Твари опять ушли.
«У них все вдохи глубокие. Им нужна постоянная гипервентиляция легких… Наверное, их тканям требуется больше кислорода. Думай. Это только в книжках неведомые твари регенерируют на бегу и не нуждаются в сне и пище. У них должно быть слабое место, обусловленное их анатомией и физиологией. Надо только хорошо подумать… подумать…»
После этого их оставили в покое. Надолго ли?
– Пойдемте в соседнее помещение. Нечего тут торчать…
Полковник был прав. Нечего было их дразнить и провоцировать. Ясно было, что твари здесь не пройдут, а горстка людей – не выйдет. Вот и патовая ситуация. Надо было искать другой выход и уносить скорее ноги.
– Веди, Роман Альбертович, – приказал, а на деле скорее попросил полковник Бунчук, впервые официально назвав помощника по имени отчеству. – Ты же говоришь, что все здесь вчера осмотрел.
– Не хотел панику нагнетать, – произнес майор, как показалось Малютину, с вызовом. – Чтобы мы быстрее свалили отсюда. Не всё осмотрел. Мне хватило краешка, чтобы понять… Смотрите сами.
Только сейчас Малютин осознал, что из распахнутой гермодвери, ведущей из тамбура в чрево убежища, устойчиво тянет аммиачным запахом деревенской выгребной ямы или вокзального туалета.
Но первые бойцы уже входили через нее в огромное помещение, противоположная стена которого терялась во мраке.
Посреди зала стояли ряды того, что Малютин сначала принял за полки или стеллажи – как в супермаркете. Но нет. Это были двухъярусные нары.
– Это помещение для укрываемых, – объявил Токарев. – Оно предназначалось для трехсот-пятисот человек.
Вначале ученому показалось, что на некоторых полках кто-то сидит. Но, приглядевшись, он понял, что это были ворохи одежды: старые пуховики, дубленки, даже штаны и свитеры.
И такие же тряпичные кучи лежали на полу – на первый взгляд без всякого порядка, но при ближайшем рассмотрении – по какой-то системе. Чем ближе к центру зала, тем плотнее. Их было около двадцати.
«Тут их лежбище», – понял Николай.
Лоб его покрывала испарина. От плесени хотелось чихать. Было не так уж холодно, но его бил озноб.
«Неужели кому-то могло быть здесь уютно?»
Малютин огляделся. Справа и слева от него солдаты шли, держа свои «калаши» наготове. У многих магазины были скреплены изолентой по два. С тварями эти парни собирались воевать, как с «духами» в Чечне или Афгане.
Изо рта вырывался пар. Здесь было холоднее, чем наверху.
Огромный подвал, казалось, никогда не закончится. Он располагался под большей частью здания. Но даже его размеры не мешали воздуху здесь быть затхлым и смрадным настолько, что даже у привычного к этому после своих дальних вылазок Николая тошнота подступала к горлу и глаза начинали слезиться.
В воздухе клубился туман, казавшийся густым, как клейстер. Фонарей было явно недостаточно. Даже идущего в трех шагах человека было трудно разглядеть.
– Попробуйте врубить генератор, – приказал полковник. – Вдруг еще фурычит.
Несколько человек кинулись в генераторный отсек, который нашелся за ближайшей дверью. Там же была и фильтровентиляционная камера.
Через минуту лампы мигнули и зажглись. Не все, но больше половины.
Темнота сразу отступила, затаившись только в самых дальних углах.
Маленький отряд двинулся вперед. Полковник, окончательно стряхнувший с себя апатию, овладевшую им наверху, отдавал команды больше жестами, чем словами, – взмахами руки. Но все его понимали. Ступали легко, так что в тишине было хорошо слышно, как где-то капает вода.
Вдоль стен и по потолку змеились трубы разных цветов. Некоторые проржавели до трухи, другие были абсолютно целые. В некоторых местах на стенах и трубах Малютин заметил странный мох, который был не зеленого цвета, а серого. Он казался засохшим, но только на первый взгляд. Скорее всего, он был живым и рос. В тех местах на полу, где скапливалось много влаги, попадались колонии грибов, похожих на amanita phalloides, известную большинству как бледная поганка.
Все вместе это вызывало у Малютина всего одну ассоциацию. Первобытная пещера.
Токарев держался чуть в стороне от всех. Когда он остался без своей свиты, его ореол альфа-самца потускнел. При нем теперь находился только Юрий, который вроде бы был не только слесарем, но и сапером. Они обменялись парой фраз. У обоих, как заметил Малютин, были рюкзаки, тогда как большинство свои вещи забрать в суматохе не успели.
Остальные подчинялись Токареву только с оглядкой на полковника. По сигналу майора пять человек – другие, не те, которые обследовали генератор, – отделились и осмотрели небольшой отсек, скрывавшийся за незапертой стальной дверью – в противоположной стороне от тамбура, из которого они попали в убежище.
Малютин был бы рад пойти с ними, потому что на табличке значилось «Медицинская комната».
Но они вернулись очень скоро, мотая головами.
По их словам, ничего полезного там не было. Только битое стекло, пустые блистеры и склянки, а также ржавые приспособления вроде стетоскопов и скальпелей.
Когда тьма отхлынула, Малютин увидел грязные, покрытые потеками воды стены с частично обвалившейся штукатуркой и краской, из-под которой проступали голые кирпичи и бетон. Но кроме потеков, вызванных, очевидно, грунтовыми водами, там было что-то еще.
