Логово Костей — страница 1 из 2

Дэвид Фарланд«Логово Костей»

Книга одиннадцатаяДЕНЬ НИСХОЖДЕНИЯМесяц ЛистопадаДень четвертый

Посвящается Мери

ПрологБои на улицах

Тернист путь истинной мудрости. Тому, кто ослеплен гордостью и одержим страстью к наживе, не дано осилить его. Лишь тот, кто вошел через врата кротости, пройдет этот путь до конца.

Пословица племени ах'келлах

Когда караван Раджа Ахтена приблизился к Слоновому Дворцу в Майгассе, казалось, будто звезды с небес падали вниз, струясь алым и золотым дождем.

В неподвижном ночном воздухе аромат пряностей с близлежащих рынков висел низко над землей. В нем улавливалось благоухание рассыпчатого черного перца из Дейазза, корицы с островов, расположенных за Авеном, и свежего кардамона.

Заменив собой запах смерти, который подобно пелене покрывал войско Раджа Ахтена, эти ароматы несли успокоение.

Воины армии Раджа Ахтена, принцы и правители Индопала, облаченные в изящные доспехи тончайшей работы, с рубинами в высоких тюрбанах на гордо поднятых головах, воздели мечи к небу в знак приветствия.

Армия возвращалась с победой из южных краев через земли, уничтоженные заклятиями опустошителей.

Проклятия, извергнутые опустошителями, которым запахи служили вместо слов, неотступно следовали за воинами:«Пусть сгинут сыны человечества. Пусть станут прахом. Пусть сравняются с землей», — взывали они.

Вот и сейчас запахи тления — заклинания, насланные вражескими колдунами, все еще витали над войском. В сознании Раджа Ахтена запахи ассоциировались с армией гигантских опустошителей, надвигающейся из-за горизонта. Четвероногие и двурукие опустошители, проносящиеся перед мысленным взором Раджа Ахтена, были похожи на гигантских насекомых наподобие богомолов. Некоторые из них сжимали в передних лапах дубины, вырезанные из камня, огромные мечи или длинные железные прутья с крючками на конце, они ловко орудовали ими. Неумолимо надвигающаяся орда сотрясала землю, вздымая за собой тучи гри, которые с диким визгом, подобным визгу летучих мышей, метались и бились над войском опустошителей.

Во главе армии Раджа Ахтена четыре слона тащили повозку, нагруженную трофеем, — это была голова гигантского мага-опустошителя. Зрелище было потрясающее. Голова весила около четырех тонн и буквально распирала повозку. Задубевшая кожа походила цветом на кожу крокодила, а в разинутой пасти виднелись бесчисленные ряды зубов, напоминающие бледно-зеленые кристаллы. Некоторые клыки были размером с детскую руку. Ни глаз, ни ушей у чудовища не было. Вместо этого его бугристая плоская голова была обрамлена щупальцами — единственными органами осязания, заметными глазу. Болтаясь как дохлые распухшие угри, длинные щупальца подпрыгивали и дергались при каждом толчке повозки.

Вслед за слонами, возглавлявшими шествие, следовал сам Радж Ахтен, Владыка Солнца. Рабы несли на плечах паланкин, в нем, раскинувшись на подушках, возлежал Владыка, облаченный в сияющие белые доспехи. Изящное покрывало из прозрачного лавандового шелка подобно тончайшей паутине закрывало его лицо от толпы восторженных подданных.

По обе стороны паланкина возвышались на своих скакунах достойнейшие спутники Владыки — пламяплеты. На время они смирили бушующее в них пламя, и лишь чуть заметные струйки дыма, вырывающиеся из ноздрей, указывали на то, какая мощь скрыта внутри них. Опаленные огнем головы всех четырех были совершенно лишены волос. Особая грация и безупречная гладкость их голов указывали на неизмеримую силу, а их глаза даже во тьме ночи мерцали таинственным светом, подобным свету далекой звезды. Их одежды искрились цветами пламени — здесь было и ярко-алое полыхание горнила, и мягкое золото походного костра.

Радж Ахтен чувствовал незримую связь, соединявшую его с пламяплетами. Теперь он служил тому же господину, что и они. Их мысли, как дым витавшие вокруг, были доступны ему.

Путь войска лежал меж двух колонн из чистого золота, возносящих почти к самому небу чаши с негасимым огнем, горящим здесь уже сотню лет. Колонны служили началом Пути Правителей. Не успел паланкин поравняться с колоннами, как оглушительный рев приветствия понесся со стороны города. Многотысячная толпа прихлынула к дороге, чтобы поклониться своему правителю. Они усыпали землю розовыми бутонами и белыми лепестками лотоса, которые, дробясь под мерной поступью слонов, издавали тонкий аромат, струящийся вверх и ласкающий обоняние. Но еще милей Раджу Ахтену был запах пряных масел, доносившийся из тысяч зажженных ламп.

Толпа неистовствовала, радостно встречая своего освободителя. Жители Майгассы, как и беженцы из южных земель, — всего более трех миллионов человек — все собрались здесь, чтобы поприветствовать его.

Завидев паланкин, люди падали на колени, пригибая головы к земле в знак почтения. Их сгорбленные спины в белых рубищах изо льна покрывали землю. Перемежаясь с горящими лампами, их фигуры напоминали собой круглые камни в потоке света.

Те, кому не удалось занять место поближе к дороге, стремились протиснуться вперед, продираясь сквозь толпу, чтобы хоть краем глаза взглянуть на правителя. Женщины визжали и били себя в грудь, предлагая себя Раджу Ахтену. Мужчины выкрикивали слова безмерной благодарности. Слышался испуганный плач детей.

Грянула овация. Рев приветствия поднимался над городом, подобно пламени, отдаваясь эхом на холмах, окружавших город, и даже на высоких стенах самого Слонового Дворца.

Лицо Раджа Ахтена тронула улыбка. Прошлое напомнило о себе болью. В битве при Картише он получил много ран, которые погубили бы любого, будь он менее могуч, чем Радж Ахтен. Его лицо тоже было изранено. Откинувшись на шелковых подушках, он наслаждался мягкими движениями паланкина, который слегка покачивался при каждом шаге идущих в ногу носильщиков. Испуганные голуби парили в небе над городом, кружась, как пепел над огнем. Начало дня казалось безупречным.

Но что-то мешало; темная фигура вдалеке становилась все заметнее. Среди покорно склонившихся людей лишь один человек остался стоять, возвышаясь среди толпы. На нем были серые одежды ах'келлахцев — судей пустыни. Правая пола была откинута назад, обнажая рукоятку сабли. Он не склонил головы, дерзко глядя вверх на Правителя, так что черные кольчужные кольца, служившие продолжением его простого железного шлема, спускались каскадом на плечи и спину.

«Укваз?» — подумал Радж Ахтен. Укваз Фахаракин наконец вышел на бой? Хочет предложить поединок?

Окружавшие его крестьяне смиренно склонили головы, украдкой бросая испуганные взгляды на судью. Некоторые призывали его склониться, другие бранили за дерзость. Когда паланкин поравнялся с ах'келлахцем, Радж Ахтен поднял руку, приказывая процессии остановиться.

Звуки барабанов мгновенно стихли, и вся армия, словно один человек, встала как вкопанная. Ни один звук не нарушал повисшего над толпой гробового молчания.

Воздух готов был расколоться от напряжения. В звенящей тишине Радж Ахтен чувствовал, как его обжигает раскаленный шепот, звучащий где-то внутри. В его сознании огненные буквы складывались в слова. Убей его. Ты способен сжечь его дотла. Пусть всякий устрашится твоего могущества. Это пламяплеты подсказывали Правителю решение; их пылающие мысли врезались в его сознание.

Рано. Радж Ахтен отвечал им на их же языке, ибо теперь, увидев смерть так близко на поле боя в Картише, его глаза тоже пылали скрытым огнем. Рано срывать покровы. Пока никто не должен узнать моей подлинной сущности.

Огонь подошел слишком близко, он спалил дотла все живое в прежнем Радже Ахтене, наполнив его высшим светом. Только это было не ясное божественное свечение, а нечистое зарево духов. Его прежняя сущность погибла в огне, и из углей восстал новый человек — Скезейн, повелитель пепла.

Радж Ахтен знал многих из ах'келлахцев. Не Укваз стоял перед ним сейчас. Путь ему преграждал его собственный дядя со стороны отца, Хасаад Ахтен.

«Это не Укваз», — Радж Ахтен почувствовал сожаление.

Укваз прислал другого, и этот другой был дядей самого Раджа Ахтена.

Тысячи подданных пожертвовали Раджу Ахтену свои голоса, голоса лучших певцов и ораторов. Когда он заговорил, сила его голоса могучей волной захлестнула толпу. Его голос, нежный, как цветок персика, и жестокий, как клинок, приказал:

— Поклонись мне!

Миллионная толпа распласталась на земле. Они прижимались к ней, как бы стремясь смешаться с грязью. Хасаад остался стоять. В его глазах пылал гнев.

— Я пришел дать тебе совет, племянник, — сказал Хасаад, — чтобы еще больше увеличить твою мудрость. Мои слова послужат твоему благу.

Говоря так, Хасаад хотел убедить толпу в своей правоте. Обычай предписывал, что даже Радж Ахтен, великий правитель народов Индопала, не имеет права убить старшего родственника, который стремился только дать совет.

Хасаад продолжал:

— Говорят, ты уже отдал приказ войскам на границе Рофехавана начать войну.

Хасаад старался выкрикивать слова как можно громче. Его голос звенел над толпой. Однако слова Хасаада, принявшего всего два дара голоса, были не в состоянии даже в малой мере затронуть струны души людей так, как это делали слова, произносимые Раджем Ахтеном.

— Опустошители разорили наши поля и сады во всех Алмазных королевствах. Народ голодает. Разумно ли посылать людей на войну, когда они могли бы принести больше пользы, обеспечивая народ едой?

— В Рофехаване найдется еда, — рассудительно отвечал Радж Ахтен. — Тот, кто достаточно силен, сумеет прокормить себя.

— А в Картише ты послал миллионы крестьян рыть рудники, добывая из земли кровяные металлы для того, чтобы ты мог приобрести еще больше даров, — продолжал Хасаад.

— Моему народу необходим сильный правитель, чтобы победить опустошителей, — сказал Радж Ахтен.

Хасаад ответил:

— Ты многие годы загребал себе силы других, заявляя, будто лишь стремишься избавить свой народ от опустошителей. И вот опустошители повержены. Ты провозгласил победу над правителями Подземного Мира. Однако победа над опустошителями — это не то, чего ты хочешь. Украв еду у Рофехавана, ты заставишь его народ отдать дары.

В его голосе слышался упрек.

Сожги его, не медли, — выплевывали слова пламяплеты.

Тоном, в котором сквозила горечь оттого, что к нему обращались в такой озлобленной манере, Радж Ахтен ответил:

— Да, мы выиграли две битвы с опустошителями. Но нас ждут новые великие сражения.

— Как можешь ты знать это? — спросил Хасаад. — Откуда ты знаешь, что опустошители снова будут атаковать?

— Мой пиромант увидел это в языках пламени, — Радж Ахтен указал рукой на пламяплета, едущего справа. — Скоро разгорится великий бой, ужаснее которого еще не было. Опустошители тысячами хлынут из Подземного Мира. Я отправляюсь в Рофехаван — добыть еду для людей и сражаться с опустошителями во имя моего народа. Пусть каждый, у кого есть лошадь, отмеченная рунами силы, пойдет со мной. Я приведу вас к победе!

Из толпы послышались крики одобрения, однако Хасаад не сменил своей вызывающей позы.

«Как он смеет!» — подумал Радж Ахтен.

— Глупо преследовать народ Королевы Подземного Царства, — сказал Хасаад. — Твоя алчность не знает границ, так же как твоя жестокость. В тебе не осталось ничего от человека. Тебя следует умертвить, как дикого зверя.

Радж Ахтен сорвал покрывало, закрывавшее его лицо, и вздох всеобщего изумления поднялся над толпой. Колдовские огни в Картише спалили дотла все волосы на его голове, не оставив даже бровей. Пламя сожгло его правое ухо и опалило зрачок правого глаза, который теперь сиял молочной белизной. Вдоль линии подбородка была видна белая полоса выпирающей кости.

Волна ужаса пробежала по толпе — казалось, сама смерть глядела из глаз Правителя.

Но тот, кто как Радж Ахтен принял тысячи даров обаяния, приобретал божественную неуловимую красоту, перед которой невозможно было устоять, так же как невозможно было определить и понять ее сущность. В мгновение ока возгласы ужаса сменились восторженными вздохами.

— Как смеешь ты говорить это после всего, что я выстрадал ради тебя! — проревел Радж Ахтен. — Преклонись перед моим величием!

— Не может быть великим тот, кто чуждается скромности, — прозвучал в ответ певучий голос Хасаада.

Он говорил спокойно, с достоинством, присущим ах'келлахцам.

Радж Ахтен понял, что должен положить конец этому противостоянию. Хасаад попытается настроить толпу против правителя после его ухода, когда мощь голоса Раджа Ахтена станет лишь воспоминанием.

Жестокая улыбка заиграла на лице правителя. Убить Хасаада он не мог, но мог заставить его замолчать.

— Принесите мне его язык! — приказал он.

Хасаад схватился за рукоятку меча. Он почти успел выхватить меч из ножен, но тут один из коленопреклоненных слуг Раджа Ахтена дернул Хасаада за щиколотки, так что тот растянулся на земле. Тут же сверху на него навалились преданные правителю крестьяне. Борьба была недолгой. Один запрокинул Хасааду голову, другой разомкнул кинжалом стиснутые зубы. Криво полоснуло лезвие клинка, хлынула кровь.

Через мгновение прекрасная молодая девушка подбежала к Раджу Ахтену. В руках она сжимала кусок окровавленной плоти, держа его в обеих ладонях, словно подарок, подносимый в знак особого уважения.

Радж Ахтен брезгливо, двумя пальцами взял теплый еще язык, показывая свое презрение к этому комку плоти, похожему на выплюнутый недожеванный кусок мяса. Он швырнул его на пол паланкина и придавил ногой, обутой в расшитую золотом туфлю.

Крестьяне, горой навалившиеся на Хасаада, не давали ему дышать. Радж Ахтен два раза стукнул рукой о край паланкина, приказывая процессии двигаться дальше.

— К конюшням, — произнес он. — Я еду на войну.


За процессией, направляющейся к Слоновому Дворцу, следила группа одетых в черное людей, скрывающихся в полумраке спальни одной из гостиниц. Их предводитель, Укваз Фахаракин, негромко сказал остальным:

— Радж Ахтен избрал путь войны, и он его не оставит. Его люди слишком ослеплены блеском его величия, чтобы видеть, кто он есть на самом деле.

Укваз прислушался к себе.

Долгие годы он, подобно другим, был ослеплен славой Раджа Ахтена. Даже сейчас Укваз боролся с желанием пасть ниц перед чудовищем вместе с остальными. Но Радж Ахтен больше не заслуживал этого. Стремясь погубить Королеву Подземного Царства, он убивал своих собственных людей, среди которых был и племянник Укваза. За это убийство Раджу Ахтену придется поплатиться. Укваз происходил из благородного племени ах'келлах, судей пустыни. Язык, на котором они говорили, не знал слова «прощение».

— Как нам остановить его? — прошептал один из товарищей Укваза.

— Мы должны сорвать с него пелену славы.

— Но как нам попасть в его бастионы? — спросил другой. — Мы уже однажды пытались убить его Посвященных, теперь проникнуть туда будет нелегко.

Укваз задумчиво кивнул. В его голове созрел план. Земля в Картише была заколдована опустошителями. На сотню миль вокруг все растения погибли. Южным провинциям грозил голод.

Это вынудило Раджа Ахтена переместить большинство своих Посвященных на север, в Чузу, неприступную крепость в Дейаззе. Считалось, что всякий, обладающий здравым смыслом, не станет и помышлять о том, чтобы пробраться туда, ведь сломать могучие двери или забраться на отвесные стены было невозможно.

— Едем в Чузу! — сказал Укваз своим людям. — Радж Ахтен ненасытен, и в этом его главная слабость. Я покажу вам, как обернуть против него его собственную жадность.

Глава перваяПасть Мира

Испокон веков Рофехаван был окружен морями с северной и восточной сторон; на Западе он граничил с горами Хест, а на Юге — с горами Алькайр. Стремясь защитить сей благодатный край от возможного вторжения, Эрден Геборен заключил соглашение с королями Древнего Индопала и со старейшинами Инкарры. Он установил юго-восточную границу своих владений в том месте, где сходились три великих царства, в местности настолько гнусной, что никто не пожелал бы владеть ею: на входе в обширное и древнее поселение опустошителей, называемое Пасть Мира.

Из «Истории Рофехавана», написанной Хозяином Очага Редельфом.

— Вот ты где! — воскликнул кто-то. — А то я уже начал беспокоиться. Сколько можно ждать! Уже несколько часов здесь сижу.

Аверан проснулась. Она узнала голос волшебника Биннесмана. Открыв глаза, она поняла, что лежит в повозке, наполненной ароматным свежескошенным сеном. Подушкой ей служил рюкзак Габорна, в котором лежала сбруя. Аверан чувствовала ломоту во всем теле. Все мышцы у нее болели, как от тяжелой физической работы. В глазах рябило. Она снова закрыла глаза и инстинктивно протянула руку туда, где лежал ее посох, ее драгоценный посох из черного дерева. Прикоснувшись к посоху, она почувствовала, как мощная волна скрытой в нем энергии, вырвавшись наружу, прокатилась под ее рукой.

Габорн ответил:

— Я спешил изо всех сил и успел бы в срок, если бы не лошадь. Она тащилась еле-еле и была на последнем издыхании, поэтому пришлось выпрячь беднягу и оставить на попечение возничего.

— Значит, Король Земли пожалел лошадь, а своих сил не пожалел и решил сам впрячься в повозку? — мягко отчитывал товарища Биннесман, переживая, что Габорн взвалил на себя непосильную ношу. — Даже у того, кто обладает многими дарами, силы не безграничны, будь то человек или лошадь.

И Биннесман засмеялся:

— Ты похож на старого фермера, который тащит на базар воз брюквы.

— Подумаешь, каких-то тридцать миль, — ответил Габорн. — А мой груз намного ценнее, чем брюква.

От этих слов Аверан вздрогнула. Ее сонливость мигом улетучилась. Сон ее был очень крепким, и, проснувшись, она не сразу сообразила, что находится в повозке, которую тащит сам Король Земли.

— Давай впряжем моего коня, — предложил Биннесман.

Повозка остановилась. Волшебник слез с лошади и расседлал ее.

Аверан взглянула наверх. Небо было похоже на купол из звезд, которые словно стремились затопить всю землю светом. Еще целый час оставался до того момента, когда солнце появится над горизонтом, а свет уже струился над снежными пиками гор Алькайр подобно расплавленному золоту. Глядя вверх, Аверан не могла понять, откуда исходит этот свет. Казалось, он просочился из высших сфер.

Лесное зверье тоже было сбито с толку этим обманом небес. Было так светло, что казалось, день уже наступил. Трели утренних птиц раздавались все громче, наполняя собой прохладный воздух: гортанно кричал лесной голубь, пели жаворонки, бездумно трещала сорока.

Вдоль дороги теснились голые холмы. Их склоны, покрытые пшеничными полями, отражали лунный свет. По склонам тут и там торчали унылые дубы, сбросившие листья, их голые ветви напоминали короны. Вдали резко ухала сова. Протекавший где-то поблизости ручей давал о себе знать запахом свежести и влаги, хотя звука бегущей воды слышно не было.

Аверан наблюдала за непрекращающимся звездопадом. Яркие светящиеся точки описывали на небе дуги во всех направлениях, оставляя за собой искрящиеся дорожки.

— Как Аверан? Она здорова? — осторожно спросил Биннесман.

— Ей пришлось многое пережить, — ответил Габорн. — Целый день стояла она как вкопанная напротив Пролагателя Путей; воздев к небу свой посох, пытаясь заглянуть в сознание этого чудовища. Она обливалась потом, словно трудилась у горнила. Я уже опасался, что она не вынесет этого испытания.

— Значит, ей удалось узнать дорогу в… в Логово Костей?

— О да, — ответил Габорн. — Беда лишь в том, что это Логово находится глубоко под землей, в Подземном Мире, и Аверан не сможет описать тропу, ведущую туда. Ей придется пойти с нами — если ты, конечно, согласишься сопровождать меня.

— Если?.. — удивился Биннесман. — Разумеется, я пойду с тобой.

— Хорошо, — сказал Габорн. — Мне потребуется твоя помощь. Не хочу возлагать на плечи этой юной девушки непосильную ношу.

Аверан закрыла глаза, притворяясь спящей. Она испытывала одновременно стыд и радость от того, что ей удалось подслушать их разговор. Она, пока еще дитя, была единственным человеком в мире, кто научился понимать язык опустошителей, злейших врагов человечества.

Габорн понимал: Аверан пришлось пройти через мучительное испытание, чтобы прочитать мысли Пролагателя Путей. Но даже сам Габорн не догадывался, какие невыносимые страдания ей пришлось претерпеть. Аверан казалось, будто голову ей стянули стальным обручем так сильно, что кости черепа готовы расколоться в любую минуту. Сотни тысяч, а может, миллионы запахов заполнили ее сознание — запахов, которые хранили названия туннелей и их расположение в бескрайнем Подземном Мире, — запахов, некоторые из которых передавались среди опустошителей из поколения в поколение. Перед мысленным взором Аверан проносились туннели и ходы Подземного Мира, соединявшие различные пещеры, подобно широким артериям. Подземный Мир состоял из десятков тысяч туннелей, ведущих к рудникам и каменоломням, к фермам и охотничьим угодьям, к кладовым, где хранились яйца, а также к пещере, которая служила кладбищем. Туннелей, которые вели к смертельной опасности и древним как мир чудесам.

«Целой жизни не хватило бы, чтобы начертить план Подземного Мира», — думала Аверан.

Вот и сейчас ее мучил страх, что ей не удастся удержать всю эту информацию в голове, ведь мозг человека в десять раз меньше, чем мозг опустошителя, человеческому разуму не вместить столько знаний. Главное, суметь вспомнить дорогу к Логову Костей.

— Я должна помнить, — повторяла Аверан вновь и вновь. — Я должна помочь Габорну победить Великую Истинную Хозяйку.

Послышался хруст шагов по гравию дороги. Аверан постаралась дышать легче. Отдых был ей сейчас необходим. Она надеялась продлить его, притворяясь спящей.

Биннесман положил свое седло на крышу повозки.

— Бедное дитя! Взгляни — спит сном младенца, — сказал он.

— Пусть спит, — прошептал Габорн. Его обычно властный голос прозвучал мягко и приглушенно. Так говорит человек, переживающий за своего друга, попавшего в беду, а не король, привыкший отдавать приказы.

Биннесман молча принялся впрягать лошадь в повозку.

— Что еще слышно об опустошителях? — поинтересовался Габорн.

— Разное. Есть хорошие и плохие вести. Мы гнались за ними весь день. Спасаясь от погони, чудовища сотнями падали замертво от изнеможения. Тех же, кто отставал от бегущего войска, ждала неминуемая смерть от наших мечей. От всего войска опустошителей осталось от силы несколько тысяч. Но стоило им добраться до долины Дрейксфлад, опустошители ушли под землю, прорыв ходы в песке. Это случилось около полудня. Наши окружили их на случай, если те попытаются сбежать. Больше пока невозможно ничего предпринять.

В голове Аверан мгновенно возникли образы чудовищ в Дрейксфладе. Опустошители, ростом более шестнадцати футов и двадцать футов в длину, передвигавшиеся на четырех ногах, выставив вперед два рукообразных щупальца, напоминали исполинских скорпионов. Своей головой, имеющей форму лопаты, опустошитель способен прокладывать себе дорогу под землей, проталкивая мордой почву вперед и протискивая затем туловище в образовавшийся ход. Таким же образом, наверное, они вкопались в песок в Дрейксфладе. Этот маневр, несомненно, обеспечил им хорошую защиту от мечей их преследователей.

— Пока ты рассказал мне только хорошие новости. Теперь выкладывай плохие, — тяжело вздохнув, изрек Габорн.

Биннесман продолжал:

— У Пасти Мира мы обнаружили ходы, прорытые опустошителями, ведущие внутрь. Похоже, три опустошителя пробурили туннели в горах после битвы при Каррисе. Каким-то образом они ухитрились обойти наши патрули.

— Клянусь Семью Камнями! — воскликнул Габорн. — Как думаешь, скоро они доберутся до своего логова?

— Это невозможно предугадать, — так же мрачно ответил Биннесман. — Наверняка они уже поведали своей королеве о том, как ты побил их армию в Каррисе, и, возможно, она уже обдумывает, как бы на это ответить.

Высказав свои соображения, Биннесман помолчал.

— Но как же им удалось пробраться через мои патрули? — изумился Габорн.

— Боюсь, это было несложно, — ответил Биннесман. — После битвы при Каррисе орда спасалась бегством сквозь ночь и ливень. Дождь лил как из ведра, лавиной обрушиваясь на спины беглецов. Непроглядная ночь служила им укрытием. Лишь короткие вспышки молний прорывались на мгновение сквозь угольную темноту, освещая бегущее войско. Не мудрено, что этим трем удалось оторваться и исчезнуть в ночи, не успели мы и глазом моргнуть.

Когда лошадь была впряжена, Габорн и Биннесман вскарабкались на козлы. Габорн присвистнул, и лошадь, отмеченная рунами силы, бодро затрусила по дороге.

— Не нравится мне это, — сказал Габорн.

Биннесман промолчал. Казалось, он о чем-то сосредоточенно думает. Наконец он вздохнул:

— Берегись Логова Костей. Берегись Великой Истинной Хозяйки! Когда я думаю о ней, мое сердце переполняется дурным предчувствием. Еще никто не достигал такого мастерства в искусстве рун, как это чудовище.

— Думаешь, она что-то замышляет?

— Тысячу семьсот лет назад, когда Эрден Геборен вел войну в Подземном Мире, с кем он сражался?

— С опустошителями, — ответил Габорн.

— Да, все так считают. А я думаю, дело было не так. В библиотеке короля Сильварреста хранятся древние свитки, написанные рукой самого Эрдена Геборена. В них он завещал людям сражаться не с опустошителями, но с другим, более опасным противником, которого он называет локус. Думаю, он имел в виду одного конкретного опустошителя. Возможно, того самого, кого Аверан называет Великая Истинная Хозяйка. Хотя трудно представить себе, чтобы какой-нибудь опустошитель мог бы прожить так долго.

— Ты думаешь, это существо не из нашего мира?

— Может статься, — сказал Биннесман. — Я много думал над этим вопросом. Возможно, в Другом Мире существуют опустошители более ловкие и могучие, чем те, которых мы знаем. Возможно, здешние опустошители — не более чем тени тех, настоящих. Так же, как мы — всего лишь тени Светлейших из Другого Мира.

— Эта мысль поистине отрезвляет, — изрек Габорн.

Волшебник и Король Земли некоторое время ехали молча. Аверан снова откинулась на подушки и закрыла глаза. Сознание ее было переполнено. Дорога все время вела вниз, и они продолжали спускаться. Вдруг Габорн резко остановил лошадь. Аверан приподнялась на локте и украдкой выглянула из повозки. Она увидела впереди маленький городок, представлявший собой скопление небольших серых домиков с черепичными крышами. Аверан узнала в нем Честертон. Здесь дорога разветвлялась. Одна вела почти строго на Восток, в сторону Морского Подворья, другая — на юго-запад, по направлению к форту Хаберду и далее к Пасти Мира.

Над их головами небо прорезал огромный огненный шар, плюясь во все стороны языками красного пламени. Приблизившись к горам Алькайр, он внезапно взорвался и раскололся надвое. Осколки упали на покрытые снегом вершины гор, до которых оставалось уже не более тридцати миль. Земля содрогнулась, и пару минут спустя до их слуха донесся звук, напоминающий отдаленный гром, многократно отраженный горным эхом.

— Земля в беде, — прошептал Биннесман.

Аверан услышала восторженный крик ребенка. На лужайке перед ближайшим к ним домиком стояла женщина, окруженная тремя девочками. Девочки, каждая не старше шести лег, смотрели на небесное чудо с изумлением.

— Красиво! — проговорила самая младшая из них, указывая пальчиком на огненный хвост, протянувшийся за летящим шаром.

Девочка постарше радостно захлопала в ладоши.

— Ах, это был самый лучший из всех, — воскликнула мать.

За исключением этих четверых на лужайке, весь город был погружен в дремоту. Крестьяне не вставали до тех пор, пока коровы не начинали мычать, требуя, чтобы их подоили.

Габорн повел повозку через город. Девочки и мать провожали их взглядом.

Теперь земля тряслась под их ногами, как старая больная собака. Прав был Биннесман: звездопад и землетрясения были не единственными знаками, говорившими Аверан о том, что земля больна. Были и другие, едва различимые приметы и предзнаменования, которые были доступны, пожалуй, только тем, кто, как Аверан, любил землю всей душой. Она уже давно чувствовала, что с природой творится что-то неладное. Ступая по траве, бродя среди холмов, она переживала вместе с землей ее боль.

Наконец, Биннесман нарушил молчание:

— Габорн, ты говоришь, что нуждаешься в моем совете. Поэтому позволь сказать тебе: ты слишком много взял на себя. Ты собираешься отыскать Логово Костей, проникнуть туда и убить Великую Истинную Хозяйку. Но война-то не твое призвание. Ты не воин, ты — Король Земли, ее заступник. Ты затеваешь войну с опустошителями, в которой должны погибнуть, возможно, тысячи. Тем самым ты ставишь на карту судьбу не только одного человечества. Птицы в листве, мыши в полях, рыбы в море — жизнь, все формы жизни, возможно, погибнут вместе с нами. Земля в беде.

— О, как бы я хотел помочь этой беде, излечить боль земли! Но как это сделать? — воскликнул Габорн.

— Земля не зря избрала тебя. Кто знает, может быть, вместе мы отыщем правильное решение, — отвечал Биннесман. Повозка катилась дальше по дороге, а Аверан продолжала лежать с закрытыми глазами, притворяясь спящей. На сердце у нее было тяжело.

«А что будет со мной?» — думала Аверан. Как и всякому «пилоту» ей часто приходилось улетать далеко от дома, и она открыла для себя такие места на земле, которые полюбила всем сердцем, куда ей хотелось возвращаться снова и снова. Она вспомнила озерцо с чистой прозрачной водой, окруженное соснами, высоко в горах Алькайр. Вспомнила она и белые песчаные дюны в сорока милях к востоку от Хаберда; как она играла в этих дюнах, скатываясь вниз с холмов. Она взбиралась на крутые горные вершины, где не ступала еще нога человека, и любовалась с высоты на раскинувшиеся во все стороны поля и леса, зеленой пеленой покрывавшие всю землю вокруг. Аверан любила землю. Любила ее так сильно, что готова была посвятить служению ей всю свою жизнь.

Вот что значит быть преемницей Охранителя Земли, поняла Аверан.

Так Аверан предавалась своим мыслям, а повозка все катилась сквозь ночь. Внезапно повозка остановилась напротив пещеры, где были привязаны десятки лошадей. Внутри пещеры весело потрескивал огонь и слышалась залихватская песня.

— Аверан, проснись! — мягко произнес Габорн. — Мы у Пасти Мира.

Аверан приподняла голову, и Габорн взял свой мешок с доспехами, служивший ей все это время подушкой. В мешке помимо всего прочего лежал и его боевой молот с длинной рукояткой.

Биннесман поднялся на ноги и заковылял к пещере, используя свой посох вместо костыля.

* * *

— Этой ночью мне приснился странный сон, — прошептала Эрин Коннал Селинору, когда они спустились к ручью напиться.

Ручей этот протекал в Южном Кроутене, примерно в тысяче миль к северо-востоку от того места, где находилась Аверан. До рассвета оставалось еще по меньшей мере полчаса, а небо уже тлело серебром на горизонте. Предрассветный воздух был наполнен прохладой, землю покрывала обильная роса.

— Странный сон, — повторила Эрин.

Она с подозрением взглянула на рыцарей из Южного Кроутена, сворачивавших лагерь неподалеку. Капитан Гантрелл, худощавый темноволосый человек с фанатичным блеском в глазах, подгонял своих людей, надоедая им указаниями, словно забыв о том, что сворачивать лагерь — самое привычное дело для солдат.

— Сметите грязь с той палатки перед тем, как класть ее в повозку! — говорил он к одному солдату. — Ты неправильно заливаешь костер! — кричал он другому.

В ответ он получал лишь угрюмые взгляды. Эрин было ясно, что войско его недолюбливает.

Только теперь, когда все вокруг были заняты своей работой, Эрин впервые с прошлой ночи решилась поговорить с мужем. Удостоверившись, что никто не обращает на них внимания, они спустились к воде. Здесь можно было спокойно разговаривать, не боясь быть услышанными.

— Тебе приснился сон? — переспросил Селинор, слегка приподнимая бровь. — А что в этом необычного? — он беззаботно опустил свою флягу в мелкий поток, будто не замечая, что они окружены людьми Гантрелла, которые обращались с наследным принцем и его молодой женой как с пленниками.

— Мне кажется, это был не просто сон, — призналась Эрин. — Я думаю, это было видение, — Эрин задержала дыхание, ожидая его реакции. Насколько она знала, каждый, у кого были видения, проявлял и другие признаки сумасшествия.

Селинор помолчал, глядя в кружку.

— Кем было послано это видение? — тяжело спросил он наконец.

Он ничего не хотел знать о безумных видениях своей жены.

— Помнишь, как вчера я уронила свой кинжал в круг огня в Твинхавене? Едва огонь коснулся кинжала, тот исчез. Он прошел через врата в Другой Мир.

Селинор кивнул, но промолчал. Он смотрел на нее с подозрением, но не хотел прерывать ее рассказ.

— Ночью мне приснилось некое существо из Другого Мира, похожее на огромную сову, живущую в пещере под раскидистым деревом. Она держала мой кинжал в клюве и разговаривала со мной. Она меня предостерегала.

Селинор наполнил кружку и перевел дыхание. Как и большинству людей, ему становилось не по себе, когда речь заходила о Другом Мире. Другой Мир был населен легендарными существами, такими как Светлейшие, но также и легендарными чудовищами, такими как ящерицы, которых пламяплеты Раджа Ахтена вызвали в Лонгмоте, или Темный Победитель, которого они впустили в Твинхаван.

— И о чем это… существо предупредило тебя?

— О том, что Темного Победителя нельзя истребить. В его теле сокрыт нечистый дух, сущность настолько угрожающая и ужасная, что вселяет страх даже в сердца Светлейших. Имя этому созданию локус, а все вместе они называются локи. Из всех локи этот — один из самых могущественных. Имя ему Асгарот.

— Если ты убеждена, что этот Асгарот опасен, то почему ты говоришь шепотом? Почему не сказать об этом открыто, не прокричать всему миру, предупреждая об опасности?

— Потому что Асгарот может быть рядом, — прошептала Эрин.

По стволу ближайшего к ним дерева стремительно взлетела белка и пропала в ветвях. Эрин бросила быстрый взгляд в сторону дерева и продолжала:

— Можно только уничтожить тело, которое служит пристанищем этому духу. Так, как Миррима умертвила Темного Победителя. Но истребить Асгарота невозможно. Оторвавшись от тела, локус ищет нового хозяина, недоброго человека или животное, в котором он может поселиться, чтобы управлять им.

Она помолчала, давая ему возможность подумать над ее словами.

— Когда Миррима убила Темного Победителя, смерч поднялся в воздух над его останками. Поднялся и понесся на восток, в сторону Южного Кроутена.

Селинор метнул в ее сторону гневный взгляд:

— Ну и что?

— Ты говорил, у твоего отца были приступы одержимости…

— Может, мой отец и безумен, но никто не посмеет сказать, что он недобрый человек! — отрезал Селинор.

— Ты же сам рассказал мне, как дальновидца твоего отца нашли мертвым, — напомнила Эрин. — Твой отец мог убить его в приступе помешательства. Или это был поступок недоброго человека.

— Я вовсе не уверен, что именно он убийца, — сказал Селинор. — Тому нет доказательств. Кроме того, мой отец начал вести себя странно еще до того, как колдуны Раджа Ахтена вызвали Темного Победителя. Даже если твое видение было правдивым и этот «локус» действительно существует, это не даст тебе никаких оснований подозревать моего отца.

Селинор даже и думать не хотел о том, что его отец одержим. Эрин не винила мужа. Однако и то, что странное поведение его отца было замечено уже давно, не подлежало сомнению.

Эрин не находила себе места. Сова из Другого Мира показала ей локус, зловещую тень, которая, поселившись в одном человеке, распространяла свои щупальца по всему миру; щупальца зла и мрака, которые могли опутать любого. Они заползали внутрь людей, одурманивая их сознание и наполняя человека своей собственной порочной сущностью.

Сети зла, сплетенные локусом, неотвратимо расползались по земле, проникая в сердца, подчиняя себе сознание каждого, кто попался в эти сети, заставляя людей враждовать с себе подобными.

Эрин никогда раньше не встречала Гантрелла, однако исступленный блеск в его глазах и то, как он заставлял своих людей сторожить Селинора, наследного принца, словно тот был пленным шпионом, наводило ее на мысль, что капитан попал под влияние локуса.

Отец Селинора тоже не давал ей покоя. Он провозгласил себя Королем Земли. Он что-то замышлял против Габорна, распространяя о нем сплетни, подстрекая против него правителей отдаленных земель, которые должны были стать союзниками Габорна.

Если даже Асгарот и не вселился в отца Селинора, его отец в любом случае представляет собой опасность.

— Что это вы тут уединились? — послышался голос капитана Гантрелла.

Он подошел как бы невзначай, пытаясь кривой ухмылкой прикрыть недоброжелательность и подозрение.

— Обдумываем, как бы нам сбежать обратно во Флидс, — сообщила Эрин издевательским тоном.

— Не слишком хорошая идея, — сказал Гантрелл, пытаясь поддержать шуточный тон.

Получилось фальшиво. Эрин давно заметила, что чувство юмора у него совершенно отсутствует.

Гантрелл с одобрением взглянул на своих рыцарей, которые уже оседлали коней и были готовы выступать.

— Что ж, пора отправляться, пока еще прохладно, — изрек он.

Эрин заставила себя улыбнуться, хотя ее беспокойство насчет Гантрелла все нарастало. Чутье подсказывало ей: вместо того чтобы вежливо улыбаться ему, словно какому-нибудь надоедливому поклоннику, лучше было бы вспороть Гантреллу брюхо и повесить его на собственных же кишках.

Эрин, изнемогая от недостатка сна, вскарабкалась на лошадь, и отряд двинулся в путь в предрассветных сумерках. На пути им тут и там попадались небольшие отряды рыцарей, направлявшиеся на юг. Отряды сопровождали кузнецы, прачки и эсквайеры. Все они восседали на телегах, которые с трудом тащились по пыльной дороге. Рядом с ними громыхали повозки с военной амуницией: мечами, стрелами, палатками; здесь же была провизия — одним словом, все, что было необходимо для длительной военной кампании.

Когда они миновали караван из двадцати баллист на колесах, которые тянули лошади, отмеченные рунами силы, Эрин не удержалась и спросила у Гантрелла:

— Солнце еще не взошло, а все войска уже пришли в движение. К чему такая спешка? На какую страну вы собираетесь напасть?

— Напасть, Ваше Высочество? — удивился Гантрелл. — Это всего лишь обычная перегруппировка наших оборонительных постов.

Он подъехал так близко, что ей пришлось направить свою лошадь в сторону, чтобы не задеть его.

— Если бы вы боялись вторжения, то укрепляли бы оборонительные сооружения, а не сгоняли войска к южной границе. Так на кого вы собираетесь пойти войной?

— Не могу сказать, миледи, — ответил Гантрелл с усмешкой, которая привела Эрин в бешенство.

Они ехали все утро. Лошади резво бежали по утренней прохладе. Доспехи рыцарей звенели подобно звукам цимбал под барабанную дробь копыт, будто аккомпанируя какому-то торжественному гимну.

От усталости Эрин ехала как во сне, постепенно теряя чувство реальности. Южный Кроутен по праву считался красивой местностью: вокруг было настоящее пиршество красок, деревья на склонах холмов словно соревновались, чьи осенние листья ярче. Тут и там из-за поворота открывался дивный вид, от которого захватывало дух. Она заметила живописный каменный домик, притаившийся под раскидистым дубом; корову, пасущуюся рядом с амбаром, за которым виднелся бесконечный каменный забор. Забор тянулся и тянулся до тех пор, пока Эрин не подумала, что уже никогда больше не увидит ни домика, ни коровы, ни луга, ни дерева.

Ее глаза резало от усталости. «Надо дать им немного отдохнуть», — подумала она, закрывая глаза. «Просто надо отдохнуть. Я не засну», — твердила она сама себе.

Эрин боялась, что может сойти с ума. Сны, которые она видела всякий раз, когда начинала дремать, были настолько явственными, что ей казалось, будто ее лошадь скачет через этот сон. Она думала, стоит ей заснуть покрепче, как она окажется в мире более реальном, чем тот, который окружает ее и лошадь сейчас.

Ей приснился сон, даже не сон, это была лишь короткая вспышка, видение, образ огромной совы в темном дупле. Она снялась со своего прежнего гнезда и теперь пряталась в тени. Серо-белый узор на ее крыльях был похож на мертвые листья, налепленные прямо поверх костей.

Эрин пристально вгляделась в вытаращенные золотистые глаза совы и сказала:

— Оставь меня в покое. Я не хочу говорить с тобой.

— Ты боишься меня, — ответила сова.

Она обращалась к Эрин не с помощью слов, а скорее с помощью мыслей, которые пронзали сознание Эрин, окрашивая ее ощущения в бесчисленное количество оттенков, не поддающихся описанию простыми словами. Эти мысли открывали перед Эрин тайные врата ее подсознания, пробуждая предчувствия и интуицию.

— Не надо бояться меня. Я не враг тебе.

— Ты — мое безумие, — ответила Эрин, изо всех сил стараясь проснуться. Видение померкло и растворилось.

* * *

Не успело солнце показаться над горизонтом, как капитан Гантрелл прокричал:

— Воой-ско, стой!

Эрин открыла глаза, решив, что они остановились лишь для того, чтобы пропустить очередной караван повозок. Однако вместо повозок она увидела в стороне от дороги тихий маленький пруд, укутанный утренним туманом, и нависающий над ним павильон, окрашенный в цвета королевской семьи — лиловый с золотой окантовкой.

Король Андерс собственной персоной, обнаженный по пояс, стоял на коленях возле пруда и совершал утреннее омовение холодной водой. Когда король поднялся, он показался Эрин изможденным. Это был высокий и худой человек, голова его представляла собой обтянутый кожей череп с редкой порослью на подбородке.

Его Хроно, историк, который вел летопись жизни короля, стоял неподалеку. Он был занят тем, что чистил коня, готовясь к поездке.

Тут же сидела на корточках полная пожилая женщина, одетая в серые лохмотья. Со всех сторон ее окружили белки, затеявшие веселую игру. Женщина раскалывала своими заскорузлыми пальцами лесные орехи, подбрасывала их вверх и смотрела, как белки устраивают на них охоту. Они скакали по ее плечам, взбирались ей на колени, пытаясь поймать орех, пока тот не коснулся земли.

Селинор тронул Эрин за локоть и, кивнув в сторону женщины, объяснил:

— Это Ореховая Женщина, Охранительница Земли из Элианского леса.

Эрин, еще не стряхнувшей с себя остатки сна, увиденная сцена показалась одной из самых странных в ее жизни.

Значит, это и есть безумный король Андерс, подумала она, снова разглядывая худосочного всклокоченного лорда, человек, которого мне, скорее всего, придется убить.

Он вовсе не выглядел устрашающе.

Король слегка повернулся и, нахмурившись, глядел на приближающееся войско, видимо недовольный тем, что его отвлекают от утреннего омовения. Однако стоило ему увидеть Селинора, недовольство на лице короля немедленно исчезло, уступив место сердечнейшей улыбке.

— Сын! — воскликнул король Андерс. Его голос был наполнен радостью. — Ты приехал домой!

Король схватил наброшенное на ближайший куст полотенце и стал подниматься наверх, вытираясь на ходу. Селинор соскочил с седла и обнял старика.

Однако объятие было недолгим.

— Зачем все эти войска на границе, отец? Ты собираешься начать войну?

Король Андерс принял оскорбленный вид.

— Начать войну? Мальчик мой, я могу лишь закончить войну, но начинать войну — это не в моем стиле.

Андерс взял сына за руки, и, выглянув из-за его плеча, уставился на Эрин.

— А это кто тут у нас? — спросил он. — Эрин Коннал? Ваш портрет и вполовину не отражает вашей красоты, прекрасная леди.

— Благодарю Вас, — ответила Эрин.

Удивительно, что король узнал ее по крошечной картинке, написанной на медальоне почти десять лет назад.

