Между тем у него из головы всё не шли те рисунки на стене.
«Неужели они держали в плену еще и детей?» – подумал Малютин, но сразу же отмел эту мысль как бредовую. И догадался, что на самом деле все гораздо страшнее.
«Они сами могли… Они сами были… до того, как стали… совсем такими».
Тогда все вставало на свои места. Это были рисунки тех, кто по всем признакам должны были быть неразумными животными. Но им хватало ума использовать подручные предметы как таран и чертить на стенах им одним ведомые знаки. Рисунки были сделаны до того, как их разум окончательно погрузился в пучину дикости.
С этими новыми данными ситуация выглядела еще безнадежнее.
А он ведь не рассказал отряду про то, что нашел в туннеле заскорузлый и рассыпающийся от тления пиджак. Во внутреннем кармане которого кое-что лежало.
Внешний «винчестер» в пластиковом боксе. С надписью красным маркером вдоль бока: «Отчеты южной группы». Но ученый сомневался, что ему удастся добраться хоть до какого-то компьютера и подсоединить к нему эту штуку USB-шнуром.
Он усадил Машу на ящик, который принес из наваленной монстрами кучи хлама, а еще дал ей найденное там же одеяло из синтетики, которое казалось сухим, хотя и было покрыто бурыми пятнами и порвано в нескольких местах.
Никто из солдат ни слова не сказал про самоуправство, хотя они уже отошли от шока, вызванного атакой и бойней. Чувствуя, что после отстранения майора от власти и после его собственных решительных действий он приобретает авторитет, Малютин старался вести себя соответственно.
Он немного разбирался в психологии и знал, что с людьми определенного типа – будь то уличные хулиганы или люди, имеющие отношение к власти, – лучше вести себя так, будто у тебя есть непоколебимая уверенность в себе. Даже если ее нет. И тогда это убеждение может передаться им.
– Посиди тут немного. Найдем еды и воды. И твоему братцу тоже.
– Николай! Малютин, – услышал он голос полковника. – Есть разговор.
Он повернулся, ожидая каких-то неприятных замечаний, но по лицу Бунчука понял, что тот не собирается его в чем-либо обвинять, а наоборот, нуждается в его помощи. Изможденное лицо немолодого офицера выражало тревогу и усталость.
– Что будем делать?
Они уселись на деревянные ящики, в которых раньше хранились противогазы. Несколько бойцов, включая Воробьева, сели рядом. Токарев демонстративно не стал к ним подходить, а продолжал ходить из стороны в сторону, делая широкие, как у журавля, шаги.
«Чудны дела твои, Господи».
Малютин с удивлением наблюдал за изменением своего статуса. Еще недавно он был пленником, чуть ли не смертником. И вот уже стал своим и почти равным. Конечно, общая беда сближает. Был даже популяризованный Киплингом миф о том, что в засуху хищники и травоядные соблюдают «перемирие».
Да, Николай рассказал о том, как спасся, не уточнив, что побывал в лаборатории и увидел там много интересного. Рассказал, как прикончил тварь. Все это вкупе с его предыдущими заслугами и аурой колдуна-шамана в глазах этих не очень образованных людей сработало как магнит, и роль неформального лидера, похоже, перешла к нему.
При столкновении с неведомым они, как дети, не хотели оставаться одни. И вот уже его спрашивают, что делать, – как «взрослого», человека от науки, чье слово имеет вес. Хоть он и не был академиком – только кандидатскую защитил…
А ему теперь шили лавры первого ксенобиолога, зоопсихолога и патентованного борца против нечисти.
«Ну шо, не будем их разочаровывать. Как там говорил Остап Бендер… черт, не помню, как говорил. Ну да ладно».
– План простой, как два пальца. Дождаться утра и идти на прорыв.
– И где, интересно? – Токарев остановился рядом с ним.
– В дверь, через которую мы сюда попали. Я видел лопаты, кирку, ломы. Можно отвлечь их шумом, будто мы пытаемся прокопаться через завал до эвакуационного выхода. Если я правильно понимаю их мышление, они съедят эту наживку и соберутся ждать нас там.
– А если не съедят наживку?
– Тогда съедят нас. Но никто вам сейчас не даст никаких гарантий, вы не в банке. Главный выход, может, и останутся сторожить несколько… существ. Но с ними мы сможем разобраться. И бегом к грузовикам…
– Точно! Молоток ты. Так и сделаем! – Его идеи приветствовали так громко, что Малютин мог только порадоваться, что твари не понимают речи.
В этом он был уверен.
– Прежде чем пойдем на это, – снова заговорил полковник, жестом требуя от всех внимания, – надо узнать, с кем мы вообще имеем дело. Сейчас притащим их «двухсотого» из того коридора. А ты его вскроешь. Чтоб все было по науке. Инструмент, – он поставил ударение на звук «У». – Инструмент тут имеется. Хочу, чтобы все поняли, что это не призраки, мать их за ногу. Что у них есть слабые места. Что их можно того… убить, как ты одного замочил.
Малютин не был бы собой, если не успел бы об этом рассказать, даже чуть приукрасив. Оказалось, что он едва ли не единственный, кто мог этим похвастаться. Остальные в суматохе внезапного нападения, может, и попадали в кого, но не видели наверняка, чтобы твари падали и умирали.
Не то чтобы Николая так уж радовала перспектива стать первым на Земле ксенопатологоанатомом. Но взялся за гуж – не говори, что не муж.
