– Ну, если не говорил, значит, подумал. Я по твоей роже все вижу. Что ты имеешь против России, сволочь?
– Я ничего не имею конкретно против России, – сказал Малютин. – Только против человечества в целом.
И тут же пожалел. Этот человек не воспринимал сейчас ни сарказма, ни иронии.
Пистолет рявкнул, пуля отбила от стены кусок краски и проделала там дыру размером с железный рубль. К счастью, межкомнатная перегородка была деревянной. Малютин успел уже проститься с жизнью и теперь медленно возвращался к ней, чувствуя, что еще пара таких фокусов – и сердце не выдержит.
– Молчать! Я пристрелю тебя, как шавку. А твой труп скормлю этим тварям. Раз уж ты с ними целоваться готов. Вонючий сраный Запад… этот заповедник для дебилов и извращенцев. Как хорошо, что все там накрылось медным тазом. Но и в нашу страну метастазы успели проникнуть. Выросло поколение дегенератов, – продолжал офицер, – которые, кроме компутера и кока-колы, ничего не знали. Которые ни дружбы, ни службы… ничего! Я тебя на десять лет старше. И мы были совсем другие. Мы в футбол на пустыре играли. И дрались двор на двор. За честь, за понятия. Я всю жизнь лямку тянул по гарнизонам, рос без отца, на рабочей окраине… улица воспитывала. Но ведь воспитала же! Человеком. А вы… инфантильные, гламурные твари… вы же говно собачье. Плюнь – и упадете. Вечно ноете, вечно плачете, что вам чего-то не додали. Пальчик боитесь порезать. Гвоздя не умеете забить! И вот такие бабы в штанах, такие сопляки паркетные меня вечно обходят на поворотах. Подсиживают, подкапываются под меня и хапают себе то, что я заслужил. Пока вы по кафе сидели и на митинги ходили… я за таких грязь месил. Я кровь проливал, сука. Ты понял, нет?.. А мои товарищи, мля… в танках горели… в цинках домой возвращались. Потом в конторе меня поставили на сверхважный участок работы. Смотреть за этой шарагой, за очкастыми придурками, каждый второй из которых – предатель. Но я старался! «Майор Туляков», блин. Потому что кто-то должен делать грязную работу, чтобы такие дебилы, как ты, могли спокойно по клубам шастать. И если бы мы довели дело до конца, никто бы на нас не рыпнулся! Ни одна сука! Но подвели уроды в штабах. Все развалили. Все предали…
Токарев издал звук, похожий на сдавленный всхлип.
Малютин был в ступоре: «Какие, на хрен, товарищи? Кого предали? О чем он вообще плетет и зачем? – И вдруг он понял – и ужаснулся. – Эмоциональная накрутка. Психологически даже гопнику трудно ударить прохожего сразу, без перехода. Надо сначала войти в контакт, спросить закурить. Если речь идет о мирной обстановке, то вооруженному человеку, даже грабителю и убийце, – если, конечно, а он не псих и не профессиональный киллер – трудно выстрелить незнакомому человеку в лицо без должной раскачки, без своеобразной прелюдии».
Это значило, что майор не до конца еще оскотинился. Не мог он с ходу застрелить того, с кем делил общие трудности и делал общее дело. Сначала ему непременно надо было приписать ученому выдуманные грехи и пороки.
«Значит, ты слаб, – подумал Малютин. – И даже сейчас не можешь обойтись без оправданий».
Хотя он понимал, что это вряд ли его уже спасет. Малютин сжался. Видимо, собеседник – и будущий палач – принял это движение за проявление страха и отчаяния. Но в глубине души – там, куда Николай раньше прятался от людей и проблем, как в шкаф, – в этом темном углу ученый был собран и спокоен. Он принял решение: продать жизнь хотя бы с мизерным шансом на успех.
– У-у-у-у, – вдруг завыл Токарев. – Твари, гниды, проститутки…
Малютин обернулся. И увидел, что офицер не смотрит на него, а отчаянно трет виски. Глаза Токарева покраснели и заслезились.
Продолжая материть весь белый свет, майор подошел к двери и рывком распахнул ее, направив пистолет на дверной проем.
Никого.
– Где вы, трусливые ублюдки? Все-таки привел их… Иуда. Ничего, и до тебя очередь дойдет. Очередь из «калаша».
Он повернулся к Малютину, став спиной к дверному проему.
«Сейчас или никогда».
– Берегись, сзади! – крикнул ученый. Взгляд его окаменел, глаза расширились, как бывает от сильного страха. Николай смотрел куда-то за спину майора, поверх его плеча.
Это был дешевый трюк, на который тот, если бы был чуть спокойнее, никогда бы не купился.
Но Токарев был не в себе. И он повернул голову, убрав палец со спускового крючка. Этого было достаточно.
В ту же секунду Малютин бросился на него.
Он хотел выбить оружие из руки майора, но тот в последний момент уклонился, и все, что Николаю удалось – это вытолкнуть его в коридор.
Секунду тот стоял и смотрел на ученого, а потом засмеялся, как помешанный.
– Так дерутся только бабы… предатель. Сукина тварь. Сдохни…
Его рука, в которой он так и держал пистолет, начала подниматься. И в этот момент что-то черное схватило его за горло. Глаза Токарева полезли из орбит, он забился, как попавший в капкан зверь.