Услышав ее голос, король Андерс просиял. Его приветственная улыбка излучала подлинную теплоту. Взгляд его серых глаз, казалось, проникал в самую сущность Эрин. Оставив Селинора, король подошел поближе и в упор посмотрел на Эрин.

Ее лошадь шарахнулась в сторону, но стоило ему дотронуться до ее шеи, как животное тут же успокоилось. Король Андерс воздел левую руку к небу.

— Выбираю тебя, Эрин Коннал, — провозгласил он. — Выбираю тебя для Земли. Если когда-либо ты окажешься в беде и услышишь мой голос внутри себя, повинуйся ему, и я выручу тебя.

Эрин невольно отпрянула назад, от удивления лишившись дара речи. Она ожидала всего, чего угодно, кроме тех слов, которые сказал король, ибо он слово в слово повторил фразу Габорна, которую тот произнес, когда по праву Короля Земли он выбрал ее и решил сделать одним из своих воинов. Неужели и король Андерс теперь обладает способностью выбирать? Неужто и он решил принять ее в число своих воинов и использовать Прозрение Земли, чтобы распознавать, когда ей будет угрожать опасность? И посылать ей предостережения?

Ах нет, что за святотатство!

— По какому праву? — поинтересовалась Эрин. — Какое право ты имеешь так говорить?

— Я имею на то все права, — ответил король Андерс. — Я Король Земли. Земля призвала меня сеять семена человечности сквозь грядущие черные времена.

Эрин ошеломленно воззрилась на короля Андерса. Король был сама искренность. Взгляд его серых глаз излучал доброту, проницательность и великодушие. Король держался с редким достоинством и обезоруживающе улыбался. Внешне он ни капли не был похож на Габорна, однако вел себя так, будто Габорн обрел в нем второе рождение.

— Ты — Король Земли? Как это понимать?

— Это случилось не далее чем вчера, рано утром. Должен признаться, в течение нескольких дней до того момента меня не покидало странное ощущение. Предчувствие, что грядут черные времена и великие перемены уже на подходе. И вот я удалился в леса, чтобы поразмышлять над этим. В лесу царила напряженная тишина. Белки, все до одной, пропали. Я блуждал в поисках Ореховой Женщины…

Заслышав эти слова, Ореховая Женщина слезла со своего склона и поспешила присоединиться к беседующим. Тем временем белки продолжали резвиться возле ее ног.

Король Андерс продолжал:

— Я застал ее в пещере за укладыванием каких-то сушеных трав и всякой всячины. Она рассказала мне, что отвела белок в безопасное место и вернулась лишь для того, чтобы кое-что забрать. Затем она повела меня сквозь чащу в один потайной грот.

Ореховая Женщина положила руку королю на плечо, как бы прося позволения продолжить рассказ. Когда она заговорила, голос ее был наполнен священным трепетом:

— Там нам явился Дух Земли. Он предрек нам, что грядут черные дни. Дни, чернее которых мир еще не знал. Дух воззвал к твоему отцу: «Будь верен мне! Не покидай меня, служи мне, и моя мощь пребудет с тобой. Но если предашь меня, я оставлю тебя, как оставил Короля Земли до тебя!»

Андерс отвернулся, всем своим видом показывая, как мучительна ему сама мысль о том, что кто-то мог потерять Мощь Земли.

— Бедный Габорн, какое проклятие пало на него! — принялся убиваться Андерс. — Милый юноша… Боюсь, все его благие намерения обернулись бедой. Я всегда сомневался в нем. И все же он был избран Землей, пусть и ненадолго. Теперь я призван продолжать его дело и попытаться восполнить ту утрату, которую он понес из-за меня.

Эрин исподлобья рассматривала стоящую перед ней парочку, не в силах понять, что ей думать и делать в данной ситуации. Она готовилась встретить безумца и покончить с ним. Но теперь в ее душу закралось сомнение: «А что, если он действительно Король Земли?».

* * *

Пасть Мира, повторяла про себя Аверан, рассматривая зияющее отверстие. Я летала над этим местом десятки раз и видела, как стада овец пасутся на всех окрестных холмах вокруг этой пещеры. До дома отсюда не более пятидесяти миль.

Воспоминание о доме заставило ее сердце сжаться от боли. Неделю назад опустошители разорили Форт Хаберд. Почти все, кого она знала, погибли. Аверан спрыгнула на землю. Ослабевшие после сна ноги коснулись каменистой почвы.

По обе стороны от дороги тянулись канавы — характерная черта старинных дорог. Однако то, что на первый взгляд было похоже на обычную канаву, при ближайшем рассмотрении оказалось вовсе не творением рук человеческих. Ров, в который Аверан только что приземлилась, представлял собой не что иное, как четырехпалый отпечаток ноги самки опустошителя. След достигал четырех футов в ширину и больше ярда в длину. Слева и справа вдоль дороги, покуда хватал глаз, тянулись вереницы таких же следов.

Дорога на самом деле оказалась тропой опустошителей. Неделю назад десятки тысяч чудовищ вырвались из Подземного Мира как раз в этом месте. Они пробурили в земле ров в семьдесят футов шириной и в несколько футов глубиной. След их, серпантином опутавший землю на много сотен миль вокруг, пролегал через дюжину разоренных городов.

Аверан дотронулась посохом до земли и тут же непроизвольно навалилась на него, изнемогая от усталости.

— Ты готова принимать дары? — спросил Габорн, облачаясь в доспехи.

— Хочешь сказать, я буду делать это прямо здесь? А не в Башне Посвященных?

— До Башни слишком далеко. Йом привела способствующего и людей, готовых стать Посвященными. Поищи себе что-нибудь поесть, а потом мы займемся тобой, — ответил Габорн.

Аверан потуже затянула пояс. Здесь, наверху, в воздухе чувствовалась осенняя прохлада, и резвый ветерок, подобно гончему псу, носился кругами, обдавая холодом. Аверан последовала за Габорном внутрь пещеры.

С каждым их шагом пение, услышанное ею раньше, становилось все громче. Звуки отражались от стен пещеры мощным эхом.

— Почему они поют? — спросила Аверан.

— Празднуют победу, — ответил Габорн. — Орду опустошителей загнали в землю.

Теперь понятно, подумала Аверан.

Семьдесят тысяч опустошителей исчезли с лица земли. Такой битвы не было уже несколько веков. И все же при мысли об этой бессмысленной бойне, принесшей столько смертей — пусть даже погибли враги, — у Аверан во рту появился кислый вкус.

Недалеко от входа в пещеру вокруг костра собрались по меньшей мере две сотни человек. По большей части это были лорды из Мистаррии и Гередона, хотя среди них попадались и Рыцари Справедливости, которые никого не признавали своим королем. Тут и там виднелись темнокожие воины, которые до сих пор носили желтые цвета далекого Индопала.

Среди собравшихся было также несколько десятков крестьян из соседних деревень. Это были любопытные, прибившиеся к войску Габорна. Их внешность безошибочно выдавала их происхождение. Большинство из них были одеты в овчинные тулупы и вязаные шерстяные шляпы. Фермеры и лесорубы принесли с собой тяжелые топоры и тисовые луки, показывая тем самым стремление присоединиться к армии Короля Земли.

И вот Габорн наконец-то объявился. Кто-то в толпе крикнул:

— Славьте Короля Земли!

В ответ раздались оглушительные приветствия.

* * *

У входа в пещеру Аверан немного помедлила. Взгляд ее был направлен вверх. Мерцающий свет костра освещал закопченный свод, с которого свисали лоскутья бурых пещерных водорослей.

Среди зарослей осторожно пробирался огромный краб-слепец, прячась в неровностях свода и изредка останавливаясь, чтобы пожевать водоросли.

Даже здесь, у самого входа в пещеру, флора и фауна Подземного Мира имели странный, неземной вид. Аверан все медлила. Она боялась, что, переступив порог пещеры, она навсегда оставит позади привычный мир, а путь вниз станет теперь неотвратимым.

Оглянувшись, Аверан вновь увидела усыпанное звездами небо. Она глубоко вдохнула чистый горный воздух, прислушалась к мирному воркованию лесного голубя. Затем решительно вступила под сень пещерного свода. Путешествие началось.

Неподалеку молодой рыцарь сидел на камне, пытаясь выровнять выбоину в своем шлеме. Он взглянул на Аверан. Глаза его сияли. Мальчишки из местного населения сворачивали лагерь — убирали котелки с огня, проверяли снова и снова свои рюкзаки. Потрепанный рыцарь из Индопала стоял на коленях на земле, затачивая острия своих стрел точильным камнем.

Все вокруг бурлило. С прибытием Габорна все настолько оживились, что Аверан показалось, будто они ждали его не несколько часов, а всю свою жизнь.

Вильде, творение Биннесмана, стояла посреди пещеры. Ее фигура в толпе сразу бросалась в глаза. Это существо было создано волшебником для того, чтобы стать воителем на благо Земли. Она единственная из женщин, и без того немногочисленных, имела при себе оружие — палицу из массивного дуба. Одета она была в кожаные штаны и шерстяную тунику. На первый взгляд вильде была похожа на симпатичную молодую женщину, если не считать странного цвета лица. Ее кожа напоминала яркую молодую зелень, зрачки ее были темно-зеленые, почти черные, а волосы ниспадали на плечи волнами цвета авокадо.

Аверан подошла к вильде.

— Здравствуй, Весна! — сказала Аверан, назвав ее тем именем, которое впервые произнесла, когда увидала, как зеленая женщина свалилась с небес.

— Привет! — ответила вильде.

Ее речевые навыки были еще не слишком развиты. Но ведь Биннесман создал свое творение всего неделю назад. Ни один младенец в таком возрасте еще не умеет говорить.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась Аверан, надеясь завязать беседу.

Зеленая женщина, не мигая, уставилась на Аверан. Поразмыслив с минуту, она ответила:

— Я чувствую желание кого-нибудь убить.

— Бывают дни, когда и я чувствую то же самое, — поделилась Аверан, стараясь проникнуться настроением своей собеседницы.

Однако эта попытка лишь резче обозначила пропасть, лежащую между ними. Первоначально Аверан видела в зеленой женщине личность, человека, нуждающегося в ее помощи. Но ведь у Весны не было ни отца, ни матери, она не знала семьи, никто не воспитывал ее. Биннесман слепил ее из корней, камней и сока земли. Она просто не могла стать Аверан другом, поскольку зеленая женщина желала лишь одного: преследовать и истреблять врагов Земли.

Когда Аверан входила в пещеру, ей показалось, что внутри было около двух сотен воинов. Теперь она заметила, что ошиблась в своих подсчетах как минимум вдвое. Многие бойцы были скрыты в тени в глубине пещеры. На самом деле отряд был намного больше. Вид такого количества воинов подействовал на Аверан успокаивающе. Ей бы хотелось, чтобы, когда она пойдет в Подземный Мир, за ее спиной собрались все Властители Рун, которых она знала.

Аверан чувствовала себя, как выжатый лимон. За последнюю неделю, с тех пор как она бежала от нашествия опустошителей в форте Хаберде, от нее постоянно требовалось невероятное напряжение всех ее физических и духовных сил.

Аверан подошла к костру. Какой-то крестьянский мальчик немедленно сунул ей в руки тарелку. Рыцарь, присматривающий за крутящимся на вертеле над огнем бараном, отрезал от него кусок мяса и шлепнул Аверан на тарелку, затем зачерпнул хлебного пудинга из котелка и добавил его к мясу.

Для такого нехитрого лагеря подобная еда могла считаться деликатесом. Рыцари прилагали все усилия, изощряясь в кулинарном мастерстве, ведь эта еда могла стать последним достойным обедом в их жизни. Аверан приняла тарелку и огляделась в поисках свободного валуна, чтобы сесть.

Она направилась в затемненный угол пещеры, где уже разместилось с полдюжины людей с тарелками.

Присев на корточки на песке, Аверан склонилась над своим блюдом. Она отрезала кусочек баранины и вдруг подняла глаза.

Взгляды всех без исключения в радиусе двадцати футов были устремлены на нее. На их лицах читалось нескрываемое удивление, смешанное с любопытством. Щеки Аверан зарделись от смущения.

Значит, они все говорили обо мне, подумала Аверан.

Они знали, что она отведала мозг одного из опустошителей и благодаря этому научилась распознавать их секреты. Она положила кусочек мяса в рот. Сочное мясо было искусно приправлено розмарином и сдобрено медово-мятным соусом.

— Почти так же вкусно, как поджаренный мозг опустошителя, — сказала она.

Несколько фермеров преувеличенно громко рассмеялись над ее шуткой, несмотря на то что она оказалась не слишком удачной. Но благодаря этому Аверан удалось разрядить напряженную обстановку. Внезапно прерванные разговоры возобновились. Но только Аверан всерьез принялась за свою баранину, чья-то мясистая лапа шлепнула ее по спине.

— Хочешь промочить горло? — в ее руках, откуда не возьмись, оказалась жестяная кружка с элем.

Узнав голос, она с трудом подавила возглас изумления:

— Брэнд?

Егерь Брэнд, ее давний приятель, нависал над ней, скалясь во весь рот. Он распростер руки, вернее, свою единственную руку, для объятия. Аверан вскочила и повисла у него на шее.

— А я думала, тебя уже нет в живых! — воскликнула она.

— Не ты одна так думала, — засмеялся он. — Я и сам несколько раз почти прощался с жизнью.

Его смех прозвучал достаточно искренне, но не так беззаботно, как он звучал бы неделю назад. В его смехе Аверан послышалась боль.

Она вгляделась в его лицо. Брэнд был ее наставником. Он принял Аверан в обучение, когда она была еще ребенком. Он научил ее летать на грааках в гнездовье форта Хаберда. Он научил ее читать и писать, чтобы она могла доставлять послания герцога. Он обучил ее кормить грааков и ухаживать за ними. Уже только за это она должна была быть ему бесконечно благодарна. Но Брэнд был для нее больше чем учитель. Он был отцом и матерью, господином и семьей, ее лучшим другом. Стоило Аверан вновь увидеть его целым и невредимым, как у нее отлегло от сердца. Слезы радости полились из глаз.

— Ах, Брэнд, как же тебе удалось спастись? Когда я видела тебя в последний раз, опустошители…

— …во весь опор неслись к форту, — продолжил Брэнд. Перед мысленным взором Аверан живо предстал этот момент. Они с Брэндом находились высоко над фортом Хабердом. Сверху хорошо были видны крепостные стены и надвигающаяся на них орда опустошителей. Их войско было настолько велико и надвигалось с такой немыслимой скоростью, что он просто не мог спастись.

— Я усадил тебя на спину старине Кожаному Загривку и отправил в небо, — сказал Брэнд. — Затем отвязал оставшихся грааков. После этого я остался стоять на площадке. Я смотрел вниз на город. Орда опустошителей, охваченная паникой, стремительно приближалась. Их неудержимый бег сотрясал землю. Они были похожи на черный поток, внезапно обрушившийся на дно каньона и затопивший все вокруг. Большая часть грааков спасалась бегством. Но молодая Светлокрылая продолжала кружить над гнездовьем, издавая горестные крики. Врезавшись в городские стены, опустошители и не подумали остановиться. Что им наши баллисты, наши рыцари… Опустошители просто проломились через стены и ворвались на улицы. Некоторые люди пытались бежать, другие пробовали спрятаться. И тех и других настигали опустошители. Имея в своем распоряжении только одну руку, я не мог сражаться. Мне не оставалось ничего другого, как стоять и ждать, пока опустошители не доберутся до меня и, наверное, сожрут тут же на месте. Как вдруг что-то изо всех сил ударило меня по спине. Не успел я оглянуться, как оказался в воздухе. Это Светлокрылая подняла меня вверх и понесла над всей этой бойней. Представь, она ухватилась лапами за мою кожаную жилетку! Сама знаешь — я старый и толстый. Вот я и думаю: несет она меня на верную смерть. Однако Светлокрылая отчаянно хлопала крыльями и тащила меня через всю долину, словно я какой-нибудь поросеночек, которым она вознамерилась пообедать. Она летит вперед изо всех сил, а мне-то кажется, что ее неумолимо тянет к земле.

У Аверан от изумления глаза полезли на лоб.

— И как долго она тебя тащила?

— Полторы мили, — ответил Брэнд. — Или две.

Да, Аверан знала, что грааки иногда могут поднимать в воздух предметы, превосходящие вес ребенка (вес, который грааки переносят легко).

Она однажды видела, как старик Кожаный Загривок схватил в поле быка и поднял его в воздух. Бык наверняка весил не меньше, чем Брэнд. Также она слышала о том, что самки грааков носят своих тяжеленных птенцов из одного гнезда в другое, если им грозит опасность. Но все равно грааки просто не способны удержать такую ношу в течение длительного времени.

— Должно быть, она полетела с тобой по ветру прочь от крепости.

Не вызывало сомнений, если бы они полетели против ветра, опустошители обязательно учуяли бы их, пусть даже на расстоянии двух миль.

— Вот именно, — подтвердил Брэнд. — Именно это она и сделала. И у меня хватило ума, оказавшись на земле, не двигаться, пока орда не схлынула.

— А что стало с городом? — спросила Аверан.

Брэнд печально покачал головой.

— Он исчез с лица земли. Некоторым удалось улизнуть на лошадях, отмеченных рунами силы, — герцогу Хаберду и некоторым из его приспешников.

При этих словах голос его сорвался, и Брэнд на мгновение замолчал, как бы захлебнувшись гневом при мысли о подобной трусости.

— Расскажи о своих приключениях! — вдруг повеселел Брэнд. — Ты подросла с тех пор, как я в последний раз тебя видел.

— Подросла? — удивилась Аверан. — Всего-то за неделю?

— Выше, ты, возможно, и не стала, но вот повзрослела — это точно!

Он протянул руку и дотронулся до ее одежды. Старая синяя мантия «пилота» была покрыта мельчайшими корешками, будто какие-то семена проросли на влажной ткани. Поросль густо покрывала синюю шерстяную ткань, и под зеленью уже невозможно было различить ее первоначального цвета. Корни срослись вместе, образовав новую монолитную материю. Это новое платье Аверан должно было стать для нее волшебным одеянием, которое, как Охранитель Земли, спрячет ее и защитит от опасности.

— Да, думаю, я действительно повзрослела, — ответила Аверан.

Сказав это, она взгрустнула. Она, конечно, не выросла, однако ощущала себя на тысячу лет старше. Слишком много невинных людей погибло на ее глазах в битвах при Каррисе и Фельдоншире. За последнюю неделю она стала свидетельницей такого количества событий, чудесных и чудовищных, сколько ей не суждено было испытать за всю жизнь. Эти потрясения заставили ее измениться, пробудили к жизни кровь земли в ее венах. Ее человеческая природа, происхождение от рода людского, были для Аверан безвозвратно потеряны. Теперь она была волшебницей, обладавшей мистическими силами, которые завораживали ее саму не меньше, чем людей, ее окружавших.

Брэнд расплылся в улыбке и произнес хриплым голосом:

— Я так рад…

Он неловко прижал Аверан к себе. Когда он отпустил ее, лицо его вдруг приняло деловое выражение:

— Значит, ты собираешься в Подземный Мир, так?

Аверан кивнула. Казалось, Брэнд изучает ее. Помолчав, он продолжал:

— Я пошел бы с тобой, если бы только мог. Но боюсь, проку от меня большого не будет, рука-то у меня всего одна… Конечно, я смогу тащить мешок с провизией, как и всякий другой, но…

— Не надо… Я понимаю, — прервала его Аверан.

— Подожди, — продолжал Брэнд. — Кое на что я сгожусь. Я хочу помочь тебе. Я сильный человек, Аверан. Всегда был таким. Я хочу отдать тебе мою силу.

У Аверан словно комок застрял в горле. Она с трудом сдержала слезы.

— Ты хочешь стать моим Посвященным?

— Не только я, — ответил Брэнд. Он кивнул в сторону местных лесорубов, расположившихся в пещере. — Многие из нас готовы отдать все, что угодно, лишь бы стать тебе полезными. Может, мы и не достойны выступить в поход вместе с Властителями Рун, такими, как ты и Габорн, но мы непременно сделаем то, на что способны. Королевские способствующие принесли сотни форсиблей!

— Я не хочу причинить тебе боль, — сказала Аверан. — Вдруг ты умрешь, пытаясь отдать мне свою жизнестойкость?

— Думаю, я скорее умру от разрыва сердца, если ты не согласишься принять мой дар…

— Я не могу, — сказала Аверан. — Мне невыносима мысль, что, едва найдя тебя, мне снова придется тебя потерять.

— Если ты не примешь мой дар, я отдам его кому-нибудь другому, — настаивал Брэнд.

Аверан приготовилась спорить, но в этот момент из глубины пещеры появился способствующий и поспешил по направлению к ним.

— Аверан! — позвал он.

На нем были черные панталоны и черная короткая мантия, поверх который красовались серебряные цепи — знак принадлежности к обществу способствующих. Поднявшись, Аверан устремила на Брэнда взгляд, полный неизбывной печали. Затем она пошла прочь, пробираясь сквозь толпу. Следуя за колышущимися одеждами способствующего, она прошла в удаленную часть пещеры.

— Тебе предназначено великое множество даров. Его Высочество позаботился об этом, — провозгласил способствующий. — Двадцать даров чутья от собак, двадцать — жизнестойкости, по восьми даров грации и мускульной силы, двенадцать — метаболизма, по десяти — зрения и слуха, пять даров осязания.

От этого заявления у Аверан голова пошла кругом. Осознание того, на какие жертвы люди готовы пойти ради нее, потрясло ее до глубины души. Решившись принять все эти дары, она оставит десятки людей слепыми, немыми или лишенными других жизненно важных качеств.

Но не менее громадными должны быть и изменения, которые все эти принятые дары вызовут в ее теле. С двенадцатью дарами метаболизма она будет способна двигаться быстрее, чем другие, бегать со скоростью пятьдесят миль в час, хотя сама этого не заметит — ей просто будет казаться, будто время замедлилось. Каждый день она будет стареть почти на две недели. Значит, за год она состарится примерно на дюжину лет. Лет через десять она превратится в старуху, если вообще не умрет.

Способствующий провел Аверан в дальний угол пещеры, где на земле примостилось с дюжину потенциальных Посвященных. Способствующий вынул семь форсиблей — небольших прутьев для клеймения, изготовленных из кровяного металла, — и разложил их на сатиновой подушечке. Его помощники уже подошли к одной девочке. Они уложили ее на спину и пытались получить у нее дар зрения. Она казалась совсем малышкой, не намного старше, чем Аверан. Тонкие светлые волосы обрамляли ее худенькое личико. Лоб ее был покрыт крупными каплями пота. Один помощник пел тонким голосом, чирикая, как птица, и прижимая форсибль к руке девочки, в то время как другой шептал слова ободрения.

— Вот она, — настойчиво бормотал помощник способствующего, — надежда человечества, она, которая призвана провести нашего господина темными ходами Подземелья. Отдав свое зрение, ты поможешь ей видеть. Твоя жертва даст нам надежду на успех.

«Надежду на успех?» — подумала Аверан.

Задача, которую ей предстояло выполнить, представлялась ей поистине устрашающей.

Тропы внутри Подземного Мира были запутаны, как огромный клубок пряжи. И даже если ей удастся пробраться туда, куда она стремилась, что она могла сделать? Убить хозяйку Подземного Мира?

Я не готова сделать это, с отчаянием подумала Аверан.

Тем временем помощник способствующего продолжал монотонно твердить свое заклинание, а девочка смотрела на Аверан умоляющим взглядом.

— Спаси меня, — прошептала она, обращаясь к Аверан. — Спаси всех нас!

Я — последнее, что она увидит, осознала Аверан. Силой ее зрения я буду пронзать непроглядную тьму. Я смогу пересчитать вены на крылышке у мотылька на расстоянии десятка шагов.

Аверан сделала нерешительный шаг вперед и взяла девчушку за руку.

— Благодарю тебя, — сказала Аверан. — Я… сделаю все, что в моих силах.

При этих словах форсибль раскалился добела, вырвав у девочки крик боли. Зрачки ее, казалось, сморщились, как сушеные сливы, и побелели. Сразу после этого глаза ее ввалились, образовав две ямы-глазницы. Девчушка забилась, ослепленная болью, а помощник способствующего отнял форсибль от ее руки. Под ним виднелся белый пульсирующий шрам — руна зрения.

Помощник способствующего помахал тлеющим кончиком форсибля в воздухе, как бы проверяя что-то. Форсибль оставлял за собой длинный белый след, напоминавший пламя, которое, однако, не угасало, но оставалось висеть в воздухе еще долго.

Он внимательно изучил свечение на кончике форсибля, его ширину и длину, затем обернулся и посмотрел на главного способствующего, как бы ища одобрения.

— Хорошо, — сказал тот, — продолжайте.

Помощник наклонился к Аверан и закатал рукав ее мантии, обнажив шрамы, оставленные дарами, принятыми в прошлом. Поскольку все ее бывшие Посвященные погибли, шрамы на ее руке стали серого цвета.

Помощник способствующего снова завел свою птичью песню. Затем он прижал конец форсибля к руке Аверан. Сияющий белый след оторвался от руки Посвященной и вошел в руку Аверан. При этом кровяной металл вспыхнул ослепительным белым светом и превратился в пыль, растворившись в воздухе.

Аверан почувствовала неописуемый экстаз, который охватывает всякого, кто только что получил дар. Как только дар зрения вошел в нее, ей показалось, будто мрачная пещера взорвалась светом.

После этого ничто уже не будет выглядеть, как прежде.

Глава втораяСвет во тьме

Любовью той, что связывает нас,

Клянусь я светом быть во тьме,

В отчаянье надежду дать тебе,

Согреть любовью в трудный час.

И бастионом встать вокруг,

Когда враги твои приблизятся к тебе.

Внезапный порыв ветра ворвался в пещеру. Послышался звук, напоминающий свист крыльев стремительно пикирующего вниз ястреба, и огромный костер погас. Йом подняла взгляд. Там, где только что был костер, стоял волшебник Биннесман. Порыв ветра оказался делом его рук. Это Биннесман смерчем поднял пригоршню земли и заставил ее обрушиться в костер, чтобы погасить пламя. Он стоял, окруженный облаком зеленого света, подняв в воздух свой посох. Яркие искорки — все, что осталось от костра, — кружили вокруг посоха. Волшебник был окружен словно роем пылающих мотыльков. В венах волшебника текла кровь Земли, поэтому его кожа имела зеленоватый оттенок. Даже осенние цвета его одежд отливали зеленым светом. Зеленое сияние придавало ему странный потусторонний вид. Йом представилось, что вот именно такое сияние окружало Светлейших, словно Биннесман пожаловал прямо из древней легенды о Другом Мире.

— Господа! Позвольте минуточку вашего внимания! — громко провозгласил Биннесман. — Пришло время готовиться к битве. Недопустимо обсуждать наши тайные планы перед открытым огнем. Помните о пиромантах. Они могут подслушать ваши слова в шипении пламени.

Сказав это, он взглянул на Габорна.

— Ваше Высочество… — начал Биннесман.

У Йом от волнения перехватило дыхание. Этого момента она ждала всю ночь. Сейчас Габорн расскажет им о своих планах. Вчера Йом умоляла Габорна взять ее с собой в Подземный Мир, однако он ничего не обещал, сказал только:

— Я подумаю.

Молчание повисло над толпой. Ряды сомкнулись, каждый обратился в слух. Кто-то выкрикнул:

— Мы слушаем вас, милорд!

В толпе послышались крики одобрения и воинственные кличи. Габорн поднял руку, призывая всех к молчанию.

— Многие из вас выразили желание пойти со мной в Подземный Мир, — начал он. — Высочайший маршал Чондлер, — Габорн с уважением кивнул в сторону Чондлера, — сэр Ландлей из Орвинна, сэр Райан Мак-Кинн из Флидза. — Он помедлил, переводя взгляд, полный благодарности и уважения, с одного воина на другого. — Храбрость ваших сердец подтверждается храбрыми деяниями. Каждый из вас более чем достоин последовать за мной. Однако моя основная забота — спасти моих людей. Этим обусловливается мой выбор.

Заслышав это, лорды, окружавшие Габорна, приосанились. Каждый желал услышать свое имя среди тех, кто пойдет с Габорном.

Габорн обвел их всех взглядом. В темноте его зрачки расширились до неимоверных размеров. Белки его глаз были почти не видны. Заметив это, Йом поняла, что он уже принял несколько даров зрения, чтобы лучше видеть в непроглядной тьме Подземного Мира. Тоном, не допускающим возражений, Габорн сказал:

— Тех, кто последует за мной, будет трое: волшебник Биннесман, его вильде и девочка Аверан.

Толпа потрясенно выдохнула, а Йом с трудом сдержала рыдание. Обида волной захлестнула ее. Она так надеялась, что Габорн позволит ей сопровождать его. Она даже представляла себя во главе армии из нескольких сотен воинов.

Некоторые лорды открыто выражали недовольство. Своим решительным видом они показывали, что могут пойти в Подземный Мир и вопреки приказаниям Габорна.

Сэр Райан Мак-Кинн из Флидза прикрикнул на лордов:

— Заткнитесь, вы! Или кое-кто из вас недосчитается пары зубов! Может, вы забыли: Габорн — Король Земли, а не какой-то обычный король. Исполнять его приказы — высочайшая честь для нас.

Габорн с благодарностью улыбнулся сэру Мак-Кинну и сказал:

— Не сила оружия проложит нам путь к трону королевы пустоши. Биннесман, Аверан и я — все мы находимся под защитой Земли. Я думаю, одно это сможет помочь нам пробраться в подземелье. Я бы с удовольствием взял с собой целую армию для прикрытия. Однако я думаю, что вся армия погибла бы.

Тут Йом заметила, что взгляд его померк. Лицо Габорна казалось бледным, словно он заглянул смерти в лицо. Йом ужаснулась при мысли о том, насколько кровавой может стать эта битва.

— Ваше Высочество, — послышался голос высочайшего маршала Чондлера, — вчера вы упомянули, что от предстоящей битвы зависит судьба мира. Если мы не перебьем всех опустошителей…

— Мы не затем туда идем, чтобы убивать опустошителей, — возразил волшебник Биннесман. — Это никогда не входило в мои намерения. Земле нанесена глубокая рана. Земля страдает от боли. Мы должны заживить раны Земли. Я предполагаю, для этого мы должны будем уничтожить три руны и их создателя. Возможно, нам придется убить только одного опустошителя.

— Ну как же, — возразил Чондлер, — вы собираетесь убить всего одного опустошителя, однако не вызывает сомнения, что вам придется столкнуться с тысячами опустошителей, чтобы проложить себе дорогу в логово Великой Истинной Хозяйки. Никто еще не спускался так глубоко в Подземный Мир. Если я не ошибаюсь, это старая нора находится в самых далеких глубинах земли. Я сам отважился спуститься под землю всего лишь дважды, но я никогда не опускался так глубоко…

Он поперхнулся, обводя глазами туннель. При этом все воины погрузились в молчание. Теперь, когда огонь больше не освещал пещеру, темнота вокруг сгустилась и стала непроницаемой для взгляда.

— Наши праотцы сражались с опустошителями далеко внизу. Но они не решались спускаться в глубокие берлоги, туда, где земля становится горячей, а воздух настолько густым, что можно резать его ножом. В старинных книгах это место называют бескрайний лабиринт. Туннели там не кончаются и каждая берлога охраняется сотнями тысяч воинов, которые стерегут гнезда.

— Да, но великие тайники не рядом с гнездами! Они рядом с Логовом Костей! — воскликнула Аверан.

— Итак, — продолжал маршал Чондлер, — вы станете жертвами… И все же, ваше Высочество, я осмелюсь смиренно предложить свои услуги. Я или Ландлей могли бы оказать вам большую помощь в этом путешествии.

С минуту Габорн пристально рассматривал Чондлера, затем его глаза вспыхнули скрытым огнем.

— Грядут великие свершения. Вас ждут великие подвиги, которые потребуют от вас приложения всех ваших сил, даже больше. Я чувствую, как опасность надвигается со всех сторон. — Он посмотрел вниз, словно пытаясь взглядом проникнуть в глубины земли. Его лоб покрылся капельками пота. — Первый враг, с которым придется сразиться, нападет через два дня в Гередоне, в тысяче миль севернее отсюда. Даже если бы я мог послать армию в Гередон, это бы не помогло. Земля просит меня предупредить народ Гередона, призвать их спрятаться, искать спасения под землей.

Удивленный шепот поднялся над толпой, ибо Габорн изрек поистине необычный совет.

— Лезть под землю? Как кроты? — выпалил кто-то. Каким бы странным он не казался, к совету Короля Земли следовало прислушаться.

Габорн продолжал:

— На закате следующего дня война разразится поблизости от дома. Если ваши сердца жаждут сражения, у вас будет предостаточно шансов утолить эту жажду. Ибо грядет великая битва; война с безжалостным врагом, который не пощадит ни женщин, ни детей.

С этими словами Габорн вскочил на огромный каменный выступ. Окинув взглядом толпу, он прокричал:

— Разошлите вестников по всей Мистаррии! Пусть скажут всем: кто может держаться на ногах, должны идти в Каррис. Каждый мужчина, твердо стоящий на ногах, каждая женщина, которая умеет держать в руках лук, каждый ребенок старше десяти лет, желающий заглянуть смерти в лицо, пусть все они соберутся на крепостных стенах. На закате через три дня оденьте ваши сердца в броню и трубите в рог войны. Мы должны атаковать первыми. Мы должны идти в бой, не ведая жалости. Бессмысленно ждать милости от врага. Если мы падем, падет последний оплот человечества.

Ловикер прокричал:

— Ты собираешься послать женщин и детей на войну? А ты сам поведешь нас в бой?

— Клянусь Семью Камнями, я надеюсь, что да, — отвечал Габорн.

Йом заметила, как беспокойство сгустилось в его глазах. Она поняла, что Габорн сомневается в собственных силах.

Габорн еще раз взглянул на собравшихся лордов. Его окружали люди дюжины национальностей.

— Сэр Ландлей, возьми самую быструю лошадь, какую только сможешь достать, и скачи на родину, в Орвинн. Приведи всех лордов, которые смогут последовать за тобой, обратно в Каррис. Ты должен успеть к закату на исходе третьего дня.

— Так точно, — сказал Ландлей. С его полдюжиной даров метаболизма он мог свободно передвигаться со скоростью пятьдесят миль в час. Не успел ответ сорваться с его губ, как сэр Ландлей развернулся и помчался прочь.

— Высочайший маршал Чондлер, ты хочешь исполнить великую миссию. Я дам тебе такую возможность. Прошу тебя начать укрепление Карриса. Не заботься о том, чтобы запастись провизией. Вам не потребуется более того, что уже есть в крепости. Если ты не выиграешь эту битву, все пропало.

— Клянусь силами! — поклялся Чондлер. Укрепление Карриса в такой короткий срок было задачей практически невыполнимой, ведь опустошители сравняли с землей крепостные стены. Но раз Габорн говорил о судьбе мира и возложил ответственность за эту решающую битву на Чондлера, он приложит максимум усилий, чтобы не обмануть ожиданий Короля Земли и войти в историю человечества в списке героев.

— А что со мной? — спросила Йом.

Габорн взглянул на нее с печалью, словно опасаясь разбить ей сердце.

— Если Каррис падет, мне потребуется кто-то, кто доставит наших людей и безопасное место.

— Я Властительница Рун, — сказала Йом. — Я по праву должна воевать в Каррисе. В самом деле, разве я не должна занимать командующий пост?

— Я думал о том, чтобы доверить тебе командовать битвой в Каррисе, — ответил Габорн. — Ты была последней, кто покинул замок Сильварреста. Никто другой не проявляет столько заботы о народе, как ты. Однако Чондлер в данном случае справится лучше.

Она знала, что он ищет предлог услать ее куда-нибудь подальше от опасности.

— В день нашей свадьбы я покаялась быть тебе светом в темноте, — сказала Йом. — Мне трудно представить себе более темное место, чем то, куда ты направляешься. Позволь мне войти с тобой. Я сделаю все возможное, чтобы сделать это путешествие не таким трудным.

Габорн печально покачал головой:

— Ты не понимаешь: это опасно.

То, как он сказал это, заставило Йом заподозрить, что Габорн боялся не только за ее, но и за свою собственную жизнь. Сердце ее бешено забилось. Йом не имела права продолжать спор с Габорном в присутствии его воинов.

Чондлер подозвал нескольких Рыцарей Справедливости, и все они принялись спешно готовиться к отправлению, собирая свою поклажу и оружие.

Подозвав к себе участников предстоящего путешествия, Габорн приступил к выбору оружия. Аверан, Биннесман и зеленая женщина держали в руках волшебные посохи и не хотели брать с собой никакого другого оружия. Габорн взял свой традиционный боевой молот — орудие с длинной ручкой, изготовленное в Мистаррии. Также при нем была сабля, которую он по привычке всегда носил с собой. Однако ни то ни другое оружие не подходило для того, чтобы сражаться с опустошителями в их царстве. Боевой молот представлял собой опасность для каждого, кто мог бы оказаться слишком близко в то время, когда воин замахнется им в пылу сражения. Что касается сабли, то было бесполезно наносить удары ею, пытаясь поразить опустошителя, ведь, пока удар достигнет своей цели, опустошитель уже успеет оказаться в другом месте, недоступном для удара сабли.

Поэтому Габорн подверг пристальному изучению оружие, которое маршал Чондлер и его люди забрали из крепости Арроушир как раз для того, чтобы использовать его в предстоящем сражении. Оружие было разложено на земле перед Габорном. Дротики опустошителей. Они представляли собой тяжелые копья, целиком выкованные из прочного железа, по форме они напоминали пику, однако были длиннее. Каждый дротик длиной примерно восемь футов был заострен с обоих концов и увенчан алмазным острием, которым легко можно было проткнуть шкуру опустошителя. Вокруг железного древка была навернута грубая коровья кожа, чтобы можно было крепче ухватиться за копье.

Это были древние орудия, которые за последнюю тысячу лет использовались крайне редко. С первого взгляда они казались неподъемными, однако для того, кто обладал дарами мускульной силы, дротик на деле оказывался легким, словно сделанным из ивовой лозы. И все же дротики выглядели неуклюжими и громоздкими.

«А что же я буду делать, пока Габорн где-то там спасает мир?» — спрашивала себя Йом. Он отверг ее просьбу взять ее с собой, и Йом уже не верила в то, что Габорна можно будет убедить. В конце концов, она носит его ребенка, а Габорн ни в коем случае не подвергнет их обоих опасности.

Однако Йом заметила, что Габорн боялся не только за нее, но и за себя самого.

Я могу многим ему помочь, даже если Габорн не позволит пойти вместе с ним, я могу сделать многое, чего он сам никогда не сможет сделать.

Йом всегда мыслила более прагматично, чем Габорн. Ома восхищалась его добродетелью, его утонченной чувствительностью. Она любила Габорна за его мягкость.

Но приходят времена, когда мы больше не можем позволить себе быть мягкими, говорила она самой себе.

Йом вернулась в пещеру и прошла мимо тлеющего костра в дальний, укутанный густой тенью закоулок, где двое способствующих переносили дары Аверан. Полдюжины Посвященных лежали вокруг девочки, словно принесенные в жертву.

Йом подождала, пока освободится главный способствующий, и подошла к нему.

— Габорн скоро отправляется, — сказала она. — Когда он уйдет, пошли словечко нашим способствующим в замке Сильварреста в Гередоне. Я припасла много форсиблей в склепе на холме. Я хочу, чтобы способствующие использовали их, чтобы перенести дары по вектору Габорну. У него есть Посвященные в замке Лонгмот. Это будет нетрудно.

— Как много даров мы должны передать ему? — спросил способствующий.

— Столько, сколько сможете, — ответила Йом.

— Габорн на это ни за что не согласится, — ответил способствующий слишком громко. — Даже в детстве он никогда не любил форсибль.

— Ну конечно нет, — сказала Йом, пытаясь жестом заставить его говорить тише. — Он не должен знать о том, что мы делаем это для него. Габорн — лорд, связанный клятвой. Он не возьмет дар силой. Не станет покупать его у бедняка, у которого нет другого выбора. Те, кто отдает дары, должны быть взрослыми людьми, которые осознают всю ответственность и опасность этого поступка и отдают свои силы добровольно, побуждаемые лишь собственным чистым желанием послужить своим ближним.

Способствующий пристально посмотрел на нее. Он понимал, насколько безнадежным будет поход Габорна. Он также понимал, что мир не может позволить ему быть поверженным.

— Мы потеряем его, понимаешь? — сказал способствующий. — Даже если его поход будет успешным, обладая столькими дарами метаболизма, он состарится и умрет, пока ты еще будешь молода. Но ты рискуешь не только этим. Он может запросто стать Суммой Всех Людей — бессмертным, единственным, неспособным умереть.

При этой мысли слезы навернулись Йом на глаза:

— Ты думаешь, я не осознаю опасности? Не думай, будто я делаю это с легким сердцем.

— Очень хорошо, — ответил способствующий. — Мы пошлем словечко в Гередон прямо сейчас.

* * *

Когда Аверан закончила принимать дары, Йом прошла глубже в пещеру. Биннесман и вильде следовали за ней по пятам. В глубине туннеля в одиночестве стоял Габорн, держа в руке зажженный факел. Он сосредоточенно вглядывался в туман, в то время как его рыцари сворачивали лагерь.

На входе Пасть Мира была футов в сто шириной, но затем отверстие стремительно сужалось до ширины в двадцать пять футов. Дело в том, что совсем недавно опустошители укрепили стены туннеля, используя свою слизь — вещество само по себе мягкое, но, затвердев, способное стать крепче, чем цемент. Они сформовали слизь в виде колонн, напоминавших по форме гигантские ребра, которые исполинскими арками вздымались к потолку, соединяясь в одной точке где-то на высоте тридцати футов. Ряды колонн повторялись через каждую дюжину ярдов. На вершине, там, где соединялись верхушки колонн, с обеих сторон проходила костистая кромка, через которую можно было протиснуться лишь ползком.

Один вид этих колонн внушал страх. Бросив взгляд в глубину туннеля, Йом увидела бесконечные ряды белых ребер. Ей показалось, что путь их пролегает сквозь скелет какого-то исполинского, давно умершего змея.

С потолка свисали длинные нити бурых водорослей, а также болтались лоскутья других волосатых растений.

— Что ты делаешь? — спросила Йом у Габорна.

— Вот, прикидываю, сколько факелов нам взять с собой, — ответил тот. — Слишком много факелов будет для нас обузой в пути, а слишком мало — просто катастрофой.

— Восковой корень хорошо горит, — предложил Биннесман. — По пути он нам наверняка попадется.

— Я могу предложить кое-что получше факелов, — сказала Йом, радуясь тому, что она тоже может быть чем-то полезной. — Я позволила себе взять с собой подарок из сокровищницы в Морском Подворье.

Она направилась к своему узелку, который был спрятан за мотком каната, и вынула вышитый мешочек, наполненный драгоценностями. Они составляли лишь малую толику сокровищ двора Мистаррии и давали представление о необъятных масштабах и разнообразии сокровищ, собранных предками Габорна за период более чем две тысячи лет. Среди них были около восьмидесяти брошей всех цветов. Они было призваны украсить собой любой наряд лорда, какой бы ему не заблагорассудилось надеть в тот или иной день. Здесь были черные опалы с холмов над Вестмором, огненные опалы из Индопала, жемчужные опалы из-за моря Кэррол, а также голубой опал, настолько древний, что даже советник Вестхавен не мог ничего сказать о его происхождении. Были здесь и золотые опалы с алыми вкраплениями, украшавшие червленую золотую корону, а также бесчисленные ожерелья, браслеты и кольца.

Йом рассыпала содержимое мешочка на земле у ног Габорна. Драгоценности бледно мерцали в пламени его факела.

— Сможешь ли ты извлечь из них свет, как ты сделал в крепости Сильварреста? — спросила она Биннесмана.

— Да, они будут гореть разными цветами! — воскликнул Биннесман.

Волшебник посохом разбросал драгоценности так, что они образовали круг, затем принялся чертить руны снаружи круга. Потом он поднял над ними свой посох и произнес мантру. Сделав это, Биннесман прошептал:

— Проснитесь!

Камни начали тускло мерцать, каждый своим собственным неповторимым светом. Они были подобны звездам летней ночью. Голубой опал первым поймал искру, остальные присоединились к нему.

Однако в отличие от звезд их сияние, казалось, становилось все сильнее. Потоки яркого света, подобно солнечным лучам, отражающимся от снежного ноля, били во все стороны от драгоценных камней. Этот свет ослепил бы любого, даже не имеющего дюжины даров зрения. Среди потоков света тут и там попадались струйки изумительных цветов — ручейки голубой воды, бегущие из озера сапфиров, червленое золото, напоминающее по цвету осенний день, зеленые и красные цвета настолько яркие, что, если бы Йом попросили описать их, ей не хватило бы слов.

Драгоценные камни выбрасывали снопы ослепительного света, который становился все более насыщенным. Сияние было настолько ярким, что Йом чувствовала, как камни пышут жаром. Вскоре ей пришлось отвести взгляд. Она посмотрела вверх и увидела, как цвета танцуют на потолке пещеры.

