Теперь он мог вытащить затычки из ушей. Тут же его накрыло звуками – стонами людей, шумом ветра. А еще – далеким ревом.
Он увидел, как одинокая фигура – огромная, гротескная – шатаясь, идет к ним.
Это был Большеголовый, скулящий, как пес. Подойдя к трупам последних убитых сородичей, он тяжело опустился на землю.
С большим трудом Малютину удалось убедить людей не бояться его. А чуть позже, когда все успокоились, он с трудом убедил их не убивать мутанта.
– Он хороший. Он спас нас всех и не один раз.
Марину он нашел в камерах лаборатории. Маша была там же. Обе уже успели проститься с жизнью.
А вот Воробьев погиб. Он был жив к тому моменту, когда распахнулись двери камер-клеток, но спасти его не удалось. Сержант оказался прав в своих мрачных предчувствиях. Твари – а точнее, Вождь – вкололи ему полный шприц культуры мутагена. Но никакого преобразования, конечно, не получилось. Мужчина просто сгорел, словно от лучевой болезни, покрывшись множеством волдырей.
«Псы» вскоре ушли обратно – в чащобу. На месте битвы осталось пять дочиста обглоданных скелетов четвероногих и десять или двенадцать – двуногих.
Оставалось закончить одно дело. И Малютин не мог перепоручить его никому другому. Странно, но после всей этой эквилибристики, достойной Брюса Ли, и стрельбы, сделавшей бы честь героям Брюса Уиллиса, Николай совсем не чувствовал себя уставшим.
Да и раны быстро перестали кровоточить.
Грузовики военных стояли нетронутые – там же, где были оставлены. Жители Мирного, измученные сначала долгим пешим переходом, когда их гнали перед собой, подбадривая воплями двужильные твари, а после – пленом, сами не смогли бы пройти и километр. Люди набились в «Уралы», как селедки в бочки. С трудом нашли тех, что смогли сесть за руль, и тех, кто помнил дорогу.
– Когда доберетесь до Мирного, – инструктировал их Малютин, – заприте все двери, возьмите все оружие и держите круговую оборону. Перенесите все вещи в Клуб. И пусть всегда бодрствуют хотя бы десять человек.
– А ты? – спросили староста и Марина в один голос.
– Должен закончить одно дело. Надо тут прибраться. Не бойтесь, я вернусь.
Ученый внимательно посмотрел на женщину. В ее глазах читалась благодарность за спасение, но была там и отстраненность. Будто та искра, которая вспыхнула между ними в поселке, погасла без следа. Может, дело было в том, что ей рассказали, как он почти в одиночку истребил всех тварей. И ее это напугало, а не восхитило. Особенно после того, как она его увидела.
«Совсем не так это выглядит в книжках про рыцарей в сверкающих доспехах. Какого черта она смотрит на меня так, будто я… Что? Или кто?»
И все равно он решил, что подойдет к ней, когда вернется в поселок. И попытается навести мосты снова. Она по-прежнему ему нравилась, хотя после всего пережитого Николай не знал, сможет ли хоть когда-то уснуть и проспать всю ночь без кошмаров.
Любой готов разделить с кем-то радость. А вот разделить чужое горе и муки – желающих обычно мало…
После того как грузовики скрылись за пеленой надвигающегося тумана, Малютин подошел к Большеголовому, который сидел у стены и грыз руку.
Люди тоже так делают – когда хотят превратить душевную боль в физическую.
И когда мутант посмотрел на Малютина, тот внезапно увидел все. Без всякой телепатии.
Николай представил себе, как их создали. Какие муки они вытерпели в роли подопытных кроликов. И как они жили после войны. Представил, как среди них, практически диких животных, появилось одно разумное животное… точнее два, но с разными принципами. Как стая голодала и почти истощила кормовую базу. Как они нападали на деревни и тех, кто имел несчастье проходить мимо. Как в голодные годы они практиковали каннибализм.
Наверное, если бы у них было больше времени, они могли бы построить новый мир. Не хуже и не лучше людского, но другой. Но этого не случится. Мутаген превратил их в «йети», но не сделал отдельным биологическим видом. В отличие от летающих ящеров или «псов», которые могли иметь потомство.
Они, «йети» – не переходная ступень, а тупиковая ветвь. Их половые клетки не подвергались трансформации, а гибриды не могут иметь детей. Следовательно, их вид был изначально обречен. Все, что они могли, – это пытаться повторить процедуру, с помощью которой были созданы сами. Примерно так аборигены с островов Полинезии делали «самолеты» и «аэродромы» из соломы, увидев, как белым авиация привозит ценные грузы.
«Серые» пытались переливать свою кровь с помощью шприца. Но вирус давно потерял свою силу. И слава богу.
Глядя на сгорбленную фигуру чудовища, Малютин присел рядом с ним. И неожиданно почувствовал острую жалость. Он видел многих сильных и стойких людей, которые не смогли жить после гибели цивилизации. Наоборот, способность жить с этим, жить после этого – выдавала в человеке какой-то изъян и надлом, какую-то болезненную червоточину.