Рукой с пистолетом он ткнул куда-то в сторону. Один за другим прозвучали три выстрела. Затем что-то хрустнуло, и бывший офицер с дико выпученными глазами и лицом, перекошенным от страха, начал сползать на пол.
– Так дерутся… только бабы, – повторил «серый», с трудом протискиваясь через дверной проем.
Он вошел и сразу заполнил собой половину комнаты. Голос его звучал глухо, как из бочки. Как голос, пропущенный через программу.
– Предатель. Сукина тварь.
Он говорил без эмоций, и чувствовалось, что он понимает сказанное не лучше, чем попугай.
У него текла кровь сразу из нескольких ран – темная и какая-то неоднородная, со сгустками.
Мутант толкнул ногой распростертое тело офицера – то ли случайно, то ли убирая его с дороги. Труп отлетел, будто не весил ничего. Малютин понял, что ни радости, ни жалости – ничего не чувствует по этому поводу. Да, он помог монстру убить человека. Но никаких сожалений не испытывал. То же самое он ощущал, когда убил одного из «серых», разбив тому голову огнетушителем.
Великан, несмотря на раны, твердо стоял на ногах. К его устрашающей морде невозможно было привыкнуть. В ней было что-то от насекомого. Глаза, похожие на шарики из черного мрамора или на наполненные нефтью пузыри, – ни зрачка, ни радужки – уставились на Малютина.
Ученый встретился взглядом с этим существом… и на него свалилась, как наковальня в мультфильме, такая тяжесть, что он чуть не упал там же, где стоял.
Станислав Лем говорил, что телепатии не существует и что она невозможна. Иначе эволюция давно пришла бы к этому. Зачем птицам кричать, оповещая сородичей, зачем волку вынюхивать добычу, если можно просто прочесть ее мысли?
Но как можно было объяснить то, что Николай увидел там? От этой концентрированной боли его скрутило, ему вывернуло наизнанку душу и разум. Он представил, каково это, и впервые понял, что бывает судьба хуже, много хуже, чем та, что досталась ему самому. Где-то там, в теле этого создания, жил, словно пленник в темнице, человеческий ребенок. Жил, не имея ни одной общей клетки, ни одного общего гена с собой прежним.
– Много таких, как ты? – спросил ученый наконец.
«Один. Остальные… животные».
– Мне это знакомо.
Потом существо вдруг протянуло ему листок, помятый и поблекший от времени. Это была глянцевая обложка журнала о путешествиях. На ней был пейзаж, в котором Малютин узнал Африку, какой ее обычно изображали в туристических буклетах. Какой-то национальный парк или заповедник, не иначе: синее небо, яркая зелень, огромный шар солнца, и звери, которых, видимо, приманили специально для удачной фотографии. А может, вставили в «фотошопе».
Рядом с названием журнала мелкими буквами был указан код ISSN – книжный индекс, показавшийся Малютину странно знакомым.
«Ах да. 0321–0669. Тот самый таинственный код, который мы получили по радио морзянкой. Неужели у этого страшилы хватило ума понять азбуку Морзе? – не мог поверить Николай. – Я сам так и не сумел, хотя увлекался одно время радиоделом – примерно как языком эсперанто и ландшафтным дизайном».
«Как попасть туда? – внезапно почувствовал ученый «голос» своего жутковатого собеседника. – Как?»
«Голос» этот будто шел напрямую от разума к разуму.
– Невозможно туда попасть, – ответил Малютин так, словно перед ним был человек. Но в глаза, похожие на ямы с черной жижей, он все же старался не смотреть. – А даже если можно… это ничего не даст, пойми. Так везде. Как здесь – сейчас повсюду.
Несколько десятков секунд они просто стояли друг напротив друга – человек и монстр, монстр и человек. Морда… лицо этого создания не могло выражать эмоций, но человек все понял и так. Николай подумал, что у людей больше нет монополии на боль от того, что разбиваются их мечты, сталкиваясь с реальностью.
Потом Малютин услышал:
«Уходи. Другие придут».
Когда Николай уже собирался идти тем же путем, каким он сюда попал, существо «окликнуло» его.
«Есть другой путь. Безопаснее».
– Подожди. Тут есть кое-что, что мне нужно, – вдруг вспомнил Малютин.
Надо было забрать из комнаты несколько вещей. Прежде всего, одну из винтовок, пистолет и кое-что из аптечки майора. Чудовище смотрело на него настороженно, но не враждебно. Оно терпеливо ожидало. А когда биолог закончил сборы, просто вышло из комнаты, и двинулось вперед по коридору, указывая путь, как мрачный проводник загробного мира. И человек пошел за ним по лестнице в подвал административного корпуса, слепо доверяя тому, кого еще недавно посчитал бы воплощением всех своих кошмаров.
Глава 14Воскресенье, вечер
В противогазе и химзащите на велосипеде ехать тяжело. Особенно когда ветер норовит повалить тебя и дождь уже не накрапывает, а льет вовсю. А дорога под ногами то и дело превращается в сплошные ухабы и колдобины, да еще на пути из темноты постоянно возникают ржавеющие на вечной стоянке автомобили.
Малютину почему-то вспомнились черно-белые фотографии времен Первой мировой войны. Тогда солдаты, оснащенные велосипедами, назывались «Самокатными частями». И в старинных противогазах выглядели они примерно так же, как он сейчас.