Аверан от восторга затаила дыхание. Даже зеленая женщина от удивления издала какой-то птичий звук. Биннесман наклонился и принялся выбирать те опалы, которые светили ярче всего: у Йом не было времени отобрать лучшие камни. Когда она пришла в сокровищницу, у нее были считаные секунды на сборы, поэтому она взяла камни, которые на первый взгляд показались ей самыми лучшими. Теперь же многие из них были отвергнуты Биннесманом. Он отобрал только самые яркие.

Закончив, волшебник сказал:

— Теперь успокойтесь.

Опалы приглушили свое сияние. Теперь они уже не пылали жаром. Однако все равно их приглушенный свет был ярче, чем любой фонарь.

— Давайте посмотрим, — пробормотал волшебник. — Кто возьмет вот это?

Волшебник взял в руки серебряное кольцо с изящным белым камнем, который сверкал ярким огнем.

— Возьми его, дитя, — сказал он, передавая его Аверан.

Аверан надела кольцо себе на палец и радостно воскликнула:

— Сидит, как влитое. Словно сделано специально для меня.

— Возможно, оно и было сделано специально для тебя, — ответил волшебник с таинственной улыбкой.

Кольцо безудержно пылало. Аверан погладила его и прошептала:

— Тише!

Постепенно яркий свет сменился приглушенным мерцанием. Казалось, будто на руке у нее сверкает звезда.

Для вильде Биннесман выбрал ожерелье с дюжиной золотых опалов. Он надел ей ожерелье на шею, и зеленая женщина тут же зачарованно уставилась на драгоценные камни.

После этого волшебник выбрал броши для себя и для Габорна.

Габорну он дал брошь с зеленым опалом, который сиял ярче всех цветных камней.

— Уникальный камень для единственного в своем роде человека, — провозгласил Биннесман и приколол Габорну брошь.

Биннесман протянул руку над драгоценными камнями, готовясь погасить их свет, но тут Йом схватила его за запястье и сказала:

— Подожди. Я пойду с вами.

Из оставшихся драгоценностей она выбрала старинную драгоценную корону. Не каждый из ее опалов светился ярким светом, но, учитывая, что в короне были сотни опалов, Йом предполагала, что в их свете она сможет видеть на четверть мили дальше, чем обычно.

Габорн посмотрел на Йом. Взгляд его был серьезен.

— Нет, ты не пойдешь. Для тебя есть другое задание. — Он обвел взглядом присутствующих, как бы опасаясь, что его могут подслушать. — Если Чондлер не устоит, если его войско потерпит поражение в Каррисе, тогда, боюсь, все мои Избранные погибнут. Но все же и тогда останется одна хрупкая надежда.

— Какая? — спросила Йом.

— Спасаясь, кое-кто может податься на морс, — ответил Габорн. — Опустошители ненавидят воду, к тому же их зрение недостаточно острое для того, чтобы пересекать океаны. Они избегают копать туннели на островах. Так почему бы не увести людей в безопасное место. Ты поплывешь с ними на север, в замороженные моря. Опустошители не осмелятся преследовать вас.

— Значит, ты все-таки не оставляешь надежды услать меня в безопасное место, — сказала Йом с горечью.

— Ты отведешь наших людей в безопасное место. Я рассчитываю на тебя.

— Очень хорошо, — сказала Йом, — пошли приказ советнику Вестхавену в Мистаррию и советнику Роттерману в Гередон, пусть они займутся приготовлениями. Они не нуждаются в моей помощи.

— Но… — возразил было Габорн.

— Не надо играть на моем чувстве долга, Габорн, — предупредила Йом. — Я тебе не какая-нибудь служанка. Я поклялась быть с тобой в радости и печали, быть ближе тебе, чем какой-нибудь другой человек. Мне ясно, что ты задумал. Ты хочешь послать меня в безопасное место. Как ты не понимаешь: единственное место, где я смогу быть в безопасности, — это рядом с тобой, ведь ты — Король Земли. В день нашей свадьбы ты поклялся, что будешь мне защитником.

— Я не знаю, что ждет нас там, внизу, — возразил Габорн. — Я не могу пообещать тебе, что там ты будешь в безопасности.

— Чего тогда стоит твое Прозрение Земли? Выходит, наша судьба для тебя — потемки, как и для любого другом человека. Но я обещаю тебе: когда другие падут, я буду твоим щитом. Пока ты будешь думать, как спасти мир, я буду думать, как спасти тебя.

Габорн пристально поглядел ей в глаза, тщетно ища, что бы возразить. Когда он заговорил, слова с трудом срывались с его губ, словно их вырвали у него пытками:

— Хорошо, мы отправимся в Подземный Мир вместе.

Глава третьяОбрученный с Женщиной Воды

Из всех сил вода — наиболее соблазнительная, возможно, потому, что ей легче всего дать волю. Но берегись: потоки ее слишком быстро становятся безудержно бушующей стихией, которую уже не остановить. Тот, кто попытался обуздать воду, становится не более чем горстью щепок, которые она уносит прочь, к морю.

Из «Книги по волшебству для детей», написанной Хозяином Очага Колом

Сэр Боренсон и его жена Миррима покинули деревню Фэнравен еще до рассвета, когда туман поднимался с болот, а звезды падали с небес подобно искрящимся уголькам.

Боренсон первым делом кинулся на кухню и в спешке принялся закидывать провизию в рюкзак. Несколько колбас и пару буханок хлеба — это все, что он успел схватить. Затем, вооружившись боевым молотом, он пробрался к двери в гостиницу и выглянул на улицу. В темноте едва виднелись силуэты дремлющих домиков. Позади них деревья протягивали к небу голые ветви, похожие на черные пальцы, в безмолвии стремящиеся поймать падающие звезды. Казалось, в деревне все спит: ни лая собак, ни любопытного хрюканья свиньи, ни привычной тонкой струйки печного дыма над трубой — ничто не подавало признаков жизни.

И все же что-то тревожило Боренсона. Он все еще помнил человека в капюшоне, который преследовал его две ночи назад. Он вспомнил фигуру на быстрой лошади, бесстрашно скачущую в темноте через кишащие вайтами болота Вестланда. То, что всадник осмелился отправиться в эту местность, несомненно, указывало на его смелость. Однако то, что он скакал в капюшоне, и то, что на копыта его коня были надеты чехлы из овечьей кожи, чтобы смягчать ее шаги, — все это указывало на то, что он мог принадлежать к наемным убийцам из Инкарры. Может быть, он был не более чем одиноким разбойником, пробиравшимся во тьме в надежде подкараулить ничего не подозревавших купцов, однако Боренсон давно научился доверять своим подозрениям.

Вот и сейчас он не торопился покинуть свое укрытие. Стоя на пороге, он пристально вглядывался в тени. Удостоверившись в отсутствии слежки, он прошептал:

— Пойдем!

Бесшумной тенью выскользнув из двери, он прокрался за угол гостиницы и скрылся в конюшне. Внутри тускло мерцал огонек масляной лампы. Стойла были скрыты в темноте. Сверху доносился запах плесени. Это пахло сено на сеновале — запах, характерный для поздней зимы или ранней весны. Учитывая, что сейчас была осень и сено лишь недавно сложили на сеновал, этот запах казался неожиданным и странным.

Боренсон смотрел на Мирриму, пока та зажигала лампу. Держа лампу в вытянутой руке, она направилась к загонам. Ее грациозные движения напоминали плавное течение воды. Боренсон ожидал, что движение заставит ее поморщиться от боли, однако выражение ее лица не изменилось. Прошлой ночью Миррима сразилась с вайтом и одержала над ним победу, которая, однако, чуть не стоила ей жизни. Теперь, казалось, она окончательно излечилась.

Когда они подошли вплотную к стойлам, Миррима подняла лампу высоко над головой, высматривая их лошадей. Тут Боренсон удивленно присвистнул.

— Что такое? — прошептала Миррима.

— Моя резвая кобылка! Посмотри, она здесь. Должно быть, кто-то нашел ее.

Она была привязана рядом с боевым конем Боренсона. Эту лошадку он подобрал недалеко от Карриса и всего за несколько дней успел привязаться к ней всей душой. С тех пор как он потерял ее, спасаясь от вайта, прошло уже две ночи. Когда она неслась в темноте во весь опор, она поранила копыто об острый корень.

— Как ты думаешь, она будет хромать?

— Надеюсь, что нет, — ответила Миррима. — Это я нашла ее вчера вечером на окраине города. Одно копыто у нее было расколото — казалось, бедняжку уже пора пристрелить. Я смазала ей копыто бальзамом Биннесмана.

— Чудотворным бальзамом Биннесмана? — удивился Боренсон, уставившись на копыто. — Я думал, я весь его на тебя израсходовал.

— Ты потерял банку, — сказала Миррима. — В ней еще была капля бальзама.

На копыте осталась белая полоска, как будто бедняжка поранила его год назад, но в целом копыто было в полном порядке. Кобыла равномерно удерживала вес своего тела и не хромала, когда подбиралась поближе к Боренсону, чтобы потереться об него мордой.

Поглаживая свою любимицу, Боренсон с сожалением проговорил:

— Старый волшебник превзошел самого себя, создав эту мазь. Боюсь, другой такой нам не видать.

Этот бальзам спас жизнь сначала Мирриме, потом Боренсону, это было воистину волшебное снадобье, творящее чудеса. Но теперь оно закончилось.

— Да будут благословенны ручьи, которые текут с холмов Серинпира, и пусть возрадуется рыба, которая плавает в них! — провозгласила Миррима.

Слова ее напоминали пение. Боренсон слегка удивился ее словам. Было похоже на то, что Миррима цитирует песню, которую он еще никогда не слышал. И тут ему пришло на ум, что Серинпир — это не что иное, как название высокой горы к востоку от Баллингтона, где Биннесман изготовил свой бальзам.

— Далеко отсюда до Инкарры? — спросила Миррима, внезапно меняя тему разговора.

— Отсюда до Батенны семьдесят миль, — ответил Боренсон. — Если поторопимся, можем успеть туда до полудня. Там я смогу принять дары в доме маркиза. Оттуда еще сорок миль до южной границы. Переход через горы в Спрятанные Королевства, скорее всего, займет много времени, а вот потом, до самого Иселфериона, дорога будет хорошая.

— Иселферион — это там, где живет Король Урагана? — спросила Миррима.

Боренсон кивнул:

— Надо успеть туда к ночи. Мы должны доставить послание Габорна Королю Урагана. К тому же там мы сможем узнать, где сейчас находится Дейлан Хаммер.

— Это что, так просто? — спросила Миррима. Боренсон лишь посмеялся над ее наивностью, спрашивая себя, а что вообще она знает об Инкарре. Он пристально взглянул на нее, пытаясь разглядеть черты ее лица в темноте.

— Я пошутил, — сказал он.

Они оседлали лошадей. Боренсон осторожно вывел кобылу из стойла, чтобы убедиться в том, действительно ли ее рана зажила. К своему величайшему восторгу Боренсон увидел, что кобыла не просто поправилась, но пребывала в прекрасной форме.

Вскочив на коней, Миррима и Боренсон скрылись в ночи, направляясь в сторону холмов к югу от города. На какой-то момент дорога внезапно спустилась в ложбину, и их окутал густой туман. Лошадь Мирримы подобралась вплотную к лошади Боренсона и скакала с ней бок о бок, будто опасаясь нового нападения вайтов. Боренсон украдкой бросил взгляд на жену, проверяя, не боится ли она, и тут же понял, что его опасения напрасны. Миррима скакала, гордо запрокинув голову, словно наслаждаясь этим моментом. Туман оседал на ее коже жемчужными каплями. Роса покрывала ее лоб и волосы, рассыпавшись сверкающими капельками. Воздух был насыщен влагой, и Миррима, раздувая ноздри, жадно вдыхала его, как будто пила, пытаясь утолить жажду.

Боренсон крякнул от удивления. С прошлой ночи его жена, казалось, изменилась до неузнаваемости. В ее дыхании ему чувствовался запах воды. Дыхание Мирримы было похоже на ветер, доносящийся с дальнего озера, а ее волосы благоухали как поднимающееся марево над неподвижной водой. И двигалась она теперь по-другому. В ее движениях появилась неуловимая легкость. Казалось, она плывет, наполненная спокойствием и умиротворением.

Она была рождена чародейкой. Теперь она знала, что являлась служительницей стихии воды. Прикосновение воды излечило и преобразило ее, но ей пришлось отвергнуть возможность служения этой стихии. Миррима предпочла остаться с ним.

Да… Она теперь совсем другая.

На протяжении нескольких миль дорога шла в гору. Вскоре они поднялись настолько высоко, что могли видеть туманные болота, оставшиеся позади. Вдоль дороги чередовались леса и поля. Леса здесь были совсем другими — тихими и сухими. Казалось, все мрачное и недоброе осталось позади, и все же Боренсона не покидало чувство опасности. Он тревожно вглядывался вдаль, боясь вновь увидеть там человека в капюшоне. Миррима и Боренсон почти не разговаривали друг с другом, а если им и случалось обменяться нарой слов, то говорили они только шепотом. Приближаясь к очередному перелеску, они всегда пришпоривали лошадей и неслись галопом. Всякий раз, достигнув вершины холма, они останавливались и подолгу рассматривали оставшийся позади участок дороги.

Продвигаясь таким образом, они через некоторое время достигли равнин Трагенвольда — скалистой местности, поросшей лесом. Дорога здесь использовалась настолько редко, что стала почти непроходимой. Из щелей между камнями торчали кусты терновника. Дорогу обрамляли обветшавшие статуи лордов. Этим статуям, как и камням, которыми была вымощена дорога, исполнилась уже не одна тысяча лет. Они несли на себе явные следы воздействия природных сил. Дождь и ветер изрядно потрудились над древним камнем. Разинутые рты фигур молча возносили славу древней Ферессии — некогда могущественнейшему из государств.

Но то были дела давно минувших дней. Теперь же черные сосны столпились вокруг кладбищенских руин. В одиноких рощах кричали совы, а ветер разносил их голоса по впадинам и пещерам. Примерно около часа дорога серпантином вилась вокруг гор, то поднимаясь, то опускаясь. Утреннее солнце задумчиво поднялось над горизонтом. Оно было огромно в своем рассветном величии.

Боренсон чувствовал присутствие душ умерших в этих лесах. Они прятались в глубокой тени и в поросших мхом деревьях. Они как бы томились в заточении, не смея покинуть своего убежища. Однако чутье подсказывало Боренсону, что местные духи не были злыми. Когда-то они были людьми, такими же, как он. Таких привидений не стоило бояться. К тому же всякий раз, когда Боренсон покидал покров деревьев, солнце согревало его спину. Перед лучами солнца духи были бессильны. Они не смели покинуть своего убежища, приняв видимое глазу обличье.

Как только взошло солнце, Боренсон посмотрел себе под ноги, ища следы. Однако на протяжении многих миль дорога была девственно чиста. И вот наконец, когда они приблизились к ручью, на вязкой влажной почве они отчетливо увидели размытый отпечаток — характерный знак, в отличие от ровного следа копыта указывающий на то, что здесь проехала лошадь, обутая в чехлы.

При взгляде на этот отпечаток глаза Боренсона вспыхнули:

— Это тот убийца. Как думаешь, след свежий?

Он закинул руку за спину и вытащил из ножен свой боевой молот.

Миррима спрыгнула с лошади. Дар чутья она приняла от собаки, и теперь обнюхивала землю вокруг следа, затем понюхала воздух.

— Нет, — сказала она. — Этот след был оставлен день назад, оставлен человеком. Человек этот, судя по запаху, очень странный.

— Странный? — прошептал Боренсон.

— Его запах напоминает мне об открытых равнинах и одиноких холмах. Возможно, он был в пути всего несколько дней. И все же я думаю, он уже давно скитается по белому свету. Такой человек скорее будет спать под дождем, чем в уютной гостинице.

— Да-а… — протянул Боренсон. Он огляделся. — Скорее всего, Радж Ахтен послал его следить за этой дорогой примерно месяц назад. Мы напоим лошадей и позавтракаем здесь.

Он спрыгнул с лошади и отвел ее вверх по холму, подальше от ручья. Здесь, на опушке рощи, несколько ореховых деревьев стояли кружком. Они были похожи на старушек, собравшихся посплетничать. Отсюда дорога спускалась по холмам по направлению к Фэнравену. Дорога вилась тонкой лентой, пока не достигала широкой трассы, ведущей к городу. Приглядевшись, Боренсон увидел окрестности Фэнравена.

Разводя костер и поджидая, пока разгорятся мелкие веточки, Боренсон не сводил глаз с дороги. Вскоре пламя начало лизать кору на ветках покрупнее, потом занялось и на поленьях. Подождав, пока в костре будет достаточно углей, Боренсон принялся жарить сосиски, которые он захватил с собой с постоялого двора. Вдруг ему почудилось легкое движение на дороге. Он увидел рыжего лося огромных размеров, утомленной походкой пробиравшегося сквозь деревья. Он шел, с трудом волоча ноги и закинув голову назад, так что рога практически касались спины. Лось осторожно нюхал воздух большими ноздрями. Определенно, он вынюхивал лосиху. Загадочного всадника по-прежнему не было видно. На много миль вокруг не было ни души.

И все же Боренсон продолжал чувствовать беспокойство. Он не мог точно сказать, чего он боялся. Возможно, его тревожила эта поездка в Инкарру, которая сама по себе была достаточно опасной.

Однако у него был повод для беспокойства и посерьезнее. Миррима — вот что занимало его в данный момент. Последние несколько недель он упорно сопротивлялся своему чувству, не разрешая себе влюбиться в нее. Его основным долгом было служение Габорну. Он и представить себе раньше не мог, что в его жизни останется место для любимой женщины, для жены. Раньше он думал, если ему и суждено жениться, то обязательно на какой-нибудь бедной женщине, которая будет готовить ему еду и удовлетворять другие физические потребности в благодарность за предоставленный кров. Он и представить себе не мог, что женится на женщине прекрасной, на женщине сильной, которая будет горячо любить его, на женщине, обладающей в равной степени разумом и страстью.

Теперь же он был просто раздавлен этой любовью. Он был оглушен, как мальчишка, который чуть не лишился чувств, когда его сердце в первый раз разорвала невероятная страсть. Прошлая ночь с Мирримой, когда они предавались любви, была само совершенство.

И все же Боренсон чувствовал, что-то было не так. Он опасался, вдруг Миррима оставит его — или, вернее, ему казалось, будто некая сила пытается увести ее от него.

Время от времени он думал о человеке в капюшоне. От одной только мысли о нем веяло чем-то зловещим.

Миррима осталась сидеть у ручья. Оказавшись наверху, Боренсон не видел ее. Ее силуэт скрылся из виду в сплошной заросли деревьев. Боренсон думал, чем же она сейчас занимается? Возможно, она купается, или просто отдыхает, или же собирает дрова для костра. Однако вскоре мысль, что он не видел ее уже довольно давно, обеспокоила Боренсона. Он уже успел наколоть толстые колбаски на заостренные палочки и принялся поджаривать их над углями, а Мирримы все еще не было видно.

Боренсон понимал, окликнуть ее было бы в высшей мере неразумно, учитывая, что они находились в местности, где разбойники могли быть на каждом шагу. Поэтому, не произнося не слова, он поспешил обратно к ручью. Рядом с дорогой Мирримы не было видно. Однако на мягкой земле рядом с ручьем он увидел отпечатки ее маленьких ног. Миррима направилась вниз по течению ручья. Обнаружить ее оказалось несложно. Ковер изо мха и опавших листьев, покрывавший мягкую почву, позволял даже такому увесистому мужчине, как Боренсон, свободно продвигаться вперед, не увязая в болоте. Негромкая музыка бормочущей среди круглых камней воды сопровождала звук его шагов. Воздух был наполнен запахом бегущего потока.

Боренсон неслышно пробирался все дальше и дальше, следуя за цепочкой ее следов. Следы Мирримы одинокой тропкой вились вдоль ручья. Других отпечатков на земле не было видно. Только однажды Боренсон заметил нечто, что его насторожило. Ее следы пересеклись со следами огромного волка. Это напомнило ему, что они находились в диких лесах.

Боренсон неожиданно оказался на обрывистом склоне, где ручей устремлялся вниз и вливался в небольшое озеро, которое тут же переходило в озеро побольше. Вода в дальнем озере была неподвижна и прозрачна, как стекло.

На берегу, у самой воды, он увидел Мирриму, сидящую на ковре зеленой травы, усыпанной полевыми цветами. У кромки воды рогоз тянул вверх свои головки. Вода была настолько прозрачной, что можно было разглядеть дно. Рыбки, сверкая серебряными боками, играли среди уходящих под воду черных корней огромной сосны.

Миррима не купалась. Она просто сидела, опустив босые ноги в озеро и рассеянно глядя на воду. Спустя пару мгновений Боренсон заметил какое-то волнение на поверхности воды, словно какая-нибудь рыбка, может, уклейка, а может, и покрупнее, проплыла близко к поверхности воды. Сначала она очертила круг, затем закрутилась серпантином по направлению к центру круга и вдруг разделилась на три части, которые зигзагом брызнули в разные стороны и исчезли.

Тут Боренсон сообразил, что кто-то написал на поверхности воды руну. Руну, которую он не узнал. Сердце его похолодело. Не успела поверхность озера разгладиться, как новая руна начала приобретать форму. Боренсон неотрывно смотрел на воду, как бы силясь разглядеть источник этого удивительного движения: были ли это рыбы или водяные жуки. Однако ничего подобного он разглядеть не смог. Движение рождалось как бы само по себе.

Внезапно Боренсон понял, чего именно он боялся эти последние пару дней. Не убийца в капюшоне отнимет у него жену, а одна из Сил. Сила Воды — это она стремится сманить Мирриму, увлечь ее, увести ее от него.

«Как же я раньше не догадался!» — с досадой говорил Боренсон сам себе. Я должен был увидеть это — в том, как она плывет по земле, или в том, как она вдыхает утренний туман, и в том, как роса блестит на ее волосах. Она — ундина!

Боренсон схватил ветку с земли и сердито швырнул ее в озеро. От внезапного удара потревоженная вода заволновалась. Миррима подняла голову, и широкая улыбка озарила ее лицо.

— Ты сказала, что отвергла воду, — упрекнул ее Боренсон, стараясь изо всех сил совладать с голосом.

— Нет, не отвергла, — сказала Миррима. — Я сказала, что люблю тебя больше и отказываюсь пойти к морю.

— Но ведь Силы не позволяют нам сделать такой выбор. Ты не можешь любить одновременно меня и воду.

— Ты в этом уверен? — спросила Миррима. — Разве человек не может любить свою жену, своих детей, свою лошадь и свою собаку, а также свой дом и свою страну. Разве человек не может глубоко любить каждого из них, и каждого по-своему?

— Может, — ответил Боренсон. — Но жизнь всегда заставляет нас выбирать между теми, кого мы любим. Если ты попробуешь служить Воде, она заявит на тебя свои права, так же как Земля заявила свои права на Габорна.

— Габорн служит хозяину с жестким характером, твердым и непримиримым, как камень, — сказала Миррима. Она опустила руку в озеро и, зачерпнув ладонью воды, вылила ее на ближайший камень. — Вода — текучая и послушная, она заполняет пустые места вокруг нас и пустоты внутри нас, она несет и поднимает нас. Пусть меня уносят глубокие потоки воды, я все равно буду любить тебя. Ведь я сказала прошлой ночью, что я люблю тебя и не оставлю никогда. Это правда.

Боренсон знал, что немногие из тех, кто любил воду, могли долго противостоять ее зову. Однако мягкий, успокаивающий тон Мирримы почти развеял его страхи.

— Иди сюда, — сказала она, положив руку на землю рядом с собой.

Боренсон спустился по склону и уселся на корточки на траве рядом с Мирримой.

Она дотронулась до его руки.

Говорят, если обычным людям случается находиться рядом с могущественными волшебниками, такие люди в этот момент испытывают странные чувства. Присутствие Пламяплетов вызывает у людей жажду — жажду наживы, жажду крови, жажду плотских удовольствий. В присутствии Охранителей Земли возникает желание созидать или культивировать землю или искать уединения в темных местах. Раньше Боренсон никогда не замечал в себе подобных ощущений, до этого самого момента. Когда Миррима взяла его за руку, он почувствовал, как на него нахлынуло ощущение покоя — очищающее чувство, которое смыло все его сомнения и волнения. Нечто подобное он пережил прошлой ночью, когда они лежали вместе в постели, сплетясь телами. Тогда он подумал, что это ощущение родилось внутри него само по себе, что он просто почувствовал уют от совершения таинства любви. Теперь он понимал, что это было нечто большее.

Миррима взяла его правую руку в свои ладони и заглянула ему в глаза. Ее же глаза стали вдруг такими темными, что казались почти черными. Белки ее глаз светились бледно-голубым светом. Хотя в воздухе не было ни капли утренней росы, бусинки воды все же сверкали в ее темных волосах, а ее дыхание благоухало, как горный родник. Однако на ундину она не была похожа. Глаза ее не были такими зелеными, у нее не росли жабры, а на коже не было и намека на серебряную чешую.

— Не бойся, — говорила она, и ее слова удивительным образом растворяли его страх. — Вода возлагает на меня миссию, которую я желаю выполнить. Грядут темные времена — безводные, сухие времена. Воде нужны воины, чтобы дать стабильность и принести выздоровление Земле. Вот что я думаю: ты и я — одно целое. Я хочу, чтобы ты пошел вместе со мной.

«Она должна стать воином Воды?» — удивился Боренсон.

Это объясняло тот факт, почему у нее не было никаких признаков ундины. Возможно, это так же объясняло ее необычную силу в бою. Именно ее рука поразила Темного Победителя, когда все другие были готовы покориться ему. Ее рука прогнала вайт — существо, которое ни один из смертных не смог бы изгнать. Вчера она отправила на тот свет не одну дюжину опустошителей. Да, несомненно, Миррима идеально подходила на роль воина. Более того, Боренсон понимал, что Вода сделала свой выбор очень мудро, совместив свое желание с внутренним стремлением самой Мирримы.

Он заглянул в глаза Мирримы и увидел в них холод.

— Пожалуйста, пойдем со мной! — сказала она. — Это битва, которая не оставит на сердце шрамов. Вода излечит все раны.

Что заставило ее сказать это? Она знала, что чувство вины из-за убийства Посвященных в крепости Сильварреста чуть не погубило его. Но знала ли она, что после этого он стремился к воде и что совершил жертвоприношение рядом со священным озером. Пускай она сама и не догадывается этом, ее хозяйка наверняка все знает. Ее устами она только что предложила Боренсону сделку.

Миррима сложила левую руку ковшиком, зачерпнула воды из озера и полила ее на их сплетенные ладони. В последнюю минуту Боренсон едва сдержал непроизвольный порыв отдернуть руку. И вот холодная жидкость просочилась на его ладонь. Вода омыла его руку — руку, которая неделю назад; была так запятнана кровью, что Боренсону казалось, он никогда не отмоет ее. Миррима медленно продолжала лить воду на его руку. Вода стекала по его пальцам, струилась по ладони и по предплечью до самого локтя. Боренсон с удивлением заметил, что вода в ладошке у Мирримы не кончалась, а все продолжала литься.

Удивительно было и то, что вода оказалась гораздо теплее, чем он думал, словно озеро все еще хранило тепло лета. После того как Миррима совершила это омовение, вся боль и усталость, которые до этого отягощали его правую руку, исчезли без следа. Боренсон чувствовал себя очищенным, будто заново родился.

Миррима засмеялась, глядя на него, она пришла в восторг, видя его удивление. Она снова опустила руку в озеро, и водомеры разлетелись во все стороны, когда она зачерпнула воду еще раз.

— Пусть вода даст тебе сил, — прошептала она, пролив пригоршню воды ему на голову. В тот же момент его сознание, казалось, очистилось.

Страхи, терзавшие его относительно ее будущего, равно как и сомнения насчет своей собственной судьбы, растаяли без следа. Она еще раз зачерпнула воды и вылила эту последнюю пригоршню ему на грудь.

— Пусть вода укрепит тебя, — прошептала она и наклонилась вперед, чтобы поцеловать его, затем прибавила: — Пусть вода возьмет тебя.

Она прильнула к его рту губами и ухватилась за его тунику с нечеловеческой страстью. И в этот же момент мощным толчком она сбросила его в озеро. Уже очутившись под водой, он понял, что она все еще держит его, не давая подняться на поверхность. Заключенный в ее объятия, прильнув к ней губами, он чувствовал, как теплая вода охватывает его со всех сторон. Оказалось, что теперь ему не нужно больше дышать. Ее объятие было крепким, и он понял, что она действительно любит его почти так же сильно, как воду.

Глава четвёртаяКраб-слепец

Наиболее типичным обитателем Подземного Мира является краб-слепец. Эти создания принадлежат к той же семье живых существ, что и опустошители, о чем позволяет судить наличие у них щупалец и схожей структуры скелета. В природе встречаются крабы-слепцы самых разнообразных размеров: от миниатюрных светящихся крабов, населяющих пещеру Ваддельс в Альнике (такие крабы могут легко уместиться на большом пальце руки новорожденного ребенка), до краба-бегемота из Делвингского Провала, в чьем пустом панцире могла бы поместиться целая семья.

Из «Обитателей Подземелья», написанного Хозяином Очага Квиксом

Габорн Вал Ордин спускался в Подземный Мир. По мере продвижения от живности, которая была еще заметна у входа в пещеру, не осталось и следа. Кругом царили холод и опустошение.

В неподвижном ледяном холоде воздух, выдыхаемый лошадьми, немедленно превращался в пар. Примерно через полмили пути на стенах туннеля уже блестел лед. Свод туннеля и земля под ногами были также покрыты коркой изо льда. Сверху свисали сосульки замысловатой формы. Можно было подумать, что до них не дотрагивалась ничья рука вот уже пару тысяч лет. Тут и там замерзшая вода застыла в форме причудливых кристаллов. В таких местах лед отражал свет, излучаемый опалами, и разбрасывал его по туннелю ослепительными брызгами.

Впереди в свете опалов начали вырисовываться громоздкие очертания какого-то предмета. Подъехав ближе, они увидели тело мертвого опустошителя. Трудно было сказать, умер ли он своей смертью, или был убит своими сородичами, или же затоптан ордой, когда та мчалась по пещере. Мрачное чудовище было приплюснуто к стене, как будто опустошители пытались протиснуться мимо него. Было видно, что по нему хорошенько потоптались ему подобные. Однако голова его осталась нетронутой. Она прислонилась к стене. Огромные челюсти были распахнуты, во рту виднелись ряды острых зубов. Труп окружали несколько крабов-слепцов. Они отважились спуститься так низко, очевидно соблазнившись запахом, исходящим от мертвого опустошителя. Однако вместо наживы их ждала гибель — они не выдержали холода и лежали теперь неподвижно вокруг мертвого гиганта.

Туннель здесь был еще достаточно широким. Пятеро человек, составляющие их маленький отряд, свободно могли ехать в ряд, что они и делали, хотя лошади уже начали дрожать и продвигались вперед очень неохотно.

На полу туннеля виднелось огромное количество следов ног опустошителей. Пару дней назад здесь промчалась орда в более чем семьдесят тысяч монстров. Дно туннеля прорезала глубокая канава — красноречивое свидетельство их недавнего продвижения. Туннель плавно вел вниз. Благодаря тому, что уклон был еще не слишком крутым, здесь легко можно было проехать верхом.

Аверан ехала во главе отряда. Она приняла Дары чутья от собак и теперь, возглавляя шествие, она надеялась почуять едва уловимые запахи, которые опустошители передавали друг другу, используя их вместо речи. Аверан была единственным человеком, который научился понимать их язык. Девушка внимательно принюхивалась, а по лицу ее текли слезы. Ей вспоминалось долгое и печальное прощание с одним из ее Посвященных — одноруким великаном по имени Брэнд.

Габорн и Йом скакали бок о бок. Йом старалась не отставать от Габорна и держаться к нему поближе, ведь она не была воином, несмотря на то что приняла даров не меньше, чем любой капитан из войска Габорна. Завершали процессию Биннесман и зеленая женщина.

Туннель неуклонно уводил их все ниже и ниже. До сих нор им не встретилось ни одного ответвления. Туннель был прямым как стрела. Если иногда он и поворачивал, что случалось очень редко, Габорн был уверен, это происходило лишь потому, что на пути его строителям попался исключительно большой камень или участок слишком твердой почвы.

Тут и там на глаза им попадались следы разрушений, свидетельствовавших о древнем возрасте этого туннеля. Потолок местами обвалился, оставив груды камней и щебня на полу туннеля. Пару раз дорогу им преграждали трещины в земле. Заглянув в одну из трещин, Йом не смогла увидеть дна, словно трещина шла до самого центра земли.

Однако несмотря на все эти незначительные разрушения, туннель по большей части оставался в целости и сохранности. Строительное мастерство опустошителей заключалось в том, что прорытые ими ходы сохраняли свою форму в течение многих сотен лет.

— Землетрясение — обычное дело для опустошителей, — подумал Габорн. — Похоже, они знают, как справляться с ними, так же как мы умеем обращаться с ветром и дождем.

Однако скоро по ходу движения стали заметны такие явления природы, влияние которых было не так-то легко избежать. Кое-где сквозь породу просачивалась вода. В таких местах в течение долгих веков формировались сталагмиты и сталактиты. Четыре дня назад эти причудливые конструкции были впервые потревожены и оторваны от своих привычных мест, когда армия опустошителей промаршировала через туннель. Кое-где вода текла по стенам, образуя неглубокие потоки и лужицы. Несомненно, рано или поздно вода находит какую-нибудь щелочку, куда можно просочиться. С годами такие щели становились шире и прорезали пол туннеля насквозь.

Спустя дюжину миль воздух в пещере стал теплее. Сосульки исчезли, и в одно мгновение пещера наполнилась густым холодным туманом.

Лошади внезапно замедлили шаг. На первый взгляд ничто не предвещало опасности, однако сердце у Габорна учащенно забилось. До сих пор благодаря хорошей видимости Габорн был уверен, что враги не подойдут к ним незаметно. Теперь же свет, излучаемый опалами, померк, и Габорн с трудом мог разглядеть свою ладонь, даже поднеся ее к лицу.

Все были вынуждены спешиться. Габорн направился вперед, ведя свою лошадь под уздцы. Строптивое животное непослушно дергало головой, пытаясь вырвать удила из рук хозяина. Ему вдруг вспомнился разговор, который состоялся, пока Аверан принимала последние дары.

— Ваше Высочество, я прошу вас взять меня с собой. Позвольте мне, по крайней мере, сопровождать вас хоть часть пути, — попросила Хроно Габорна.

Просьба историка обеспокоила Габорна.

— Ты слишком часто обращаешься ко мне с просьбами и никогда не даешь ничего взамен. Ты всегда говоришь, дескать, Хроно не смеют вмешиваться в политические интриги, что ваш удел — лишь наблюдать за людскими делами и оставаться верными Лордам Времени, не служа никакому другому господину. И все же в этот раз я прошу тебя вмешаться. Это будет моя последняя просьба. Я прошу о помощи. Попроси всех Хроно мира предупредить человечество об опасности и велеть людям держать путь к южным или к северным морям, чтобы укрыться на островах. Если мы не разобьем войско опустошителей при Каррисе, другой возможности спастись может не быть.

Габорну его просьба казалась легко выполнимой. Каждый Хроно отдавал дар ума другому, а тот отдавал ему свой дар ума взамен. Таким образом, у двух Хроно была одна память на двоих. Из двух близнецов та Хроно, которая сейчас стояла перед Габорном, выступала в роли наблюдателя, тщательно отслеживая каждое слово и дело Габорна. Ее близнец выступал в роли летописца. Он жил уединенной жизнью на острове в холодных морях к северу от Орвинна, записывая хроники жизни Габорна. Учитывая то, что все летописцы жили вместе, они представляли собой мощный коллективный разум. Теоретически Хроно легко могли бы выполнить просьбу Габорна и предупредить всех лордов во всех королевствах о надвигающейся опасности.

— Но это нарушит наш политический нейтралитет! — возразила Хроно.

— Только не в том случае, если вы предупредите всех людей одновременно, — сказал Габорн. — Я не прошу вас отдать предпочтение какой-либо одной нации. Предупредите все человечество, помогите мне снасти каждого, кто пожелает спастись!

Первый раз в жизни Габорн увидел, как Хроно нахмурилась, серьезно обдумывая просьбу Габорна. Согласно закону, действующему в сообществе Хроно, если бы принц упал в озеро и начал бы тонуть, Хроно не имели права предложить свою помощь.

После минутного размышления Хроно ответила:

— Ты понимаешь, что хочешь ты того или нет, подобное известие вызовет политическую неразбериху. Королевские семьи начнут покидать свои земли, посылать своих детей на острова. Народы перемешаются и сдвинутся со своих насиженных мест. Люди начнут воевать друг с другом, чтобы обрести контроль над северными островами.

— По крайней мере, хоть кто-то выживет, — возразил Габорн. — В противном случае человечеству не устоять против армии опустошителей.

Хроно Йом, молодая девушка, пока новичок в своем деле, взглянула на Хроно Габорна и сказала:

— Следует рассмотреть эту просьбу на совете.

— Ты рискуешь породить раскол в сообществе! — возразила Хроно Габорна.

— А ты рискуешь судьбой самого человечества! — закричала Хроно Йом в ответ.

Сердце Габорна, казалось, вот-вот вырвется из груди. Никогда до этого он не становился свидетелем такого ожесточенного спора между двумя Хроно. Две женщины стояли, пожирая друг друга глазами. Внезапно Хроно Габорна развернулась и направилась к своей лошади. Она вскочила в седло и ускакала в припадке ярости.

Хроно Йом сказала Габорну:

— Ваше Высочество, я сделаю все, что в моих силах, чтобы удовлетворить вашу просьбу.

— Спасибо! — ответил Габорн.

Он протянул руку и сжал ее ладонь.

Девушка посмотрела вслед удаляющейся Хроно Габорна и печально покачала головой.

— Хроно старой закалки, такие, как она, забывают, что значит любить, иметь семью и друзей. Их единственным пристрастием становится наблюдение, а единственными друзьями — их близнецы.

Габорн поинтересовался:

— А на вашем совете будет ли у тебя шанс отстоять свое мнение против таких, как она?

Девушка покачала головой:

— Не знаю. Мы служим Лордам Времени. Мы ведем наши летописи. Но что мы будем записывать, если все люди погибнут? Наступление опустошителей, медленное остывание солнца, конец всего? Я думаю, настало время, когда мы должны действовать, и если мы сделаем этот выбор, мы должны действовать сообща.

Габорн продолжал идти сквозь туман. Он тщетно пытайся пронзить темноту силой своего Зрения, дарованной ему Землей.

— Этот туман ненадолго, — заверила своих спутников Аверан. — Впереди есть широкий проход, ведущий наверх. Там горячий воздух, поднимающийся из Подземного Мира, встречается с холодным воздухом с гор.

Йом спросила:

— Габорн, ты чувствуешь опасность? Там впереди есть опустошители?

— Да, — отвечал Габорн, стараясь смягчить свой ответ, словно стесняясь своего провидческого дара. — Я чувствую опасность, но до нее еще много миль.

Он и сам удивился своим словам. Если бы опустошители планировали напасть на них, то почему не сделать это здесь. Густой туман, окружавший их, создавал идеальные условия для внезапного нападения.

Габорн спросил Аверан:

— Вчера ты предупредила меня об опасностях, которые поджидают нас здесь. Что ждет нас впереди?

Аверан тряхнула головой, будто пытаясь навести порядок в своих мыслях.

— Главная опасность — это опустошители, — сказала она. — Но есть и другие опасности: глубокие каньоны, преодолеть которые могут только опустошители, легко взбираясь по их склонам, но не человек. Также нам грозит опасность в виде других живых существ.

— Имея столько даров, сколько имеем мы, не думаю, что нам следует беспокоиться о каких-то животных, — сказал Габорн.

Аверан задумалась на мгновение, затем издала возглас отчаяния:

— Это… Я не помню. Неделю назад потолок этого туннеля был опутан ростками растений, а пол был усеян стаями грызунов. Мне удалось узнать это от Пролагателя Путей. Но теперь опустошители очистили и разровняли дорогу, так что я не могу с уверенностью сказать, что мы найдем впереди. И я не знаю точно, по каким дорогам нам нужно идти. Бесконечная Пещера окружена множеством туннелей. Там есть и такие тропы, которыми не отваживаются ходить даже сами опустошители. Если мы не хотим встретиться с ними, нам придется использовать некоторые из этих нехоженых троп. Они же таят в себе самые грозные опасности.

— Ты сказала, мы обязательно повстречаем опустошителей. Они что, выслали вперед стражников? — спросил Габорн.

Аверан снова задумалась.

— Я уже говорила тебе — опустошители, с которыми ты сражался, не были воинами. Это были фермеры и пролагатели туннелей, мясники и… просто обыкновенные опустошители. Лишь немногие из них знали, как сражаться. Да, у них были рыцарские клинки и пики, но они и понятия не имели о том, как их правильно использовать. Если же впереди нас поджидают патрули, выставленные опустошителями, могу сразу сказать вам, чего следует опасаться. Опустошители обычно закапываются в землю, когда поджидают добычу. Они прорывают туннель под дорогой и лежат там неподвижно. Они умеют настолько искусно прятаться, что невозможно заметить даже неровность на дороге. За исключением двух щупалец, находящихся на поверхности, все их тело находится под землей.

— Я всегда думал, а могут ли они видеть нас, когда находятся под землей? — спросил Биннесман.

— Нет, — ответила Аверан. — Как я и говорила, зрение, подобное человеческому, у них отсутствует. Они лишь улавливают форму живого существа, воспринимая энергию, текущую в его теле. Это течение жизненной энергии подобно вспышкам молнии.

— Сила электричества, — сказал Биннесман.

— Как бы это не называлось, — ответила Аверан, — сквозь грязь и пыль они не могут видеть лучше, чем ты. Но если щупальца или голова находятся на поверхности земли, они могут унюхать твое приближение, уловив вибрации. Когда ты окажешься на спине одного из них, он внезапно поднимется и сбросит тебя на землю. Он убьет тебя, не успеешь ты и пошевелиться.

— Я слышал об этом, — с горечью сказал Габорн.

Хоть Аверан и не знала об этом, Габорн однажды ходил охотиться в Даннвуд на опустошителей. Это было всего лишь день спустя после того, как он женился на Йом. Он охотился в древней пещере, где залегли несколько опустошителей. Несмотря на то что Габорн был Королем Земли и мог использовать Прозрение Земли, чтобы предупредить своих людей об опасности, лишь немногие из его спутников выжили в этой экспедиции. Почти четыре дюжины рыцарей погибли при обстоятельствах, которые только что описала Аверан.

— Впереди опасность, — сказал Габорн. — Мы встретим ее примерно через сто миль, не раньше.

— Я сейчас кое-что вспомнила, — сказала Аверан. — Я узнала это от Пролагателя Путей. Впереди нас ждет огромная пещера. Не знаю, как перевести систему измерения расстояний опустошителей в ту, которую используем мы, но я думаю, примерно через сто миль. Перед тем как опустошители вырвались на поверхность, они находились там в течение многих дней.

— Это место нечто вроде плацдарма? — спросил Габорн.

— Я думаю, сейчас там тоже может находиться большое количество опустошителей, — сказала Аверан. — Целая армия, и большая. Я видела это в сознании мага пустоши.

У Габорна чуть сердце не выскочило из груди. Семьдесят тысяч опустошителей напали на Каррис. Если впереди их поджидает орда такого же размера, есть ли у отряда хоть малейшая надежда незаметно проскользнуть мимо?

— А нет ли способа обойти плацдарм? — спросил Габорн. — Может, существует какой-нибудь боковой туннель?

Аверан задумчиво посмотрела Габорну в лицо.

— Может, нам поискать другой вход в Подземный Мир?

— Слишком поздно. На это нет времени.

— Мы могли бы попытаться проскользнуть мимо них, или, если нам удастся легко расправиться со стражниками, возможно, нам посчастливится избежать погони.

В этот момент Габорну показалось, будто туман настолько сгустился, что стало трудно дышать. В его душу закрались сомнения относительно Аверан. Несмотря на то что она узнала так много об опустошителях, она и понятия не имела, куда вести отряд. Скорее всего, голова ее была настолько переполнена информацией, что у нее просто не было времени создать полную картину из множества кусочков.

— Скажи, — спросила Йом. — Опустошители хорошо видят сквозь туман?

— Да, — ответила Аверан, — для них он почти незаметен.

Не успела Аверан произнести эти слова, как Габорн почувствовал, что туман начинает рассеиваться. Уже через несколько шагов он полностью улетучился. Здесь туннель разветвлялся. Из левого рукава поступал более теплый воздух, похожий на летний бриз. Правда, этот ветерок нес с собой запах минералов и сырости. Правый туннель круто уходил наверх.

— Поворачивайте налево, — сказала Аверан. — Наш путь почти всегда лежит вниз, по направлению к теплому воздуху.