– Ну что, пацаны, пойдемте. Хорошо, что вы ничего не жрали, а то с обедом пришлось бы расстаться.
И в сопровождении троих из людей полковника Малютин пошел в злополучный замурованный коридор, жалея, что не успел поставить в нос затычки из ваты.
– Возьмите носилки, – бросил он им.
Тело лежало на единственном в медицинском отсеке столе. Было оно синюшное, дряблое и совсем, казалось, не страшное. Если не смотреть в «лицо» и на пальцы – его можно было принять за человека.
– Никто не хочет мне ассистировать? Ну, тогда хотя бы инструменты подайте. Спасибо!
Скальпель, разделочный нож, туристический топорик и обычная ножовка – вот и весь инвентарь, который он сумел найти.
«Жаль, что нет диктофона и нельзя сохранить это для истории», – подумал Малютин, чувствуя волнение, когда натягивал перчатки.
По его сигналу брезент отдернули, и ученый невольно встретился с широко распахнутыми глазами мертвого монстра.
Естественно, Николаю было не по себе, но вида он не подал.
– Итак, начнем, – голос ученого звучал уверенно и гулко раздавался эхом в подземелье с голыми стенами. – Уже сейчас ясно, что смерть наступила полтора-три дня назад, судя по тому, что трупное окоченение уже прошло и мышцы расслаблены. Нет оснований думать, что мускулатура устроена принципиально иначе, чем у нас. А вот трупных пятен не заметно. Возможно, их просто не видно через кожу.
Он взял со столика радиометр «Белла».
– Радиационный фон превышен незначительно. А поскольку никто из присутствующих, как я понимаю, не собирается доживать до шестидесяти или заводить детей – на это можно не обращать внимания.
Он убрал рентгенометр от трупа, вытер тряпкой и отдал дозиметристу Паше. Тот скривился, но прибор принял.
– Весит субъект… объект – на глазок – примерно сто двадцать килограммов. С… кхм… недостающими частями весил бы все сто тридцать. При этом жировой ткани практически не наблюдается. Эпителий имеет жесткую волокнистую структуру…
Малютин демонстративно ткнул скальпелем в серую кожу на животе твари.
Все увидели, что ему понадобилось приложить усилия, чтобы «кожа» расступилась. А человеческая лопнула бы от простого нажима инструмента.
Потекла фибринолизная или кадаверная – проще говоря, трупная – кровь.
Кожные покровы мутанта были очень прочными, а кости – ребра в частности – и вовсе заставили ученого попотеть, когда он работал топориком. В буквальном смысле попотеть – несмотря на гуляющие здесь сквозняки.
Клубок внутренностей плюхнулся в эмалированный таз. Органы брюшной полости он разделять не стал – они вроде бы ничем особенным не выделялись.
– Сердце подержите, – обратился он к кому-то, кто слишком близко подошел к нему сзади и уже практически дышал в ухо.
Настырный зритель сразу отскочил.
Не дождавшись ответа, ученый бросил орган в тазик.
– Что примечательно, так это его размер. Хотя это немудрено – раз нужно снабжать кровью такую мускулатуру… Так, в тканях присутствуют первичные признаки разложения… Примерно в таком же объеме, как должны быть у homo vulgaris. Ага!
Он искал нечто подобное – то, что окончательно подтвердило бы его догадку и сняло все вопросы. Например, шов от аппендицита. Или татуировки. Но вместо этого на левом плече трупа нашел странную штуку, похожую на оспину. Она была закрыта наростом, но от взгляда биолога не ускользнула. Новая «псевдокожа» затянула этот след, как жемчужина закрывает песчинку слоями перламутра. Но не скрыла.
Это был след от прививки БЦЖ, которую ставили всем детям, родившимся в бывшем СССР. Против туберкулеза.
– Кто бы это ни был, родился он человеком. И был им – по крайней мере, лет до семи. Далее, субъект является самкой, либо половой член по каким-то причинам атрофировался. Но первое – более вероятно. Никаких вторичных половых признаков тоже не наблюдается. Волосяной покров отсутствует. Расовый тип определить невозможно. Черты лица… определяются словосочетанием «редкое страховидло». Что еще можно сказать? У существа была отличная регенерация тканей. Даже беглого взгляда хватает, чтоб увидеть следы от заживших ран. Кожа на них более грубая. Что это – порезы, укусы? – теперь уже никто не скажет. – Малютин указал скальпелем на несколько точек на теле мутанта: на груди и на левом боку.
– Но вот эти следы могут быть только следами от мелкой дроби. Да-да! В него… в нее… уже стреляли люди и не смогли убить. Где они сами – думаю, вопрос риторический.
Малютин сам себе удивлялся. В грязном бомбоубежище, в окружении чудом выживших людей, он вещал, как в университетской аудитории на какой-нибудь научной конференции.
– От чего же наступила смерть? А смерть наступила вследствие травматической ампутации левой руки и последующей кровопотери. – Он раскрыл мешок и достал из него тяжелую конечность, кисть которой скрюченными пальцами напоминала птичью лапу. – Учтем это: артериальное кровотечение для них так же опасно, как для людей. И, естественно, его-её не ели, как я вначале подумал. Просто притащили сюда в таком виде, в каком нашли. Думаю, это – результат встречи с каким-нибудь агрессивным хищником. А то, что они чтут мертвых, о многом говорит.