Линии. Нетвердые, кривые, змеящиеся. Нанесенные куском угля, а может жирного мыла, который кто-то держал нетвердой рукой. В нескольких местах линии сливались во что-то узнаваемое, похожее на круг, квадрат и короткие штрихи, в которых Малютин, приглядевшись, увидел солнце, домик и силуэт человека.
«Чушь собачья! Всего лишь трещины на штукатурке и…»
Малютин не успел это обдумать, потому что лампы внезапно погасли. Снова стало темно.
– Его не оживить, – покачал головой майор. – Там не солярка уже в баке, а вода.
В наступившем мраке Николай чуть не споткнулся о детский велосипед, тревожно звякнувший. Перешагнул триммер для стрижки лужаек. Шедший поблизости Воробьев случайно пнул старый чайник, который покатился по полу с грохотом, заставившим кого-то из бойцов выстрелить в потолок из автомата. Хорошо хоть одиночным. Эхо еще долго рокотало в зале, и заглушил его только мат самого сержанта.
Внезапно с шипением зажглась яркая звездочка.
Помещение осветилось красным огнем. Это полковник зажег фальшфейер.
Все вокруг ржавело, гнило и распадалось. Кучей лежали глянцевые журналы о машинах, моде и кинозвездах.
Тут же валялся распахнутый атташе-кейс. Раскрытый ноутбук с покрытым паутиной трещин экраном. Дохлой змеей свернулась сдутая велосипедная камера.
Игрушечный самосвал подвернулся кому-то под ногу…
Джезва… Подвесной шкафчик. В нем – нераспечатанный набор ножниц и грязная крышка от кастрюли или сковороды.
Большая кукла с оторванной головой. Рядом другая с вырванными глазами, изжеванная, будто ее грызла акула.
Тут же громоздилась большая пачка газет с портретом какого-то кандидата на выборах, которые прошли за пару лет до войны. Вроде бы он обещал бороться с коррупцией.
Взгляд Малютина невольно притянула к себе горка банкнот. Они были в упаковках по сто штук – крупные купюры и совсем не рубли. Размокшие и скукожившиеся – вряд ли такие приняли бы в банке… «Хотя часть – вполне могли бы…» Впрочем, он тут же посмеялся над собой за этот инстинктивный порыв.
Смех пропал, когда он увидел другой артефакт. В нем было что-то странное, притягивающее взгляд.
Малютин коснулся его так, будто он был сделан пришельцами из других миров.
На рукоятку, сделанную из обычной скалки, был надет футбольный мяч. Против воли ученый протянул руку и ухватился за нее. Потряс предмет.
Внутри перекатывались то ли камешки, то ли шарики от подшипника. Эта штука, легкая и пустотелая, напоминала погремушку. Прошло долгих три секунды, прежде чем он отбросил ее и отдернул руку. А после оглянулся в надежде убедиться, что никто из военных не видел его ребячества. Потом тщательно вытер руку тряпкой, смоченной в капающей с потолка воде.
Они шли, а вокруг них кучи тряпья и завалы хлама на полу образовывали странные концентрические круги почти правильной формы. Словно психически больные люди взялись воссоздать в этом подвале Стоунхендж.
От этих кругов шло несколько нитей, сходившихся в центре зала.
Там, под потолком, висело нечто, сначала показавшееся Малютину манекеном из магазина одежды. Веревка была перекинута через широкую трубу.
Дышать было трудновато, но какая-то вентиляция здесь явно была. И, поскольку фильтровентиляционная камера давно не работала, проветривание шло, похоже, естественным путем. Откуда-то тянуло свежей струей прохладного воздуха, который Малютин вдохнул почти с наслаждением. Он предчувствовал, что пребывание в этом месте может затянуться. И этот воздух, пусть даже радиоактивный, был для них символом недосягаемой теперь свободы.
– Тут должен быть запасной выход, – заговорил Токарев. – Думаю, он открыт и именно оттуда тянет… Но я до него не дошел.
Многие предметы вокруг могли быть в чьих-то руках опасными.
Разделочный топор. Пожарный багор. Кухонный нож. Обрезок водопроводной трубы.
Впрочем, твари обходились без них. Их оружие было всегда с ними.
Среди хлама на полу огромной комнаты помимо колюще-режущих предметов попадалось и огнестрельное оружие. Но почти все оно было в ужасном состоянии и вряд ли могло стрелять. Малютин увидел ржавое помповое ружье, заросшее грязью настолько, что он сначала принял его за игрушечное. Рядом лежал настоящий автомат Калашникова, наполовину утонувший в луже, тоже сильно заржавевший и с погнутым стволом. Обходя ряды нар, они с разных сторон приближались к повешенному. В том, что это был не манекен, Малютин убедился, когда увидел, как натянулась под массой висящего веревка.
Человек этот был явно не из людей полковника и не из жителей Мирного. Это лицо с давно не стриженной бородой было Малютину незнакомо. Вначале Николаю показалось, что тело было голым, но потом он заметил спортивные штаны и выцветшую майку, разорванные и прилипшие к телу. Все это было располосовано, так что было неясно, где заканчивается рваная одежда, и начинаются лоскуты разодранной кожи. Веревка глубоко врезалась в плоть мертвеца. Руки и ноги его распухли и стали синими. А веревка при ближайшем рассмотрении оказалась железным тросом. Там, где он врезался в кожу, та лопнула как бумага.