В туннеле постепенно начинали появляться признаки жизни. Лед здесь почти полностью растаял, и под влиянием тепла и влажности в изобилии росла червь-трава, покрывая весь пол и стены. Червь-трава получила свое название из-за того, что ее напоминающий морского ежа куст был весь покрыт мягкими отростками, по форме похожими на дождевых червей. С потолка свисали длинные ленты пещерных бурых водорослей, а по стенам тут и там лепились пучки разноцветных грибов.

Вся эта растительность по большей части несла на себе следы повреждений. Видно было, что пещерная флора сильно пострадала. Тут и там целые кусты растений были вырваны с корнем.

Время от времени на глаза им попадались крабы-слепцы, пробирающиеся вдоль стен в поисках еды. Они были совершенно не похожи на обычных крабов, населяющих реки и берега морей. По форме они напоминали опустошителей и походили на гигантских клещей. У каждого из них имелось шесть длинных тонких ног.

Участники похода вновь сели на лошадей и поскакали во весь опор.

Большинство молодых крабов-слепцов были абсолютно бесцветными. Их панцири казались хрустальными. Сквозь прозрачную броню отчетливо были видны их внутренности и мышцы. Габорн видел, как их сердечки начинали бешено колотиться от страха, когда лошади скакали мимо, громко стуча копытами. Габорн также мог различить цвет пищи, которую краб ел пару часов назад. Почти все крабы были невелики — всего несколько дюймов в длину.

Несколько гри стрелой промчались сквозь туннель. Гри питались насекомыми и паразитами, обитающими в шкуре опустошителей. Сейчас они, наверное, направлялись на поиски корма. Они часто-часто махали черными крыльями и пищали, словно от боли. Одна из них, обезумев от голода, села на плечо Йом. Голова животного имела форму лопаты, так же как у опустошителя. И так же как у него, у нее были крошечные щупальца, которые обрамляли голову, начиная ото лба и заканчивая подбородком. Животное немедленно зацепилось коготками за плащ Йом и принялось шебуршить лапками в ее одежде, ища насекомых. Йом вскрикнула и крепко сжала гри в кулак, затем швырнула ее об стену.

Вскоре после этого на пути им встретился первый за их путешествие великий червь. Серого цвета, похожий на слизняка, примерно девять футов в длину и толщиной с человеческую руку, он полз не спеша, оставляя за собой след и поедая колонию плесени.

Габорн зачарованно смотрел на червя. Об удивительных растениях и животных, населяющих Подземный Мир, он слышал прежде только в сказках и легендах, а теперь увидел одного из его обитателей своими глазами.

* * *

С тех пор как они миновали туман, отряд вот уже в течение нескольких часов неуклонно спускался в самое чрево земли. Теперь на их пути часто попадались боковые туннели. Эти ответвления хранили следы бурной деятельности опустошителей.

На каждом перекрестке Аверан останавливалась и принюхивалась к воздуху. Уловив запах, подсказанный ей Пролагателем Путей, она говорила своим товарищам, куда им следует направляться. Однако, даже принимая во внимание то огромное количество информации, которую она получила от Пролагателя Путей, ее все-таки ждало несколько сюрпризов.

Они ехали вот уже несколько часов быстрым шагом, когда Габорн заметил кое-что необычное. В стене туннеля обнаружилась грубо вырубленная пещера небольшого размера. Над входом в пещеру в свете опалов можно было разглядеть какие-то знаки, явно нацарапанные рукой человека.

— Что это? — спросил Габорн. — Логово какого-то животного?

Биннесман ответил:

— Нет, не животного. Это творение рук человека. Люди Эрдена Геборена часто строили такие убежища в Подземном Мире. Это было еще в те времена, когда они сражались с опустошителями. Надпись сделана на инкарранском наречии. Я не слишком знаком с их языком, но полагаю, что она гласит следующее: «Форпост Пасти Мира номер три».

— Пролагатель Путей хранит память о сотнях подобных пещер, — сказала Аверан.

— Думаю, следует обследовать ее, — сказал Габорн. — Она может нам пригодиться.

Аверан спрыгнула с лошади и заглянула в узкое отверстие. Свой тлеющий приглушенным светом опал она держала перед собой, и его красноватое свечение освещало путь.

— Туннель вырублен в сплошной скале. Здесь слишком узко, придется продвигаться ползком. Он ведет вверх, а примерно через дюжину ярдов поворачивает налево, — сказав это, Аверан первая полезла в туннель.

Габорн спешился и последовал за ней. Черные губчатые грибы, похожие на сморщенные листья, устилали пол. Габорну казалось, будто он ползет по мокрому одеялу. Туннель завершался просторным помещением, куда могли бы поместиться от десяти до пятнадцати человек. Парочка крабов-слепцов, почувствовав чье-то вторжение, поспешила укрыться за высокой каменной бочкой, стоявшей в углу. Рядом, прислоненное к стене, стояло древнее копье опустошителей с заржавевшим острием. В противоположном углу они увидели покрытый плесенью скелет ребенка. Плоть высохла на костях, а затем отвалилась по кускам, сам же скелет был в целости и сохранности.

Габорн пересчитал ребра и выяснил, что это была девочка, маленький ребенок лет четырех-пяти. Девочка свернулась калачиком и держала пальчик во рту в тот момент, когда смерть настигла ее. Она была завернута в типичное инкарранское одеяло, сотканное из тонких нитей белой пряжи, которую в Инкарре традиционно изготавливали из козлиной шерсти.

За спиной Габорн услышал подавленный вздох. Йом пробралась в пещеру вслед за ними и теперь, как и он, смотрела на детские кости.

— Кому пришло в голову привезти сюда ребенка? — удивилась Йом.

Тут Аверан заговорила:

— Несколько дней назад, когда мне удалось проникнуть в сознание опустошителя, я увидела кое-что, что поможет разгадать эту загадку. Я увидела… пещеры, полные людей, здесь, в Подземном Мире. Опустошители держали их в подземелье, чтобы испробовать на них свои заклинания.

Йом с ужасом смотрела на Аверан, которая продолжила свой рассказ:

— На этих людях они упражнялись в своем колдовском мастерстве. Выжимать воду из человека, ослеплять его болью, делать так, чтобы раны начинали гнить — для практики опустошителям необходим был материал. Поэтому они ловили людей, по паре человек за один раз из той или другой деревни, и приводили их сюда. Возможно, эта девочка была одной из них.

— Как это, наверное, было ужасно! — сказала Йом, будто говоря о чем-то, что случилось давным-давно.

Аверан покачала головой:

— Не было, а есть. Эти люди все еще здесь.

Эта новость была поистине чудовищной. Раньше для Габорна сознание Аверан напоминало просторную пещеру, наполненную сокровищами, которые только и ждали, чтобы их обнаружили. Теперь оказалось, что пещера наполнена костями и ужасом.

— Ты знаешь, где находятся эти люди? — спросил Габорн. — Можешь указать туда дорогу?

Ко всем его и без того невыполнимым заданиям теперь добавилось еще одно — он должен будет разыскать пленников, спасти их из заточения.

— В самом низу, — ответила Аверан, — рядом с Логовом Костей.

Габорн тяжело вздохнул. В этом замкнутом пространстве становилось тяжело дышать. Когда они только обнаружили пещеру, в которой теперь находились, Габорн подумал, что убежище наподобие этого могло бы быть хорошим местом, где можно разбить лагерь, но теперь он знал точно: он никогда не сможет расположиться на отдых в таком месте, где за ним наблюдают пустые глазницы мертвого ребенка. Габорн почувствовал свою вину за то, что живет, дышит, в то время как многие умерли мучительной смертью. Он чувствовал себя виноватым за то, что страстно желал жить, хотя Прозрение Земли предупреждало: очень скоро тысячи людей должны будут погибнуть.

— Пойдем, — сказал Габорн.

Покинув заброшенный форпост, отряд двинулся дальше. Не успели они пройти и десяти миль, когда Габорн остановил своего коня, вгляделся вдаль и сказал:

— Впереди опасность.

Глава пятаяТрепещущий мир

Хорошо воспитанная леди должна научиться выполнять любую роль. Недостаточно быть самим совершенством. Она должна также быть готова повести за собой свой народ. Она должна знать, как эффективно распускать сплетни, торговаться на переговорах, как спланировать пиршество, отразить нападение убийцы, утешить больного ребенка, а также как возглавить кавалерию.

Из «Азбуки юной девушки», написанной Андрекой Орден Кувс, герцогиней Галланта

Йом вздрогнула от неожиданности. От слов Габорна все ее тело напряглось, а в желудке появилось неприятное чувство. Конечно, Йом знала, что на пути им встретятся опустошители, но она не ожидала, что это случится так скоро. На протяжении последних семидесяти миль туннель был лишен каких бы то ни было особенностей — просто скучная трасса через Подземный Мир. Глазу не за что было зацепиться, лишь иногда им попадался на пути краб-слепец или великий червь. Цвет стен практически не менялся, оставаясь все того же унылого оттенка. Но внезапно узкая тропа сменилась огромной пещерой, потолок которой терялся на высоте ста футов над землей. Издалека доносился звук обрушивающейся воды. Йом казалось, будто она даже слышит, как вода течет по стенам и капает вниз. Стены здесь были покрыты похожими на кварц белыми отложениями, которые тускло сверкали в свете опалов. Под ногами опустошителей эта корка раздробилась в мелкую крошку, поэтому теперь их путь был усеян сверкающими осколками, похожими на стекло или кусочки звезд. Воздух наполнился резким запахом сероводорода.

— Опустошители любят наведываться к озерам в этой пещере, — сказала Аверан. — Это их последняя возможность напиться воды перед тем, как они покидают Подземный Мир.

— Они здесь, — сказал Габорн. — Скоро на пути нам встретятся опустошители. Я чувствую, опасность нарастает.

Йом видела раньше, как сражаются с опустошителями, но только издалека. Ей никогда не приходилось вступить в схватку самой. Зеленая женщина — вильде Биннесмана — насторожилась, будто навострила ушки, и принялась нюхать воздух, как собака. При этом она упорно вглядывалась вдаль.

— Унюхала опустошителей? — спросила Аверан.

Зеленая женщина отрицательно покачала головой:

— Нет.

Габорн вопросительно взглянул на Аверан.

— Возможно, опустошители выставили стражей, — предположила Аверан. — Скорее всего, они закопались в землю.

— Я пойду первым, — сказал Габорн. Обладая Чутьем Земли, Габорн был единственным, кто мог продвигаться вперед с некоторой долей уверенности.

Они вновь поехали вперед.

Чувства Йом были обострены. Свет опалов над ее головой заливал пещеру. Скорее всего, до этого пещера не знала такого яркого света. Казалось, стены были покрыты разноцветным инеем, сверкавшим оттенками меда и красного дерева. Теплая вода, насыщенная сероводородом, просачивалась сквозь нее поверхности. За прошедшие века вода сформировала причудливые фигуры из камня. Землю покрывали сталагмиты, по форме напоминавшие фантастических животных, а с потолка пещеры свисали извивающиеся как серпантин сталактиты. По обе стороны тропы виднелись неглубокие водоемы. Вода в них была зеленого цвета, над ней поднимался пар. Дно каждого водоема было покрыто мириадами следов опустошителей.

Растительность в пещере была весьма скудной. В изобилии встречались лишь свисавшие с потолка папоротники. Что-то большое, размером с орла, пролетело у них над головой.

— Ястреб гри! — воскликнул Биннесман.

Существо принялось кружить вокруг одного из сталактитов. Не сводя глаз с птицы, Габорн остановил лошадь и вытащил меч. Летающее существо было похоже на исполинскую летучую мышь, а голова его напоминала голову опустошителя. Слепая, широкая, с плотными рядами зубов, обрамленная щупальцами, которые свисали с подбородка и забором торчали вдоль позвоночника.

Для Йом, имеющей шесть даров метаболизма, ястреб гри не представлял никакой опасности, в то время как обычному человеку могло показаться, будто животное мечется во все стороны со скоростью молнии.

— Она собирается напасть на нас? — спросила Йом.

— Они в основном питаются гри, — ответил Биннесман. — Однако если они голодны и им попадется на пути какая-нибудь легкая добыча вроде одинокого путника, они могут и напаси…

Габорн все продолжал смотреть на ястреба гри. Еще несколько мгновений животное продолжало кружить под потолком пещеры, затем приземлилось в дальнем темном углу неподалеку от зарослей красных папоротников. Папоротники так и подались назад, отстраняясь от незваного гостя. В мгновение ока от пышного куста папоротника не осталось и следа — растения заползли в отверстие в стене.

Габорн снова возглавил шествие. На протяжении трех миль тропа по-прежнему была с обеих сторон окружена лужицами воды, пахнущей сероводородом.

На развилках Аверан всякий раз выбирала ту тропу, которая вела прямо. Вскоре им снова послышался отдаленный звук падающей воды. Звук был похож на непрекращающийся гром. Габорн остановил отряд и вгляделся вдаль. Затем он внимательно принюхался. Йом приподнялась в стремени. Она не имела даров обоняния от собак, поэтому ничем не могла помочь Габорну, когда тот по запаху силился распознать характер грозящей им опасности. Единственный запах, который могла различить Йом, был запах сероводорода. Звук обрушивающегося вниз потока все усиливался. Казалось, водопад находится за ближайшим поворотом. От грохота пол пещеры принялся ходить ходуном. Однако по мере того как Йом прислушивалась к этому звуку, она начала понимать, что на самом деле происходит что-то странное. Грохот все усиливался.

— Уходим! — закричал Габорн.

Он начал разворачивать лошадь. На короткое мгновение в отряде произошло небольшое замешательство, когда все пытались сделать то же самое.

— Землетрясение! — воскликнула Йом.

Совсем недавно она пережила нечто подобное, когда землетрясение произошло в Морском Подворье.

— Нет, это опустошители! — закричал Габорн. — Они приближаются!

«Сколько опустошителей понадобилось бы, чтобы заставить землю так отчаянно трястись?» — подумала Йом. Она знала ответ. Похожий грохот она слышала на равнинах в Каррисе.

Йом и зеленая женщина оказались в хвосте отряда. Йом изо всех сил пришпорила лошадь и поскакала во весь опор. Однако конь Биннесмана обогнал ее.

«Что нам делать?» — подумала Йом. Возможно, наши лошади спасут нас от преследования, но что потом? Опустошители просто прогонят нас, и нам придется вернуться обратно. По правую руку Йом заметила ответвление туннеля.

Когда она достигла второго такого же, которое резко уходило вверх, Габорн закричал:

— Туда!

Йом направила свою лошадь вверх. Для обычной лошади такой подъем оказался бы слишком крутым. Даже имея дары мускульной силы и метаболизма, ее лошадь изо всех сил старалась карабкаться наверх. Один раз лошадь споткнулась так неожиданно, что Йом подумала, сейчас они кубарем покатятся под гору. Но животное преодолело это препятствие и в следующий момент влетело в открывшееся перед ними отверстие. Пейзаж, который предстал перед глазами Йом, представлял собой ужасающее зрелище. Исполинские сталагмиты поднимались с пола подобно великанам-людоедам. Весь пол был утыкан их твердыми, как кремень, стволами, стоявшими так близко друг к другу, словно деревья в непроходимой чаще.

— Только не сюда! — закричала Аверан, когда увидела, куда они попали. — Пролагатель Путей знает эту тропу. Она заканчивается тупиком через несколько миль!

— Нет, именно сюда! — возразил Габорн и скомандовал: — Прячьтесь!

Йом доверяла Прозрению Земли Габорна больше, чем воспоминаниям Аверан.

— Куда? — спросила Аверан.

— Следуйте за мной! — прокричал Габорн.

Он проскакал еще сотню ярдов и остановился, оглядываясь вокруг.

— Туда! — он указал на узкую щель между двумя сталактитами почти под потолком.

— Но лошадям не протиснуться туда! — возразил Биннесман.

— Тогда придется оставить их, — сказал Габорн.

Он соскочил с лошади и вытащил свой клинок. Одним ударом он перерезал подпругу. В мгновение ока седло и вся поклажа оказались на земле.

Лошадь Йом прижала уши. Глаза ее были полны страха. Животное хрипело от ужаса. Йом соскочила и так же, как Габорн, избавилась от седла, веревок и багажа. Тут лошадь встала на дыбы и в панике забила передними ногами.

Пока Йом стояла в замешательстве, Биннесман спешился. У своей лошади он отрезал лишь поклажу, не тронув седло. Затем он взял свою опаловую брошь и приколол ее на седло.

Биннесман положил руку на морду серой имперской лошади и мягко произнес:

— Мой друг, ты доставил меня так далеко, как только мог. Теперь ищи себе пристанище в зеленых лугах.

На мгновение жеребец навострил уши и с любопытством уставился на волшебника. Поначалу Йом усомнилась в том, что животное поняло своего хозяина. Но тут она вспомнила, что эта лошадь раньше принадлежала самому Раджу Ахтену. Эта лошадка была украшена рунами, которые указывали на то, что она обладала четырьмя дарами ума. Чтобы к одной лошади применили силу стольких форсиблей, считалось большой редкостью. Этот скакун должен был соображать так же быстро, как человек. Скорее всего, он без труда понял слова волшебника.

— Ступай, мой друг! — сказал Биннесман. — Я снабдил тебя светом для твоего путешествия.

Вокруг Йом земля продолжала беспрестанно дрожать. Впечатление было такое, словно гигантские камни безудержно катились по наклонной плоскости. Невозможно было установить, с какой стороны доносился этот шум. В какой-то момент ей показалось, будто опустошители сейчас нагрянут прямо в пещеру. Однако что-то подсказывало ей: они еще далеко. Шум был таким громким не потому, что опустошители и находились рядом, а потому, что их было очень много.

Биннесман отвернулся от своей лошади. Габорн уже карабкался вверх по скале. Зеленая женщина следовала за ним. Йом полезла последней.

Лошади поскакали прочь.

Биннесман на мгновение задумался. Со всех сторон громоздились сталагмиты, напоминая причудливых стражей.

— Назад дороги нет, — подумала Йом, карабкаясь вверх.

Она постоянно искала, за что бы зацепиться, чтобы не свалиться вниз. Хорошо, что в стене имелось много выпуклостей, за которые можно было схватиться рукой.

Йом оглянулась посмотреть, что задержало волшебника. Она увидела, как Биннесман вынул из кармана несколько веточек петрушки и прошептал над ними заклинание. Затем он швырнул их на землю и нацарапал посохом несколько охранительных рун на земле.

Йом наконец-то добралась до укрытия и протиснулась внутрь. Габорн и все остальные были уже внутри. Помещение представляло собой небольшой грот около сорока футов в длину. За многие века сталактиты и сталагмиты соединились между собой, образовав колонны. Некоторые их них находились так близко друг к другу, что слились воедино, образовав стены и перегородки. На полу виднелись небольшие углубления — следы существовавших здесь когда-то водоемов. Теперь от воды не осталось и следа.

— Опустошители почуют запах лошадей, — сказала Аверан. — Они придут сюда, чтобы выяснить, в чем дело.

— Может, лошадей они и унюхают, но наш запах опустошители не почувствуют, — возразил Биннесман.

Йом оставалось только удивляться. Биннесман был самым могущественным травником из тех, которых она знала. Его заклинания могли усиливать естественные свойства растений во много раз. Но было ли под силу даже несравненному Биннесману спрятать запах полдюжины людей и лошадей?

Сердце Йом учащенно билось. Она рассматривала тесный грот. Выхода отсюда не было. Она взглянула на Габорна. Лоб его был покрыт потом. Тяжело дыша, Габорн облизал губы.

«Что бы это значило? Даже сам Король Земли испытывает страх», — подумала Йом.

Земля начала трястись настолько сильно, что с потолка посыпались камешки.

Теперь помимо звука топочущих ног слышалось еще и шипение — характерный звук, издаваемый опустошителями при дыхании. Казалось, туннель служил трахеей, отверстием, через которое вдыхала сама Земля.

Габорн сбросил на землю узлы, веревки и седельные сумки. Последние он перекинул через плечо. Поднявшись, он тревожно огляделся вокруг.

Йом и все остальные схватили свои пожитки.

— Назад! Уходите в глубь пещеры! — скомандовал Габорн.

Аверан пошла первой. Биннесман и остальные последовали за ней. Габорн встал у входа в грот, держа в руках копье опустошителя. Аверан замерла у дальней стены пещеры, прислушиваясь. Грохот все нарастал. Пол пещеры как будто сотрясала дрожь. С пола в воздух поднималась тонкая пелена пыли.

— Как быстро они приближаются, — сказала она. — Они двигаются слишком быстро.

— Слишком быстро? — встревожилась Йом.

— Вот именно, — ответила Аверан. — Это вся их орда в полном составе. Это конец мира.

— Что ты имеешь в виду под словами вся орда, — потребовала объяснений Йом.

— Теперь наступают настоящие воины, — ответила Аверан. — Опустошители бросили в бой всю свою армию, и все они очень скоро вырвутся на поверхность. Они взяли с собой самых могущественных колдунов и…

Она воздела руки к небу, не в силах продолжать.

Йом подумала, что даже Аверан не в состоянии угадать, на что способны опустошители.

Три дня. Габорн предсказывал, что через три дня предстоит великая битва при Каррисе. Йом подсчитала, как быстро обыкновенные опустошители продвигались раньше, и поняла, что срок в три дня был назван правильно. Через три дня армия, которая маршировала из Подземного Мира наверх, достигнет Карриса.

Габорн непрерывно ходил у входа в грот.

— Все в порядке? — спросила Йом.

— Земля… — начал Габорн, — земля предупреждает меня, что мы должны бежать, но пока я не вижу возможности спастись.

— Может, нам пойти вслед за лошадьми, — предложила Аверан.

— Нет, мы на правильном пути, — ответил Габорн. — Я просто… я просто не вижу выхода.

Йом начала судорожно ощупывать стены пещеры. Вокруг были только белые, напоминавшие каменные занавесы стены. Пол был покрыт кратерами. Эти углубления вода сформировала много веков назад. Тут и там в углублениях виднелись бело-голубые пещерные жемчужины неправильной формы.

Откуда-то должна была здесь взяться вода, подумала Йом.

Она взглянула наверх. Потолок находился на высоте примерно двадцати футов. Небольшие сталактиты нависали над головой, как острые пики. Теперь земля просто рокотала под ее ногами, и Йом опасалась, что какой-нибудь сталактит вдруг отломается и упадет.

И тут она увидела крошечное отверстие, настолько узкое, что и барсук не пролез бы сквозь него. Отверстие виднелось в задней стенке пещеры рядом с потолком.

— Туда, — сказала Йом.

Она бросила свою поклажу и полезла вверх. Она ловко взбиралась по почти отвесной стене, умудряясь ухватиться за мельчайшие выступы и углубления. С ее дарами мускульной силы и грации это было неудивительно. Йом чувствовала себя почти как муха, карабкающаяся по стене.

Наконец, Йом достигла потолка пещеры. В мерцающем свете опаловой короны она принялась рассматривать отверстие, которое было настолько узким, что свет проникал лишь на несколько футов. Йом засунула руку в отверстие. Ощупывая его, Йом вскоре поняла, что щель сужается и становится не шире, чем ее рука. В отчаянье она ухватилась за известковый вырост причудливой формы, который образовался на дне небольшого углубления, где раньше была вода. Вырост прочно прирос к скале, и Йом понадобилось некоторое время, чтобы отломать его. Благодаря большому количеству даров мускульной силы ей все же удалось это сделать, однако в тот момент, когда отросток оторвался, рука ее соскользнула и ударилась о потолок пещеры. Из костяшек пальцев полилась кровь.

Бесполезно, подумала Йом.

Отложения известняка были твердыми, как кварц. Пока опустошители не нашли их, ей ни за что не успеть расширить это отверстие, даже если она попытается дробить камень отростком, который остался в ее руке.

— Они идут! — закричал Габорн. — Все назад!

Он оттеснил остальных в заднюю часть грота. Йом прильнула к стене, боясь пошевелиться. Стена дрожала под ней, норовя сбросить ее на землю.

Йом беззвучно молилась Силам Земли:

— Спрячьте нас. Пусть они не найдут нас. Снаружи раздался громкий свист.

— Они унюхали нас. Иначе зачем бы им было соваться в этот боковой туннель, — сказала Аверан.

Резкий кислый запах лошадиного пота отчетливо чувствовался в воздухе. Даже не имея даров обоняния от дюжины собак, Йом почувствовала его. Единственная надежда была на то, что заклинания Биннесмана помогут им остаться незамеченными.

В следующий момент эта надежда рухнула.

На входе в грот показался опустошитель. Ему не составило труда протиснуться в тесную щель. Огромный монстр обрушился на скалу и протиснул голову в узкий проход. Щупальца вдоль его челюсти подрагивали в предвкушении добычи; Из его распахнутого рта стекала слюна.

— Он нашел нас! — закричала Аверан. — Он предупреждает остальных.

Опустошитель не издал ни единого звука, не считая характерного свиста, который сопровождает у опустошителей процесс дыхания.

Этот опустошитель, как и все его сородичи, пользовался запахами вместо речи. Но это были не простые запахи, знакомые человеческому обонянию. Они были настолько тонкими и неуловимыми, что никто из присутствующих, кроме Аверан, не мог различить их.

Вход в пещеру был всего в шесть футов в ширину — слишком узкий для взрослого опустошителя — по крайней мере, Йом так думала.

Однако, судя по всему, чудовище не считало узкую щель, служившую входом в грот, серьезным препятствием. Первым делом опустошитель просунул голову в отверстие, затем повернулся к входу боком. Послышался хруст.

В голове опустошителя имеются три костяные пластины, соединенные между собой хрящами. Когда опустошитель просунул голову в щель, пластины сдвинулись навстречу друг другу, а когда он наконец оказался внутри, они снова разошлись, издав характерный щелчок. Опустошитель еще раз повернулся, и его туша ввалилась в пещеру.

Йом почувствовала вонь его горячего дыхания. Гри, потревоженная гимнастическими упражнениями, которые проделывал ее хозяин, сорвалась с его шкуры и принялась порхать под потолком маленького грота, издавая оглушительный писк.

Габорн рванулся вперед и ударил монстра в морду копьем.

Это был мощнейший удар, учитывая количество даров мускульной силы, принятых Габорном. Однако копье едва проткнуло толстую шкуру монстра.

Йом в панике озиралась, ища скрытый выход из пещеры, через который они могли бы убежать.

Удар, нанесенный Габорном, возымел свое действие. Опустошитель зашипел от ярости и отпрянул назад. Попятившись, он вылез из пещеры. Когда отверстие на мгновение освободилось, сердце Йом бешено заколотилось от ужаса. В открытую щель она увидела целое море опустошителей, хлынувшее в узкий туннель.

Опустошители наступали сплошной стеной. Тем временем грохот все нарастал. Было ясно, что армия опустошителей продолжала свое неумолимое движение наверх. Они мчались мимо, не интересуясь судьбой нескольких нелепых человечков, которые посмели вторгнуться в их владения.

Опустошитель покрупнее появился у входа в грот. В мгновение ока он ловко просунул в пещеру длинный железный прут с крючком на конце — типичное оружие опустошителей. Габорн едва успел отскочить в тот самый момент, когда этот прут со свистом пронесся мимо, чуть не задев его.

— Биннесман! — закричал Габорн.

Опустошитель орудовал своим приспособлением с редкой ловкостью. Он, несомненно, зацепил бы Биннесмана и вытащил бы его из пещеры, но тут Габорн прыгнул на шест, к которому был прикреплен крючок. Пробежав пару шагов, он приблизился к лапе опустошителя, сжимающей прут. Габорн замахнулся и изо всей силы вонзил копье в мягкую плоть между пальцами чудовища. Опустошитель взвыл от боли.

Тут за его спиной послышалось громкое шипение, напоминающее свист ветра. Сквозь шипение можно было различить непонятное слово «Гаашт».

Это слово Йом слышала и раньше, когда колдуны-опустошители творили свои заклинания.

Темное облако вплыло в грот, наполняя его ядовитым дымом. Йом внезапно ощутила в глазах невыносимое жжение, как будто в них попали горящие искры от костра. Она затаила дыхание, не смея сделать вдох, ибо знала, что даже на поле сражения, на открытом воздухе, заклинания колдунов-опустошителей были смертельны. Здесь же, в замкнутом пространстве грота, их эффект должен был усилиться в двадцать раз.

«Думай, думай!» — говорила Йом сама себе. Габорн сказал, здесь должен быть выход, но где?

Опустошитель вытащил свой шест с крючком из грота, с грохотом протащив его по стенам. Шест был около тридцати футов в длину и шести дюймов в диаметре. Ударившись о левую стену, крюк отломал от нее кусок скалы внушительных размеров. Обрадовавшись, опустошитель снова выбросил вперед шест. Он с грохотом ударился о дальнюю стену.

— Он хочет расширить отверстие! — предупредил Биннесман.

Чтобы сказать это, волшебнику пришлось выдохнуть воздух, который был у него в легких, а вслед за этим вдохнуть. Глотнув ядовитого дыма, Биннесман привалился к стене. Из глаз его лились слезы. Он пытался достать из кармана какую-нибудь лечебную траву, но даже это незамысловатое движение давалось ему с трудом.

Зеленая женщина рванулась вперед и уже готова была вступить в битву с опустошителями, однако Биннесман удержал ее, положив ей руку на плечо.

— Не надо, — произнес он, с трудом ворочая языком.

«Пол!» — догадалась Йом. На полу пещеры были высохшие водоемы, однако не было и следа ручейка, уводящего воду из пещеры. Это означала только одно: в свое время вода уходила сквозь пол. Должно быть, выход спрятан именно там.

Она спрыгнула со своего места под потолком грота. Приземлившись на землю с высоты двадцати футов, Йом почувствовала, что повредила щиколотку. Оказавшись внизу, Йом принялась внимательно изучать края самого глубокого водоема. Жжение в глазах все усиливалось. Слезы лились ручьем, мешая смотреть. Наконец, она увидела то, что искала — тонкую трещину вдоль кромки похожего на кратер водоема. Трещина была всего лишь в фут длиной и не более дюйма шириной.

Габорн вновь оказался у входа в пещеру и вонзил копье в лапу опустошителя. Не успел он сделать это, как в пещеру просунулся еще один железный шест с крючком на конце. Даже со всеми ее дарами метаболизма Йом показалось, что шест сновал по пещере с невероятной скоростью. Изо всех сил стараясь увернуться от вражеского орудия, Габорн нанес ответный удар. В этот момент его отбросило шестом и припечатало к стене пещеры.

— Убей опустошителя! — приказал Биннесман вильде.

Волшебник стоял, прислонившись спиной к каменной стене, ловя ртом воздух и одновременно пытаясь оттащить Габорна в безопасное место.

Зеленая женщина, этот сгусток нечеловеческой энергии, вырвавшейся по воле своего повелителя, одним прыжком пересекла пещеру. На лету она помахала своим оплетенным в железо посохом, нарисовав в воздухе руну силы. Вильде ударила опустошителя по лапе. Немедленно послышался звук, напоминающий удар камня о плоть. Огромная лапа опустошителя взорвалась, разбрасывая во все стороны осколки раздробленной кости и куски разорванного мяса. Извиваясь от боли, монстр попытался выползти из пещеры. Свое оружие он бросил на землю. На несколько мгновений остальные опустошители были лишены возможности подобраться к пещере.

Йом схватила свой дротик и засунула его в крошечную щель.

Приложив небольшое усилие, она отломала кусок камня — пластину величиной с ее ладонь. Дротик почти наполовину своей длины утонул в образовавшемся углублении. Йом опустилась на колени и заглянула в дырку, куда провалилось копье. Под гротом была еще одна пещера!

У Йом почти закончился воздух. Легкие ее горели, однако она не решалась сделать вдох. Она принялась яростно колотить копьем пол вокруг щели, расширяя отверстие.

Аверан выдохнула свой последний воздух и закричала в агонии:

— Помогите, я ослепла!

Йом не могла помочь ей, она не имела права отвлечься от своего занятия. Она все вонзала пику в хрупкий камень, отламывая тут и там известняк. Даже со всеми ее дарами мускульной силы это была неблагодарная работа. Временами ей казалось, что все впустую и им никогда не удастся спастись. Острие пики затупилось, теперь Йом работала ею как ломом. Силы ее были на исходе, но она не сдавалась. Она продолжала трудиться. У входа в пещеру показался еще один огромный опустошитель. Он подхватил шест и просунул его внутрь. Орудие ударило вильде по ноге, опрокинув ее на пол.

Йом продолжала вонзать свою пику в камень. Большой обломок известняка откололся и по наклонному спуску съехал вниз.

Теперь Йом могла хорошо разглядеть нижнюю пещеру. Внизу виднелась тропа из речного камня, спускавшаяся под откос. Она вела все ниже, пока не достигла неглубокой далей, которая была похожа на дно обмелевшей подземной реки.

Йом больше была не в состоянии задерживать дыхание. Тогда она выдохнула и схватила ртом воздух. Отвратительная колдовская смесь обожгла ее горло.

Когда отравленный воздух заполнил ее легкие, ей показалось, что она слышит приказ мага-опустошителя:

— Ослепни!

Вильде ревела от ярости и размахивала посохом. Один из ударов обрушился на стену. Во все стороны полетели обломки скалы, в воздухе повисла пыль. Опустошитель, который атаковал ее, попятился назад.

В глазах у Йом рябило. Глазные яблоки пульсировали, и эта пульсация отдавалась в голове нечеловеческой болью. Казалось, сосуды, соединявшие глаза с мозгом, сковал спазм, поэтому Йом не могла сфокусировать взгляд. Ощущение было такое, будто в каждую глазницу воткнули кинжал и методически проворачивали клинок. Даже имея дюжину даров жизнестойкости, Йом практически не могла видеть.

Первым делом Йом схватила Аверан и протолкнула ее сквозь отверстие. Несколько ярдов Аверан катилась кубарем, затем перевернулась на живот и так пролетела последнюю дюжину футов. Оказавшись внизу, она принялась тыкаться во все стороны, издавая звук, похожий на мяуканье. Йом нащупала ее поклажу и столкнула узлы вслед за девочкой.

Покончив с этим, Йом закричала:

— Сюда!

Она с трудом различала очертания своих друзей. Взгляд отказывался фокусироваться. Габорн, Биннесман и вильде были для Йом в этот момент едва уловимыми тенями, которые метались в царстве боли и ужаса.

— Пригнись! — предупредил Габорн.

Йом пригнулась. Шест со свистом пролетел у нее нал головой — она скорее почувствовала, чем увидела его. Если бы не предупреждение Габорна, голова ее сейчас была бы разбита вдребезги. Йом ухватила Габорна за руку. Тот прихрамывал от боли, держась рукой за бок. Ребра его, по-видимому, были сломаны. Протащив его к выходу, Йом скомандовала: «Вперед!» Последним она схватила Биннесмана.

Зеленая женщина все еще отражала нападение у входа в грот. Еще один опустошитель просовывал голову в туннель, ведущий в пещеру, пытаясь протиснуться через узкую щель. Не успел он и наполовину просунуть голову в пещеру, как вильде прыгнула вперед и ударила его по морде. Окровавленные куски плоти усыпали грот.

Почти вслепую Йом ощупывала пол. Найдя посох, который уронил Биннесман, Йом подняла его и швырнула в отверстие. Затем она отправила вслед свой собственный мешок и скатилась под откос.

Вздохнув, она почувствовала, как легкие ее наполнились свежим воздухом. С минуту Йом лежала на животе, учащенно дыша. Она вдыхала как можно глубже, стремясь очистить легкие от заклинаний опустошителей.

— Спасительница Добра, Разрушительница Зла, ко мне! — слабым голосом позвал Биннесман.

В ответ на это из дырки в потолке кубарем вылетела зеленая женщина. Она скатилась под горку с невероятной скоростью и шлепнулась об стену с такой силой, что если бы она была человеком, то, наверное, переломала бы себе все кости.

— Давайте-ка поскорее убираться отсюда, — сказал Габорн.

Нескончаемое шествие опустошителей все еще давало о себе знать грохотом и содроганием земли. Со всех сторон раздавалось отдаленное шипение.

Йом взглянула наверх. Благодаря большому количеству даров зрения и жизнестойкости взгляд ее начал быстро проясняться. Некоторое время уйдет у опустошителей на то, чтобы прорваться в грот и обнаружить отверстие, через которое им удалось спастись. Но это задержит их ненадолго. Не было сомнения, что опустошители пустятся за ними в погоню.

Впереди простиралось русло древней реки, которая, извиваясь, уходила в недра Подземного Мира. Река давно обмелела, но на дне еще кое-где сохранилась вода. Причудливые растения, напоминающие листья капусты, покрывали стены. Мохнатые корни, переплетаясь между собой, свисали с потолка. Земля под ногами была покрыта густой порослью папоротников, из них тут и там поднимались целые острова гигантских грибов. Ровно посередине эти заросли прорезала узкая полоса, лишенная какой-либо растительности. Эта своеобразная тропа образовалась, скорее всего, благодаря ручейку воды, который в свое время протекал здесь. Другого пути у них не было. Придется использовать эту дикую тропу, чтобы спастись от преследования. Труден будет этот путь, подумала Йом. Лошадей у них больше нет, Габорн ранен, опустошители гонятся по пятам. С потолка внезапно упал сталактит, обрушившись на землю в нескольких футах от Йом.

— Похоже, это только начало. Дальше будет еще хуже, — сказала Йом.

Глава шестаяПровал

Не бойся быть лидером. Столкнувшись лицом к лицу со смертельной опасностью, люди последуют за любым, кто отважится сделать первый шаг.

Из записей Султана Овата, эмира Туулистана

— Вперед! — скомандовал Габорн. — Нельзя терять ни минуты!

«Но куда нам идти?» — подумала Аверан.

В бесконечном лабиринте ходов, прорытых опустошителями, Аверан научилась легко находить дорогу. Но в этом туннеле, созданном самой природой, лишенном каких-либо запахов, которые могли бы указать им путь, было не так-то легко сориентироваться. Так и не уловив ни одного запаха, Аверан пришла в полное замешательство. Тем временем земля продолжала дрожать под их ногами, свидетельствуя о продолжающемся наступлении войска опустошителей.

Отравленный ядовитым туманом грот остался позади.

Аверан набрала в грудь побольше воздуха, стараясь очистить легкие от заклинаний опустошителей.

— Я ослепла! — воскликнула она.

Глаза ее отказывались сфокусироваться, глазные яблоки болезненно пульсировали. Казалось, глаза ее были закрыты густой красной пеленой.

— Это пройдет, — пообещал Биннесман.

Вглядевшись в красный туман по направлению голоса, Аверан разглядела только расплывчатую фигуру в темноте. Лишь сияние, исходившее от броши, приколотой к одежде Биннесмана, позволило ей узнать волшебника. Каждый из опалов, которые участники похода взяли с собой, имел свой неповторимый цветовой спектр. Распознав цветовую гамму опала волшебника, Аверан поняла, что перед ней Биннесман. На какое-то мгновение ей удалось сфокусировать зрение и даже разглядеть его лицо. Однако кое-что показалось ей странным: белки его глаз приобрели кроваво-красный оттенок. Заклинания опустошителей еще не потеряли своей силы.

Глаза Аверан жгло, словно отравой. Она раньше и представить себе не могла такой невыносимой боли.

Наверное, белки моих глаз покраснели так же, как и у него, подумала она.

Биннесман порылся в карманах и вытащил крошечный пучок какой-то травы.

— Держи, — протянул он ее Аверан, — это светлоглаз.

Он разделил растения на несколько частей и смочил пару травинок языком. Затем быстрым движением провел по глазам Аверан. Не успел он сделать это, как Аверан почувствовала, как боль проходит. К тому времени, как Биннесман закончил врачевать остальных, зрение ее полностью восстановилось.

Аверан подхватила свою поклажу и огляделась. Бросив взгляд вверх и вниз по течению, она увидела сплошной лес из сталагмитов, вздымающихся с пола, как острые пики. Навстречу им стремились свисавшие с потолка сталактиты. Лишь в центре туннеля заросли сталагмитов прорезала узкая тропа. В свое время здесь бежал резвый поток, унося с собой все ненужное. Теперь же русло реки заросло растениями, которые Биннесман назвал щекотными папоротниками. Их листья медленно колыхались, будто их раскачивал невидимый бриз.

Аверан мысленно пыталась восстановить карту ходов Подземного Мира. Но как она ни напрягала память, в ее сознании туннели оставались запутанным клубком пряжи. Может быть, в мозгу Пролагателя Путей и хранились визуальные образы всех туннелей, но в этом Аверан была не уверена. Опустошители прокладывали ходы и находили дорогу под землей не с помощью зрения. У них не было карт. Обоняние — вот все, что им было нужно для того, чтобы ориентироваться.

Аверан снова попыталась принюхаться. Камень, из которого состояли стены туннеля, имел особое название на языке опустошителей. Это название было запахом — меловым запахом бело-голубого пещерного жемчуга. Если этот туннель соединяется с каким-нибудь другим ответвлением, проложенным опустошителями, она сможет найти его по запаху.

— Пойдемте вниз по течению, — сказала Аверан. — Я думаю, этот туннель соединяется с заброшенным проходом, когда-то давно прорытым опустошителями.

Уже сказав это, Аверан продолжала терзаться сомнениями. Даже если русло реки и выведет их в конце концов в какой-то туннель, это произойдет не раньше, чем через многие дюжины миль. На их пути могли встретиться самые неожиданные препятствия.

Габорн поднялся, хватая ртом воздух и пытаясь сфокусировать взгляд. Он тяжело опирался на свое копье, используя его как посох. Было видно, что сломанное ребро причиняет ему боль. Пару минут он стоял не двигаясь, словно ожидая, пока дары жизнестойкости и метаболизма залечат его раны.

Пока он стоял, сверху послышался свист, в котором можно было распознать ноты разочарования. Очевидно, опустошители проникли в грот и обнаружили их исчезновение.

Аверан услышала, как опустошители принялись долбить камень своими железными крюками, пытаясь прорваться вниз Габорн задумчиво взглянул на Биннесмана:

— Можешь запечатать выход из пещеры?

— Заставить обвалиться потолок было бы неразумно, — ответил Биннесман. — Кроме того, это не в моей власти.

Подумав с минуту, он добавил:

— Но маленькое заклинание не повредит.

Он пробрался к выходу из грота и спустя мгновение вернулся назад, очень довольный собой.

Сверху все еще доносилось шипение, однако звуки ударов стали более приглушенными.

— Давайте-ка убираться отсюда, — поторопил волшебник.

— А что ты сделал? — спросила Аверан.

— Как ты знаешь, есть несложное заклинание для размягчения камня, — начал объяснять Биннесман. — Когда, например, ты хочешь заставить крышу обвалиться или разрушить мост. Охранителю Земли легко заставить землю затвердеть, сделать почву твердой, как камень, а камень нерушимым, как сталь. Думаю, опустошителям придется потрудиться тут еще не один час.

— То есть тебе удалось запечатать пещеру, и им теперь не выбраться оттуда? — удивился Габорн.

— Сказать точно не могу, но давайте будем надеяться, — с лукавой улыбкой ответил Биннесман.

Габорн возглавил шествие, продираясь сквозь сталагмиты, заросли грибов и папоротников. В одной руке он нес копье, а поклажу и веревки перекинул через плечо.

Они стремительно продвигались все дальше и дальше. У каждого из них были дары метаболизма; сейчас, как никогда, они были им необходимы. Однако из всего отряда Аверан по-прежнему продвигалась медленнее всех. Она была всего лишь девятилетним ребенком, и ее ноги были короче, чем у остальных. Поэтому, пока Габорн делал два шага, ей приходилось делать целых три.

Поначалу она выбивалась из сил, стараясь не отстать, но вскоре Габорн сам замедлил шаг. Благодаря всем принятым им дарам раны его уже начали заживать, однако боль, которую причиняло сломанное ребро, все еще терзала его.

Туннель уводил их все ниже и ниже. Часто на их пути встречались обширные углубления в полу — когда-то здесь были подземные озера. Большинство из них высохли, но в некоторых еще осталось немного воды. Приглядевшись, Аверан могла различить на дне скрабберов — животных наподобие слепых ящериц с передними конечностями, похожими на крылья. Казалось, они не плавали, а летали под водой. Через такие водоемы Аверан бежала во весь опор, разбрызгивая воду. Она боялась, что животные ее укусят.

Кое-где расстояние между стенами становилось совсем маленьким — там, где в свое время вода обрушивалась вниз. В таких местах тропа была не так сильно засорена растительностью и грибами. Фауна была представлена очень скудно — огромные серо-зеленые пещерные слизняки не спеша ползали, кормясь речным папоротником, являясь в свою очередь добычей мелких крабов-слепцов. Живности покрупнее не наблюдалось. Даже Аверан не могла обнаружить никаких опасных животных.

Мы еще не спустились достаточно глубоко, подумала она. Опасность поджидает нас гораздо ниже.