И этот разумный «йети» тоже, как оказалось, был подвержен этому эффекту. Как ни противны ему были его дикие сородичи, а все-таки это был его коллектив. Его маленькая цивилизация.
И все-таки ученый не мог торчать рядом с ним долго. Чуть ли не пинками он заставил Большеголового отойти от здания. А сам пошел в административный корпус. Он хотел забрать вещи Токарева, среди которых было достаточно пластиковых… точнее, пластичных взрывчатых веществ, чтобы взорвать все корпуса института. А ему был нужен только один корпус. За те годы, что он сидел без дела, он много прочитал про разные типы взрывчатых веществ и про способы их закладки. Конечно, теория без практики мертва, но это лучше, чем ничего.
За час он разложил взрывчатку, которую успел приготовить майор, в точках, отмеченных тем на плане здания. Несущие стены, опоры, колонны… или как их там. Вставил детонаторы. На то, чтобы разобраться со всем этим и с машинкой для подрыва, ушел еще час. Все-таки Николай был отнюдь не подрывник. Естественно, как и у любого сапера, ошибка стоила бы ему жизни.
Все это время Большеголовый сидел на земле, как статуя, как древний каменный идол. Какие мысли носились в его голове?
«Ухожу», – вдруг услышал Малютин, словно до него долетел порыв ветра.
Наверное, «серый» не желал оставаться рядом с НИИ, где все пропиталось злом и смертью. Что ж, его можно было понять.
А Малютин думал только о том, заработает ли его система, – и потерял мутанта из виду.
Ученый нажал на красную кнопку, и по первому этажу здания пробежала череда взрывов, а потом строение осело в клубах пыли. И только тогда Николай понял, что на том месте, где сидел Большеголовый, никого уже не было. Зато осталась цепочка следов, которые вели туда, где было крыльцо запасного выхода.
Великан убил себя чужими руками, но вряд ли он думал о таких условностях. А вот Малютин чувствовал стыд и боль, хотя понимал, что ни в чем не виноват.
Глядя, как догорают последние огни над развалинами лаборатории, Малютин думал об одной вещи. О том, что измененные, генетически неправильные существа всегда жили среди людей.
И не только те, чьи уродства или странности были на виду.
Он размышлял о том, сколько представителей человечества изначально были химерами? Сколько было людей, которые поглотили в процессе своего развития своего брата или сестру? Иногда при этом рождались чудовища, как китайский ребенок, у которого недоразвитый брат рос прямо из спины, словно Чужой. Как Сиамские близнецы, которых можно было даже разделить. А еще был «техасский ребенок» – живое воплощение политкорректности. Правая половина была девочкой мулаткой, а левая мальчиком-негром.
Чем-то подобным, скорее всего, был и маньяк Чикатило, как показали его прижизненные анализы. Возможно, именно эта разорванность надвое – происхождение от двух разных организмов – сделала его тем, чем он был.
«Нет, все это пустые околонаучные спекуляции», – пытался отогнать от себя эти мысли Николай и снова переключился на «серых».
Эти существа были похожи на приматов с внедренными генами насекомых. Хотя это могло быть и результатом конвергенции. Но версия с насекомыми многое бы объяснила. Насекомые – несравненные мастера выживания. Они накапливают массу в десятки раз быстрее, чем млекопитающие. А насколько выше их сопротивляемость и живучесть… Они пережили динозавров. И людей они так же должны были пережить.
«Да, – продолжал размышлять Малютин. – Эти существа из Логова – тупиковая ветвь. Но те, что на свободе… они унаследуют Землю. Какие шансы будут у земной биосферы конкурировать с этим? Никаких. Но, быть может, это шанс для планеты. Шанс на возрождение. Вирус – это не живой организм. Вирус – наноробот, инструмент, заточенный под узкоспециальную задачу. И он свою задачу выполнил».
Можно было скорбеть по поводу тех, кто не по своей воле стал монстром, но сохранил, как в глупых детских сказках, человеческое сердце. Но за этой пеленой нельзя было не заметить, что жалеть надо не только его.
Ведь победа осталась за ними. Будущее принадлежало не обычным людям с сорока шестью хромосомами, а таким, как он.
Вскоре Николай почти забыл об этом. Думая о Марине и подбирая слова, которые ей скажет, он даже не задумался о том, почему у него не болят раненые руки и почему он так легко сумел отыскать в темноте места для закладки зарядов.
Эпилог
Лицо за окном
Зверю – берлога,
Страннику – дорога,
Мертвому – дроги.
Каждому – свое.
Ноябрь 2033 г. Ярославское шоссе
«Берите машины и быстрее езжайте домой! Я вас догоню!» – прямо так я и сказал им – с видом голливудского супермена, которому не хватает только плаща за спиной.
Люди начали рассаживаться по грузовикам. Лица у них были, словно их выдернули с того света, прямо из-под носа у Смерти с косой.