвал был заперт. В него двое разведчиков так и не сумели попасть. Но вряд ли приемник мог находиться в подвале. А чердак они перетряхнули хорошо.
Однако сигнал шел именно из этой точки.
– Быстрее! – торопил и без того двигающихся почти бегом бойцов Токарев. – Поднажмем!
Сам майор еще как поднажимал – видно было, что он в хорошей форме, несмотря на возраст.
«Корпус № 6» – значилось на здании. А на табличке над входом мелким шрифтом были нанесены какие-то аббревиатуры, которые Малютину, хоть и знакомому с терминологией в научной сфере, да и канцелярской тоже, ни о чем не говорили.
Входная дверь была основательной. Автомобилем такую не вышибешь. И все те же вездесущие камеры над ней. «Хорошо, что давно не работают, а то было бы неуютно», – подумал Николай.
Эту дверь, впрочем, Карась с Шульцем взломать все-таки сумели.
У самого крыльца главного входа застыл «УАЗ-буханка» темно-зеленого цвета, который выглядел так, будто его бросили впопыхах.
Желая проверить свою догадку, Малютин заглянул внутрь.
Как он и предполагал, ключ торчал в замке зажигания.
Водительская дверь была закрыта, но стекло в ней кто-то разбил вдребезги. Пол был завален трухой из разбитых CD-дисков, каких-то ампул и обрывков ткани. На сиденье лежала расстегнутая аптечка, которая выглядела так, будто в ней лихорадочно рылись. Тут же рядом валялся прибор, в котором Малютин сразу узнал прибор химической разведки – он видел на сборах такие, еще советских времен. Этот был новый, но не очень отличался.
Задняя дверь машины была распахнута.
Весь салон был забит черными пакетами. Полиэтилен от времени сморщился, стал ломким. Некоторые пакеты были разорваны. Внутри – все те же папки с бумагами. Прочесть то, что там написано, едва ли было возможно. Дожди свободно захлестывали внутрь фургона уже многие годы.
– За мной! – крикнул Токарев. – Потап, Джигит, держите главный вход. Без команды не стрелять. Нам надо с ним поговорить, а не валить.
Двое бойцов кинулись к центральному входу. Сам майор побежал не к крыльцу, а к другой двери. Неприметной, в торце здания. Она оказалась заперта, и Токарев выхватил пистолет. Это был не «макаров». И не «стечкин». И вообще ни один из знакомых Малютину советско-российских пистолетов.
«“Гюрза”, – вдруг вспомнил Николай и опять похвалил мудрость интернет-форумов. – Также известный, как пистолет конструктора Сердюкова. Странно, что каждый раз, когда стреляешь, мелочь из карманов не пропадает. Хотя Сердюков, конечно, был не тот».
Прогремели два выстрела, пули продырявили металл, как бумагу, возле замочной скважины.
Дверь больше не была для них преградой, хотя потребовался еще удар плечом, чтобы открыть ее.
За ней был темный тамбур, настолько маленький, что в нем с трудом разместились бы два человека, решившие тут покурить.
Из тамбура был всего один проход – на узкую лестничную клетку. Лестница была такой крутой, что приходилось заносить высоко ноги, чуть ли не подпрыгивать при каждом шаге.
Видя впереди удаляющуюся спину майора, Малютин тоже побежал вверх по ступеням, чувствуя, что дыхание начинает сбиваться.
О том, что это место было идеальным для засады, Николай старался не думать: «Жираф… точнее, майор Токарев – большой, ему видней».
В лестничном колодце пахло пылью и чем-то похожим на краску, будто его покрасили в этот тошнотворный болотный цвет вчера, а не двадцать с лишним лет назад. Впрочем, скорее всего, тянуло от бочек, которые стояли внизу. Хотя проверять их он не стал бы, даже будь у него время.
Второй этаж. Железная дверь без обозначений – к этому Малютин уже привык. Но майор пронесся мимо и побежал дальше, а бывший ученый последовал за ним.
Наконец, выщербленные и вышарканные ступени закончились, и отряд оказался на площадке, находившейся на уровне третьего этажа. Выше они подниматься не стали.
Еще одна дверь. Не останавливаясь, майор высадил ее ударом ноги. При этом раздался громкий треск, но треснула не кость человека, а дверное полотно. Малютин еще раз про себя отметил, насколько силен этот немолодой уже человек, который внешне атлетом не выглядел.
Да и бежал майор вверх по лестнице легко, как двадцатипятилетний, хотя остальные бойцы отстали на три пролета, и даже отсюда было слышно, с каким трудом они дышат.
«Вот это подготовка у него, блин».
Перед ними тянулись два узких коридора, выкрашенные зеленой краской. Офицер выбрал левый. Хотя никаких указаний на направление, кроме маленькой пожарной схемы, на их пути не попалось. Да и на ней помещения обозначались только цифрами и аббревиатурами.
Потолок был низкий. Вдоль него, от одного конца коридора к другому, шла толстая металлическая гофрированная труба. Откуда-то тянуло холодным воздухом. Зато стало посвежее.
В первой же комнате, деревянная дверь которой была не заперта, майор остановился перед окном и разразился потоком брани.
– Ушел! Не успели! – Лицо Токарева исказила ярость, стоило ему только переступить через порог. – У-у-у. Падла. Совсем недавно ушел.
Николай зашел следом. Ему вроде бы этого никто не запрещал.
Прибор, в котором Малютин узнал простенький радиопередатчик, явно самодельный, стоял на столе у окна. Телеграфный ключ, который он до этого видел только в фильмах и в музеях, на проводе свешивался со стола. Ничего похожего на микрофон не было. Стул валялся на полу.
Само окно было не разбито, но створка болталась под напором ветра. Запорный механизм был сломан.
Когда майор толкнул створку, она широко распахнулась, и в комнату ворвался свежий воздух. А точнее, неслабый ветер.
Внизу – и оба это одновременно заметили – на бывшей клумбе была примята земля и поломаны кусты. Сомнений не было. Кто-то выпрыгнул здесь. Может, не прямо сейчас, но явно после дождя, иначе все следы бы смыло. Сомневаться в том, что отправитель сообщений и прыгун – один и тот же человек, не приходилось. Вот только поймать его теперь было невозможно. Особенно если он знал эти места.
«Он настолько не захотел с нами столкнуться, что не побоялся ноги переломать», – хотел было сказать Малютин, но, увидев, с какой злобой смотрел по сторонам офицер, решил промолчать.