Их путь пролегал по пустынной местности. Здесь царила прохлада, поэтому растительность была достаточно скудной, ведь многие растения Подземного Мира могли существовать только в тепле. Из-за отсутствия корма животных тоже было мало. Уже пройдя много миль, они все еще слышали, как земля дрожит и грохочет от нескончаемого шествия опустошителей. Постепенно звук становился все более отдаленным.

Вскоре проход начал сужаться. Двигаясь дальше, они наконец достигли самого узкого места, где сталактиты свисали с потолка, образуя целый лес из колонн. По сталактитам струилась вода и капала вниз. Расстояния между колоннами были настолько узкими, что отряду пришлось выстроиться в цепочку. Один за другим они осторожно протискивались между колоннами, выбирая проходы пошире. Когда препятствие осталось позади, Биннесман обернулся.

— Аверан! — позвал он. — Попробуй-ка нарисовать ту руну, о которой я говорил тебе. Посмотрим, справишься ли ты…

Он начертил руну пальцем на стене.

— Итак, — сказал Биннесман, — нарисуй руну острием своего посоха. Пока будешь чертить линии руны, представляй свою силу и могущество твоего посоха. Представляй также, что под воздействием этой силы колонны сливаются в сплошную стену.

Руна, которую начертил Биннесман, была знакома Аверан. Она много раз видела ее вырезанной на степах каменных домов и на степах крепостей.

Простолюдины изображали этот знак, особо не задумываясь о его истинном значении. Люди надеялись, что волшебство руны защитит их от опасности. Однако если данная руна была начерчена рукой Охранителя Земли, она приобретала свойства могущественного заклинания.

Аверан знала и то, что не каждый Охранитель Земли обладал достаточной силой.

Биннесман, например, мог пронзать взглядом камень и видеть вещи, находящиеся на расстоянии многих миль. У Аверан же не было дара камневидения, но в то же время она замечала за собой способности, о которых не ведал даже сам Биннесман.

Очевидно, старый волшебник хотел подтолкнуть ее к развитию пока еще скрытых способностей.

Аверан закрыла глаза. Почти инстинктивно начертив руну, она призвала всю свою силу, вложила всю свою мощь в начерченный знак. Рука ее задрожала от напряжения.

— Закройся, — шептала она. — Закройся!

Начертив последнюю линию в руне, Аверан уже хотела опустить посох, но тут, помимо ее воли, посох сам начертил еще три волнистые линии внутри руны.

Внезапно Аверан почувствовала себя очень странно. В тот момент посох закончил чертить три волнистые линии, и ей показалось, будто руна втянула в себя всю энергию, которая была в ее теле.

У Аверан потемнело в глазах, и она рухнула на землю.

Через несколько мгновений Аверан пришла в себя. Голова у нее кружилась. Казалось, будто на голову ей надели железный обруч. Мозг пронзала невыносимая боль.

Габорн склонился над девочкой, неустанно повторяя:

— Аверан! Аверан, проснись!

Ома огляделась. Все смотрели то на нее, то на узкую стену позади них. Биннесман стоял, обратившись лицом к колоннам, изучая их с предельным вниманием.

— Как ты, дитя мое? — спросил Габорн.

Аверан попыталась сесть, но была очень слаба. Ноги отказывались слушаться, а руки, казалось, были сделаны из масла. Даже если бы она бежала весь день без остановки, и то не чувствовала бы себя настолько уставшей.

— Хорошо, — ответила она, пытаясь подняться.

Сумев наконец-то сесть, она почувствовала, что боль внутри головы, где-то в области глаз, усилилась.

Головокружение стало таким сильным, что ей показалось, будто сейчас она снова потеряет сознание. Не в силах даже думать, Аверан сидела, глядя перед собой.

Но вот постепенно мышцы ее снова начали обретать силу.

— Очень хорошо, — приговаривал Биннесман, — очень хорошо. Тяжеловато для первого раза, но какой потрясающий результат. Хочешь взглянуть на свою работу?

Он отступил в сторону, и Аверан застыла от изумления. Просветы между колоннами исчезли без следа. Казалось, сталактиты стали мягкими, податливыми, как глина, и, соединившись друг с другом, намертво затвердели, как твердеет цемент. Поверхность серого камня блестела, словно глиняный горшок, обожженный в печи.

— Что я сделала? — спросила Аверан.

Биннесман изумленно покачал головой, затем рассмеялся:

— Некоторые колдуньи из даскинов могли силой желания изменять форму камня. Используя эту свою способность, они создали великий Разлом в Гередоне, а также разделили континенты. Эта самая редкая из Сил глубокой земли. Я никогда не слышал о человеке, который обладал бы подобной силой. Похоже, ты в некоторой степени владеешь этим мастерством.

Аверан уставилась на каменную стену словно громом пораженная.

Биннесман постучал по стене посохом и прислушался, словно ожидая услышать эхо.

— Для опустошителей твоя стена будет серьезным препятствием, которое, пожалуй, задержит их надолго. Я даже думаю, они оставят попытки прорваться сквозь стену и начнут рыть новый туннель, чтобы обойти ее стороной. А теперь пойдем дальше.

Аверан с трудом поднялась на ноги. Все остальные уже пошли вперед, только Биннесман остался рядом с Аверан, не сводя с нее глаз, боясь, как бы она снова не упала. Она бы и упала, если бы вовремя не оперлась на посох.

— Когда мы остановимся в следующий раз, мы попрактикуем твое новое умение. Если у тебя, конечно, будут на это силы. Попробуем создать предмет поменьше размером.

— Хорошо, — ответила Аверан, хотя на самом деле ей казалось, что она больше никогда в жизни не захочет применять это заклинание.

Не прошли они и полмили, как пол пещеры неожиданно кончился и они оказались у бездонной пропасти.

Габорн заглянул вниз, туда, куда уходило русло древней реки. Здесь, по-видимому, когда-то был водопад. Стены шахты поросли щекотными папоротниками и червь-травой. Аверан осторожно подошла к краю пропасти и тоже посмотрела вниз. Первые четверть мили она еще могла что-то разглядеть. Дальше, казалось, туннель уходил куда-то вбок, но сказать точно было трудно, ответвление находилось слишком далеко, на таком расстоянии было уже ничего не видно. Аверан взглянула Габорну в глаза, как бы спрашивая, рискнут ли они спуститься вниз.

— Земля предупреждает: мы должны бежать отсюда, — сказал Габорн. — Пока я не вижу другого выхода.

Аверан опустила руку в пропасть и прикоснулась к одному из щекотных папоротников. Листья растения мягко дотронулись до ее руки. Потянув за них, Аверан легко вытащила папоротник из земли.

— Пытаться ползти вниз по скале, цепляясь за папоротники — дело небезопасное, — заметила она. — К тому же здесь скользко.

— Мы справимся, — ответил Габорн.

Оглядев поклажу и веревки, разложенные вокруг, Габорн начал привязывать веревки одну к другой. Через некоторое время он держал в руках длинную связку. Одним концом Йом примотала ее к ближайшему сталагмиту.

— Дай-ка я взгляну на твои ребра, — сказал Биннесман Габорну.

— Не надо, — возразил тот. — Рана уже почти зажила.

Тем не менее Биннесман подошел к нему, расстегнул кольчугу и стащил ее с Габорна. Приподняв тунику, волшебник принялся осматривать повреждения. Весь бок представлял собой сплошную кровавую рану на фоне огромного черного синяка.

— На самом деле все не так плохо, — оправдывался Габорн. — Ранение не слишком серьезное и почти не причиняет мне боли, несмотря на его ужасный вид.

— Это хорошо, — ответил Биннесман. — Ибо если бы рана была настолько плоха, какой кажется с первого взгляда, ты бы уже давно был мертв.

Подержав кончики пальцев на расстоянии пары дюймов от раны, Биннесман поморщился и пробормотал:

— Как я и думал — четыре сломанных ребра. Даже со всеми твоими дарами они не заживут еще пару дней. Как ты умудрился попасть под этот удар — вот чего я не понимаю.

— Я слишком доверился глазам. Следовало больше слушать свое сердце, — ответил Габорн. — Я почувствовал предупреждение, которое посылала мне Земля, приказывая увернуться от удара, но сам я не увидел опасности — и вот копье настигло меня.

— Пусть это будет тебе уроком, — сказал Биннесман. — Всегда делай так, как подсказывает тебе Земля. Забудь о том, что говорят тебе глаза, и не доверяй своим мыслям.

Биннесман порылся в карманах и вытащил веточку донника. Покрошив ее в руках, он сдул снадобье с ладони прямо в рану.

Закончив лечить Габорна, Биннесман поднял с земли его кольчугу. Поразмыслив мгновение, волшебник швырнул ее в провал. Снизу донеслось постепенно удаляющееся звяканье металла.

— Что ты делаешь?! — взвился Габорн.

— Тяжелая кольчуга помешает тебе карабкаться вниз, — ответил Биннесман. — Когда мы окажемся внизу, нам не составит труда найти ее.

Закончив связывать веревки, Йом и Аверан переглянулись. Затем все, не сговариваясь, посмотрели в сторону пропасти.

— Кто пойдет первым? — тревожно спросила Йом.

Габорн подошел к краю пропасти и швырнул свое копье вниз. Услышав, как оно стукнулось о дно, он следом бросил мешки. Наконец, он швырнул вниз конец веревки и без всякого предупреждения прыгнул вниз. От неожиданности у Аверан перехватило дух.

Проделав в воздухе замысловатый пируэт, Габорн ухватился за край веревки и принялся стремительно спускаться вниз, напоминая бегущего по стене паука. С его количеством даров мускульной силы и грации это было несложно.

Биннесман удивленно приподнял бровь. Судя по всему, рана Габорна действительно была не столь безнадежна, как казалось на первый взгляд.

Аверан подошла к краю пропасти и вгляделась вниз. Она покрепче ухватилась за посох. Девочке не хотелось выпускать его из рук. Но ползти вниз, держа посох в руках, было невозможно. Драгоценный посох не был ничем защищен. Она планировала вырезать на нем руны защиты, но до сих пор ей не представилась такая возможность. Надо будет сделать это как можно скорее, подумала Аверан. Ядовитое дерево, из которого был сделан посох, само выбрало ее. Девочка чувствовала, что в каком-то смысле посох стал частью ее.

Пока Аверан размышляла, что ей делать, Биннесман швырнул свой посох вниз. Затем он приказал вильде сделать то же самое.

— Давай, бросай, — подбодрил он Аверан. — Дерево знает тебя. Посох будет ждать тебя внизу.

Скрепя сердце она отпустила посох. Аверан переживала, что он может удариться о каменную стену и поцарапаться, но у нее не было другого выбора.

Они опускались все ниже и ниже. Первым двигался Габорн, за ним следовала вильде, затем Биннесман и Йом. Аверан спускалась последней.

Ползти вниз оказалось делом нелегким. На протяжении первой сотни ярдов Аверан просто-напросто вцепилась в веревку и, осторожно перебирая руками, ярд за ярдом спускалась вдоль стены. Однако внезапно веревка закончилась. Это произошло гораздо быстрее, чем девочка ожидала.

Когда Аверан пришлось наконец отпустить веревку, ужас захлестнул ее. Веревку придется оставить здесь навсегда, и когда в следующий раз она потребуется им, ее уже не будет под рукой.

— Давай, не медли, — подбадривала Йом. Она была как раз под Аверан. — Не робей! Если ты упадешь, я поймаю тебя.

У Аверан бешено забилось сердце. Несмотря на то что у нее было большое количество даров мускульной силы, ей с трудом удавалось удерживаться на стене, используя в качестве опоры лишь углубления в скале. Аверан казалось, будто она вот-вот сорвется в пропасть. Вода, которая в течение многих лет обрушивалась вниз по скале, отполировала стену настолько, что нашей практически не осталось выступов, за которые можно было бы зацепиться. Росшие повсюду щекотные папоротники только добавляли проблем при спуске, и без того крайне рискованном. Полагаться на зрение было бесполезно. Чтобы увидеть следующий уступ, за который можно зацепиться, надо было смотреть вниз, а это могло привести к потере равновесия. Поэтому Аверан приходилось ползти вслепую, следуя скорее своей интуиции.

Папоротники создавали больше всего проблем при спуске. Их внешний вид, создававший на первый взгляд впечатление устойчивости, был обманчив. Казалось, они могут предложить надежную опору. Стоило Аверан зацепиться за кустик папоротника, как у нее появлялась хрупкая надежда, что он позволит ей некоторое время удержаться на стене. Однако почти сразу же обнаруживалось, что корни растения недостаточно глубоко проросли в землю и были не способны удержать даже вес ребенка, каким была Аверан. Некоторые папоротники отрывались сразу, без всякого предупреждения, оставляя ее беспомощно цепляющейся за скалу в поисках опоры.

Руки и ноги у Аверан были короче, чем у других, поэтому ей требовалось больше времени, чтобы нащупать углубления в скале.

Заметив, насколько тяжело Аверан дается спуск, Биннесман пропустил вперед Йом, а сам поднялся немного выше, чтобы оказаться как раз под девочкой. Когда она снова оказалась в шатком положении, Биннесман поддержал ее ногу, сорвавшуюся с уступа. Весь дальнейший путь волшебник продолжал двигаться непосредственно под Аверан, подбадривая, успокаивая и подстраховывая ее.

— Не беспокойся, — говорил он, — положись на меня. Я не дам тебе упасть.

Аверан собрала волю в кулак и продолжала упорно ползти вниз, осторожно переставляя руки и ноги.

С тех пор как конец веревки остался позади, они спускались уже четверть мили, затем еще четверть мили. Время от времени туннель ответвлялся то в ту, то в другую сторону, и каждый раз Аверан не решалась посмотреть вниз. Их путь уводил их все глубже и глубже.

Ярд за ярдом отряд продвигался дальше.

В какой-то момент, когда она нащупала ногой очередное углубление в скале, Габорн предупредил:

— Аверан, остановись! Возьми немного вправо.

Габорн находился далеко внизу и при всем желании не мог бы разглядеть опасности, которая угрожала девочке, — будучи Кролем Земли, он просто почувствовал ее. Аверан последовала его совету. Таким же образом Габорн время от времени направлял остальных участников отряда.

Они ползли вниз вот уже больше мили. Казалось, этот спуск никогда не закончится. У Аверан болело все тело от усталости и напряжения.

Тем временем земля продолжала дрожать. Издалека по-прежнему доносился звук, похожий на отдаленный гром. Это армия опустошителей маршировала сквозь Подземный Мир.

Самым невероятным казалось то, что никто из участников похода до сих пор не сорвался вниз. То, что им удалось продвинуться так далеко без особых потерь, казалось Аверан редкой удачей. Даже учитывая постоянную помощь Габорна и большое количество даров, имевшихся у каждого из них, девочка считала чудом, что все они до сих пор не упали со скалы.

Через некоторое время Габорн обнаружил каменистую площадку. Это был первый достаточно большой выступ, встретившийся им на пути. Здесь они устроили привал. Последней на площадку спустилась Аверан. Она осторожно преодолела последнюю пару ярдов и присоединилась к своим товарищам.

Йом прислонилась головой к каменной стене. На лице ее застыло выражение страха. Габорн примостился рядом с ней, тяжело переводя дыхание. Биннесман отодвинулся подальше от обрыва, избегая смотреть вниз, а вот вильде подошла к самому краю и уставилась в пропасть.

Уступ, на котором они разместились, выдавался вперед всего на три-четыре фута. В другое время Аверан пришла бы в ужас от одной мысли о том, что надо стоять так близко к пропасти. Но теперь этот короткий отдых казался ей райским блаженством. Она посмотрела наверх, в бесконечную темноту.

Стоит опустошителям прорваться через построенную Аверан стену, и они настигнут беглецов в мгновение ока. Опустошители умели прекрасно лазать по скалам. Цепляясь за выступы передними лапами и всеми четырьмя ногами, они могли продвигаться вверх и вниз по каменным склонам гораздо быстрее, чем человек. Размеры шахты позволяли даже достаточно крупному опустошителю беспрепятственно спускаться по ее стенам.

Аверан представилось, что там, наверху, полно опустошителей, и от этой мысли ей захотелось как можно скорее продолжить спуск.

— Как только опустошители появятся наверху у входа в шахту, все, что им нужно будет сделать — это бросить вниз камень побольше. Он сметет нас со стены, как мух, и отправит вниз на верную смерть, — вслух подумала Аверан.

— Как только сброшенный камень тебя настигнет, тебе уже не придется бояться упасть и разбиться насмерть, — попытался пошутить Биннесман.

После этого замечания все поспешили покинуть каменистую площадку и продолжить спуск. Габорн первым встал с места. Все остальные вскоре последовали за ним. От напряжения у Аверан ломило все тело. Кожа на пальцах рук была содрана до крови. У других дела шли не лучше. Каждый из них оставлял за собой полоски крови на каменной стене. Аверан попыталась отключить свое сознание, чтобы игнорировать боль.

Спустя еще полмили Габорн внезапно подал голос:

— Стойте! Здесь нет дна.

— Что значит «нет дна»? — опешила Йом.

— Я не вижу дна, — растерянно ответил Габорн. — Шахта просто уходит в никуда…

Аверан замерла на месте, покрепче ухватившись за выступ в скале. Щекотные папоротники продолжали медленно колыхаться. Их легкие прикосновения напоминали поглаживание кожи гусиным перышком.

Аверан попыталась посмотреть вниз, однако Биннесман и зеленая женщина закрывали ей обзор. Опалы продолжали пучками света выпускать скрытый в них огонь, поэтому вся шахта вокруг них была наполнена разноцветным свечением. Однако свет не проникал дальше, чем на дюжину ярдов. Все же Аверан смогла разглядеть то, о чем говорил Габорн. Шахта резко заканчивалась, и под ней открывалась пропасть, которая казалась бесконечной.

Аверан прильнула к стене. Сердце ее бешено билось, а лоб покрывал холодный пот. Ноготь на ее левом мизинце сломался и болтался, готовый в любой момент оторваться.

Девочка пару раз подвигала пальцем туда-сюда, и ноготь отвалился. Она покрепче вжала ноги в углубления, служившие ей опорой, и прислонила голову к каменной стене, с трудом сдерживая слезы. Ноги и руки у нее предательски дрожали.

«А пауки устают ползать по стенам?» — подумали Аверан.

Она услышала, как Габорн полез дальше. Подобравшись к кромке шахты, он крикнул:

— Я вижу внизу воду!

Кровь стучала у Аверан в висках. Она принюхалась и отчетливо различила запах воды. Только теперь девчушка осознала, что почувствовала этот запах еще раньше. В течение последних пары часов он становился все сильнее. Одним из признаков присутствия воды был конденсат, выступавший на стенах. Кое-где по скале даже стекали струйки воды. Основная же масса воды находилась внизу — огромное озеро, богатое сероводородом.

«Наши вещи!» — уныло подумала Аверан. Мы бросили рюкзаки и оружие вниз. Теперь они, конечно же, глубоко под водой. А наша провизия! Все пропало. Одна только мысль о том, что все их метки потеряны, заставила Аверан ослабеть. Ей оставалось лишь надеяться, что ее посох остался на плаву. Стоит ей поискать его на поверхности озера, и она непременно найдет его.

Посох был не просто предметом, но фундаментом, на котором держалось все ее мастерство. Аверан понимала, что, даже потеряв все остальное, она будет жива до тех пор, пока посох с ней.

— Деваться некуда, придется прыгать! — заявил Габорн. — Там внизу озеро, я даже вижу берег.

— Подождите! — воскликнула Аверан. — В воде могут жить чудовища. Кто знает, что там водится?

Однако Габорн не стал медлить. Он оттолкнулся от стены и полетел вниз. Внимательно прислушиваясь, Аверан принялась медленно считать про себя. Наконец, она услышала отдаленный всплеск.

К тому моменту как послышался этот обнадеживающий звук, Аверан успела досчитать до восьмидесяти девяти.

Восемьдесят девять секунд, подумала она, тут же сообразив: Нет. У меня двенадцать даров метаболизма, поэтому нужно разделить это число на двенадцать. Похоже, прошло всего лишь семь секунд. Какое расстояние можно пролететь за семь секунд?

Аверан подумала, что падать придется далеко.

«Какие монстры могут населять это озеро?» — спрашивала она себя.

Аверан ела мозг нескольких опустошителей и благодаря этому узнала много чего о Подземном Мире. В озерах тут водились скрабберы. Возможно, и здесь они были, если только не стали добычей рыбы-слепца.

Идуменское озеро, например, кишело рыбами-слепцами: там были огромные угри футов в тридцать длиной, способные целиком проглотить ребенка, а также усатые рыбы размером со среднюю лодку. Еще там водились существа, которые сложно было назвать рыбой, но они, несмотря на их форму, были не менее опасны. Например, плавучие желудки сгустки желеобразной субстанции, которые вживлялись в вашу плоть и принимались вас переваривать.

«Что самое худшее из того, что может случиться?» — продолжала размышлять Аверан. И тут она поняла, что все ее страхи не имели под собой достаточных оснований. Габорн — Король Земли — был с ними. Он не допустит, чтобы они прыгнули прямо в объятии смерти. В худшем случае Аверан отделается парой укусов надоедливых скрабберов.

Девочка зажмурилась и прыгнула. К тому времени Йом уже была внизу. Они прыгали по очереди, давая возможность тому, кто прыгнул раньше, отплыть в сторону. Биннесман приказал вильде тоже прыгнуть. Не успел он договорить, как зеленая женщина с готовностью скакнула в пропасть.

— Я плохо плаваю… — прошептала Аверан Биннесману.

Волшебник усмехнулся:

— Не беспокойся, дитя мое. Я плаваю, как пробка. Давай я прыгну первым, а ты досчитай до пяти и прыгай вслед за мной. Я помогу тебе выплыть на берег.

Аверан приготовилась к прыжку. Посмотрев вниз, она увидела, как Биннесман ползет вниз, к обрыву. Внизу уже светились всеми цветами радуги опалы Габорна и всех остальных. Все члены отряда бултыхались в просторном круглом водоеме, по форме напоминающем цистерну. Во все стороны от них расходились волны. Габорн направился к груде камней рядом с дальней стеной. Сцена, представшая глазам Аверан, выглядела почти идиллической — как ночное купание любителей поплавать в темноте.

Биннесман оттолкнулся от стены и прыгнул вниз. На короткое мгновение Аверан увидела его лицо в свете своего опалового кольца. Лицо волшебника было совершенно спокойно. Он перекувырнулся в воздухе, расставив руки в стороны. Затем темнота поглотила его. Аверан принялась считать. И тут вдалеке она услышала звук, который заставил ее сердце биться еще быстрее — это было шипящее дыхание опустошителя.

«Где он?» — лихорадочно соображала Аверан. Прячется внизу среди камней?

Она наклонила голову, напрягая слух. Благодаря ее дарам слуха все шумы казались неестественно громкими, как бы усиленными во много раз.

Нет, этот звук донесся сверху, поняла Аверан.

— Опустошители! — что есть мочи закричала она.

Не дав Биннесману обещанных пяти секунд, Аверан тут же прыгнула в озеро.

* * *

Полет сквозь темноту казался бесконечным. Аверан никогда не прыгала в воду с такой высоты. Нечто подобное случилось с ней только однажды, когда она упала в пруд со старого дерева в Визебруке.

Она летела вниз, свернувшись в клубок, обхватив колени руками. Досчитав почти до ста, она ударилась о поверхность воды.

Аверан погружалась все ниже и ниже. Вода оказалась на удивление теплой. Девочка задержала дыхание, изо всех сил стремясь выплыть наверх. В свете опалового кольца Аверан пыталась пронзить взглядом толщу воды. Рыбы-слепцы, тощие, как щуки, сновали вокруг. Их напугало внезапное появление существа размером почти с них, и в то же время любопытство влекло их туда, где послышался всплеск.

Аверан изо всех сил гребла, пытаясь всплыть на поверхность. Туника насквозь промокла и тянула ее вниз. Девочка уже подумывала о том, чтобы сбросить ее. Но потерять тунику означало бы остаться беззащитной, ведь это была особая волшебная одежда, которая защищала и укрывала ее.

Итак, она продолжала грести. Наконец Аверан всплыла на поверхность и принялась отчаянно барахтаться. Внезапно рука ее нащупала что-то твердое, за что она тут же ухватилась.

Стоило Аверан прикоснуться к предмету, который попал ей в руки, как ее пронзила струя энергии невиданной силы. Девочка поняла, что нашла свой посох.

С минуту она продолжала плавать по поверхности озера, не веря своей удаче. Аверан чувствовала, это более чем случайность.

Я хотела, чтобы мой посох вернулся, и он пришел ко мне, сказала Аверан себе.

Тут к ней подплыл Биннесман.

— Держись за мою руку, дитя! — сказал он.

— Опустошители. Я слышала звуки их дыхания у входа в шахту, — прошептала Аверан.

Биннесман ничего не сказал. Вместо ответа он сунул ей в руку свой посох.

— Вот, держись за него, — сказал он.

Они поплыли к берегу. Биннесман тащил за собой Аверан, которая крепко держалась за оба посоха.

Девочка знала, что опустошители не умеют плавать. Оказавшись в воде, они неизбежно начинали тонуть. Однако стоило им только коснуться дна, как они снова могли передвигаться: опустошители умели ходить по дну, как по суше.

Оценив размеры озера, Аверан поняла, что опустошитель вполне мог бы выбраться из него, идя по дну. Но откуда было опустошителям знать об этом. Они могли хорошо различать предметы под землей примерно на расстоянии сотни ярдов, но все то, что лежало за пределами этого расстояния, казалось им просто размытым пятном. Они не смогут распознать, какую форму имеет озеро. Единственное, что они смогут почувствовать — это запах воды вместе с запахом каменных стен. Будет ли запах камней достаточно сильным, чтобы позволить опустошителям оценить размеры озера? Рискнут ли они пуститься за ними в погоню, спрыгнув в воду?

Аверан не могла сказать наверняка. Опустошители могли вести себя очень отважно. Шкура опустошителей была очень твердой, она служила им настоящей броней. Кроме того, они обладали чудовищной силой и выносливостью. Все это давало им ощущение неуязвимости.

Некоторые из них отважатся отправиться вслед за беглецами — теперь Аверан была в этом уверена. Она и сама не сразу поняла, откуда вдруг взялась эта уверенность. Но стоило ей внимательно прислушаться к себе, как все стало ясно. Хитроумный Проглот — она смаковала его мозг всего пару дней назад, был воином-опустошителем. Аверан хорошо запомнила, какие чувства он испытывал по отношению к людям. Это было зловещее сочетание страха и ненависти, смешанное с таким ненасытным аппетитом, который — Аверан знала — непременно побудит опустошителя при любых обстоятельствах напасть на человека.

Габорн прокричал с берега:

— Насчет поклажи не беспокойтесь — я уже вытащил из воды все мешки. Скорее сюда!

Значит, наши рюкзаки не утонули, с облегчением подумала Аверан.

Их оружие — вот что было безвозвратно потеряно. Аверан принялась работать ногами, помогая Биннесману быстрее выбраться на берег. Через пару минут они вышли из воды. Свет опалов отражался от набегавших на берег волн, посылая лучи во все стороны. Капли воды, покрывающие стены, наполнились хрустальным светом и стали похожи на сияющие жемчужины.

Не успели они добраться до берега, как огромный опустошитель вылетел из шахты и обрушился в воду, подняв в озере целую бурю. Гигантские волны начали накатываться на берег, накрывая беглецов с головой.

— Скорее, сюда! — закричал Габорн, указывая на темную арку, куда уходило русло древней реки.

— Подождите! — возразила Аверан. — Мы должны убить опустошителя. Если те, которые ждут наверху, не унюхают его смерти, они обязательно последуют за ним.

— Нет, надо бежать! Скорей! — приказал Габорн.

— Пойдем, дитя, — сказал Биннесман. Он оттащил ее подальше от воды. — Бери свой рюкзак.

Мешки кучей лежали на берегу.

Аверан забросила рюкзак за спину. Биннесман бросил вильде ее рюкзак и потянулся за своим. Волшебник выглядел уставшим. У Биннесмана было столько же даров метаболизма, сколько и у Аверан. Но даже при этом движения его не были такими быстрыми. Это объяснялось его преклонным возрастом.

Отверстие, ведущее в туннель, зияло подобно черной пасти. У входа Габорн остановился.

— Биннесман! Бежим! — закричал он, как только волшебник собрался накинуть на плечи свой рюкзак.

Биннесман бросил поклажу и помчался прочь как раз в тот момент, как нечто огромное и ужасное вырвалось из воды.

Ни одно живое существо не может двигаться так быстро, подумала Аверан.

Даже со всеми ее дарами метаболизма девочке показалось, что опустошитель выскочил из озера с такой молниеносной скоростью, с какой способна двигаться лишь электрическая искра. Вода струилась по его лопатообразной голове, лилась потоками вниз по туловищу и расплескивалась по каменному берегу.

Биннесман кинулся ему навстречу, выставив вперед свой посох. На лице его застыла маска ужаса. Не успев даже толком осознать, что опустошитель был вооружен, Аверан увидела, как темный силуэт его клинка — огромного куска стали примерно в двадцать футов длиной — прорезал воздух.

В следующий миг послышался звук металла, разбивающего дерево. Раздался хруст костей. Биннесман отлетел на сорок футов назад.

— На помощь! — завопила Аверан.

Она воздела к небу свой посох, пытаясь защититься. Опустошитель нависал над ней, распахнув свои исполинские челюсти. Он так широко разинул рот, что, казалось, мог бы проглотить торговый воз. На лапах чудовища мерцали бледным голубым светом следы рун. Никогда прежде Аверан не встречала такого страшного монстра. Казалось, один его вид способен был принести смерть. Запах опустошителя окутал ее со всех сторон, и его имя, подобно тени, вдруг просочилось в отдаленный уголок ее сознания. Этот опустошитель был известен каждому из тех, мозг которых она пробовала. Его имя произносилось со страхом и трепетом: Посланник Тьмы. Среди всех слуг Великой Истинной Хозяйки этот был наиболее коварным и неуловимым. От ужаса у Аверан помутился рассудок.

Опустошитель помедлил с долю секунды. Казалось, монстр хотел рассмотреть ее. Затем со свистом занес свой клинок, чтобы разрубить Аверан пополам.

Аверан перестала что-либо соображать. Биннесман куда-то делся, а она сама онемела от страха и больше ничего не чувствовала.

— Прыгай вбок! — закричал Габорн.

Как во сне, Аверан бросилась в сторону.

Клинок опустошителя, не задев ее, с шумом рассек воздух. Вдруг что-то промелькнуло в воздухе у нее над головой. Издавая истошный визг, фигура стремительно неслась навстречу опустошителю.

— Крови! — вопила вильде.

Она замахнулась посохом, словно намереваясь хорошенько отдубасить Посланника Тьмы. Но так же внезапно, как она бросилась в атаку, опустошитель отпрыгнул в сторону. Он приземлился на стену и пополз вверх, перебирая ногами, как паук. Одновременно он принялся посылать потоки информации в форме запахов. Аверан уловила запахи, обозначающие «вильде», «я в растерянности», за ними следовало предупреждение: «это существо несет смерть».

Посланник Тьмы продолжат карабкаться вверх по стене, шевеля щупальцами. Зеленая женщина гналась за ним, завывая от досады. Она бросила свой посох, зацепилась за небольшой выступ и принялась ползти вслед за монстром.

Стены пещеры были покрыты отложениями известняка. Щекотные папоротники покрывали их сплошным слоем, напоминая ковер из мха. Местами камень был белый и маслянистый, как сливки. Попадались также и участки нежно-золотистого цвета, как мед. В течение многих веков отложения сформировали на стенах причудливые фигуры. Зеленая женщина проворно карабкалась вверх по стене. Посланник Тьмы продвигался все дальше и дальше, пока не достиг потолка пещеры, где он прицепился к камню и повис, напоминая жирного паука.

Вильде продолжала завывать, как раненый волк.

— Крови! Крови! — повторяла она.

Она доползла до потолка и начала метаться, ища след своей добычи. И тут без всякого предупреждения Посланник Тьмы совершил невероятный прыжок. Ослепительной вспышкой он пролетел целых шестьдесят футов и снова прилепился ногами к потолку. Очутившись рядом с вильде, он схватил ее и с размаху ударил о стену. Аверан показалось, что она услышала звук ломающихся костей. Вильде завопила от ярости. Затем опустошитель швырнул ее обратно в озеро. На мгновение воцарилась полная тишина. Не было слышно ничего, кроме звука волн, лижущих каменный берег.

Посланник Тьмы с утомленным видом изучал отряд. Его щупальца тревожно подрагивали в воздухе.

Внезапно вильде всплыла на поверхность, отчаянно плескаясь и визжа от гнева.

Посланник Тьмы развернулся и поспешно скрылся в шахте.

Он ушел, с облегчением подумала Аверан. Однако она знала, что передышка продлится недолго.

— Аверан, Биннесман! — позвал Габорн.

Биннесман не должен погибнуть. Ведь ему предназначено быть моим учителем, подумала Аверан.

Но было ей известно и то, на что был способен клинок опустошителя. Огромный обломок металла весил сотни футов. Хоть он и не был заточен так остро, как меч, и не мог разрубить человека пополам, но вот переломать ему все кости — на это оружие опустошителя было способно.

Аверан видела раньше трупы людей, убитых опустошителями — тела, разорванные на куски — голова здесь, руки там, кругом море крови. Внутренности, висящие на ветвях деревьев, как колбасы, вывешенные на стропилах деревенской гостиницы.

Вильде продолжала неистовствовать. Зеленая женщина изо всех сил гребла к берегу и ревела, как раненое животное. Аверан показалось удивительным то, что вильде вообще выжила.

Дрожа всем телом, Аверан поднялась на ноги. Она не хотела смотреть в ту сторону, где лежал Биннесман. Она опасалась, что зрелище, которое она увидит, будет подобно картине виденных ей раньше смертей от рук опустошителей. Ей представились мертвые глаза Биннесмана, глядящие в пустоту. Она боялась увидеть его тело раздробленным и изуродованным.

— Биннесман! — позвал Габорн, рванувшись вперед.

Тут Аверан все-таки пришлось поднять взгляд.

Биннесман лежал в пещере, распластавшись на спине. В липе его не было ни кровинки, он был бледен смертельной бледностью. Пальцы его дрожали в предсмертных судорогах, изо рта и из носа текли струйки крови. Каким-то чудом его тело осталось целым, несмотря на то что удар опустошителя был нанесен ему в грудь.

— Ты жив? — недоверчиво взглянула на него Аверан.

— Рад слышать, — ответил Биннесман.

Но то огромное усилие, которое потребовалось ему, чтобы произнести эту незамысловатую шутку, говорило лишь об одном: дела у волшебника плохи. Из глаз его текли слезы.

Нет, он не жив, поняла Аверан. Но пока еще и не мертв. Он умирает.

Она опустилась на колени и крепко стиснула его руку в своих ладонях. Биннесман судорожно хватал ртом воздух. Видно было, что дышать ему становилось все труднее и труднее.

Сзади появился Габорн.

Аверан подняла глаза и взглянула на него. От шока тот был белым как мел. Вслед за Габорном к ним медленно подошла Йом.

— Почему ты не побежал? — спросил Габорн.

Биннесман ответил:

— Вот уже сотню лет я был самым мудрым человеком из тех, кого я знаю… — Тут его речь была прервана приступом кашля, при этом изо рта у него хлынула кровь. — Мне было трудно последовать чьему-то совету.

Йом стояла за спиной у Габорна и, не отрываясь, смотрела на Биннесмана. Глаза ее были наполнены болью.

Рука Биннесмана задрожала, и Аверан снова взглянула ему в глаза. Волшебник с мольбой смотрел на свою ученицу.

— Осталось мало времени. Принеси мой посох, — сказал Биннесман.

— От него остались одни щепки, — ответила Аверан.

И вдруг в ее душе зародилась отчаянная надежда, что, даже раздробленный на кусочки, посох сможет исцелить Биннесмана. Аверан бросилась к тому месту, где лежали обломки посоха. От удара Посланника Тьмы посох как бы взорвался изнутри, разбросав щепки во все стороны. Необходимо было вновь собрать посох воедино. Аверан немедленно принялась за работу. Она старалась не пропустить ни одной щепки, ни одного кусочка. В каждом из них была заключена мощь земли, а в основании посоха были вырезаны руны целительства и защиты. Подобрав все кусочки, которые только смогла найти, Аверан бросилась обратно к Биннесману.

Тем временем волшебник говорил Габорну:

— Я очень сожалею, что подвел всех вас.

Дыхание его становилось все слабее. С каждым словом новые струйки крови вырывались изо рта.

— Пожалуйста, не нужно ничего говорить. Этим ты еще больше ослабишь себя, — сказала Йом.

Она опустилась на колени рядом с волшебником и взяла его за руку.

— Сейчас я не имею права молчать, — ответил Биннесман. — Есть дела, которые я должен закончить.

— Спасительница Добра, Разрушительница Зла, я отпускаю тебя! — прошептал он.

Зеленая женщина взвыла от восторга. Аверан взглянула наверх. Вильде все заглядывала в шахту, как бы прикидывая, каким образом ей лучше подобраться к опустошителям.

— Аверан! — позвал Биннесман.

Он нерешительно огляделся. Глаза отказывались слушаться его.

— Я здесь, — сказала Аверан. — Я принесла твой посох.

Она принялась выкладывать обломки посоха на грудь волшебника. Биннесман провел по ним пальцами и выбрал один кусок.

— Аверан, я должен покинуть тебя. Теперь ты поведешь их. Слушай Землю — с этого момента она будет твоим единственным учителем.

Биннесман поперхнулся и замолчал, не в силах говорить дальше.

Аверан почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног, а мир привычных вещей рушится, словно хрупкое стекло. Она не могла поверить в то, что Биннесман умирает. Считалось, что старые волшебники, такие как он, со временем становятся неуязвимыми для смерти и разрушения. Аверан заметила, что дрожит всем телом.

— Закопайте его! Быстро! — прокричал Габорн.

— Зачем? — опешила Йом.

— Засыпьте его землей, — пояснил Габорн.

Он поднял левую руку и в отчаянье прошептал:

— Биннесман, пусть земля излечит тебя, пусть Земля спрячет тебя, пусть Земля возьмет тебя.

Конечно! Три ночи назад Аверан спала под землей, не испытывая при этом потребности дышать или думать. Никогда в жизни она не спала так сладко и никогда не чувствовала себя такой обновленной и полной сил, как после этого сна.

Никто из них не мог спасти Биннесмана. Никто, кроме самой Земли. Пока в теле волшебника еще теплилась жизнь, кто знает, может, Земля сумеет исцелить его.

Пол пещеры состоял из цельного камня, лишь кое-где виднелись островки гальки. Аверан схватила свой посох, ударила им об землю и прошептала:

— Укрой его!

В то же мгновение с земли поднялся смерч из гальки, пыли и детрита. Как будто притягиваемые огромным магнитом, все эти частицы устремились туда, где лежал Биннесман. Облепив и укрыв его со всех сторон, они образовали причудливое надгробие из серого песка, кусочков камней и пещерных жемчужин.

— Какая милая могилка, — с горечью подумала Аверан.

От захлестнувшего ее отчаянья ей было трудно дышать. Она опасалась, что Биннесман ушел навсегда. Возможно, ничто из того, что они пытались предпринять, не было в силах спасти его. Что бы они ни говорили и что бы ни делали, он останется лежать здесь, в этой странной могиле.

Габорн посмотрел по направлению уходящей в темноту шахты. Он положил руку Аверан на плечо, пытаясь утешить ее.

— Нам пора двигаться дальше, — с тяжелым сердцем произнес он.

На мгновение Йом опустилась на колени рядом с могилой. Она вдавила свою ладонь в свежую землю, оставляя отпечаток, как это иногда делалось на крестьянских похоронах. Смахнув слезу, она подняла рюкзак Биннесмана.

Зеленая женщина продолжала носиться взад-вперед, пытаясь сообразить, как бы ей подобраться к опустошителям. На ее лице виднелась глубокая царапина, оставшаяся после того, как Посланник Тьмы ударил ее об стену. Других признаков повреждений не было заметно.

Последние события явственно обнажили нечеловеческую природу вильде. От осознания того, как мало общего было у нее с человеком, становилось немного жутко. Вильде была неподвластна разрушению. Ее невозможно было уничтожить. Но не только это беспокоило Аверан. Больше всего ее тревожило полное равнодушие вильде к смерти своего хозяина. Аверан продолжала надеяться, что сможет обнаружить хоть какой-то след человеческих чувств в этом существе, однако зеленая женщина, очевидно, не была способна испытывать ни привязанности, ни страдания, ни горя, ни любви.

Она носилась по берегу, завывая от досады, не в состоянии добраться до своих врагов — опустошителей.

— Весна! Мы уходим, — обратилась Аверан к вильде, назвав ее именем, которое сама придумала для нее.

Зеленая женщина не обратила на Аверан ни малейшего внимания.

Габорн пристально посмотрел на вильде, и беспокойство отразилось на его лице.

— Спасительница Добра, Разрушительница Зла, — позвал Габорн. — Услышь меня: мы отправляемся сражаться с врагами Земли. Пойдем с нами! Этим ты лучше всего послужишь своему господину.

Вильде осталась глуха и к этому призыву.

Тут Аверан почувствовала запах опустошителей, донесшийся из шахты. Они затаились там, наверху, замерли в нерешительности, обдумывая, как им поступить. Их было много, несколько дюжин. Аверан подумала, что и вильде унюхала их.

— Пойдем, — сказал Габорн, крепко взяв Аверан за руку. Йом уже направилась вперед, вдоль русла древней реки.

Габорн новел Аверан за собой. Их шаги эхом отдавались в туннеле.

Еще долго Аверан слышала позади пронзительные крики вильде.

Глава седьмаяУзы, которые связывают

Передача даров является скорее искусством, чем наукой. Каждому практикующему способствующему известны те случаи наивысшего проявления мастерства в их профессии, когда передача даров сопровождалась чудесными явлениями — когда, например, после применения форсибля сила лорда во много раз возрастала, а сила Посвященного при этом вовсе не уменьшалась — или еще более редкие случаи, когда дар оставался у лорда даже после смерти Посвященного. Посредством тщательного изучения искусства подбора идеальной пары мы надеемся в будущем сделать подобные чудесные случаи обычными при передаче даров.

«Искусства подбора идеальной пары», написанного способствующими Анзой Вер и Диланом Фендемером

Спустя несколько часов после рассвета Миррима и Боренсон добрались до Батенны — старинного города с высокими домами, построенными в древнем ферресийском стиле. Стены домов были выложены из тщательно обточенных камней, которые настолько плотно прилегали друг к другу, что даже при пристальном рассмотрении трудно было разглядеть зазоры между гранями. Крыши были сплошь покрыты доставленными с близлежащих рудников медными пластинками. Позеленевшие от времени пластинки из меди тесно наслаивались друг на друга и напоминали своим видом рыбью чешую. Тут и там на окрестных холмах высились древние особняки, окруженные просторными садами, где среди златолистых ив виднелись мраморные статуи обнаженных девушек, держащих в руках причудливые длинные мечи.

Проехав через город, они направились к крепости Абелэйра Монтесфромма, маркиза Ферресии. Крепость с ее могучими башнями была построена на самом высоком холме и возвышалась над всеми постройками города. К лету внешние стены крепости побелили, и теперь они так ярко сияли в лучах утреннего солнца, что было больно глазам. Казалось, стены крепости сделаны из ослепительных солнечных лучей. Стражи у ворот были облачены в отполированные серебряные доспехи, украшенные изображением красного граака Ферресии. Забрала их шлемов имели одну отличительную особенность, которая сразу привлекала взгляд, — прорези в них были настолько узкими, что издалека казалось, будто у стражей вообще нет глаз. Оружием им служили длинные пики из червленого железа, увенчанные серебряными наконечниками.

Мирриме сделалось стыдно за свой собственный наряд. Одежда ее еще не обсохла после купания в озере и была покрыта пылью и грязью после долгого путешествия. Она в изумлении глазела по сторонам.

— Закрой рот, а то муха залетит, — добродушно предупредил Боренсон.

— Здесь так красиво, — сказала Миррима. — Я себе и представить не могла такого прекрасного города.

Во внутреннем дворе крепости булыжник был уложен настолько ровно, что казалось, будто бы площадь замостили только вчера. Мозаика под их ногами изображала красный граак на белом фоне. Лужайка вдоль дороги была подстрижена идеально ровно. Из бойниц на внутренней стене крепости ниспадали целые каскады цветов, вливаясь в цветочное море на лужайке внизу. Жасмин, мальва и розы благоухали, наполняя воздух дивным ароматом. Среди зубчатых теней, отбрасываемых башнями, порхали и резвились разноцветные колибри. Стоило им попасть в солнечный луч, как эти маленькие птички начинали сверкать всеми цветами радуги.

Миррима заметила на лице мужа сердитое выражение.

— Что случилось? — спросила она, стараясь говорить как можно тише, чтобы стражи не услышали ее.

— Понимаешь… — кивнув в сторону крепости, Боренсон помедлил. — Люди в Каррисе истекают кровью на крепостных стенах не дальше, чем в трех сотнях миль отсюда, в то время как маркиз и его щеголеватые рыцари купаются в роскоши. Меня не покидает желание сорвать эти прекрасные ящики с цветами с башен и сбросить самого маркиза вслед за ними.

Миррима не знала, что и сказать. Маркиз был могущественным человеком, происходящим из одной из самых древних и зажиточных семей во всем Рофехаване, а Боренсон был всего лишь Рыцарем Справедливости. Вот уже несколько дней Мирриму не покидал непонятный страх — страх потерять Боренсона. Она чувствовала, как ее муж ускользает от нее. Виной тому, в числе прочего, была его все возрастающая неприязнь к Габорну, к маркизу и вообще ко всем лордам.

К тому времени как они подъехали к бастиону маркиза, Боренсон был уже мрачнее тучи. Кровь прилила к его лицу, а зубы были плотно сжаты. Слуга проводил их в пышную приемную, украшенную изысканными картинами в позолоченных рамах, изображавшими маркиза и его предков. Огромные канделябры украшали полку над камином.

— Пожалуйста, подождите здесь, — попросил слуга.

Боренсон принялся сердито мерить комнату шагами.

Казалось, он был готов в любой момент броситься вслед за слугой, чтобы поскорее увидеть маркиза. Однако долго им ждать не пришлось. Не прошло и двух минут, как в комнату стремительно вошел молодой человек с юношеским румянцем на лице и сияющими веселыми глазами.

— Сэр Боренсон, неужели это правда? Король Земли сражается с опустошителями в Каррисе? — принялся расспрашивать юноша.

Боренсон поглядел на парня сверху вниз:

— Разве мы знакомы?

— Я Бернод…

— Сын маркиза? — недоверчиво спросил Боренсон.

— К вашим услугам, — ответил Бернод с полупоклоном.

В глазах у Боренсона загорелась зловещая искорка:

— О да, ваш король действительно сражается с опустошителями. Скоро и вам придется отправиться на войну.

В этот момент снова вошел слуга:

— Маркиз просит присоединиться к нему за завтраком в Большом Зале.

Боренсон и Миррима в сопровождении Бернода последовали за слугой.

Огромный стол, футов в пятьдесят длиной, занимал почти весь Большой Зал маркиза. Стол был заставлен закусками и фруктами в таком количестве, которого хватило бы, чтобы накормить как минимум дюжину человек. Однако маркиз сидел за столом в полном одиночестве, размышляя, какое лакомство попробовать первым.

Стены были украшены позолоченными щитами, принадлежавшими предкам маркиза. Каждый щит являлся своего рода памятником великим семействам, из которых произошел род самого маркиза. Миррима почти ничего не знала об искусстве изготовления щитов, но даже она узнала некоторые из мотивов, изображенных на этих старинных произведениях искусства. Вот припавший к земле лев Меригаста Непокорного, который выстоял против колдуний тота у Вогленской Башни, когда не оставалось уже никакой надежды на спасение. А вот двуглавый орел короля Ховенора Дсльфского, который изгнал арров из гор Алькайр.

Каждый щит являл собой высочайший образец изящного искусства самых знаменитых мастеров своей эпохи. Самое большое впечатление на Мирриму произвел небольшой круглый щит, висящий во главе стола, — на первый взгляд, грубо сработанная вещица, будто сделанная руками ребенка. На щите был изображен красный граак с распростертыми крыльями, парящий над двумя мирами. Миррима ни на минуту не усомнилась в том, что это был щит самого Ферреса Геборена, сына Короля Земли Эрдена Геборена. В свое время Ферреса прозвали Свирепым, ибо он был бесстрашен в битве. Если верить легенде, в возрасте тринадцати лет он отправился поход в другой мир вместе с волшебником Сендавианом и Дайланом Черным Молотом. Феррес сумел упросить Светлейших сражаться за человечество. Среди всех рыцарей ни один не пользовался таким всеобщим почитанием, как Феррес Геборен.

Щиты служили печальным напоминанием о том, что Ферресия в свое время была достойной страной. Еще более печальным напоминанием о теперешнем жалком состоянии этой когда-то гордой державы являлся сам маркиз. Он сидел под щитом своего славного предка в шелковом домашнем халате, свысока глядя на вошедших. Скорчив кислую мину, маркиз поднес к лицу надушенный белый платочек. Его вид говорил сам за себя: маркиз пребывал в шоке оттого, что двое таких потрепанных путников, каковыми были Миррима и Боренсон, посмели вторгнуться в его покои.

— Дорогой Боренсон! Как я рад снова видеть тебя! Ты… неплохо выглядишь, — начал маркиз.

— Ты тоже, — натянуто ответил Боренсон. — Хотя, когда мы встречались в последний раз, у тебя еще имелось четыре или пять даров обаяния. Лишившись их, ты сильно сдал.

От оскорбления маркиз аж побледнел. Боренсон кашлянул в ладонь, затем шлепнул маркиза по плечу в манере, характерной для людей в доспехах, от чего у маркиза чуть глаза не выскочили из орбит.

Казалось, Боренсон готов придушить маркиза на месте, а у того был вид, будто он сейчас упадет в обморок.

— Я… я… я полагаю, с нашим королем все в порядке, — залепетал маркиз.

— О, все королевство в руинах, и я уверен, что тебе это известно, — ответил Боренсон. — Поэтому Габорн прислал меня, чтобы передать тебе срочное сообщение. Как ты, конечно, знаешь, он сражается с опустошителями к югу от Карриса.

— В самом деле? — маркиз попытался изобразить полную неосведомленность.

— Именно так. Габорн недоумевает, куда же подевался его старый друг, маркиз де Ферресия.

— Правда? — удивился маркиз.

— Ты получил приказание явиться на место военных действий?

— В самом деле. И я сразу же приготовился выступать. Но тем временем Радж Ахтен разрушил Синюю Башню, и мои люди были оставлены с менее чем дюжиной даров. Не думаешь ли ты, что мы могли отправиться на войну, не имея даров?!

— Это не оправдание, — угрожающе произнес Боренсон. — В Каррисе все до единого — мужчины, женщины и даже дети — встали на защиту города и сражались с опустошителями до последней капли крови, ведомые лишь силой отчаяния, ибо у них не было другого выбора.

— Какой ужас! — воскликнул маркиз с отвращением.

— Теперь твоя очередь, — сказал Боренсон.

У маркиза на лбу выступили капли пота. В полном замешательстве он снова поднес к лицу надушенный платочек.

Боренсон продолжил:

— Тебе предписывается экипировать своих солдат и сей же час выступить по направлению к Каррису, давая отпор любому врагу, который встанет на твоем пути, будь то человек или опустошитель.

— Боже мой! — простонал маркиз.

— Отец, можно я пойду с тобой? — вмешался в разговор Бернод.

— Наверное, не стоит… — начал маркиз.

— Прекрасная идея, — подхватил Боренсон. — Ты же хочешь представить своего сына Королю Земли. Во-первых, как доказательство семейной солидарности, а во-вторых, чтобы получить благословение. Все равно у тебя нет другого выбора. Если, конечно, ты не хочешь подвергнуть себя серьезной опасности.

Боренсон принялся внимательно изучать шею маркиза, словно размышляя, в каком месте палачу лучше всего нанести удар.

Маркиз погрузился в пучину смятения. На его лице отразились нечеловеческие страдания. Тут сын маркиза произнес:

— Отец, это наш шанс. Мы должны показать миру, что семья Феррес все еще является одним из самых великих домов.

Юноша выбежал из комнаты, оставив Боренсона нависающим над маркизом.

Сердце у Мирримы бешено забилось. Боренсон и маркиз недолюбливали друг друга, и все же ей казалось, что Боренсон затеял опасную игру. Габорн не отдавал приказания маркизу отправляться на сражение. Не было с его стороны и никаких угроз, ни прямых, ни скрытых, в адрес маркиза. Однако Боренсон позволил себе запугивать маркиза, угрожая ему возмездием Короля Земли.

Боренсон злобно ухмыльнулся:

— Хороший мальчик, этот твой сын. — После этого он перешел к делу. — У тебя есть под рукой способствующий? Я отправляюсь в Инкарру, и мне потребуется три дара жизнестойкости.

— Да, у меня есть способствующий, Посвященных я тоже смогу найти, только вот форсиблей у меня совсем нет, — пролепетал маркиз.

— Форсибли я привез с собой. И вообще, у меня есть дюжина лишних форсиблей, которые я хотел бы подарить твоему сыну.

Было слышно, как за стенами крепости Бернод выкрикивает приказания капитану охраны, веля ему приготовить лошадей.

Маркиз изучающе посмотрел на Боренсона, и ужас, доселе наполнявший глаза маркиза, внезапно улетучился. В лице его появилась жесткость.

— Ты тоже заметил это, не так ли? — спросил маркиз. — Мой сын уже сейчас по праву может считаться более достойным человеком, чем когда-либо был я. Он очень похож на своего деда в его молодые годы. В лице Бернода у семьи Феррес появилась надежда вернуться к прежнему величию.

Боренсон кивнул. Он не собирался выказывать ни малейшей симпатии к маркизу.

Старик горько улыбнулся:

— Значит, король приказывает нам отправляться на войну. Что ж, пусть огонь возьмет старые деревья и освободит место для молодой поросли. — Маркиз вздохнул, затем уставился на Боренсона. — Да ты меня просто пожираешь взглядом. Ты был бы рад моей смерти.

— Я… — начал Боренсон.

— Не надо отрицать этого, сэр Боренсон. Я знаю тебя уже сколько? С дюжину лет? И всегда ты был уверен в своем превосходстве. Неважно, что у меня имелось состояние, с которым ты не мог потягаться, или титул повыше твоего. Все равно каждый раз, когда мы встречались, ты бросал на меня эти испепеляющие взгляды. Я знаю, какого ты обо мне мнения. А ведь моими предками были почитаемые всеми короли. Но в течение многих сотен лет наше королевство постепенно растащили по кусочкам. Наши земли присваивали, отвоевывали и попросту крали всевозможные лорды. И вот дело дошло до меня — жалкого подобия великих правителей прошлого. Когда тебе не было еще и тринадцати лет от роду, ты уже смотрел на меня с ненавистью.

— Позволь и мне говорить открыто, — почти прорычал Боренсон, уставившись в глаза маркизу неподвижным взглядом.

При этом он облокотился на стол так, что его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от лица маркиза.

— Да, я был бы рад твоей смерти. Я не переношу людей, которые прожигают свою жизнь, погрязнув в роскоши, и при этом еще скулят, жалуясь на судьбу. Когда я был юношей тринадцати лет, ты уже смотрел на меня свысока, ибо я был беден, а ты богат, потому что мой отец был убийцей, а твой — лордом. Но уже тогда я понимал, что я более достойный человек, чем тебе когда-либо суждено было стать. Ты, сэр, просто тряпка, настолько неуверенно стоящий на ногах, что не в состоянии даже стать отцом ребенку. Ты говоришь, Бернод пошел в деда… А я думаю, стоит повнимательнее присмотреться к твоим охранникам, и можно легко найти того, на кого на самом деле похож твой якобы сын. Позор тебе! Если бы ты был настоящим мужчиной, ты бы сейчас прикончил меня, не сходя с места, за только что сказанные мной слова, неважно, есть у тебя дары или нет.

Маркиз сжал зубы, лицо его окаменело. В этот момент Мирриме показалось, что сейчас он схватит со стола нож для разделки ветчины и погрузит его в шею Боренсона. Однако вместо этого он откинулся в своем кресле и зловеще улыбнулся:

— Ты всегда лез из кожи вон, чтобы доказать свою правоту. Это свойственно всем плебеям. Даже теперь, будучи капитаном королевской охраны, ты чувствуешь потребность бросить мне вызов.

Маркиз, очевидно, еще не слышал о том, что Боренсон покинул свой пост. Миррима подумала, а как бы реагировал маркиз, если бы он знал об этом.

— Однако, — продолжал маркиз, — я не вижу никакой необходимости вступать с тобой в противоборство. Ты вместе со своей оборванной женой отправляешься в Инкарру. Мы оба знаем, что Дети Ночи отправят ваши головы обратно в мешке еще до рассвета. Что же касается меня, я отправлюсь сражаться с опустошителями — врагами, которых я нахожу гораздо более достойными и беспощадными.

В какое-то мгновение Мирриме показалось, что сейчас ее муж убьет этого человека на месте. Однако Боренсон неожиданно рассмеялся — это был искренний, радостный смех, наполненный неподдельным весельем. Маркиз засмеялся в ответ. Боренсон хлопнул его по плечу, словно они были старыми друзьями. И действительно, на какой-то момент их двоих объединило нечто неуловимое — хотя бы общая для них обоих ненависть друг к другу.

* * *

Боренсон и Миррима направились к Башне Посвященных, которая находилась за крепостью. Как и все остальное в царстве маркиза, она была приторно красива: стены башни, как и ее бастионы, были побелены, так что все здание сияло. Во дворе росли стройные миндальные деревья. Листья на них уже стали коричневыми, а трава под ними была засыпана золотистыми орехами. Неугомонные белки резво скакали под деревьями, пряча свою добычу. Двое Посвященных играли в шахматы на открытой площадке рядом с фонтаном, а один слепой Посвященный сидел в тени дерева с лютней в руках. Неторопливо перебирая струны, он пел:

Шагами, легкими как сон, шла по лугам она.

Одета в белоснежный лен та девушка была.

И Эндеморские луга дивились в полусне

На стан красавицы младой, плясавшей при луне.

Но Фаллион был во сто крат сильней ошеломлен,

Бессмертною на все века любовью поражен.

Так деву Эндеморскую сквозь спящие луга

В Долину Скорби привела зловещая судьба.

— Ты ненавидишь маркиза, да? — спросила Миррима, идя рука об руку с мужем.

— Нет, — ответил Боренсон, — ненависть — слишком сильное чувство. Просто я испытываю такое презрение к этому человеку, что был бы рад его смерти. Это не то же самое, что ненависть.

— Разве?

— Конечно. Если бы я ненавидел его, то убил бы своими руками.

— А что он имел в виду, когда сказал, будто «дети» пошлют наши головы обратно в мешке? — поинтересовалась Миррима.

— Дети Ночи — именно это означает слово Инкарра. Оно состоит из двух понятий: Inz — темнота и karrath — отпрыск.

Боренсон произносил слова с ярко выраженным акцентом, это позволило Мирриме предположить, что ее муж хорошо знает этот язык.

— Инкарранцы пошлют наши головы обратно домой в мешке.

— Но почему? — удивилась Миррима.

Боренсон вздохнул:

— Что ты вообще знаешь об инкарранцах?

— У себя на родине я знавала одного инкарранца, его звали Дракениан То. Он очень красиво пел. Однако он был не слишком разговорчив — я полагаю, никто из наших не знал его достаточно хорошо, — ответила Миррима.

— А известно ли тебе, что наши границы закрыты? — поинтересовался Боренсон. — Дед Габорна изгнал инкарранцев из своего королевства шестьдесят лет назад, после чего Король Урагана ответил тем же. Лишь немногие из тех, кто отважился проникнуть в его царство, вернулись обратно.

— Да, я слышала об этом, но я думала, раз мы являемся посыльными, нам будет обеспечен свободный проход. Даже страны, ведущие между собой войну, иногда обмениваются посланиями.

— Ты недостаточно хорошо знаешь инкарранцев, раз полагаешь, будто сможешь находиться в безопасности. Они ненавидят нас, — сказал Боренсон.

По его тону Миррима поняла, что инкарранцы не просто сильно недолюбливали ее народ, но желали полностью уничтожить их цивилизацию. Однако для Мирримы это не было новостью. Она знала, что в Мистарии инкарранцы были вне закона, хотя такое положение вещей царило не в каждом королевстве Рофехавана. Например, король Снльварреста терпел их присутствие в Гередоне и даже поддерживал мелкую торговлю с теми инкарранцами, которые провозили специи по трассам, проходящим через Индопал. Поэтому Миррима подумала, что у Боренсона предвзятое мнение, появившееся в результате бесконечных разговоров на эту тему у него на родине.

— Что дает тебе повод думать, будто они ненавидят нас? — спросила Миррима.

— Всего я не знаю, — сказал Боренсон, — да всего не знает, пожалуй, никто. Например, знаешь ли ты, что инкарранцы думают по поводу браков со Светорожденными?

— Они их не одобряют?

— Не одобряют — слишком мягко сказано, — объяснил Боренсон. — Об этом не принято говорить открыто, но многие инкарранцы приходят в ужас от одной мысли о таком браке. На это у них есть веские причины. Любой ребенок, рожденный от такого союза, наследует цвет кожи, волос, а также цвет глаз Светорожденного родителя.

— Ну и что?

— Чистокровный инкарранец, то есть тот, у кого глаза белого цвета, обладает способностью видеть в темноте, для этого ему не нужно проводить много времени, путешествуя по Подземному Миру, в то время как многие полукровки видят ночью не лучше, чем все мы. Карие глаза передаются затем из поколения в поколение. Инкарранцы называют таких полукровок кутасарри — подгнивший плод. Многие из их соплеменников сторонятся их, некоторые испытывают к ним жалость, во всяком случае, они всегда остаются чужаками.

Миррима вспомнила полукровку, который пытался убить Габорна.

— Однако даже в королевских семьях есть кутасарри, — возразила она, — даже племянник самого Короля Урагана…

— …никогда не взойдет на трон, — закончил Боренсон.

— Вот загадка, — удивленно произнесла Миррима, — с какой стати кутасарри из Инкарры соглашаются быть наемными убийцами? Зачем тот человек пытался убить Габорна? Ведь ясно, что любовь к собственной стране не играет здесь никакой роли.

— Возможно, он преследует цель доказать своим людям, что он тоже на что-то годится, хочет почувствовать себя достойным гражданином страны, — предположил Боренсон. — А может, здесь кроется нечто большее. Инкарранцы ненавидят нас не только за цвет наших глаз. Они называют нас варварами. Они ненавидят наши традиции, наш стиль жизни, нашу культуру. Они считают себя высшей нацией.

— Но причина не может крыться только в этом, — сказала Миррима. — Я видела инкарранцев в Гередоне. Мне вовсе не показалось, будто они презирают нас. Должна быть какая-то другая причина.

— Ну, хорошо, — сказал Боренсон, — придется преподать тебе урок истории. Около шестидесяти лет назад дед Габорна, Тимор Рахим Ордин, обнаружил, что многие инкарранцы, которые проникали в наши земли, на самом деле являлись преступниками, скрывавшимися от правосудия. Поэтому он закрыл границы. Также он по большей части свернул ремесла и дал указания мелким лордам установить слежку за каждым, кто с их точки зрения представлял опасность. Вскоре после этого три мелких инкарранских лорда в графстве графа Беллингхерста были преданы суду, на котором они с гордостью заявили, что они были более чем преступниками — они являлись наемными убийцами, намеревавшимися прикончить Посвященных короля. Те трое были родом из южного племени Инкарры — того самого, которое презирает нас больше всех остальных. Они поклялись погубить нас, варваров, в Мистаррии. Граф Беллингхерст казнил всех троих сразу, не заручившись предварительно согласием короля Ордина. Сам король Ордин не был жесток. Возможно, он бы просто выслал преступников из страны. Во всяком случае, было уже слишком поздно. Итак, он послал их тела домой в Инкарру как предупреждение всем инкарранцам. Когда тела прибыли на родину, семьи погибших воззвали к Верховному Королю, требуя возмездия. Король Зандарос разразился желчной речью, в которой он возмущался фактом казни и проклинал всех северян. В ответ дед Габорна послал «пилота» через горы, чтобы передать Зандаросу следующее послание: если тот отказывается контролировать свои собственные границы, пусть не мешает нашим попыткам защитить наши границы. На следующий день «пилот» из Инкарры бросил пакет к ногам короля Ордина в самом высоком бастионе Морского Подворья. В пакете была голова ребенка, который принес сообщение Королю Урагана. К ней была приложена записка, предупреждавшая всех граждан Мистаррии, равно как и всех других королевств Рофехавана, что никто из них с этого момента не смеет появляться на территории Инкарры. Вскоре после этого инкарранцы приступили к строительству их знаменитой рунной стены вдоль северных границ — заслон, за который теперь никто не отваживается проникнуть.

— Но это было много лет назад, — сказала Миррима. — Возможно, новый Высочайший Король будет более терпим.

— Зандарос до сих пор является Высочайшим Королем Индопала. Да, он очень стар. Но говорят, он не просто король. Он — могущественный колдун, который может вызывать ураганы. Свои способности он использует, чтобы продлить себе жизнь.

— Но за шестьдесят лет его гнев должен был остыть. В этом нет никакого сомнения! — воскликнула Миррима. — Кроме того, он поссорился с дедом Габорна, а не с нами.

— Ну да, на это вся надежда. Это единственное, что могло бы нас спасти, — ответил Боренсон. — Мы отправляемся туда как посланники нового короля, а не старого. Мы несем просьбу о мире. Даже этот старый барсук с черным сердцем должен бы уважать нас.

Возникла напряженная тишина. Боренсон любил свою жену и сейчас предлагал ей последнюю возможность отказаться от этого путешествия. Однако Миррима сказала решительным тоном:

— Тебе не удастся отделаться от меня, я пойду с тобой.

— Хорошо, — ответил Боренсон.

* * *

Боренсон передал три форсибля жизнестойкости способствующему маркиза — пожилому человеку, который немедленно уставился на них с таким неподдельным восторгом, словно он уже давно не видел так много форсиблей вместе. Способствующий направился справиться в книге записей и почти сразу же вернулся обратно, качая головой:

— Только два человека из местного населения предложили отдать свою жизнестойкость за последний год. Желаете подождать, пока наши глашатаи найдут третьего?

— Это может занять не одну неделю… — вздохнул Боренсон. — Дайте мне сейчас то, что есть, но глашатаев все равно пошлите. Возможно, третий дар вы сможете передать мне по вектору.

— Договорились, — ответил способствующий, исчезая из комнаты, чтобы сделать необходимые приготовления.

С минуту они стояли в молчании. Миррима с удивлением оглядывала мастерскую, до отказа наполненную инструментами, необходимыми для передачи даров. Здесь были весы для взвешивания кровяного металла, щипцы, молотки и пилы, небольшое горнило, а также массивные литейные формы из железа для изготовления форсиблей. В висящей на стене таблице значились различные типы рун, с помощью которых передавались те или иные дары, как например дары зрения или ума. Здесь также были зафиксированы всевозможные, даже самые мелкие, различия в форме каждой руны. Поверх таблицы тут и там были видны шифрованные записи, начертанные на секретном языке способствующих.

Миррима с любопытством взглянула на Боренсона. Только теперь она заметила, что ее муж нервно прохаживался по комнате. Лицо его слегка побледнело.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Миррима.

— Нормально. А что? — ответил Боренсон.

— Способствующий в Каррисе сказал, что он передаст тебе по вектору дары метаболизма, мускульной силы и ума. Что-то я не замечаю, чтобы ты двигался быстрее, чем два дня назад. Думаешь, он забыл?

— Нет, — ответил Боренсон. — Способствующие обычно ведут подробные записи. Я уверен, он просто слишком занят. Ведь город был…

Он помедлил, подыскивая правильное слово, чтобы сказать о разрушении Карриса. Стены города не выдержали натиска опустошителей, многие из самых защищенных бастионов пали. Земля на тридцать миль вокруг лежала черная и мертвая, обезображенная нашествием опустошителей. Трупы чудовищ, черные громады с разинутыми пастями, заполнили окрестные поля, перемешавшись с трупами людей. Над городом витали проклятия вражеских колдунов — зловоние, требующее, чтобы люди высохли, ослепли, сгнили и разложились. Вспоминая кошмар в Каррисе, Миррима даже не знала, каким словом обозначить то, что представлял собой город после атаки опустошителей. Разрушен — слишком слабо. Разорен? Опустошен?

— Стерт с лица земли, — сказал Боренсон.

— И все же, — сказала Миррима, — многие выжили. Я уверена, он найдет Посвященных.

— Те, о ком ты говоришь, в настоящий момент мечтают только об одном — поскорее убраться из Карриса, — сказал Боренсон. — Способствующие сейчас заняты тем, чтобы эвакуировать Посвященных, переправить их на лодках вниз по реке. Я уверен, он сумеет добыть дары и переправить их по вектору, как только у него будет время заняться этим.

Хоть он и успокаивал Мирриму, самого Боренсона, казалось, терзали сомнения. Он снова принялся мерить шагами комнату. По всей вероятности, его Посвященные сейчас плывут вниз по реке. Возможно, они направляются на Морское Подворье. Если бы способствующий был с ними, он бы уже присматривал место, где им разбить лагерь. Миррима знала по донесениям, что большинство городов вдоль реки были слишком переполнены ранеными и беженцами. Там не было места, чтобы принять большое количество Посвященных. Ясно, что прежде чем способствующий сможет вернуться к своим обычным обязанностям, могли пройти многие дни или даже недели.

Отсутствие даров у Боренсона возлагало непосильную ношу на Мирриму. По своим боевым качествам она не могла сравниться с Боренсоном, она не имела практики сражения и многолетней тренировки, как он. Но Миррима обладала большим количеством даров и поэтому была сильнее, быстрее и сообразительнее. Во всех отношениях она была лучше подготовлена к путешествию в Инкарру, чем ее муж.

Возможно, именно в этом и была причина беспокойства Боренсона. Он подошел к окну, выглянул наружу, вздохнул, затем уселся, прислонившись спиной к стене. Он был бледен и дрожал всем телом, на лбу у него выступили капли пота.

— Что с тобой? — спросила Миррима.

— Не знаю, смогу ли я продолжать наше путешествие. Я видел смерть слишком многих Посвященных.

Миррима знала, о чем он сейчас думает. Боренсон был вынужден зарезать Посвященных Раджа Ахтена в крепости Сильварреста — тысячи мужчин, женщин и детей — за одну ночь. Теперь он думал о своих собственных Посвященных, которых Радж Ахтен убил в Синей Башне.

— Ты знаешь, — тихо начал он, — ведь маркиз сказал правду: в молодости я всегда мечтал стать Властителем рун. Я хотел доказать самому себе, что я стою этого, и считал, что, получив как можно больше даров, я смогу приобрести могущество и силу. Однако дары не только дают тебе силу, они также возлагают на твои плечи огромную ответственность и делают тебя уязвимым.

Не прошло и часа, как способствующий привел Посвященных — двух крепких девочек одиннадцати и двенадцати лет. Они стояли за занавеской в соседнем помещении — уютной комнате, весело раскрашенной, с мягкими диванами и подушками, чтобы Посвященные чувствовали себя комфортно. Миррима слышала, как девочки разговаривали со способствующим. Они хотели, чтобы способствующий еще раз подтвердил, что их мать, вдова, и младшие братья будут получать пропитание из кладовых короля.

— Слишком молоды и милы для того, чтобы принести жертву, — сердито прошептал Боренсон, заглянув за занавеску.

Боренсон дрожал всем телом, пока способствующий вытягивал у девочек дары жизнестойкости. Комнату оглашали крики боли, еще больше усугублявшие состояние Боренсона. Не прекратил дрожать он и тогда, когда форсибли прикоснулись к его собственной плоти. Казалось, даже приступ ни с чем не сравнимого удовольствия, который обычно сопровождает принятие дара, не облегчил его страданий. После того как помощники способствующего унесли девочек, бледных и слабых от пережитого ими шока, Боренсона стошнило на пол покоя способствующего.

Глава восьмаяПустынные волки

Считается, что своим названием пустынный волк обязан своему необычному телосложению. Он имеет длинные ноги, а живот его плотно прилегает к позвоночнику и кажется совершенно пустым. Однако я отдаю предпочтение теории, в соответствии с которой данные создания получили свое название благодаря их ледяным бездушным глазам.

Во времена безумного короля Харрилла эти существа были близки к вымиранию, поскольку на них велась интенсивная охота. Они были бы истреблены все до последней особи, если бы однажды во время загородной прогулки король не услышал хор их неземных голосов — глубоких и более звучных, чем голоса их меньших по размеру собратьев.

«Ах, что за чудное пение! Пусть их голоса наполняют эти горы во веки веков!» — сказал король и повелел прекратить охоту на волков. Данный запрет действовал в течение примерно сорока лет. За это время бесчисленные стаи пустынных волков заполонили горы. Однако после смерти короля охота возобновилась. На этот раз она приняла серьезный оборот — люди снаряжали целые армии для участия в военных действиях, которые приобрели известность как Война с волками.

Из «Млекопитающие Рофехавана», автор — волшебник Биннесман

К югу от Батенны дорога, ведущая в сторону гор Алькайр, стала совершенно безлюдной. Местами она была полностью покрыта лесом. Очень часто Мирриме и Боренсону приходилось ехать сквозь деревья, бросая взгляды влево и вправо в поисках дороги. Однако, когда лес остался позади и они начали восхождение к острым ледяным пикам, на первый план вышли каменные ограждения и глубокие канавы вдоль дороги, которые тут и там встречались им на пути. С дальних гор доносились голоса пустынных волков. Их зловещие завывания среди скалистых пиков напоминали стоны ветра.

Путники сделали остановку, чтобы надеть теплые плащи. В предгорьях, где сейчас находились Миррима с Боренсоном, последние островки тонких деревьев зеленели на фойе серых камней, а в глубокой тени, отбрасываемой крупными камнями, еще лежали холмики снега. Вдруг Миррима почувствовала, что они были не одни. Всадник, который преследовал их до этого, был теперь неподалеку.

— Наш старый знакомый где-то рядом, — сказала Миррима. — Я чувствую его запах. Он едет по дороге немного впереди нас.

— Тот наемный убийца? — спросил Боренсон.

Миррима спешилась и осторожно натянула лук. Затем она вытащила из колчана стрелу и поплевала на острый стальной наконечник:

— Стреляй без промаха! — прошептала она.

Боренсон вытащил свой боевой молот. В его движениях Мирриме почувствовалась едва уловимая неуверенность. Сам Боренсон не был волшебником Воды, однако Миррима омыла мужа в озере и наделила его благословением Воды. Он тоже плюнул на свое оружие и прошептал:

— Пусть Вода направит тебя.

Миррима пристально вгляделась вдаль. Дорога уводила все выше и выше. Карликовые сосны, казавшиеся почти черными на фоне ослепительно-белых снежных полей, росли тут и там на склонах гор клочковатыми островками. Спрятаться было негде. Скудная растительность предлагала весьма ненадежное укрытие. Впрочем, убийца находился достаточно далеко для того, чтобы заметить их присутствие, — в этом Миррима была уверена.

— Он далеко отсюда? — спросил Боренсон.

— На расстоянии мили или двух, — ответила Миррима.

— Следи за правой стороной дороги, а я буду следить за левой, — предложил Боренсон. Они привязали лошадей к дереву, затем разделились, скользнув по обе стороны дороги среди деревьев.

Снег вокруг был испещрен волчьими следами. Миррима изо всех сил напрягала свои органы чувств, вглядываясь в тени, внимательно прислушиваясь к каждому звуку, надеясь получить хоть какую-то информацию — будь то кашель, хруст ветки или запах костра, — которая позволила бы ей выбрать правильное направление. Она еще раз принюхалась. Среди деревьев ветер дул во все стороны одновременно — Миррима то вовсе теряла запах врага, то ей казалось, будто запах усилился во много раз.

Примерно через полмили растительность, и без того скудная, совсем сошла на нет.

Тогда Миррима стремительно побежала вперед. Ее ноги едва касались земли, издавая чуть слышный шуршащий звук.

С ее пятью дарами метаболизма, помноженными на дары мускульной силы и жизнестойкости, Миррима могла бежать часами, не прилагая к этому особых усилий. Но что было гораздо важнее, она могла мчаться быстрее, чем самая быстрая лошадь. Миррима была уверена, это даст ей преимущество в любой битве. Она неслась со скоростью пятьдесят или шестьдесят миль в час. Бежала она, пригнувшись, вынюхивая запах убийцы. С тех пор как она приняла все эти дары, ей никогда не приходилось бегать так быстро. Это было странное ощущение.

Казалось, время продолжало течь так же, как обычно. Миррима двигалась очень быстро, но сама сначала не замечала этой скорости. Но когда на повороте ее занесло в сторону силой инерции, она поняла, насколько быстро она мчалась. Теперь на поворотах она наклонялась в противоположную сторону, чтобы сохранить равновесие. Она чувствовала себя ловкой и уверенной, как волк, преследующий оленя.

Воздух становился все тоньше и прозрачнее. Там, где лучи дневного солнца еще не пронзили тень, земля лежала холодная, покрытая ледяной коркой. На снежных вершинах ослепительно сияло солнце. Миррима была уже совсем близко к кромке леса. Дальше деревьев совсем не было, кругом простиралась совершенно голая местность. И тут она внезапно остро почувствовала запах лошади убийцы.

Она остановилась, пристально рассматривая дорогу. В воздухе витал едва уловимый запах потухшего костра. По всей вероятности, убийца разбил лагерь выше по холму среди группы деревьев. Миррима надеялась застать врага спящим.

Некоторое время Миррима изучала место предстоящей схватки. Но как она ни смотрела, никаких признаков движения не заметила. Также не увидела она и ни одной фигуры, которая хотя бы отдаленно напоминала человека. Около сотни ярдов она ползла вдоль дороги, затем миновала овраг и продолжала кружить среди деревьев. Пока никого не было видно, однако запах лошадиного пота становился все сильнее. Доверившись своему обонянию, Миррима направилась дальше. Она проползла сквозь густую сосновую поросль, затем вдоль края оврага и дальше, мимо лежащего на земле ствола дерева.

Только оказавшись на расстоянии меньше сорока футов от лагеря убийцы, она наконец увидела его. Лагерь прятался в самой гуще толстых стволов. Ветви деревьев образовывали как бы естественную крышу. В давние времена здесь было вырыто небольшое углубление, с одной стороны которого была возведена невысокая каменная ограда. Таким образом, получилось грубое укрепление, окоп, в котором можно было спрятаться.

Внезапно Миррима заметила лошадиные уши, торчащие над заграждением. На минуту она застыла на месте от неожиданности. Она услышала, как убийца глубоко и шумно дышал. Миррима еще раз принюхалась и почувствовала запахи крови и гниения. Этот человек был ранен.

Миррима оглянулась. Боренсон все это время бежал за ней, не выпуская ее из виду. Теперь он пытался догнать ее, взбираясь по холму. На мгновение он провалился в глубокий снежный сугроб и забился, разбрасывая во все стороны снег, пытаясь подняться на ноги. Миррима подняла руку, предупреждая мужа об опасности, потом спряталась за деревом, ожидая, пока он догонит ее.

Когда окончательно запыхавшийся Боренсон наконец поравнялся с Мирримой, он сразу увидел небольшой лагерь среди густой листвы и понимающе кивнул, потом дал Мирриме знак окружать лагерь. Миррима проползла вдоль опушки, пробираясь сквозь глубокий снег. Неожиданно под ее ногой хрустнула веточка. Женщина едва видела верхушку лошадиной головы. Лошадь навострила уши.

Вся земля вокруг лагеря была усеяна волчьими следами. Миррима подняла взгляд и увидела на фоне темных деревьев выше по холму белую фигуру. Это был огромный волк. Он стоял не двигаясь, белый как снег. Внезапно он повернулся и, протяжно завывая, поскакал прочь по ледяному полю.

В этот момент Миррима услышала, как еще одна веточка хрустнула у нее под ногами. Она оглянулась и увидела, что Боренсон во весь опор мчится к лагерю, высоко подняв над головой боевой молот.

И тут навстречу им сквозь деревья стремительно пронесся порыв ветра. Одновременно послышался странный кричащий звук. Это не был обычный ветер, дующий с гор, это был настоящий ураган, чудесным образом возникший на пустом месте и направленный на Мирриму с Боренсоном.

Лес содрогнулся. Послышался звук, похожий на гром. Кусочки коры, сосновые иголки и осколки льда посыпались со всех сторон и закружились смерчем, заслоняя обзор. Сердце Мирримы сжалось. На какое-то мгновение она подумала, что Темный Победитель где-то рядом. Другого объяснения этому невероятному явлению она не находила.

— Колдовство! — закричала она, застыв на месте от изумления.

Мощный порыв ветра принес новый шквал ледяных игл и выбил стрелу из рук Мирримы.

Сосновые шишки, веточки и сучки набрасывались на женщину со всех сторон. Они кололи ее лицо, норовя попасть в глаза. Острая сосулька вонзилась ей в губы. Миррима непроизвольно зажмурилась. Подняв руку, чтобы защитить лицо, она попыталась снова открыть глаза и разглядеть хоть что-то в этом хаосе.

Боренсон стремительно надвигался, издавая дикий рев. Тут шторм накинулся на него. Боренсон с разбегу прыгнул в яму.

Размахнувшись, он обрушил свой боевой молот на врага. Раздался отвратительный звук удара металла о живую плоть. Вслед за этим воздух наполнился нечеловеческим воем.

— О-ооо-ооо!.. — стенания огласили окрестности на много миль вокруг.

Ветер продолжал бешено носиться меж деревьев, кружа во всех направлениях и закручиваясь смерчем.

Смертельно раненный враг продолжал пронзительно кричать. Водоворот из сосновых иголок и льда некоторое время метался в разные стороны среди сосен, затем стремительно понесся вверх по склонам гор на юг, к Инкарре.

Миррима услышала слово «Н-ооо-оооо», разносящееся по ветру. Звук постепенно удалялся, отдаваясь эхом среди каньонов. Миррима подбежала к Боренсону. Она уже знала, что увидит. Боренсон стоял над телом убитого, пытаясь вытащить наконечник своего боевого молота из его тела. На мертвом была надета синяя туника посыльного из Мистаррии с изображением зеленого человека на груди. Однако длинные серебряные волосы мужчины говорили о его происхождении — он был родом из Инкарры. Глаза его были широко распахнуты, а рот приоткрыт. Лицо его было как живое. На округлившихся губах как бы застыл вздох изумления или боли.

Лошадь убитого жалобно ржала, косясь на незнакомцев. Она пыталась подняться, но не могла — ноги ее были спутаны.

— Пилвин коли Зандарос, — поежившись, произнесла Миррима.

Одно его имя внушало трепет.

— Это именно тот волшебник, который пытался убить Габорна? — спросил Боренсон.

Она кивнула. Пилвин был не просто убийцей, он был волшебником, служащим силе Воздуха. Миррима в недоумении покачала головой.

— Как ты думаешь, что он замышлял? Поджидал в засаде?

Боренсон не слышал ее. Он внимательно изучал нехитрый лагерь и землю вокруг. Связанная лошадь пролежала на собственных испражнениях в течение многих часов. Теперь она умоляюще смотрела на Боренсона.

Миррима не обнаружила ни провизии, ни запаса дров для костра. В костре тлели угольки.

Боренсон опустился на колени рядом с трупом. Четыре дня назад сэр Хосвелл — один из телохранителей Йом — ранил Пилвина стрелой. Такая рана стала бы смертельной для любого, не будь он столь могучим волшебником, как Пилвин. Стрела проткнула ему легкое. Однако волшебники воздуха всегда славились своей неуязвимостью. Их было особенно трудно истребить. Кроме этого, Пилвин был Властителем Рун, обладающим многими дарами жизнестойкости. Ему было достаточно просто перевязать рану в груди грубой повязкой. Только теперь Миррима как следует разглядела его рану. Она была покрыта черной коркой из запекшейся крови. Вокруг повязки ползали личинки.

— Ему и так оставалось недолго жить, возможно, всего несколько часов. Мы только ускорили его смерть. Если бы он и не умер от заражения, то пустынные волки прикончили бы его, — сделал вывод Боренсон.

— Но зачем он преследовал нас прошлой ночью? — недоуменно спросила Миррима.

— Думаю, у него не было цели преследовать нас. Скорее всего, мы с ним были попутчиками. Он тоже направлялся в Инкарру. Он сошел с дороги, решив сделать привал, и тут услышал, как мы проезжали мимо. Тогда он последовал за нами. Может быть, он рассчитывал на нашу помощь. Этот человек был вне закона, как все инкарранцы в Мистаррии.

Боренсон вздохнул. Миррима подошла к телу. Она отодвинула повязку и взглянула на рану. Дотронувшись до его груди, Миррима почувствовала, как ее словно обдуло холодным ветерком. Возможно, это произошло оттого, что она прикоснулась к рунам защиты, начертанным на его груди.

С холма сквозь тонкую завесу деревьев все еще доносились ужасные призрачные завывания и виднелись остатки раздуваемого ветром льда, несущегося прочь, теперь почти на расстоянии мили выше по холму.

Боренсон посмотрел в том же направлении.

— Его элементаль достигнет Инкарры гораздо раньше, чем мы с тобой сумеем добраться туда.

Миррима задумалась о своей собственной элементали — сущности, находящейся внутри нее. Ей представилось, что когда она умрет, вода, находящаяся внутри нее, просто вытечет через рот и глаза, оставив лишь небольшую лужицу.

Боренсон подошел к лошади Пилвина и распутал ее. Животное с трудом поднялось на ноги. Затем Боренсон вскочил на каменную ограду, окружавшую лагерь. Он ничего не сказал, однако вся его поза и наклон головы служили немым вопросом: «Ты готова отправиться дальше?»

— Что делать с телом? — спросила Миррима.

— Оставим его здесь. Волки позаботятся о нем, — ответил Боренсон.

— Но он же племянник самого Короля Урагана, — возразила Миррима. — Мы должны проявить к его телу должное уважение.

— Выкопать яму в этой почве невозможно, а нести его через горы в Инкарру я не собираюсь, — заявил Боренсон. — Король Зандарос не слишком обрадуется, когда узнает, что по пути мы прикончили его племянника.

— Ты прав, — сказала Миррима, — конечно, ты прав. И все же у меня нехорошее предчувствие. Волшебники непросто умирают. После того как я убила Темного Победителя, его элементаль швыряла во все стороны огромные булыжники, словно те были яблоками. Биннесман предупреждал меня, что элементаль способна на великие злые деяния. Элементаль Пилвина мала по размеру, однако эта субстанция направилась в сторону Инкарры…

И снова Мирриму охватило необъяснимое предчувствие, которое постепенно нарастало в течение всего дня: кто-то или что-то попытается отнять у нее мужа. Может быть, это что-то — элементаль волшебника?..

— Не расстраивайся, — подбодрил Боренсон. — Теперь, по крайней мере, у нас есть еще одна хорошая лошадь.

* * *

Теперь, когда у них было три лошади с рунами силы, они продвигались сквозь снег в несколько раз быстрее. Ударами копыт лошади вздымали облака снега и льда. Когда дорога шла под горку, на какое-то мгновение они отрывались от земли и, казалось, летели по воздуху.

Через некоторое время Миррима заметила, что с ней творится нечто странное. Даров метаболизма у нее было больше, чем у ее скакуна, поэтому Миррима не чувствовала той огромной скорости, с которой они передвигались. Вместо этого ей казалось, будто материя времени растянулась. Солнце неуклонно катилось вниз, надвигались сумерки, а день, казалось, растягивался и становился длиной в пять дней. Миррима отчетливо ощущала, как минута за минутой жизнь ее сокращается.

Они выступили в путь еще до рассвета. За это время они преодолели сотни миль, взбираясь все выше и выше по горам.

Никогда раньше Миррима не видела легендарных пустынных волков так близко. Один раз она увидела целую стаю, призрачно скользящую по снегу — белое на белом. Даже издалека волки казались огромными.

Заметив отряд, пустынные волки удвоили скорость, надеясь догнать путешественников. Однако они не могли тягаться с быстрыми лошадьми. После встречи с волками Боренсон дал команду скакать без остановки. Только через час они сделали привал.

Следующую остановку они сделали уже вблизи горных пиков. Снег здесь достигал шести дюймов в глубину и был покрыт настом из-за недавнего мороза. Взгляд Мирримы устремился вверх, скользя по снежному покрову. Покрытая снегом трасса поднималась широким серпантином все выше и выше по склонам гор. На пути им ни разу не встретилось слишком крутого или трудного для прохождения участка. Дорога была достаточно широкой даже для небольшой повозки.

Почему-то горы Алькайр всегда представлялись Мирриме непроходимыми. Возможно, для человека, не имеющего даров, это путешествие и было бы серьезным препятствием. Но Миррима предполагала, что при походе через горы основную роль играл политический аспект.

Внезапно взгляд ее уперся в исполинские каменные колеса на фоне неба. Колеса, казалось, были более тридцати-сорока футов в вышину. Линия, которую они образовывали, тянулась невообразимым зигзагом, то приближаясь к обрыву, то ныряя в ущелье. Цепочка исполинских кругов напоминала собой ожерелье из каменных жемчужин, служивших украшением гор. На каждом из кругов была вырезана руна. Но как Миррима ни вглядывалась в руны, она не могла разгадать их форму.

— Не смотри на рунную стену! — предупредил Боренсон. — Лучше смотри на дорогу!

Миррима отвела взгляд. Теперь ее распирало любопытство. Что такое эта рунная стена? Руны выглядели так, будто их вырезали из камня по индивидуальным шаблонам, а затем вмонтировали в соответствующие пазы. Создание подобного массивного укрепления было задачей не из легких. Граница между Рофехаваном и Инкаррой протянулась на тысячи миль. На строительстве этого монументального заграждения, должно быть, трудились тысячи каменщиков в течение десятков лет.

Одно то, что смотреть на стену было запрещено, делало этот предмет намного более завлекательным. Мирриму охватил священный трепет — чувство, которое все усиливалось по мере того, как она приближалась к стене.

— Я даже не представляла себе ее размеров. Она кажется бесконечной, — сказала Миррима.

Она продолжала смотреть под ноги. Снег здесь был запачкан пеплом. Миррима огляделась, пытаясь понять, откуда взялся этот пепел. Но как она ни смотрела, костра нигде видно не было. Здесь наверху не росло ни одного дерева. Лишь тут и там мертвые ветви низкого кустарника выглядывали из щелей между камнями.

Миррима послушно смотрела себе под ноги, а лошади тем временем устало пробирались все выше и выше. Внезапно Миррима почувствовала нечто очень странное. Она ощутила, как каменные глыбы нависли над ней, придавливая ее своим исполинским весом. Они казались непомерно огромными. Ощущение было такое, будто тени, отбрасываемые стеной, давили на ее сознание. Чем ближе Миррима подъезжала к стене, тем тяжелее ей становилось дышать под бременем каменных глыб.

Как Миррима ни пыталась отвести глаза, ее неумолимо тянуло вновь взглянуть на рунную стену. Ей приходилось прикладывать нечеловеческие усилия, чтобы удерживать взгляд на дороге. Как бы Миррима ни старалась смотреть вниз, ее взгляд постоянно норовил упорхнуть, как птичка, и приземлиться на верхушках каменных монолитов. Непреодолимое желание взглянуть на стену мучило ее. Теперь ей казалось, что она увидит рунную стену даже с закрытыми глазами.

Минута за минутой ужасная уверенность все нарастала: держать глаза закрытыми было лучше, чем смотреть.

Внезапно Миррима услышала за спиной громкий глухой улар. В тот же миг лошадь, которую Миррима вела за собой, натянула поводья. Тщательно следя за тем, чтобы взгляд ее случайно не попал на стену, Миррима обернулась посмотреть, что случилось с лошадью. Глаза животного были широко распахнуты. Застыв от ужаса, лошадь, не отрываясь, смотрела на рунную стену.

На мгновение Миррима пожалела о том, что животное выбрало неподходящее время, чтобы взглянуть наверх. Но в глубине души она была уверена, это не было простым совпадением. Даже глупое животное чувствовало зловещее присутствие стены.

«Если лошадь может смотреть на стену, почему я не могу сделать то же самое?» — подумала Миррима, и в тот же миг ее взгляд уперся в рунную стену.

Теперь до нее оставалось не более пятидесяти ярдов. Причудливый силуэт этого монументального сооружения отчетливо выделялся на фоне неба.

Над дорогой возвышалась широкая арка. Небо над головой было синим и безоблачным, только над самой линией горизонта плотным слоем лежали облака молочного цвета. Обрамленные черным контуром арки, они делали ее похожей на огромный слепой глаз.

По верхнему краю арки тянулась надпись на двух языках — рофехаванском и инкарранском, которая гласила: «За сей чертой твой род пустой».

Рассмотрев арку, Миррима попыталась тут же отвести взгляд. Она старалась изо всех противостоять магнетическому действию монолитных камней, возведенных как щиты по обе стороны арки. Но было уже поздно — Миррима позволила своему взгляду зайти слишком далеко, и теперь он попал в плен.

По обеим сторонам дороги она увидела огромные круглые камни, напоминающие колеса или щиты. Взгляд ее непроизвольно остановился на самом северном камне. На нем была изображена причудливая линия, спиральный желобок, углубление, выдолбленное в камне. Линия вела вниз, закручиваясь внутрь, как маршрут, обозначенный на карте. Миррима поняла, это было очертание руны — гипнотической и могущественной руны. Она снова попыталась отвести взгляд, но не смогла. Глаза ее помимо воли принялись разглядывать ход рунной линии, спускающейся серпантином все ниже и ниже. По мере того как линия вилась вниз, Миррима все сильнее чувствовала тяжесть ушедших веков, медленно проходящих перед ее мысленным взором, вращающихся, как огромные колеса под ее ногами. При каждом повороте колеса возникали великие цивилизации и рушились великие царства, строились легендарные города и, приходя в упадок, навсегда исчезали с лица земли. Фундаменты городов увязали в земле, тлея среди забытых лесов. Памятники гордым королям рассыпались в прах, омываемые водой и обдуваемые ветром. Их жалкие потомки вели кровопролитные войны и искали защиты среди руин. В свое время они снова принимались строить города. А колесо все продолжало вращаться, и Мирриму уносило прочь сквозь сны и мечтания о гордых влюбленных, о похвальбе воинов и безумных предсказаниях поэтов и пророков. А колесо все крутилось, неумолимо приближаясь к чудовищному концу.

Сердце Мирримы в панике забилось, а во рту пересохло. Эта руна убьет меня. Я должна отвести взгляд, в отчаянье подумала Миррима. Она пыталась бороться, пыталась закрыть глаза, отвернуться. Из груди вырвался стон. И все же она продолжала неотрывно смотреть. Ее глаза продолжали следовать за изломанной линией, ведущей ее все дальше по своему ужасающему курсу. Башни строились, и мечтатели мечтали, и гордые лорды вели войны под холодным солнцем. До тех пор пока движение не остановилось.

И в тот же момент Мирриму пронзила мысль, захлестнув ее своей нечеловеческой силой.

Ты ничтожество, ревел голос внутри, потрясая ее сознание, все твои дела и мечтания пусты. Ты стремишься к красоте и вечности, но на самом деле ты не более чем жалкий червь, ползущий по дороге в ожидании своей участи — быть раздавленным колесами времени.

Голос обладал дьявольской убедительностью и сверхъестественной мощью. Миррима поняла, что голос стал ее второй сущностью. Видения, вызванные руной, неопровержимо доказывали, что голос пытался внушить ей. Как смеет она надеяться проникнуть в Инкарру — она, заслужившая лишь презрение? Единственным выходом было повернуть лошадь вспять и поскакать во весь опор прочь, к высокому обрыву позади нее. Заставить лошадь прыгнуть вниз и положить конец этому мучению.

Миррима уже не понимала, что делает. Без размышлений она развернула своего коня. Пришпорив лошадь, она направилась прочь. Только бы скорее убежать, спастись от этого ужаса.

Ничто, что случалось с ней до сих пор, не могло сравниться с тем кошмаром, который она пережила, глядя на руну. Одна мысль о том, что придется снова повернуться лицом к стене, была настолько ужасной, что Миррима готова была предпочесть немедленную смерть. До этого момента она жила в относительном мире сама с собой и с окружающими. Тогда она еще не знала о существовании этой руны. Но теперь после того как Миррима увидела ее, она навсегда лишилась своей свободы. Лучше быть никем, лучше уйти в небытие. Ослепленная паникой, она скакала прочь, не видя надвигающегося обрыва и острых скал внизу.

Небеса померкли. Миррима летела сквозь темный туннель к вечному забвению.

Вдруг, как бы издалека, она услышала голос Боренсона.

— Нет! Нет! — кричал он.

Боренсон спрыгнул с коня и схватил ее лошадь под уздцы. Он сражался с обезумевшим животным, пытаясь успокоить его, не выпуская также из рук поводья инкарранской лошади. Миррима не видела его, она лишь почувствовала, как Боренсон схватил ее за запястье. Она впилась пятками в бока своей лошади. Сейчас под ней был боевой скакун Боренсона. Когда лошадь встала на дыбы и принялась молотить ногами в воздухе, Миррима обреченно подумала, что вот сейчас конь нанесет ее мужу смертельный удар, раздробив ему череп. Копь был обучен убивать каждого, кто нападет на него. Сейчас животное было вне себя, и все же каким-то чудом конь узнал своего хозяина. Эта лошадь принадлежала Боренсону уже много лет. Наверное, только это спасло его от смертельного удара.

Наконец Боренсон сумел утихомирить лошадь. Все это время он повторял, как заклинание:

— Не смотри! Не смотри на руну!

Постепенно к Мирриме начало возвращаться зрение. Она стала видеть окружающие ее вещи будто в тумане.

Внизу Миррима различила фигуру Боренсона, который, не отрываясь, смотрел на нее, ища ее взгляд. Он оглянулся на рунную стену и некоторое время глядел на ужасные видения. Слезы ярости подступили к его горлу, и все же он продолжал смотреть, непокорно подняв голову.

— Это ложь! — гневно кричал он. — Я люблю тебя! Я люблю тебя, Миррима!

Он развернулся и повел лошадей вперед. Каждый шаг давался с трудом и вызывал невыносимую боль, словно его ноги заковали в железные кандалы.

Миррима изо всех сил зажмурила глаза и снова повернулась лицом к стене. Сердце ее бешено колотилось, казалось, сейчас оно выскочит у нее из груди.

Я не побоялась Темного Победителя. Я выстояла в схватке с вайтом. Я смогу преодолеть и это препятствие, говорила себе Миррима.

И все же коварные руны наводили на нее больший ужас, чем все чудовища, вместе взятые. Миррима ничем не могла помочь Боренсону. Все, на что она была сейчас спосо6на, — это как можно ниже пригнуться к холке лошади, вдавив пятки в ее бока.

Боренсон продолжал упрямо идти вперед вопреки гнетущей тяжести каменных дисков, которая, казалось, придавливала путешественников к земле. Каждый следующий шаг давался с трудом. Он вел за собой Мирриму туда, куда она ни за что не отправилась бы, будь она одна.

Миррима все сильнее чувствовала тяжесть, навалившуюся на нее. Даже с закрытыми глазами она продолжала видеть отвратительные очертания каменных стражей. Их фигуры были словно отпечатаны у нее в мозгу. Миррима пригнулась еще больше, униженно кланяясь.

Твое появление на свет было досадной случайностью, плодом разврата. Ты не больше чем слизь, из которой ты произошла на свет, продолжал нашептывать голос.

Издалека, будто из глубокого ущелья в горах, доносился непокорно ревущий голос Боренсона:

— Не верь! Не верь этим мерзавцам!

И вот они очутились под аркой. Миррима почти физически чувствовала ее непомерный вес. Ей казалось, будто арка навалилась ей на спину, готовая раздавить ее.

Даже после того как они миновали арку, Миррима продолжала чувствовать ее у себя за спиной. Теперь, когда вес было позади, она наконец дала волю слезам.

— Я люблю тебя! — негромко повторил Боренсон и повел лошадей дальше.

Будь Миррима одна, она бы пришпорила лошадь и во весь опор поскакала бы в Инкарру. Но Боренсон крепко держал лошадей под уздцы. Сила стражей постепенно ослабевала. Мирриме казалось, будто она только что проснулась, очнувшись от кошмарного сна. Страшный сон неизбежно уходил все дальше и дальше в подсознание. Человеческое сознание не было рассчитано на то, чтобы переживать такие потрясения. После того как страдание закончилось, память отказывалась хранить его.

Вот уже полмили разделяло их с аркой, а Миррима все еще ехала с закрытыми глазами. Когда они проехали почти милю, она наконец решилась открыть глаза и немного приподнять голову. Боренсон держал в руках поводья всех трех лошадей и уводил их все глубже в Инкарру.

Миррима бросила взгляд вниз. Склоны гор были окутаны туманом, словно одеяло, укрывавшее Инкарру. По эту сторону гор было теплее, намного теплее, чем она ожидала. Казалось, будто рунная стена не только удерживала за пределами Инкарры всех северян, но также не пропускала холодный воздух. Тонкий слой снега исчез, едва они спустились с первого холма. Здесь и там среди камней зеленели заросли кустарника. Однако, не считая этой скудной растительности, больше ничего видно не было. «За сей чертой твой род пустой», — вспомнилась Мирриме надпись на арке в рунной стене. «Что значит пустой?» — недоумевала она. Наши надежды пусты, или наша гордость, или наш род не найдет здесь себе пристанища?

Обогнув выступ в скале, дорога резко уводила влево. Миновав поворот, они неожиданно увидели небольшую пещеру — это был вырезанный в каменной стене вход в крепость.

У входа в пещеру стояли трое стражей с кожей цвета слоновой кости и серебряными волосами, заплетенными в мелкие косички, которые были все связаны между собой и переброшены через правое плечо. Воины были облачены в кроваво-красные туники, немного не достававшие им до колен. Кроме этого, на них не было другой одежды, не считая сандалий с ремнями, оплетающими их щиколотки и колени. Доспехами им служили стальные нагрудники в форме идеального круга, которые прикрывали спину и грудь. На лбу у воинов были повязаны одинаковой формы металлические диски на лентах. Такие же пластины украшали их предплечья. Двое стражей были вооружены большими луками, а третий держал в руках инкарранский боевой топор.

— Стой! — закричал инкарранский воин с сильным акцептом, направляясь к Мирриме с Боренсоном. — Мы берем вас в плен!

Глава девятаяВрата Бездны

Немногие рискнули исследовать глубины Подземного Мира. И только избранные отваживались напасть на опустошителей в их царстве. Походы Эрдена Геборена, чьи Темные Рыцари в течение многих лет преследовали опустошителей в Подземном Мире, в настоящее время стали легендой.

Из «Кампании в Подземном Мире», автор — хозяин очага Кокстон из Оружейной Палаты

Русло древней реки петляло и петляло сквозь Подземный Мир. Габорн бежал как в тумане, охваченный горем. Бок у него болел от удара, который он принял от опустошителей. Однако физическая боль была несравнима с тем отчаянием, которое он испытывал из-за потери Биннесмана.

Волшебник первым представил Габорна духу Земли. Он был мудрым советником и другом.

Но что было еще важнее, он был могущественным помощником и защитником. Как Охранитель Земли, он имел лишь одну задачу: защищать род человеческий в надвигающиеся темные времена. Габорн тоже был силен, он был Королем Земли, и все же, потеряв Биннесмана, он чувствовал, что потерял часть своих сил. Как бы то ни было, он не мог сравниться силой и мудростью с Биннесманом.

«Теперь, когда волшебника нет, что станется с нами?» — думал Габорн.

Габорну было стыдно за то, что он беспокоится по этому поводу. Он знал ответ. Биннесман сам говорил ему — если Габорн не выстоит против темных сил, человечеству придет конец.

Аверан бежала рядом с Габорном на своих коротеньких ножках и горько плакала. Йом немного отстала и подбадривала девочку, но и на ее лице застыло горе.

Так они бежали по дну древней реки. Вода струилась по стенам, стекая в кратероподобные лужицы. Через некоторое время они достигли широкой пещеры, где небольшой поток стекал с высокой стены, заполняя озерца водой.

Йом сказала:

— Может, остановимся здесь? Нам пора сделать привал.

Грохот ног опустошителей у них над головой отдавался глухим рокотом от стен пещеры. Габорн обострил свои чувства, проверяя, угрожает ли им опасность. Да, опасность была со всех сторон: война, идущая в Гередон, смерть, пришедшая в Каррис, ползущая тьма, которая грозила поглотить весь мир. С каждым часом темнота все сгущалась.

Однако на данный момент опасность для них троих была не слишком велика.

— Хорошо, давайте остановимся здесь, — решил Габорн.

От жажды у Габорна пересохло во рту, а желудок его сжался от голода. Даже Властителям Рун, обладающим многими дарами жизнестойкости, требовалось иногда подкрепиться.

Когда он в последний раз ел нормальную еду? Вчера на рассвете? Благодаря многим дарам метаболизма ему казалось, что прошло уже несколько дней.

— Но мы не можем оставаться здесь долго! — сказала Аверан. Голос ее охрип от страха.

— Почему? — спросил Габорн.

— Тот опустошитель… Тот, который ранил Биннесмана, — я распознала его запах. Я знаю, кто это такой. Его имя известно каждому опустошителю. Его зовут Посланник Тьмы. Я знаю — он не оставит нас в покое. Он будет преследовать нас до тех пор, пока не удостоверится в нашей смерти.

— Почему ты в этом так уверена? — спросил Габорн.

— Посланник Тьмы пользуется дурной славой среди опустошителей. Он любимец самой Великой Истинной Хозяйки, ее супруг. Он воин, охотник, чья основная задача заключается в том, чтобы выслеживать и истреблять больных и опасных опустошителей.

— Опасных? — переспросила Йом.

— Самой опасной болезнью среди опустошителей считается так называемая «червивая мечтательность». При этой болезни в мозг опустошителя въедаются крошечные червячки, вызывая призрачные запахи и видения, своего рода галлюцинации. Через какое-то время больного начинают мучить ужасные боли, у него нарушается память и восприятие. Вскоре за этим следует неминуемая смерть. Поэтому, когда какой-нибудь опустошитель заражается червивой мечтательностью, его убивают, а останки его сжигают, чтобы избежать распространения заразы. Такая смерть считается самым позорным концом для опустошителя, ибо, когда опустошитель умирает своей смертью или погибает в сражении, его сородичи пожирают его труп — таким образом, опыт, знания и память умершего передаются тем, кто съедает его мозг. А те опустошители, которых не съедают, не передают дальше свою память, и она пропадает впустую.

— Другими словами, — сказал Габорн, — каждый опустошитель после смерти надеется приобрести в некотором смысле бессмертие.

Габорн знал, что опустошители пожирают мертвецов. Знал он и то, что таким образом они приобретают всю информацию, хранящуюся в памяти умершего. Однако он и представить себе не мог, что еще живыми опустошители мечтали о том, чтобы после смерти их тело было съедено.

Аверан ответила:

— Да, пределом мечтаний любого опустошителя является конкурс, который, если опустошитель будет того достоин, устроят после его смерти, чтобы выбрать из всех претендентов одного, которому достанется привилегия полакомиться мозгом умершего. Некоторые опустошители достигают при жизни такой славы, что после их смерти случаются даже поединки и дуэли между претендентами, настолько велико бывает желание заполучить наследие этих знаменитостей. На праздниках, где собираются наиболее прославленные колдуны, подают лакомство в виде мозга самых могущественных и мудрых опустошителей. То есть такие великие представители их рода, как Пролагатель Путей, с которым я общалась вчера, обладают памятью, простирающейся на сотни поколений назад.

— Теперь понятно, — сказал Габорн. — Быть выброшенным, сожженным — огромный позор для опустошителя, которого он пытается всеми силами избежать.

— Здесь-то и вступает в игру Посланник Тьмы, — продолжала Аверан. — Опустошители, которых сжигают, умирают окончательно и бесповоротно, уходят в небытие. Такая смерть считается большим позором. Как только опустошитель начинает замечать у себя признаки червивого безумия, он старается скрыть симптомы от себя самого. Он пытается продолжать жить обычной жизнью, чтобы избежать разоблачения и позорной смерти. Каждый хочет умереть с почестями вопреки болезни. Но по мере того как их сознание начинает разрушаться, а видения становятся все более устрашающими, страх разоблачения растет. Тогда они покидают своих соплеменников и бегут прочь из общины. Они живут вдали от всех как изгои.

— Это кое-что объясняет, — перебил девочку Габорн. — Много лет назад на деревню Кэмптон напал опустошитель. Мой отец снарядил за ним погоню, но когда те настигли его, то обнаружили, что перед ними был не грозный враг, а всего лишь хилый болезненный опустошитель, едва волочивший ноги.

— Да, некоторые монстры, пораженные смертельной болезнью, даже выходят на поверхность, преодолев огромные расстояния. Если, конечно, по пути наверх они не попадаются в лапы Посланника Тьмы, — рассказала Аверан. — Посланник Тьмы беспощаден, он несет смерть. Теперь же его одолевает любопытство. После встречи с нами он не успокоится, пока снова не разыщет нас, в этом я не сомневаюсь.

— Возможно, — сказал Габорн. — И все же я чувствую, что в настоящий момент опасность невелика. Мы должны восстановить силы, пока у нас есть такая возможность.

Он сделал паузу и еще раз прислушался к своим чувствам. После потери Биннесмана их шансы победить Великую Истинную Хозяйку значительно уменьшились.

Аверан подошла к ближайшему водоему и посмотрела в воду.

— Здесь нет скрабберов, только рыбы-слепцы, — заметила она.

Встав на колени, Аверан понюхала воду.

— Вода свежая, — с удивлением сказала она.

Вся вода, которая попадалась им на пути в течение последних нескольких часов, пахла сероводородом. Габорн тоже посмотрел в воду. Кратерообразное углубление было примерно футов тридцать в диаметре и двадцать футов глубиной. Бесчисленное множество рыб-слепцов унылого серого цвета длиной с человеческую ладонь задумчиво плавали взад-вперед. Они не были похожи на кожистую, костлявую, пахнущую серой рыбу Подземного Мира. Они больше напоминали окуней.

Вот уже в течение многих миль из растительности им попадались только щекотные папоротники и клочки разноцветной червь-травы. Здесь же, вблизи озера свежей воды, в изобилии росли резинчатые серые человеко-ушки.

Аверан опустила руку в озерцо, зачерпнула воды и принялась жадно пить. Вскоре все остальные присоединились к ней.

— Мы остановимся здесь примерно на час. Нам нужен отдых. На обед поедим рыбы, это поможет сэкономить наши припасы, — сказал Габорн.

Йом удивленно взглянула на Габорна:

— Прежде чем мы сделаем привал, надо решить, что нам делать дальше. Как мы будем продолжать путешествие без Биннесмана?

Габорн покачал головой:

— Я… Он… еще жив.

— Да, возможно он и жив, — согласилась Йом.

Габорн в отчаянье покачал головой:

— Уж Биннесман как никто другой должен бы знать, насколько важно было послушаться моего предупреждения.

— Иногда даже самые мудрые мужи совершают оплошности, — вздохнула Йом. — Это будет нам уроком. С этого момента, если Габорн велит нам делать что-то, надо обязательно следовать его совету, — добавила она, обращаясь к Аверан.

Габорн был уверен, теперь они будут внимательнее. Огорчало его только то, что урок этот был оплачен такой дорогой ценой. Он некоторое время смотрел на лениво плавающую в озере рыбу. Поймать ее будет несложно — не сложнее, чем собрать ягоды.

— Габорн, — послышался голос Йом, — приляг и отдохни. Я наловлю рыбы.

Решительный взгляд жены ясно показывал, что сопротивляться ее решению было бесполезно. Верно, ведь еще вчера Йом говорила ему:

— Пока ты будешь спасать мир, я буду спасать тебя.

У Габорна не было настроения спорить.

Пока Йом и Аверан ловили рыбу, Габорн прилег в зарослях человеко-ушек. Растения эти были мягкими и пружинили, как губчатый матрас. Габорн лежал молча и прислушивался. На стене перед его глазами висел целый занавес из пещерной соломы — вида сталактитов, которые формировались по мере того, как капельки воды стекали вниз сквозь пустые внутри трубочки-соломинки. На то, чтобы образовалась одна такая трубочка, требовались многие сотни лет. Пещерные соломинки по цвету напоминали нефриты и агаты различных оттенков от нежно-розового до ярко-персикового. Они были похожи на сияющие разноцветные камни — глаз радовался, глядя на них. Звук капающей на пол воды отдавался громким эхом под потолком пещеры. Габорн некоторое время размышлял, чем был вызван такой своеобразный звуковой эффект — то ли пещера обладала хорошей акустикой, то ли виной тому были многочисленные дары слуха, имевшиеся у Габорна. Капли воды, падающие из трубочек на известняковый пол, создавали редкой красоты музыку, похожую на звук колоколов. Отдаленное грохотание ног опустошителей напоминало глухую барабанную дробь.

Мысленно Габорн принялся играть в игру. Биннесман предположил, что до сих пор Габорн неправильно ставил задачи. Все свое внимание он уделял тактике, а также различного рода оружию, с помощью которого он мог бы убить Великую Истинную Хозяйку. Однако все, что приходило ему в голову, могло принести пользу лишь на короткое время.

Тьма приближается, думал Габорн. Непроглядная тьма, какой еще не знала история. Как мне спасти мой парод?

Перед его мысленным взором вставали целые армии, атакующие различные королевства — Индопал, Инкарру, южный Кроутен. Различия между государствами теряли всякое значение.

Пока Габорн лежал, размышляя, Аверан собрала сухие папоротники и развела небольшой костер. Затем она вынула вещи из мешков и разложила намокшую провизию поближе к костру, чтобы та просохла. Она вытащила яблоки, орехи, точильные камни и кремень и сложила все в кучу, затем выбросила пропитанные водой, пахнущей сероводородом, буханки хлеба. После этого она сложила все обратно, оставив лишь сменную одежду и кое-какие мелочи, которые еще надо было просушить.

Горящие папоротники издавали странный запах, напоминающий аромат сладкого перца. Запах пробудил у Габорна еще больший аппетит. К сожалению, рыба будет готова только минут через пятнадцать, которые покажутся Габорну двумя-тремя часами благодаря его дарам метаболизма.

Взгляд Габорна, блуждая, направился к дальней стене пещеры. Стена казалась плоской, будто отполированной рукой человека. Под потолком пещеры Габорн заметил пару отверстий странной формы, похожих на окошки.

Габорн открыл рот от изумления. То, что он увидел, было очень похоже на крепость. Присмотревшись внимательнее, он начал различать и другие детали, однозначно свидетельствовавшие о том, что перед ним было творение рук человека. Внизу виднелись ворота, однако разглядеть их было не так-то просто — в этом месте потолок обвалился, частично завалив вход. Похожие на острые пики сталактиты тут и там свисали с потолка, заслоняя собой некоторые из окон.

«Кто построил это укрепление — люди или даскины?» — подумал Габорн.

Сердце его радостно забилось. На руинах древних построек даскинов часто находили необыкновенные предметы, например, изделия из металла исключительно тонкой работы, создать которые не под силу человеку, или лунный камень, который сам по себе излучал нескончаемый свет.

Габорн поднялся на ноги, и, перейдя русло реки, подошел туда, где лежало несколько камней, упавших с древней стены. Так же как и внешние стены укрепления, камни у входа были покрыты высохшей грязью, делая ворота совершенно незаметными. Габорн удивился, как он вообще смог разглядеть их. Наверное, это было не случайно. В свое время вход был оснащен опускающейся решеткой, а деревянные доски ворот были скреплены между собой железными перекладинами. Теперь железо превратилось в ржавчину, не говоря уже о дереве, которое сгнило много веков назад.

Стоило Габорну слегка потянуть за ржавый железный прут, как ворота, вернее то, что от них осталось, с грохотом обрушились ему под ноги. Пробравшись сквозь завал, Габорн направился внутрь.

Пол внутри был покрыт чем-то похожим на гипс. В свое время крепость была затоплена, потом вода схлынула, оставив на полу и на стенах толстый слой речной грязи. Типичные для Подземного Мира растения росли на полу, напоминая собой черную щетину. По непонятной причине лишь немногие из растений смогли выжить здесь.

Внезапно странное создание желтого цвета с широкой спиной, похожее на большого безглазого жука, набросилось на Габорна, размахивая в воздухе клешнями. Габорн топнул на жука ногой, что неожиданно возымело странный эффект. Послышался громкий щелчок, за которым последовала вспышка света, после чего мертвый жук начал гореть, издавая серный запах. Сверкач, понял Габорн. Много лет назад в Палате Разумения он слышал уже о таком жуке. Рассказывая об обитателях Подземного Мира, старик Ярроу говаривал: «Этот жук — единственный из известных животных, который оказывает вам любезность, приготовляя сам себя, когда вы голодны и готовы что-нибудь покушать. К сожалению, на вкус они еще хуже, чем жареные тараканы».

Габорн огляделся. Он находился в помещении, которое в прошлом могло бы служить Большим Залом. На одной стене висели истлевшие останки гобелена. Краски его померкли настолько, что Габорн решил даже и не пытаться отгадать, что могло было быть изображено на этом ковре. Старинные масляные лампы висели на крючках и украшали ниши в стенах. Они были изготовлены в Мистаррии. Он видел глиняные лампы, похожие на эту, в Палате Разумения, в Комнате Времени. Тут и там на глаза ему попадались останки мебели — остов комода, полусгнивший стол. Место это было очень древним, но насколько древним? Он кое-что предполагал, но не решался признаться в этом самому себе. История зафиксировала лишь три случая, когда Мистаррия пыталась покорить Подземный Мир. В этих покоях мог спать сам Эрден Геборен…

Стоило ему понять это, как Габорна охватил священный трепет. По телу его пробежала дрожь. Он почти физически чувствовал присутствие здесь духов. Когда-то Эрден Геборен вел рыцарей на битву по этим вот коридорам. Сколько воинов погибло здесь, сражаясь с опустошителями?

В дальней стене комнаты Габорн заметил узкую каменную лестницу, которая была вырублена прямо в скале. Он поднялся по ступенькам на второй этаж. Тут путь ему преградила старинная деревянная дверь.

На двери были вырезаны слова на древнем языке, который отдаленно напоминал рофехаванский, но был настолько искажен, что Габорн не сразу смог понять смысл написанного. Кое-где дверь прогнила насквозь, поэтому на месте некоторых слов зияли дыры.

«Я, Берон Виндховен… Эта крепость… Год герцога Вала Мудрого… Внизу… дурные предзнаменования… нашествие опустошителей».

Герцог Вал Мудрый? Габорн призадумался, пытаясь угадать год, в который была сделана надпись. По материнской линии Габорн происходил из рода Валов. Вал Мудрый был сыном Вала Клятвопреступника, который покорил Вестланд семьсот лет назад.

Значит, это место было древним даже тогда, сообразил Габорн. Это означало, что Король Харрил не мог построить его.

Габорн потянул за щеколду, и она тут же оторвалась, оставшись у него в руке. Тогда он приналег на дверь плечом. В тот же миг ветхая дверь обрушилась внутрь. За дверью взгляду не на чем было остановиться. Его глазам предстали несколько дюжин маленьких комнат, вырубленных в скале по обе стороны длинного коридора. По виду помещение напоминало барак. Тут и там по бокам виднелись характерные ниши, небольшие укромные уголки, которые обычно украшались трофеями и реликвиями. Однако в этих нишах Габорн не заметил ни древнего оружия, ни редких предметов старины, добытых на руинах поселений даскинов.

Все, что представляло какую-либо ценность, было растащено много веков назад. Наверх вела еще одна лестница. Должно быть, там находились покои высших чинов. Габорн вскарабкался по ступенькам, испытывая все возрастающее благоговение. Оказавшись наверху, он увидел, что коридор разветвлялся. Проход, уходящий влево, привел его к большой комнате, дверь в которую была распахнута настежь. Заглянув внутрь, Габорн предположил, что эта комната принадлежала Берону Виндховену. Часть потолка обвалилась, загромождая проход. Не решившись войти, Габорн направился обратно и дошел до конца коридора, уходившего вправо. Здесь он уперся в массивную дверь из почерневшего металла, украшенную крестообразным гербом, который показался Габорну очень знакомым. Сквозь листья дуба на него смотрел зеленый человек — это было характерное украшение щита, выкованное из металла.

В давние времена сам Эрден Геборен спал в этой комнате, понял Габорн. Здесь он планировал сражения, отсюда он вел своих воинов на битву. Теперь я знаю название этой крепости, подумал Габорн. Врата Бездны, Темная Крепость.

Знания о расположении этого места были утеряны много лет назад, но легенды по-прежнему хранили его название. Габорн думал, что это укрепление намного больше, ведь согласно легенде здесь могли разместиться тысячи воинов.

В жизни каждого человека наступает момент, когда ему кажется, будто он встретил свою судьбу. Приходит время, и ты понимаешь, что каждый выбранный тобой путь, каждый начертанный тобой план в конце концов приведет тебя к двери, за которой ты столкнешься лицом к лицу со своей судьбой. То, что будет потом — не более чем мечта, на которую можно лишь надеяться.

Похожее предчувствие охватило Габорна именно сейчас.

«Каждый шаг, который я предпринимал, неуклонно вел меня по стопам великого Эрдена Геборена. Почему бы не здесь? Почему бы не сейчас?» — подумал Габорн.

Издалека доносился похожий на гром звук несущейся сквозь пещеры орды опустошителей.

Габорн поскреб дверь кинжалом. Лезвие оставило на черной двери светлую царапину — под слоем грязи была дверь из чистого серебра. Каждый предмет в крепости, который имел хоть какую-либо ценность, был давным-давно унесен отсюда мародерами, и лишь дверь, ведущая в покой Эрдена Геборена, осталась нетронутой. Никто не посмел позариться на эту ценную вещь — настолько почитали Короля Земли.

Габорн потянул за ручку. Дверь была заперта, а замочная скважина представляла собой лишь небольшое углубление в форме зеленого человека. Габорн вложил свою печатку в паз и повернул ее. Перстень с печаткой был изготовлен по той же самой форме, что и сотни лет назад. Сначала замок не поддавался, но затем что-то скрипнуло и дверь открылась.

Габорн распахнул дверь настежь. Убранство комнаты, которая предстала его глазам, было в высшей мере сурово и аскетично. Помещение казалось тесным даже для одного человека. Габорн видел тюремные камеры, которые были больше по размеру. Благодаря плотно закрытой двери, а также тому, что комната находилась наверху, она не подверглась затоплению и осталась нетронутой. И все же мебель казалась не столько сохранившейся, сколько окаменевшей. Большую часть комнаты занимала походная кровать с деревянной рамой. На ней лежал камышовый коврик и коричневое шерстяное одеяло. Кровать была оставлена незастеленной.

Рядом с кроватью находились небольшой стол и стул. На столе стояла деревянная тарелка, рядом с ней лежал нож. Картину дополняла полуистлевшая книга, переплетенная в кожу. Здесь же стояла деревянная чернильница в форме лилии и лежали истлевшие останки гусиного пера. На стене висел простой походный плащ на крючке. Из-под кровати выглядывала пара высоких походных сапог.

Все выглядело так, будто в один прекрасный день много веков назад Эрден Геборен проснулся в этой комнате, съел свой завтрак и, заперев за собой дверь, ушел, чтобы уж больше никогда не вернуться.

Осознание этого поразило Габорна до глубины души. Все было именно так. Эрден Геборен был здесь, во Вратах Бездны, отсюда он собирался повести своих Темных Рыцарей на битву с опустошителями под землей. И в этот момент он узнал об измене в Кэр Фэле. После многих лет войны, бесконечных сражений с опустошителями, тотами и нелюдями он узнал, что его народ восстал против него — Короля Земли.

Причины восстания до сих пор остались неясными. Некоторые историки предполагали, что причиной явились убытки, принесенные войной. Затраты на военные действия оказались слишком велики, ведь он вел своих рыцарей сквозь Подземный Мир больше дюжины лет подряд. Другие утверждали, что имел место заговор мошенников и бандитов, которые объединились против Короля Земли в последней попытке установить свое господство. Факт остается фактом — Эрден Геборен встретил свою смерть в Кэр Фэле, но ни одна рана не обезобразила его тело.

Теперь, почти восемнадцать столетий спустя, Габорн оказался в покое древнего Короля Земли — комнате, не потревоженной с тех пор, как он отправился на смерть. Габорну показалось, что сейчас он увидит тень самого Эрдена Геборена, терпеливо парящую в воздухе в углу комнаты, ожидая подходящего момента, чтобы поговорить с Габорном.

Охваченный горечью, Габорн прикоснулся к книге. Он развязал ремешки и открыл книгу на первой странице. Страницы ее представляли собой отдельные листочки. Некоторые из них истлели в пыль. Титульный лист был полностью занят рисунком, изображавшим большой дуб, а под ним — два создания, похожие на людей, с крыльями и лисьими мордами. Каждое существо держало в руках изогнутый меч с волнообразным клинком. Картинка была старательно выписана чернилами, хотя художник и не имел большого таланта. Прочитать заглавие Габорн не смог — текст был написан на незнакомом языке.

Габорн задрожал от восторга, ведь книга хранила тяжесть веков. Он принялся листать страницы. Теперь Габорн понял, что книга была написана на древнем альницийском наречии — языке, на котором говорили при дворе в течение тысячи лет, но теперь его почти полностью забыли. Габорн не мог прочитать древние письмена, но все же он понял — это была книга, написанная рукой самого Эрдена Геборена.

Габорн перевернул страницу. Почерк был уверенным и элегантным. Чернила были хорошо видны на пожелтевших листах. Однако манускрипт был далеко не закончен. Многие слова были вычеркнуты и целые абзацы вставлены на их место. Поля пестрели знаками вопроса. Очевидно, труд этот находился в работе.

Старый хозяин очага Биддлз будет в восторге, подумал Габорн. Этот том станет причиной большого празднования среди хранителей Комнаты Времени. Габорн засунул книгу за пазуху.

Оглядев еще раз убранство комнаты, Габорн заметил лишь старый жестяной колокольчик, посеревший от воздуха, да четыре медные монеты на полке — убранство комнаты было в высшей степени скромным. За дверью Габорн обнаружил старинное копье для охоты на опустошителя. Немного длиннее обычного, орудие не было похоже ни на одно из тех, которые Габорн когда-либо видел. Это было настоящее произведение искусства, выполненное не из стали, а вырезанное из кости опустошителя — скорее всего, из плеча крупного меченосца. Вокруг древка была намотана истлевшая кожаная ручка. Острие было украшено бриллиантами необычно большого размера, длинными и узкими.

Габорн улыбнулся — это было оружие самого Эрдена Геборена. Кость опустошителя за многие века должна была затвердеть и стать крепкой, как никогда, а кожу на ручке можно было легко заменить.

Он хотел, чтобы это оружие досталось мне, подумал Габорн.

Он взял копье и направился прочь. В дверях он помедлил, бросив прощальный взгляд на комнату. Эрден Геборен был скромным человеком, решил Габорн. Комната не обнаруживала ни малейшей склонности к роскоши и украшениям.

Он закрыл дверь и запер ее.

* * *

Йом наловила с дюжину рыбин и жарила их на камнях, лежащих вокруг небольшого костра. Она взглянула на Габорна и увидела сверкающую пику в его руках.

— Что ты нашел? — спросила она.

Улыбка озарила ее лицо.

— Крепость Врата Бездны, — ответил Габорн, — и древнюю опочивальню самого Эрдена Геборена. Она оставалась нетронутой все эти века. Я нашел его копье!

— А что еще? — поинтересовалась Йом.

— Древнюю книгу. Какой-то манускрипт, — ответил Габорн.

— Написанную самим Эрденом Гебореном? — удивилась Йом. Казалось, сейчас она вскочит на ноги и примется танцевать.

При виде ее откровенного ликования Габорн улыбнулся и кивнул. И тут же тревожно огляделся.

— Где Аверан? — спросил он.

— Она пошла вперед по дороге, сказала, что хочет прогуляться. Но я думаю, она просто очень огорчена потерей Биннесмана — ей хотелось немного побыть одной.

Используя Прозрение Земли, Габорн прощупал окружающее пространство и увидел, что Аверан действительно была недалеко. Опасность ей не угрожала.

Габорн вытащил том и показал Йом. Она развязала кожаные ремешки, открыла титульную страницу и медленно прочитала:

— Сказания… нет, думаю, это Учение о другом мире, изложенное тем, кто побывал среди Светлейших.

— Ты можешь читать на этом древнем языке? — удивился Габорн. — Я никогда не слышал, чтобы на нем разговаривали за пределами Палаты Разумения, Комнаты Языков. Где ты вообще могла его слышать?

— Меня научил советник Родхам. Он был настоящим ученым и считал, что для меня будет гораздо более ценным изучить альницийский, чем вышивку, — улыбнулась Йом.

Габорн уставился на нее с изумлением.

— История умалчивает о том, что именно Эрден Геборен узнал от Светлейших и Всеславных, — принялся он размышлять вслух, — теперь я знаю, почему: он не закончил свою книгу. Это грандиозная находка. Лишь самым могущественным волшебникам было дано пройти путь между двумя мирами, нашим и другим — Единственным Истинным Миром.

Йом перевернула страницу:

— Это очень древние письмена. Расшифровать их будет непросто.

Она сосредоточенно вглядывалась в текст, силясь прочитать написанное.

— «Глас мой груб — неверный инструмент. Язык мой сделан из латуни, нет на него надежды. Как смею я дерзнуть изречь слова, ниспосланные мне самими Светлейшими? Голос их подобен грому, они…» Я не знаю этого слова. «Слова их из чистого света, они шепчут в уши нашей души. Слушай глагол Светлейших, если можешь, если только жалкий глас мои не ослабеет, боюсь, он подведет меня… И все же я верю, что ты услышишь», — Йом тщательно подбирала каждое слово, стараясь как можно точнее передать смысл написанного.

Габорн весь превратился в слух. Йом с любопытством взглянула на него. Она наугад открыла страницу посередине книги и снова принялась читать: «И рек Фэль…»

— Кто такой Фэль? — перебил ее Габорн.

Йом легкомысленно улыбнулась:

— Некто, кто речет всякие откровения Эрдену Геборену.

Она снова углубилась в чтение:

— «Учись любить всех людей…» — он не мог решить, какое слово выбрать: «одинаково» или «безупречно».

— Если ты любишь всех людей безупречно, не значит ли это, что ты любишь всех одинаково? — задумчиво произнес Габорн.

Йом кивнула и продолжала:

— «Не стань одного выше другого, не цени богатого больше, чем убогого, сильного больше, чем немощного, доброго больше, чем жестокого, но возлюби всех людей в равной мере».

— Хмм… — призадумалась Йом.

Казалось, эти слова вызвали у нее беспокойство. Она медленно закрыла книгу.

До сих пор Габорн не слышал ничего подобного. Он не мог припомнить, чтобы кто-либо, не будь он королем, давал наставления, как люди должны относиться друг к другу. Габорн решил, что Фэль был королем среди Светлейших.

— Продолжай! — попросил он Йом.

Она снова открыла книгу. Морща лоб от напряжения, Йом стала читать дальше:

— «И вопросил я: „Возможно ли возлюбить всех людей с одинаковой силой?“ И ответствовал Фэль…» — Йом поморщилась, — здесь много текста вычеркнуто. Местами кажется, будто он хочет сказать, что мы должны научиться любить тех, кому мы служим. Он также пишет: «Давай каждому в равной мере твоей любви». Но тут на полях пометка со знаком вопроса: «Возможно ли объяснить…» Я думаю, он имеет в виду «объяснить людям, что служа всем в равной мере, ты проявляешь себя наилучшим образом. Другими словами, это высшая добродетель для человека». Этого слова я не знаю — «пренебрегая собственными нуждами»? «Ибо поистине есть человеки, желающие зла. И все же наш долг отплатить им только добром. Эти люди, находящиеся во власти ло… локи, идут против добра бездумно, не подозревая о том, что ими командуют ставленники Великой Истинной Хозяйки».

У Габорна от неожиданности закружилась голова.

— Ты уверена, что там сказано Великая Истинная Хозяйка? — задыхаясь, спросил он.

— Да, именно так! — ответила Йом.

— То есть он пишет о королеве опустошителей?

Биннесман предполагал, что Эрден Геборен преследовал какого-то конкретного опустошителя, имя которому локус. Но ни волшебник, ни Габорн не могли с точностью сказать, кого именно он искал.

— Мне кажется, он говорит о существе гораздо более сильном и могущественном, чем простой опустошитель.

Габорн хмыкнул и призадумался. Хроно учил его, что в мире существует лишь один порок: себялюбие — черта, присущая всем людям в равной мере. Порок этот мог служить достаточным объяснением тому, почему в мире так много зла. Ведь кто не желает для себя безграничного достатка, нерушимого здоровья или бескрайней мудрости, равно как и бесконечной жизни? Кто из нас не жаждет любви и поклонения окружающих?

Разумеется, эти желания вполне естественны, ведь они заложены в самой природе человека, размышлял Габорн. Сами по себе эти стремления не являются злом. Ибо, как говаривал отец Габорна, человек, которого стремление к богатству побуждает на труды праведные, привлекает благословение божественных сил как для себя, так и для ближних его. Женщина, жаждущая знаний и посвящающая учению многие часы, освящает своим присутствием любое общество. А сам Габорн? Как часто мечтал он стать таким правителем, одно имя которого будет вызывать восторг и почитание у его подданных. Самой справедливой мерой того, насколько хорошо король правит страной, Габорн считал любовь народа.

Только тогда вступаем мы в сговор со злыми силами, когда желание благ для себя становится непомерно велико — так велико, что мы готовы причинить вред другим, продолжал размышлять Габорн.

— Именно великую Истинную Хозяйку преследовал Эрден Геборен, когда смерть настигла его, — задумчиво проговорил Габорн. — Он вел войну с опустошителями больше десяти лет. Неужели, спустя столько лет, мы преследуем то же существо, которое искал Эрден Геборен? Возможно ли такое? Или так называют любого правителя опустошителей?

У Габорна внезапно возникло много вопросов, которые он хотел бы задать Аверан. Могла ли Великая Истинная Хозяйка прожить семнадцать тысяч лет? Что еще Аверан может поведать об этом загадочном существе? Габорн заглянул в туннель. Аверан и не думала возвращаться.

— Аверан! — позвал Габорн.

Слова его эхом разнеслись далеко по туннелю. Ответа не последовало.

— Аверан! — крикнула Йом.

Все впустую. Габорн прислушался к себе, пытаясь с помощью Прозрения Земли определить местонахождение Аверан. Он почувствовал ее присутствие примерно в миле вверх по туннелю.

«Куда она идет?» — подумал Габорн.

И тут же паника захлестнула его, ибо он почувствовал, куда она направлялась — Аверан шла навстречу опасности.

Глава десятаяПосланник Теней

Ребенок должен полагаться на веру, она будет вести его в отсутствие у него мудрости, приходящей с опытом, и дальновидности, присущей взрослому разуму. Некоторые превозносят веру, говоря, что она даст им преимущество, однако я предпочитаю мудрость и дальновидность.

Менделлас Дракэн Ордэн

Аверан ушла из лагеря в полном смятении. Она чувствовала сильное беспокойство, и с каждой минутой оно только росло. Посланник Теней следовал за ними по пятам, и девочка знала, что он никогда не оставит их.

В эту минуту Аверан поняла, что он наверняка ждет, когда они вернутся обратно в пещеру. Скорее всего, он устроит засаду где-то рядом с туннелем и, зарывшись в землю, спрячется там, оставив лишь одно или два щупальца над землей.

Зная, каким хорошим охотником был Посланник Теней, Аверан сомневалась, что даже Габорну удастся ускользнуть от него.

Единственной надеждой было найти еще один туннель опустошителей, уходящий еще глубже под землю. Казалось, шансы были не велики. Пролагатель Путей никогда не бывал в этих местах, и Аверан поняла, что потерялась.

Какое-то время девочка просто брела, оставшись наедине со своими переживаниями. Тревоги уводили ее все дальше в Подземный Мир. Воздух был теплым и тяжелым. Под его воздействием на стенах стали появляться узоры, переплетаясь между собой, они рисовали королевскую корону; зародившись в одном месте, ярко желтая плесень медленно распространялась по поверхности и, умирая, оставляла после себя золотистый ореол, который постепенно расползался по стенам. Откуда-то издалека Аверан услышала странный звук.

Она остановилась. Звук был похож на утробное урчание большого кота.

«Здесь же не должно быть котов, разве нет?» — задумалась Аверан. Но ведь она видела слепоглазок и крабов-слепцов, да и других животных, живущих на земле. Однако маловероятно, что здесь под землей обитают кошки.

Подземный мир таит в себе много разных странных вещей. И все же ни один из опустошителей, мозг которого она съела, никогда не видел кошку.

Аверан дошла до поворота и осторожно осмотрелась. Несколько пещерных ящериц, похожих на раздувшихся тритонов, устроились возле небольшого водоема и громко шипели друг на друга, будто бы боролись за какой-то приз. Звуки, которые они издавали, сильно напоминали урчание.

Хранитель Башни Посвященных знал, что это за ящерицы. Обычно они делали отверстия в земле и жили в илистой грязи. На вкус они были мягкими и безвкусными. Однако несмотря на обширные знания Хранителя, опустошитель никогда не слышал их песен.

Аверан подошла к ним поближе. Уловив движение, слепые ящерицы повернули головы в ее сторону, прислушиваясь, потом неожиданно нырнули в воду.

Сразу за местом обитания ящериц старая речка заканчивалась. Сотни небольших ходов, таких же узких, как волчьи норы, пронизывали каменные стены, их проделали в мягкой породе живущие в расщелинах гусеницы, похожие на гигантских многоножек. Гусеницы сверлили стены вдоль и поперек, это ослабило их, и потолок пещеры рухнул.

Аверан вдруг поняла, что единственный выход теперь — это идти в туннели. Однако следовать по слишком узким проходам было рискованно. Гусеницы, живущие в расщелинах, вырастали до пятидесяти футов в длину, ко всему прочему, они были плотоядны.

Протяженность ходов, проделанных гусеницами, могла составлять целые мили. Нужно найти верный путь через эти туннели. Аверан представила, как Габорн будет гордиться ею, когда узнает, что она отыскала для них дорогу.

Аверан трясло от страха. Она подошла к ближайшему входу и принюхалась. Ничего. Пахло горной породой и листьями папоротника. Гусеницы уже много лет не появлялись в этом туннеле.

В третьем проходе девочка почувствовала мускусный запах, характерный для яиц гусениц, и тут же отскочила назад. В двенадцатом туннеле она наконец нашла то, что искала — едва уловимый запах другого воздуха, пахнувший на нее откуда-то изнутри. Это означало, что либо нора ведет к другому туннелю опустошителя, либо по ней она сможет попасть в следующую пещеру.

Аверан колебалась. Она стала осматривать отверстие. Она сможет пролезть в нору, но удастся ли это Габорну и остальным?

Да, решила она, нужно только приложить некоторое усилие.

Девочка встала на носочки и заглянула внутрь. Нора была достаточно широкой, потому она с легкостью смогла бы забраться туда.

Но тогда получается, что гусеница, прорывшая эту нору, достаточно большая, и она спокойно может меня проглотить, вдруг пришло в голову Аверан. Мне не следует лезть туда. Габорн будет очень злиться.

Но Габорн ждал, пока будет готова его рыба. Вдруг опустошители уже настигли его? Тогда он будет искать путь, чтобы сбежать от них. А значит, он рассчитывает, что она укажет ему дорогу.

Да, я должна это сделать, сказала себе Аверан. Отыскав нужный путь, я сохраню для всех нас драгоценное время.

— Аверан! — позвал Габорн из глубины туннеля. — Подожди!

Она остановилась, ее сердце выпрыгивало из груди. Девочка обернулась и стала вглядываться вглубь туннеля. Вскоре на стенах появились пятна света, значит, Габорн был уже совсем близко.

Появившись из-за поворота, он увидел Аверан.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Просто осматриваюсь вокруг, — ответила Аверан, — стены туннеля обрушены, я искала обходной путь.

— Это опасно, — сказал Габорн, забеспокоившись.

— Это наш единственный шанс, — возразила девочка.

Габорн посмотрел назад, туда, откуда они пришли. Издалека доносилось тяжелое грохотание опустошителей, вторгшихся в Подземный Мир. Облизнув губы, он кивнул головой.

— Согласен, — сказал Габорн, — но я чувствую опасность впереди. Не просто опасность… смерть. Боюсь, если мы выберем эту дорогу…

— То что? — спросила Аверан.

— Не знаю, — ответил Габорн, — возможно, мне следует пойти первым, — он осмотрел вход в туннель и отступил назад. — Нет, Земля предупреждает меня, мне нельзя идти туда, и Йом тоже.

— Тогда пойду я, — предложила Аверан. — Может быть, все не так уж плохо. Я уловила свежий воздух там, внизу. По этой норе я доберусь до другой стороны туннеля.

Габорн стал тщательно осматривать проделанный в пещере проход, будто пытаясь обнаружить спрятанную в нем опасность, затем неуверенно кивнул.

— Да, — прошептал он, — это верный путь.

— Тогда разреши мне идти первой, — попросила Аверан.

— Постой, — сказал Габорн, рукой остановив ее, — рыба уже готова. Мы поедим и позже вернемся сюда.

Аверан была почти уверена, что Габорн нарочно медлил. В его глазах читалась растерянность, он не знал, что делать дальше.

* * *

После недолгого ужина, во время которого Габорн продолжал всматриваться куда-то вдаль в совершенной растерянности, Аверан была готова бросить вызов той норе. С помощью Габорна и Йом Аверан ловко забралась в узкий туннель. Внутри пол был забрызган высохшей черной слизью, оставшейся от гусениц. Ее выделяли эти твари и смазывали им свои жилища. Опустошителям нравился ее вкус.

— Никакой опасности здесь нет, — сказала Аверан Габорну.

— Возможно, — ответил Габорн, — но не принимай все на веру. Я чувствую угрозу. Может быть, это что-то незначительное. Но помни, ты не опустошитель. Существо, не представляющее никакого риска для опустошителя, может таить в себе смертельную опасность для тебя.

— Я буду осторожна, — пообещала Аверан. Она медленно поползла дальше. Ведь Габорн нуждался в ее помощи.

Девочка быстро двигалась внутри туннеля, прислушиваясь и пытаясь уловить грохочущие звуки, сопровождающие ползущих по камням гусениц.

Через несколько сотен ярдов Аверан добралась до выхода и высунула голову наружу.

Туннель вел в широкую пещеру. Она снова увидела русло реки, но что-то поменялось. Камни здесь были красного цвета и, должно быть, достаточно мягкие, ибо река стала шире. Потолок пещеры не раз обваливался, и с течением времени образовалось довольно просторное углубление. Своды пещеры устремлялись вверх на двести футов, и сталагмиты походили на окаменевший лес, а сталактиты, свисавшие с потолка, напоминали гигантские зубы.

По обеим сторонам дороги росли путаницы — растения, устилавшие пол пещеры плетеным ковром из своих корней. Огромные луковицы росли посреди этих переплетений и были похожи на большие полные горошин стручки. Однако Аверан знала, стоит ей наступить на корни, как ползучие побеги попытаются проглотить ее.

Девочка осторожно нагнулась к земле и принюхалась. Затем она сделала два шага вперед.

Едва уловимый запах опустошителя чувствовался в воздухе. Девочке почудилось слово «подожди». Это мог быть приказ, который прокричал кто-то много сотен лет назад, а возможно, это прошептали не так уж давно. Сказать точнее было нельзя.

— Габорн, — позвала Аверан, — я прошла через обвал, иди за мной.

Она не рискнула идти дальше без Габорна.

Но если здесь бывали опустошители, подумала Аверан, значит, из этой пещеры можно попасть в больший туннель. И если я найду этот туннель, а запахи укажут мне дорогу, то тогда я смогу узнать путь к Логову Костей.

Аверан внимательно смотрела под ноги на путаниц, боясь наступить на тонкие серые корни, не желая оказаться в их путах.

Впереди по обе стороны от девочки торчали два сталагмита, а дальше естественно образовавшийся каменный мост вел через глубокую пропасть. Там внизу, в ущелье, судя по доносившимся звукам, бурлила вода.

Вдруг Аверан задел небольшой камешек, упавший откуда-то сверху. Девочка тут же посмотрела наверх и закричала, увидев, как на нее летит что-то огромное, похожее на гигантского паука. Она попыталась отпрыгнуть, но чудовищная лапа уже схватила ее.

— Опустошитель! — закричала она.

Девочка вырвалась из когтей монстра и в надежде спастись бросилась к норе, проделанной гусеницами. Стебли путаниц, взбудораженные появлением опустошителя, крепко обвили ее ноги. Аверан шлепнулась на землю. Голова путаницы, похожая на стручок, стремительно ползла в ее сторону. Стручок раскрылся, обнажив жуткую беззубую пасть, полную маленьких волосков. Растение старалось дотянуться до нее, но безуспешно.

Опустошитель дернул за корень, вырвав стебель, опутавший лодыжку Аверан, после чего путаница, хромая, отползла назад. Девочка попыталась вскочить на ноги, но слишком поздно. Лапа опустошителя уже схватила ее и крепко зажала.

Аверан извивалась, пытаясь сделать вдох. Но даже благодаря всем ее дарам силы, девочка не могла сравниться с опустошителем. Он держал ребенка железной хваткой и быстро бежал прочь. Перепрыгнув через путаниц, одним прыжком он преодолел каменный мост.

— Габорн, — закричала Аверан, — на помощь!

Она повернула голову, чтобы посмотреть назад.

Зажатая в кулаке монстра, Аверан колотила по лапе, а тот, в свою очередь, так сильно тряс ее, что она боялась, как бы не свернуть себе шею.

Аверан уловила запах чудовища. Она знала этого опустошителя. «Как он нашел меня?» — спрашивала она себя, как ему удалось добраться сюда так быстро?

От изумления у Аверан перехватило дыхание, и тут Посланник Теней мгновенно исчез вместе с ней в темноте.

Глава одиннадцатаяПодарок Фейкаальда

Там, где есть надежда, локи сеют страх. Туда, где есть свет, локи несут тьму.

Отрывок о природе локи из «Сказаний о Другом Мире» Эрдена Геборена

Вода искрилась на солнце, озаряя все вокруг на многие мили, пока армия Раджа Ахтена направлялась на север Майгассы через Большое Соленое море. Вместе с ним шли трое пламяплетов, дюжина слонов, отмеченных рунами силы, и еще три тысячи Властителей Рун разной силы. Большинство из них принадлежали к знатным семьям, их доспехи украшал плотный белый и золотой шелк, алые тюрбаны сверкали рубинами размером с голубиное яйцо. И хотя их было не так много, они представляли собой великую силу, ведь это были не просто наемные воины; среди них были принцы, короли и шейхи древнейших государств Индопала, и даров они получили столько же, сколько имели золота. Более того, эти люди были рождены коварными и безжалостными, они появились на свет, чтобы обладать богатством и драться, и много лет назад они научились хранить то, на что однажды предъявили свои права.

Уздечки и седла их лошадей и верблюдов сияли драгоценными камнями, мечи и копья воинов сверкали стальными наконечниками.

Всадники двигались вперед, и из-под копыт были слышны всплески воды. В это время года идти через Соленое море было удобнее, чем огибать его вокруг. Зимой море становилось глубже и пересечь его на лошади не удалось бы, однако сейчас уровень воды достигал всего фута, и она едва скрывала небольшие углубления, полные белой соли. Море простиралось до самого горизонта. Вдалеке ярко светило полуденное солнце, и невысокие волны сверкали и переливались; казалось, горизонт искрился серебром, маня к себе. За морем на севере уже виднелась цепочка гор.

Радж Ахтен, одетый в белый шелк, ехал впереди всех верхом на сером императорском коне. При каждом шаге жеребца из-под копыт летели брызги. Вода тут же высыхала, оставляя на животе и ногах животного белые пятна соли. На голове всадника был надет тюрбан, спасавший его от полуденного солнца и скрывавший шрамы на обезображенном лице.

В этот момент Радж Ахтен заметил вдалеке одинокого всадника, тот пересекал море, направляясь к ним. Человек, одетый в черное, сидел верхом, наклонившись вперед, словно старик, а его черный конь, отмеченный рунами силы, спотыкался под тяжестью поклажи, крепившейся к седлу.

Радж Ахтен получил тысячу даров зрения. Его глаза были острее глаз орла, ведь ни один орел не мог уловить жара, исходящего от человеческого тела, да еще ночью. Или, например, сосчитать волоски на лапках мухи на расстоянии двадцати шагов. И хотя всадник сейчас был лишь далеким расплывчатым пятном, смутно напоминавшим человека, Радж Ахтен знал его имя: Фейкаальд, его верный слуга.

— О, Свет Мира! — прокричал Фейкаальд, когда наконец приблизился к своему хозяину. — Я принес вам подарок — сокровище, украденное прямо из-под носа Короля Земли!

Он сунул руку в суму и извлек оттуда целую горсть печатей силы, похожих на небольшие железные тавро размером с металлический гвоздь, с выгравированной на наконечнике руной.

— Это мои печати силы? — подняв руку, Радж Ахтен отдал армии приказ остановиться. Фейкаальд кивнул. Некогда отец Габорна забрал около тысячи печатей из сокровищницы Раджа Ахтена в Лонгмоте. — Как ты сумел заполучить их?

— Они были в повозке с драгоценностями в королевском кортеже, — ответил Фейкаальд, — там осталось почти двадцать тысяч! Вчера в полдень на юге скалы Манган Король Земли преследовал опустошителей и столкнулся с той ордой, которая уничтожила Каррис, тогда-то я и сумел выкрасть печати.

— И как он планирует использовать их? — задач допрос Радж Ахтен.

— Он везет их ко Двору Прилива, как мне кажется, — сказал Фейкаальд, — там он воспользуется ими, чтобы усилить свою армию.

— И из кого же состоит его армия? — спросил Радж Ахтен. — Кто из сильных воинов у него остался теперь?

— Лэнгли из Орвинна — его единственный и лучший воин, лорд, получивший сотни даров. По сути, армия Габорна практически уничтожена. Атака Синей Башни нанесла им огромный урон. Его воины ослаблены и ранены. С севера же на них собирается напасть дочь Лоуикера, чтобы отомстить за гибель отца, в которой повинен Габорн.

Как же глуп этот юнец, король Ордэн, подумал Радж Ахтен.

Печати силы были бесценны. Если бы Габорн рискнул использовать их, как следовало, то есть наделить дарами дюжину своих лучших людей, тогда, получив благодаря этому отличных воинов, он имел бы шанс остановить Раджа Ахтена. Но теперь между Раджем Ахтеном и Габорном стоял лишь один защитник — тот самый Лэнгли.

— Ты отлично справился, мой друг, — сказал Радж Ахтен, — новости, которые ты принес, радуют меня так же, как и сокровища. В качестве награды можешь взять себе сотню печатей силы. Возьми их и отправляйся к посредникам во Дворец Гуза в Дияззе. И передай им, что через двое суток мои силы примутся за Мистаррию, словно жнецы за пшеничное поле. И пусть они передадут мне по вектору мои дары, мне нужны они до наступления ночи.

— Все четыре тысячи? — спросил Фейкаальд.

— Несомненно, — ответил Радж Ахтен, — и для того чтобы передать столько даров, им понадобится двадцать посредников, готовых работать без сна в течение как минимум двух дней.

— О, Лучезарный, — возразил Фейкаальд, — Гуза — отдаленный оборонительный пост. Где ваши посредники станут искать Посвященных?

— Вели им осмотреть соседние деревни, — сказал Радж Ахтен, — там должно быть полно сирот, которые готовы продать свой разум или мускульную силу за то, чтобы набить живот рисом.

— Как вам будет угодно, — поклонившись, сказал Фейкаальд и устремил взор на восток. — К закату печати силы будут доставлены в Диязз.

Развернувшись на запад, всадник пришпорил коня и исчез из виду.

Глава двенадцатаяУбийство воронов

Когда Земля избрали своим королем Эрдена Геборена, он переименовал свои владения из Рофе-ха-авана, что означало «Свобода от Раздора», в Алнисиан и разделил земли между дюжиной своих самых верных подданных. Первым земли получил Маг Сендавиан, и, выбрав своей эмблемой черного ворона как символ хитрости и магии, он назвал королевство Кроутен. После его смерти государство разделилось на две части, чтобы каждому из его сыновей-близнецов досталось свое собственное королевство.

Из Истории Рофехавана, написанной Хранителем Очага Фредериком

Эрин Коннал в составе кортежа короля Андерса находилась в пути уже целый день. По левую сторону от короля ехала Ореховая Женщина, вокруг ее седла носились белки, устроив своеобразную игру: кто утащит больше орехов из кармана серого платья хозяйки. Справа от короля находился Селинор, он держался в седле чинно и величественно, так они трое двигались впереди, занимая всю ширину дороги. Поэтому Эрин Коннал вынуждена была находиться немного позади них, вместе с капитаном Гантреллом с одной стороны и королевским Хроно с другой. Вслед за ними ехали пятьдесят рыцарей в серебряных плащах с вышитой на них эмблемой черного ворона, знаком Южного Кроутена. Эрин была окружена.

Группа пробиралась на юг через горы среди зеленых холмов, раскидистых дубов и небольших красивых домиков. Король Андерс не спешил и не гнал своих лошадей, у каждого из этих домиков или деревеньки он останавливался и тщательно изучал местных жителей. Спустя некоторое время король мог поднять вверх руку и торжественно произнести:

— Я выбираю тебя. Я выбираю тебя для Земли. Если ты услышишь мой голос, предупреждающий об опасности, следуй ему, и я приведу тебя в безопасное место.

Иногда король долго пристально смотрел на мужчину или женщину, а после просто печально качал головой и проходил мимо.

Из-за того, что Андерс выбирал людей, путь на юг был долгим, лошади шли шагом, и в час они проделывали не больше десяти миль.

День был прохладный, облака медленно тянулись на юг. Там, на высоте, их полупрозрачная, еле заметная пелена скрывала солнце, столь же холодное и безжизненное, как взгляд мертвого человека.

Этот день казался Эрин каким-то странным и нереальным. Ей даже почудилось, будто линия облаков преследовала их. Однако вдали на самом горизонте тоненькая полосочка голубого неба все еще оставляла надежду на ясную погоду. Но над их головами и прямо за спинами, сгущаясь, надвигались тучи, словно пес, который устало плетется у ног хозяина. И неважно, быстро или медленно двигались всадники. Облака неустанно следовали за ними.

Не обращая внимания на необычные передвижения на небе, Селинор разговаривал со своим отцом. В течение нескольких часов он неспешно пересказывал все, что с ним произошло с тех пор, как он отправился в Гередон. Он начал со своей первой встречи с Габорном, после чего рассказал об их с Эрин битве с Темным Победителем и поведал об их броске в Каррис, где Габорн обнаружил отряды армии Радж Ахтена, спрятавшиеся в стенах города, окруженного тьмой опустошителей. От сына отец узнал о том, как Габорн использовал силы Земли, чтобы помочь Раджу Ахтену, его воинам и жителям Карриса, чтобы те самостоятельно смогли защититься от опустошителей. Но даже когда Габорн призвал на помощь великого червя, чтобы уничтожить беспощадного мага, предводителя полчищ опустошителей, Радж Ахтен не склонил колено перед Габорном, а наоборот, как собака, попытался устроить Габорну засаду после этой битвы. Габорн хотел было воспользоваться своими силами, чтобы убить Раджа Ахтена, но за подобную дерзость Земля забрала их у него. Селинор сказал, что Габорн теперь по-прежнему может чувствовать, когда опасность угрожает его Избранному, но он больше не может предупредить того, чтобы спасти. Теперь он будет мучиться, зная, что его люди погибают и страдают из-за него.

Пока Селинор держал свою речь, Эрин молчала. Она не доверяла королю Андерсу. Мысли путались в голове из-за недостатка сна, девушка так сильно устала, что сегодняшняя дорога проходила для нее словно в тумане, все казалось нереальным. Все деревья и холмы представлялись словно нарисованными, с неестественно четкими очертаниями, а дневной свет угнетал и придавал всему какой-то желтый оттенок. Ее немножко знобило, но она была слишком уставшей, чтобы чувствовать боль или тяжесть, сил не хватало даже на то, чтобы думать.

Пока Селинор докладывал королю Андерсу о своем путешествии, тот ехал с полузакрытыми глазами, склонив голову и полностью погрузившись в свои мысли. Он будто хотел представить себе сражение, и поэтому пытался вызвать у себя в голове его образ и прочувствовать то, что пережил Селинор. Время от времени король прерывал рассказ и задавал вопросы. Почти все вопросы были незамысловатыми. Например, он спросил:

— Вот это заклинание, брошенное беспощадным магом, ты говоришь, оно выжало из тебя всю воду. Как это?

— Когда оно попало в меня, — отвечал Селинор, — пот градом полился из всех пор, я почувствовал, что мой мочевой пузырь сейчас лопнет, это вызвало жуткое желание немедленно справить нужду. Ручьи пота неустанно стекали по телу. Одежда промокла в считанные секунды.

— И что насчет желания справить нужду? — спросил король Андерс.

— Пришлось сделать это прямо на месте, как обычно, — сказал Селинор. — Сражение было в разгаре, поэтому было не до кустов или каких-то там стеснений. Хуже было то, что я не мог остановить мочеиспускания.

Король Андерс с пониманием кивнул и позволил сыну продолжить.

Рассказ его длился часы. На любой вопрос, заданный королем Андерсом, Селинор отвечал с легкостью — слишком просто, по мнению Эрин.

Она вдруг вспомнила, ведь король Андерс послал сына шпионом в стан Габорна. Но хотя Селинор и говорил, что не доверяет своему отцу и беспокоится, не выжил ли старик из ума и потому избавился от своего собственного провидца, он продолжал играть роль шпиона. И теперь Селинор ничего не утаил. Эрин не была уверена, то ли король Андерс просто ловко умел добиваться нужного ответа — во время их разговора король вел себя спокойно, как обычный дружелюбно настроенный собеседник, всего лишь пытающийся разобрался в ситуации, — то ли у Селинора был слишком длинный язык.

Селинор рассказал все, вплоть до того момента, как Эрин выбрала его своим мужем: так поступали все представительницы рода Флидсов.

— Правда? — отреагировал на новость король Андерс, взглянув назад на Эрин. — Ты женился на ней? Твоя матушка будет в ужасе!

— Почему это? — спросил Селинор.

— Она давно мечтает о большой свадьбе в Южном Парке — чтобы были долгие месяцы подготовки и тысяча приглашенных лордов.

— Мне жаль, что это расстроит ее, — сказал Селинор.

Король Андерс повернулся и тепло улыбнулся Эрин:

— Да нет же, она не будет расстроена. В этом я уверен.

Когда Селинор закончил свой рассказ, король Андерс поинтересовался:

— Ты говоришь, Габорн путешествует с внушительным количеством печатей силы. Сколько их там?

— Пять больших ящиков, — ответил Селинор, — думаю, что отец Габорна похитил их у Раджа Ахтена во время захвата Лонгмота. Каждый ящик несут двое солдат, наделенных рунами силы, ибо ящики весят не менее трех-четырех сотен фунтов. Как мне кажется, в каждом ящике около четырех тысяч печатей силы.

— Гм… — удивленно хмыкнул король Андерс. — Действительно, это немалое сокровище. — Воины за спиной короля Андерса зашумели, вполне оценив размеры сего богатства.

— Ага, — прокомментировал Селинор, — это хороший куш, но помимо этого есть еще кое-что, что тебе стоит знать. Ты мог слышать, как посредники Габорна день и ночь напролет читают заклинания в Замке Сильварреста, отдавая дары, хотя сам Габорн не хотел принимать ни один из них.

— Не хотел? — спросил король Андерс.

— Он не любит прикосновений печатей силы, — ответил Селинор. — Говорят, он лорд, связанный клятвой.

— Сколько даров он уже принял на себя? — поинтересовался Андерс. Это был глубоко личный вопрос, эти вещи никто никогда не обсуждал на публике, отчасти из-за деликатности вопроса, отчасти потому что это было очень опасно. Эта информация могла быть полезна убийце-наемнику.

— Я не видел его шрамов, — сказал Селинор, — но мне известно, что он потерял свои дары, когда Радж Ахтен уничтожил его Посвященных в Синей Башне. После этого он получил несколько даров в Лонгмоте, но вряд ли их было много — я бы предположил, что где-то порядка пятнадцати — по одному мускульной силы, грации и метаболизма, четыре или пять жизнестойкости, возможно еще немного зрения и слуха. И могу сказать, даров обаяния и голоса он не получал.

Король Андерс понимающе кивнул:

— Что ж, это говорит о нем, как о хорошем человеке. Мне только хотелось, чтобы он стал более мудрым королем. Запомни, Селинор, ни один человек, наделенный властью, не может позволить себе роскошь иметь подобные сомнения.

— Некоторые полагают, что сомнения необходимы, и это отнюдь не роскошь, — возразила Эрин, пожалев о своих словах еще до того, как они слетели с ее уст.

— Они необходимы, — король Андерс развернулся так, чтобы лучше ее видеть и одарил ее радушной улыбкой, — я совершенно не преследовал цели оскорбить Габорна. Он изо всех сил старается, пытаясь справиться с очень тяжелой ситуацией. И я считаю, если он любит свой народ, то он обязан принять эти дары. Да, некоторые посвященные погибнут — мы всегда сожалеем о подобной утрате. Но если бы людям Габорна грозила опасность потерять своего короля…

Он вздохнул.

Эрин внимательно всматривалась в его лицо. Внешне ничего не говорило о том, что Андерс собирается убить Габорна и присвоить себе его печати силы, однако Эрин не могла выбросить из головы подозрения, что подобный план зреет в голове короля.

Король Андерс искоса посмотрел на Эрин:

— Ты не доверяешь мне, не так ли? — Эрин молчала. В ответ на свою реплику король услышал только стук копыт по сухой и пыльной дороге. — Почему же?

Эрин решила не говорить ему правду о том, что она не доверяет ему, ибо даже его собственный сын боялся, что он сошел с ума. Возможно, он сам убил своего провидца, сделать это было в его силах, для того чтобы избавиться от Габорна.

Но даже теперь Эрни до конца не понимала, зачем же король Андерс направляется на юг в Мистаррию. Он говорил, якобы его цель — попытаться остановить войну, которую он сам же начал. Однако король совсем не торопился.

Чтобы нарушить неловкое молчание, Селинор вдруг выпалил:

— Ей снился сон о тебе. Во сне ты был локи.

Король Андерс хотел было тотчас же опровергнуть это утверждение, но, секунду поразмыслив, посмотрел на нее с подозрением:

— Кем был?

— Ей приснился филин из Другого Мира, — продолжил Селинор, — и птица сказала ей, что она должна остерегаться существ, называемых локи, они являются своего рода квинтэссенцией, сгустком зла. Оно может проникнуть в человека и использовать его, словно свои доспехи.

Король Андерс воздел руки к небу и приказал своим людям остановиться. Он развернул коня и стал пристально смотреть на Эрин, словно пытаясь отыскать подходящий ответ.

— Тебе снился филин?! — спросил король Андерс. — Скажи мне, что это был за филин — какой-то особый вид совы, сипуха, например.

За ее спиной послышался сдавленный смех нескольких рыцарей. А один из них даже изобразил уханье совы.

Эрин почувствовала, что начинает краснеть. Она была просто в ярости от того, что Селинор рассказал отцу ее секрет. Девушка никогда и ни за что не стала бы открыто говорить о своем сне.

— Это был филин из Другого Мира, — ответила Эрин, — он сидел в дупле под очень-очень большим деревом.

— И он поведал тебе, что я… локи?

— Нет, — сказала Эрин, — птица не назвала ваше имя. Она лишь предупредила, что локи пришел в наш мир, спрятавшись в теле Темного Победителя, которого убила Миррима. Я не знаю, вселился ли он в вас или нет, мне лишь известно, что теперь он будет искать хозяина, а вы в последнее время ведете себя странно.

На минуту Эрин показалось, что окружающие восприняли ее слова всерьез, но тут заговорил король Андерс:

— Девочка моя, быть может, в этом твоем сне какая-нибудь жаба или мышка высказалась в мою защиту?

При этом все воины взорвались громким смехом, а Эрин покраснела еще сильней от гнева. Король позволил им немножко посмеяться, но потом поднял руку, прося тишины.

— Прости меня, — сказал король, — мне не следовало говорить так с женой моего сына. Я не хотел поставить тебя в неловкое положение. Я уверен, этот сон был не из простых…

— Это был не сон, — возразила Эрин, — это было послание, настоящее послание. — На мгновение на лице у Андерса отразилась обида. Стоявший за ним капитан Гантрелл закатил глаза. — Маги Раджа Ахтена вызвали Темного Победителя в Мистаррии, — стала объяснять Эрин, — в городе под названием Твинхавен. Они полностью сожгли город вместе со всеми жителями, совершив жертвоприношение темным силам. Они открыли дверь в другую землю и позволили чудовищу пройти через нее. По дороге назад в Каррис мы с Селинором остановились в этом городе. Нас ждали пламенеющие развалины и догоравшие останки, лежавшие вокруг дороги, они образовывали огромный круг. Было ощущение, будто дверь в другую землю еще открыта. Я бросила свой кинжал туда, где были начертаны руны. Пройдя сквозь огонь, клинок исчез из виду. О землю он так и не стукнулся. Тогда мы узнали, что дверь еще не закрылась.

При этих словах воины, окружавшие Эрин, замолчали. Они могли смеяться над ее сном, но только если это действительно был всего лишь сон. Каждый из них когда-то уже слышал о посланиях, и теперь, когда девушка рассказала об обстоятельствах, которые сопутствовали видениям, их веселье прошло и они выглядели скорее напуганными.

— Позднее той же ночью, — сказала Эрин, — мне снилось, будто филин из другого мира держит мой кинжал в клюве. И он предупреждал меня об опасности.

Тут заговорила Ореховая Женщина:

— Это на самом деле было послание, или я не волшебница! Я чувствую это. Могу дать слово, что не филин говорил с тобой. Это был один из Светлейших или даже один из Всеславных. Многое даже в настоящих посланиях выглядит как сновидение.

Эрин задохнулась от удивления. Возможно ли, что Светлейший или же Всеславный говорили с ней? Для нее это были те, кто существовал лишь в легендах. Они помогали великим людям, таким как Эрден Геборен. Но девушка и представить себе не могла, что один из них станет помогать ей.

— А почему он предстал перед ней в образе филина? — задал вопрос Селинор.

— Потому что филин напоминает нам об Эле, мудром властителе Другого Мира, — ответила Ореховая Женщина. — Возможно, из-за его имени, а может быть, филин был его любимцем. Но прислушайтесь к моим словам, мы все время должны помнить об этом предупреждении!

Долгое время царило молчание. Эрин огляделась. Рядом с ней стояли воины, облаченные в плащи с изображением ворона, эмблемой Южного Кроутена, и тут ей в голову пришла мысль. Символом короля Андерса был ворон, а филины ненавидят воронов. Они готовы убить их любой ценой, а вороны в ответ нападают на филинов в их гнездах и с рассвета до самого заката терзают их, пока не прикончат.

«Не потому ли посланник предстал передо мной в образе филина?» — подумала Эрин.

— Хорошо, — сказал король Андерс, — предположим, это настоящее послание. Но с чего ты взяла, будто этот… локи, ты так назвала его?.. Почему ты боишься, что он решит вселиться именно в меня?

— Миррима, расправившись с Темным Победителем в замке Сильварреста, — ответила Эрин, — освободила его элементаль, огромный и мощный смерч. Он двигался на восток. Биннесман говорил, что он все еще способен принести много несчастий.

— Он мог дойти до Кроутена, — заметил король Андерс, тревожно сдвинув брови, — хотя между замком Сильварреста и моим королевством многие мили. И на пути стоит несколько городов — замки Дониз и Эммит, и еще крепость у Красной Скалы. Если то, что ты говоришь, правда, это существо может оказаться где угодно и в ком угодно. Может выбрать тело рыцаря, торговца, прачки. В этих городах десятки тысяч людей.

Однако Эрин подозревала, что локи едва ли понравится жить в теле прачки. Ведь это был Темный Победитель, властитель Другого Мира. И подобный дух, да еще стоящий на стороне зла, непременно будет стремиться к власти. И дело было не только в том, в какую сторону направился вырвавшийся элементаль. Девушка вспомнила о провидце, упавшем со смотровой башни Андерса, и о том, что король настроил своих союзников против Габорна.

Король Андерс довольно долгое время сидел молча, погрузившись в свои мысли. Наконец, он вздохнул и обратился к одному из своих воинов:

— Сэр Баннерс, возьмите трех человек и отправляйтесь в Гередон в восточные провинции и обыщите там города. Будьте внимательны к любым признакам присутствия локи — совершенные убийства и кражи, — Андерс на минуту замолчал, задумчиво закусив губу. — Возможно, мне следует поехать самому. Ведь мой дар мог бы помочь мне, и, заглянув людям в души, я смог бы обнаружить локи. Он не сможет спрятаться от меня или Габорна.

— Ты прав при условии, что он до сих пор в Гередоне, — заговорил Селинор, — возможно, он уже здесь в Кроутене. А может быть, проскользнув мимо нас, он сейчас блуждает где-то на востоке.

Король Андерс медленно кивнул:

— Верно. Я мог бы потратить на его поиски многие месяцы. А у меня есть более важные дела, которые требуют решения. Что-то мне подсказывает, искать нам стоит на юге, в Мистаррии.

Итак, Баннерс и его команда отправились на север, а король Андерс устремился на юг. Эрин решила больше не высказывать свои доводы и время от времени обдумывала то, как король Андерс отреагировал на новость о виденном ею послании. Он был спокоен и мягок в выражениях, но девушка видела, как он тяжело дышал, когда говорил, словно контролируя свои слова.

Она наблюдала за ним целый день и заметила, что большую часть времени на его лице сияет добродушная улыбка. Иногда король тихонько смеялся над какими-то пустяками — например, когда солнце выглядывало из-за облака или белка перепрыгивала с лошади Ореховой Женщины на его собственную. Но смех его не был похож на грозный хохот, принадлежавший магу ветра из Инкарры.

И что же хотел сказать ей филин? Что Асгарот был самым коварным из всех локи?

Можно не сомневаться, что хитроумный дух не раскроет себя. Он останется в тени и будет творить зло, находясь под завесой тайны.

Еще кое-что, сказанное королем Андерсом, тревожило Эрин. Локи может быть где и в ком угодно. Возможно, он укрылся в теле Гантрелла или даже Селинора. Несмотря на все знания и догадки, Эрин ни в чем не была уверена.

Эрин хотелось знать больше. Она чувствовала, что ей необходимо поговорить с филином из Другого Мира.

Она боролась со сном уже два дня. После полудня, когда солнце стало спускаться к горизонту, предвещая наступление ночи, во время одной из многих остановок для отдыха лошадей Эрин, уединившись, удобно устроилась под растущим у дороги старым орешником, прислонившись спиной к стволу дерева.

Несмотря на шум и суматоху вокруг нее, девушка вскоре заснула. Проснулась она в Другом Мире.

Стояла ночь. Эрин оказалась внутри дупла в огромном дереве. Снаружи вспыхивали молнии, в небе слышались раскаты грома, буря завывала в кроне дерева, так что ветви скрипели и сгибались под порывами ветра, и шумно шелестела листва.

Ветер донес до ее уха крики. Чудовищные, похожие на вон волков, крики Темных Победителей. Девушка не сомневалась, это не шторм завывал снаружи.

Эрин уставилась в темноту, пытаясь отыскать какие-то признаки присутствия птицы. Благодаря вспышкам молнии девушка заметила знакомые переплетения сучков и корней, когда-то уже виденные ею внутри дерева. Рядом с гнездом филина лежала кучка костей ланей и других небольших животных, в дальнем углу виднелись ступеньки, минуя раздвоенные корни, они вели вниз в еще одну полость. Над входом было выточено женское лицо, волосы незнакомки ниспадали, с обеих сторон украшая отверстие в туннеле.

Эрин поднялась на несколько ступенек наверх и высунула голову через отверстие наружу. Ветви гигантского дерева раскачивались на ветру, а их тени скрывали небо. Однако вспышки молнии позволили Эрин разглядеть в небе очертания огромной стаи Темных Победителей, похожих на летучих мышей.

Сердце в груди учащенно забилось. Девушка спряталась обратно в дупло. Сбежав по ступенькам вниз, она бросилась в самый дальний угол своего укрытия; миновав проход с резным портретом женщины, который то и дело озаряла сверкавшая молния, она очутилась в укромном месте, куда не мог проникнуть ни один лучик света. Так Эрин наткнулась на еще одну лестницу, ведущую дальше вниз, под землю. Наконец, она оказалась в другом помещении, эхо ее дыхания подсказывало, что стены здесь были сделаны из камня. Девушка не могла разглядеть ничего вокруг.

В полной темноте Эрин остановилась.

«Где же филин?» — подумала она.

«Филин, ты здесь?» — закричала Эрин, не произнося при этом ни слова. Мне нужна твоя помощь!

Несколько минут девушка стояла и звала его, но ответа не последовало.

Ей вспомнился тот момент, когда она первый раз увидела птицу. Тогда она сказала, что не хочет больше говорить с ней. Вероятно, филина здесь уже нет.

Возможно, он где-то там, снаружи, подумала Эрин, сражается с Темными Победителями, или же пытается скрыться от них.

Или филин где-то рядом, но не рискует говорить с ней, боясь, что враг обнаружит их.

Наконец она услышала его очень тихий голос:

— Да, — сказал филин, — враги окружают тебя, неужели ты не чувствуешь запаха зла? Даже сейчас они где-то рядом с тобой, прислушиваются, чтобы прочесть твои мысли.

Глаза Эрин открылись. Девушка поняла, что проснулась, сердце учащенно билось в груди, она по-прежнему лежала в тени большого орешника. Вдруг листья зашелестели, поднялся ветер.

Неподалеку, у подножия холма, рыцари Кроутена поили своих лошадей в небольшом ручье с островками сочной зеленой травы, торчащей из воды.

Король Андерс и Селинор о чем-то беседовали, но стоило девушке остановить взгляд на них, как Андерс тут же повернул голову в ее сторону. В его взгляде было что-то подозрительное. Возможно, он говорил сейчас о ней?

Селинор тоже посмотрел на нее. Эрин быстро закрыла глаза, притворившись, будто спит. Наблюдавшие отвернулись.

Они говорили о ней, в этом девушка была уверена.

Эрин быстро поднялась и побежала по склону вниз. Всадники отпустили лошадей, и те ходили кругами в поисках сочной зеленой травы. Один жеребец, проходя между Эрин и Селинором, вдруг остановился и какое-то время, не двигаясь с места, неспешно пережевывал траву.

Эрин оказалась за его спиной и услышала, как король Андерс спросил:

— Ты уверен, что во время битвы при Каррисе она не получила удар по голове? Понимаешь, меня настораживают все эти ее рассказы — не сошла ли она с ума.

— Была такая неразбериха, — ответил Селинор, — повсюду были опустошители. Но я бы заметил, если бы ее ударили по голове. Скорее всего, она сошла с ума еще раньше.

Король Андерс глубоко вздохнул. Схватив коня за поводья, Эрин пригнулась, спрятавшись за ним, как за стеной. Она застыла на месте и слушала.

— Ты не расстроен, что я женился на ней? — поинтересовался Селинор.

— Расстроен? — переспросил Андерс. — Боги, конечно, нет! Ты не мог найти лучшей партии. Она же дочь герцога Палдана, а это открывает тебе дорогу к трону Мнстаррин, а возможно, даже и Гередона.

Ранее этим утром Селинор не говорил о происхождении Эрин. Как представительница рода Флидсов, мать Эрин выбрала мужчину, который лучше всех смог справиться с ролью производителя потомства, однако она при этом никогда не упоминала имени Палдана. Эрин, в свою очередь, поведала имя мужу, но строго запретила называть его кому бы то ни было, принимая во внимание то, как все это может повлиять на и без того запутанную политическую ситуацию в Мистаррии.

Теперь же Селинор разболтал все своему отцу.

«Что за человек мужчина, за которого она вышла замуж?» — задумалась Эрин. Он отправился в Гередон, чтобы шпионить за королем Земли, и к тому же разузнал все, что касается Эрин Коннал и ее родословной. По-видимому, он специально втерся к ней в доверие, рассказав о том, что считает своего отца сумасшедшим.

Теперь стало ясно, что все, о чем она рассказала ему, совсем не тайна. А что, если он специально настраивает ее и своего отца друг против друга?

После продолжительной паузы король Андерс заговорил:

— Я беспокоюсь за твою новоиспеченную жену. Если она и дальше будет продолжать всем рассказывать про свои послания, то ты сам знаешь, что мы должны будем предпринять.

— Сделать ее пленницей? — спросил Селинор.

— Для ее же собственного блага, — ответил Андерс, — и ради блага твоей дочери.

В этот момент у Эрни что-то екнуло в животе.

— Моей дочери? — удивился Селинор.

— Да, — подтвердил Андерс. — Когда сегодня утром я говорил с Эрин, я почувствовал не одну ее жизнь, а две, вторую внутри нее. У ребенка, которого она носит, благородный дух. Он станет одним из великих. Мы должны сделать все возможное, чтобы защитить их обоих и проследить, чтобы ребенок родился в положенный срок.

На долгое время повисло молчание, и тут вдруг Эрин заметила тень рядом с лошадью, это был ее муж.

— Эрин, — сказал он, — ты уже проснулась?

Селинор взял лошадь за поводья. Он стоял и смотрел на нее, оставаясь за спиной у животного. Его взгляд был холодным и суровым. Он знал, она подслушивала их. Девушка понимала, любой неосторожный шаг может привести к тому, что ее закуют в цепи прямо сейчас.

— Да, — ответила она. — Твой отец только что сказал, что у меня будет ребенок? Девочка?

— Да, — широко улыбаясь, ответил король Андерс. — В середине лета ты станешь матерью.

Эрин на секунду задумалась, размышляя над тем, как ей следует поступить и как она может спастись от них. Бежать и драться было бы глупо. Вороны окружали ее со всех сторон. Поэтому она решила действовать осторожно. Она вышла из-за лошади, ласково коснулась подбородка Селинора и поцеловала его в холодные губы.

— Посмотрите только, какой жеребец мне достался, — сказала она. — Нам хватило всего одной ночи в амбаре. — Девушка одарила Селинора широкой улыбкой, тот мгновение пристально смотрел на нее, затем улыбнулся в ответ.

Король Андерс разразился смехом, будто бы тяжелый груз свалился с его плеч:

— Давайте отправляться в путь. Ветер поднимается, думаю, надвигается буря. Нужно постараться добраться до замка у Врат Ворона, прежде чем стемнеет.

Врата Ворона — так называлась огромная древняя крепость на южной границе Кроутена. Сейчас там находились десятки тысяч воинов Андерса, практически вся его армия. И тут Эрин вспомнились слова ее матери об этой крепости: «Глубоко под землей во Вратах Ворона спрятаны темницы, и никто, раз оказавшись в них, не смог сбежать».

Книга двенадцатая